НАТУРАЛЬНОСТЬ КАК ЭЛЕМЕНТ ХУДОЖЕСТВЕННОЙ ХАРАКТЕРИСТИКИ ПРОЗЫ С. А. ПЕСТУНОВА

Янковская Ольга Викторовна

канд. филол. наук, старший преподаватель кафедры НХТ,

 ФГБОУ ВПО

 «ХГУ им. Н. Ф. Катанова», г. Абакан

E-mail: yankovskaya_ov@mail.ru

Понятие натуральности в литературоведении тесно связано с понятием мимесиса в индивидуальном творчестве писателя. Ученый-литературовед Ю. И. Минералов предостерегает от «односторонности в толковании термина «мимесис» [2, с. 189], мотивируя это тем, что «предметом специального рассмотрения служит лишь мимесис в стиле. А в сфере стиля, понятным образом, невозможно то прямое, «наглядное» подражание зримым явлениям жизни (или природе), «жизненным аналогам», которое осуществляется, например, коллизиями сюжета в отношении реальных событий и обстоятельств или поведением литературных персонажей в отношении реального человеческого поведения» [2, с. 189].

Упоминая о некоторых авторах (Г. Н. Поспелов, Н. Г. Чернышевский), считавших, что Аристотель, «открывший» явление мимесиса, имел в виду подражание жизни, подражание природе, Ю. И. Минералов утверждает, что реально важным явлением является «мимесис по отношению к явлениям духовной культуры» [2, с. 356].

Разумеется, писатель творит не в вакууме, весь образный материал он получает, видя окружающий мир, который, варьируя и дополняя фантазией, и отражает в своих произведениях.

Следует отметить, что произведения С. Пестунова «населены» героями, прототипы которых достаточно легко узнаваемы. В доказательство присутствия «отражения» реальных жизненных коллизий в его творчестве, приведем цитату из статьи-отзыва на книгу С. Пестунова «Жизнь бы текла да людей радовала» его современника писателя К. Егорова: «Читая книгу, постоянно вспоминаешь и узнаешь события из жизни республики, людей, которые жили или продолжают жить рядом. А некоторые читатели без труда узнают себя. Правда, немного изменены имена и фамилии. Особенно рельефно это видно в рассказах «На охоте в день воскресный», «Жизнь — не разбитое корыто», «Душа — не яблоко раздора», «Уха из акульих плавников» и многих других. <…> Пестунов пишет о своих родных, товарищах по работе, знакомых» [1, с. 4]. И, если его ранние произведения раскрывают события из жизни людей периода Великой Отечественной войны, то в последней книге читатель все чаще сталкивается с рассказами-зарисовками, оценками, юмористическими и сатирическими набросками на злобу дня.

Поскольку в произведениях С. Пестунова изображается самая обыкновенная обстановка и в этой типической обстановке действуют обычные люди, в качестве их речевой характеристики автор стремится передать диалектные особенности и лексику крестьянского обихода.

«Устная речь являлась постоянным и неиссякаемым источником стилистических средств в художественной литературе, — рассуждает о проблемах русской литературы 60-х годов ученый Б. Томашевский. — Совершенно естественно, что литературные герои характеризуются также и особенностями их разговорного языка» [5, с. 148].

Данное высказывание в полной мере можно отнести к творчеству С. Пестунова, который родился в небольшом сибирском селе, детство и юность провел в близком соседстве с тайгой. Вырос среди крестьян, и заботы о хлебе, огороде, земле были для него повседневностью.

Сама среда, сами условия быта сформировали неистощимый интерес к деревне, ее трудам и людям, подарили знание характеров, традиций, обычаев, развили безошибочный слух к народной речи, ее местным особенностям.

Язык героев С. Пестунова по своей лексике является крестьянским. Невестка матери автора Клава из рассказа «Островок спасения» говорит:

«— Зачем мне горбатиться с этой овощью, когда моя невестка Надька, заполошная дура, всегда из каменного погребка и капустки, и огурчиков подбросит. Приду с пустыми ведрами на коромысле, а уж от нее всегда нагруженной ухожу. Пускай горбатится, ежели ей нравится…» [4, с. 8—9].

Вот образец речи сельчан:

«— Обнова-то вся так полымем и горит. Да и вы, как косачи на токовании. Петухи, одним словом» (рассказ «Красные рубахи») [3, c. 111].

Как видим из приведенных примеров, просторечие вводится автором в прямую речь персонажей как сильное средство характеристики. Разговорная речь, как бытовая, обладает гораздо более развитой системой стилистических средств, чем письменная, передает всю сложную гамму эмоций от ласкательных до грубо бранных форм.

Особое место в стилистическом отношении занимает употребление просторечия, характеризующего не определенный социальный слой, а речь определенного характера, возникающую в соответствующих условиях в любом социальном слое.

«— Ой, горе! Да такое, что высказать-то стыдно. Все нутро уже выело у нас с Лешей. От позора из дому боимся выйти. Ой, мамоньки, мамоньки! Как мне больно, если бы ты знал. Ну, хоть в петлю лезь…» (Сестра Надя, «Островок спасения») [4, c. 12].

При этом пестуновская лексика — это лексика Хакасии, местности, хорошо знакомой автору, где он прожил всю жизнь. Доказательством может служить концентрация областных слов в следующем небольшом отрывке:

«— Николай Катков на влазены приглашает. Дом ему новый совхоз дал. Свой мал для семьи стал. В него мать с отчимом переселил. Хватит старикам жить в курной хатке под Колодцевой горкой. Каждую зиму он их из-под снега откапывал. Заносит его под самую крышу» (мама автора, «Ах ты степь, ты степь») [3, c. 7].

Стремясь создать впечатление естественного, живого разговора, С. Пестунов разрушает «книжный» способ выражения: предложение разбивается на отдельные фразы; меняется порядок слов; разрушается последовательность, а иногда и логическая связность мыслей; обычны экспрессивные, оценочные вставки; неожиданные переходы и т. д.:

«— Вы же только сичас гнали?

— Верно, Дима. Гнали, вишь, овец с полосы на лютик.

— Да самогон, говорю, гнали! — Тьфу ты, черт! Пиво, говорю, варили?...

— Какой самогон? Какое пиво? Гражданин начальник, он што же это на нас напраслину возводит? — обиделись мужики, хлопая глазами» (рассказ «Сватова деревня») [3, c. 117].

В своей речи герои С. Пестунова употребляют не только диалектные, просторечные слова, но и жаргонизмы (обычно связанные у него с охотой, рыбалкой, либо журналистикой).

«— Ты разве пятеркой кряковую бьешь?

— Только пятеркой.

— Я тройкой. Это уж наверняка!

— Сколько берешь?

— Тыщу!

— Да я говорю, сколько бутылок?

— А-а-а… Ти-шш-ш… Пять хватит?

— Да как дела, значит, пойдут…» (рассказ «Знай наших!») [3, c. 59].

Помимо диалектных, просторечных и изредка жаргонных слов, речь героев С. Пестунова наполнена пословицами, поговорками, а в более поздних рассказах еще и анекдотами (ср. речь деда Емельяна («Первая гроза») и речь героев рассказа «Уха из акульих плавников»).

Появление в более поздних рассказах «героев-интеллигентов» характеризуется наличием в их речи книжной, высокой лексики: каковой, именуемый, грядущее, безбрежный простор и др. Следует, однако, отметить, что участки текста с указанной лексикой (как и с жаргонной) используются гораздо реже, их полностью подчиняет себе обиходно-бытовая тональность.

В речи автора также наблюдается имитация крестьянской речи с характерными крестьянскими словечками: плуг, тягло, чапыги; но чаще в его репликах противоречиво объединяются и сказочно-фольклорные элементы за ради хлебушка, и разговорно-просторечные (основной упор автор делает именно на характерные для просторечной лексики устойчивые сочетания слов): горы свернет, руки — как крюки, не к месту пришелся, душа не лежит и др.; и сюда же проникает фразеология, связанная с совершенно иной, газетной сферой: типографский корректор, гранки рассказа.

Произведения С. Пестунова «населены» героями, прототипы которых достаточно легко узнаваемы, в них изображается самая обыкновенная обстановка и в этой типической обстановке действуют обычные люди, речевая характеристика которых передает диалектные особенности и лексику крестьянского обихода. Основу авторского языкового стиля составляет локализация внимания писателя на реальной речи. Те явления в языке, которые Ю. И. Минералов называет «мнимыми неправильностями», проявляются в произведениях С. Пестунова довольно часто и имеют мотивировку в реальной речи. Натуральность художественного стиля писателя особенно рельефно проявляется в речевом «потоке» повествования. Он обыгрывает в диалогах героев крайние пласты лексики и фразеологии современного литературного языка (разговорно-просторечная, диалектная, с одной стороны, и книжная, высокая, с другой), объективно рисуя языковой портрет современника.

Список литературы:

1.        Егоров К. Его последняя книга // Хакасия. — 1998. — 4 марта. — С. 4.

2.        Минералов Ю. И. Теория художественной словесности (поэтика и индивидуальность). — М.: ВЛАДОС, 1999. — 360 с.

3.        Пестунов С. Сватова деревня: повесть. — Красноярск: Красноярское кн. изд-во, 1979. — 216 с.

4.        Пестунов С. А. Жизнь бы текла да людей радовала: повести и рассказы. — Абакан: Изд-во ХГУ им. Н. Ф. Катанова, 1997. — 348 с.

5.        Томашевский Б. В. Стилистика. — 2-е издание, исправленное, дополненное. — Л.: Изд-во Ленинградского ун-та, 1983. — 288 с.