КАЗАРМЕННЫЙ БЫТ В САТИРИЧЕСКОМ ИЗОБРАЖЕНИИ В ПЕРВОЙ КНИГЕ РОМАНА В. П. АСТАФЬЕВА «ПРОКЛЯТЫ И УБИТЫ»

Соломенцева Клёна Викторовна

 аспирант УлГПУ, г. Ульяновск

E-mail: kliona86@mail.ru

Роман В. П. Астафьева «Прокляты и убиты», в особенности первая книга («Новый мир», 1992 г.), вызвал резкие отклики критики и читателей. Так Н. Лейдерман и М. Липовецкий, назвали новый роман В. П. Астафьева «физиологическим лубком» [6, с. 127]; критик И. Дедков отмечает перегруженность астафьевского романа очерковостью, запальчивой публицистичностью [3, с. 20].

Негативно восприняли роман и читатели, отмечая резкий тон астафьевского стиля: «Кривая правда» («Роман заносчиво-дерзкий, ядовитый. И — духовно мертвый») [9]; «Злобный вымысел Астафьева» («Его роман «Прокляты и убиты» — злобный пасквиль на собственное поколение и время, в котором он имел несчастье пребывать») [8]; «Не дочитал. Не смог. Мы так не договаривались: я сел читать книгу о войне, а получил политический памфлет, местами просто-таки брызжущий ядом на всё советское без разбору» [10].

Исследователь творчества В. П. Астафьева объясняет изменение манеры повествования в романе тем, что автор, «вероятно, остро ощущает происходящие перемены в общественном сознании: оно становится более реалистичным, «трезвым» [5, с. 230]. В частном письме Астафьев следующим образом характеризует произошедшие в нем самом перемены, реализующиеся в большей степени в его «романе о войне»: «так развязно» я еще не писал — это точно, видно, пора приспела» [2, с. 25].

«Развязность» стиля чувствуется на всем протяжении романа, особенно в его первой части, название которой «Чертова яма», являющееся не только метафорой, но и реальностью. Реальностью, которая на разных уровнях подвергается сатирическому обличению (социально-политический, бытовой, военный).

Свое неприятие Астафьев выражает с помощью сатирических приемов, потому что предметом сатиры всегда является отрицательное, социально-комическое. Сатира содержит резкое, решительное, беспощадное переосмысление объекта изображения: «Сатира является всегда формой отрицания и осуждения» [4, с. 140].

В данной работе мы рассмотрим лишь бытовой уровень: условия, в которых находились солдаты запасного полка, так как именно здесь наиболее жестко, не скупясь на выражения, автор в полной мере проявляет свое недовольство по отношению к происходящему.

Главный сюжет первой книги романа Игорь Дедков определяет как «испытание молодых людей казармой» [3, с. 25]. Начинается повествование с того, как в 21-й запасной пехотный полк по воле автора вместе с очередным пополнением прибывает и читатель. У читателя и у критиков остаются яркие, будоражащие впечатления после всех испытаний, выпавших на голову восемнадцатилетних юнцов. И критики и читатели восприняли «чертову яму» в ее прямом значении: как «лагерь», «лагерный ад», «преисподнюю», «первозданную пещеру», как проступающий «мрачный опыт ГУЛАГа».

И в самом деле — место это адово: «равнодушно-злые люди», выгоняющие новобранцев из вагонов, «хриплый ор», «безвестность», «вселенский вой иль стон», «жуткий вой», исторгаемый «не по своей воле и охоте» тупо шагающими людскими колоннами. Становится неудивительно, что «покорность судьбе» тотчас овладела, пожалуй, самым светлым персонажем в романе, Лешкой Шестаковым, ввергнутым в этот кошмар мобилизацией, чью душу немедля «посетило то, что должно поселяться в кармане и тюрьме, — всякое согласие со всем происходящим» [1, с. 10 ]. Автор далее постоянно сравнивает два таких разных, но здесь таких одинаковых общественных места: тюрьма и казарма: «казарменный быт, мало чем отличающийся от тюремного» [1, с. 35].

На протяжении всей первой книги автор часто при описании быта людей в казарме употребляет тюремный жаргон: «пасть порву», «промышляй братва!», «держать место», «шнырять», «стирки», «на улку тянуло». Наличие такой лексики объясняется, с одной стороны, реальностью: в казарме, среди новобранцев было немалое число деклассированных элементов: воры, зеки, картежники; с другой — абсурдностью происходящего. К абсурдности происходящего относится и звериный образ жизни, который передается с помощью «бестиальной лексики»: «живут хуже собак», «по-собачьи рвут мясо», «славно пошакалили», «обшарил кошачьими глазами», «мычать», «со щенячьим скуляжом».

Даже по своему внешнему виду новобранцы напоминали не солдат, а «несчастных арестантов из дореволюционных времен», а то и бродяг, живущих по-звериному. Они обезличились ужасным бытом (сырая казарма, непротопленная баня, отсутствие одежды по размеру), который превратил их в  доходяг. Теперь эта «сгорбленные старички с потухшими глазами, хрипящим от простуды  дыханием» [1, с. 82 ]. Даже великаны, вроде Коли Рындина, стали «ближе к небу, чем к земле». Совершенно естественно возникает вопрос у лейтенанта Шуся, а вместе с ним и у читателя: «Ну зачем это? Зачем здоровых парней доводить до недееспособного состояния?». Автор же дает ответ на него: «действует машина, давняя тупая машина» [1, с. 103].

Физически крепкие солдаты, новобранцы, живущие в суровых условиях тюремного быта постепенно превращаются в одну массу, в стадо, в «табунное скопище» и «людской сброд» с вялыми и тупыми мыслями. Казарма теперь для них стала чертовой ямой,  пещерой и берлогой. Само словосочетание «чертова яма» уже в названии книги настраивает читателя на то, что место будет адовым, проклятым. «Чертова яма» — это край человеческого существования. Ее пространство наполнено тусклым серым светом, идущим от первобытных сальных плашек, «воистину антихристово пристанище, бесовское ристалище». Казарма же была «от дьявола» и представляла собой подземелья, глухие помещенья, темные душные подвалы, которые напоминали гробы «обреченно погружавшиеся в бездонные пучины». Под стать казарме были и столовая, где «столы — прилавки <…> упирались одним концом в загаженный полуободранный лес, другим — в растоптанный пустырь»; и туалет «четыре жерди со щелкой посередине». В романе нет ни одного героя, который бы не хотел оттуда вырваться: «чтоб она пропала, провалилась, сгорела в одночасье» так о ней думает сержант Яшкин и общая мысль всех «скорее бы уж на фронт» из этой презренной казармы. 

Новобранцы до того, как увидели казарму, сохраняли в себе дух песни «Священная война», но после полутемного подвала и всеобщей неорганизованности (в романа часто звучит из разных уст: «Ат Армия! Ат бардак») их охватила тупая покорность.

Нагнетает обстановку и стылый морок, от которого едва угадывались небо и земля, от которого все вокруг леденело. Читая описание чертовой ямы, напрашивается вопрос, а вдруг чертова яма — это страна, вовлеченная в поток событий, над которой царит морок? Подобным вопросом задается и критик: «Кто плачет, кто мучается, кто умирает в этом тяжелом тумане?… А что, если вся страна наша чертова яма?» [7, с. 9]

Астафьев  словом о жуткой реальности подводит нас к тому, что жить уже невозможно. В чертовой яме, которая «все стерпит» озлобленные, равнодушные люди, творят зло. Рождается заколдованный круг: солдаты вымещают недовольство жизнью на доходягах, а ротные — на солдатах. Зло порождает зло. В первой части романа две трагические сцены, где жестокость и злость проявляется наиболее сильно. Сцены, где сатирическая ирония перерастает в сарказм при описании беззакония и бесчеловечности со стороны власти и командиров. Это смерть больного солдата Попцова, забитого жестоким офицером Пшенным и смерть по-детски наивных братьев Снегиревых, чей расстрел образцово-показательно восполняет неудачу предыдущего суда над «дерзким блатняком» Зеленцовым. Автор методично ведет нас к финалу: «Погибла  семья Снегиревых. Выкорчевали благодетели еще одно русское гнездо. Под корень»? Здесь в полной мере звучит сарказм, вызванный трагической скорбью и гневом, рождаемый зрелищем поруганной страны. Страны, в которой спокойно объединяются плакатные слова «о светлом будущем» и кусок хлеба, и тюремный быт.

Таким образом, обращаясь к практически не исследованной теме штрафных лагерей, «подлого казарменного быта», Астафьев разоблачает изощренный механизм подавления и унижения человека, вплоть до полной нивелировки личности и физического уничтожения, вскрывает пороки тоталитарной системы, ставшие особенно явными в аномальной военной действительности.

Список литературы:

1.        Астафьев В. П. Прокляты и убиты. М.: ЭКСМО, 2010. — 793 с

2.        Астафьев В. П. Из писем В. Курбатову//Дружба народов. — 2002. — № 8.

3.        Дедков И. Объявление вины и назначение казни//Дружба народов. — 1993. — № 10

4.        Дземидок Б. О комическом. М.: Прогресс,1974. — 223 с.

5.        Гончаров П. А. Творчество В. П. Астафьева в контексте русской литературы XX в. Дис. д-ра филол. наук: Тамбов, 2004. — 404 с.

6.        Лейдерман Н. Липовецкий М. Современная русская литература. Кн. 2 М., 2001. — 240 с.

7.        Немзер А. Литературное сегодня. О русской прозе. 90-е. М.: Новое литературное обозрение, 1998. — 432 с.

8.        Салтыков В. Злобный вымысел Астафьева// http://www.zavtra.ru

9.        Шишкин Е. Кривая правда//Камертон. — 2011 — № 18 [электронный ресурс] — Режим доступа. — URL: http://webkamerton.ru/2011/04/krivaya-pravda/

10.     http://books.imhonet.ru/element/1000/opinions/