МУЗЫКАЛЬНАЯ  ХАРМСИАНА  ВЯЧЕСЛАВА  КУЗНЕЦОВА

Царюк  Варвара  Альбертовна

студент  5  курса  отд.  музыковедения, 
БГАМ, 
Республика  Беларусь,  г.  Минск

E-mail:  happy-varyk@yandex.ru

Аладова  Радослава  Николаевна

научный  руководитель,  канд.  искусствоведения,  доцент 
БГАМ, 
Республика  Беларусь,  г.  Минск

Мир  вокальной  музыки  белорусского  композитора  Вячеслава  Кузнецова  (род.  1955)  удивительно  многолик.  Его  привлекают  и  поэзия  Ф.  Гарсиа-Лорки,  и  парадоксальные,  едко-саркастические  стихи  К.  Пруткова,  и  текстам  И.  Бродского,  и  заумь  В.  Хлебникова.  Такая  всеохватность  литературных  источников  связана  с  широтой  эстетических  взглядов  Вячеслава  Кузнецова  свидетельствующего:  «Мне  интересны  новые  идеи,  меня  влечет  к  аутентичным  истокам  творчества,  не  испорченным  цивилизацией.  Я  нахожу  их  в  фольклоре,  в  творчестве  Пикассо,  Хлебникова,  раннего  Заболоцкого,  в  рисунках  детей,  в  настоящем  негритянском  джазе».

Отдельную  сферу  интересов  композитора  составляет  литература  абсурда,  к  которой  Кузнецов  обращается  с  начала  1990-х  годов.  Так,  в  1992  году  композитор  создает  «Монолог  Гамлета»  из  «Дисморфомании»  В.Сорокина  для  голоса  и  подготовленного  фортепиано»,  спустя  год  —  «Эофонию»  для  8  голосов  и  45  ударных  инструментов  на  текст  Велимира  Хлебникова»,  в  1997-м  —  хоровой  диптих  «Музыка  для  Алисы»  на  слова  Льюиса  Кэрролла.  В  2000-е  годы  появляются  два  сочинения  на  тексты  Даниила  Хармса,  русского  писателя,  поэта  и  драматурга. 

Возрождение  творческого  наследия  Даниила  Хармса,  ставшего  жертвой  сталинских  репрессий,  происходит  в  годы  перестройки,  когда  он  становится  одним  из  самых  издаваемых  и  изучаемых  русских  поэтов  ХХ  века,  и,  по  свидетельству  Жана-Филиппа  Жаккара,  признается  родоначальником  европейской  литературы  абсурда.  Именно  Вячеслав  Кузнецов  первым  среди  белорусских  композиторов  обратился  к  литературному  наследию  Даниила  Хармса,  создав  мультимедийную  композицию  «Два  текста  Даниила  Хармса  для  четырех  исполнителей»  (2003  г.)  и  хоровое  сочинение  «Веселый  старичок  Хармс»  (2010  г.). 

Композитора  привлекла  яркость  и  неординарность  поэтического  слова,  обладающего  при  этом  многозначностью  и  глубиной  смыслового  наполнения.  Хармсовская  эстетика  оказалась  близка  композитору  и  её  пародоксальностью,  стремлением  поэта  постичь  мировой  порядок  при  господстве  абсурдизма. 

В  произведении  «Два  текста  Даниила  Хармса»  музыка,  графика  и  театрально-сценическое  действие  сливаются  воедино.  В.  Кузнецов  монтирует  два  текста  Д.  Хармса:  «Человек  устроен  из  трех  частей»  и  «Голубая  тетрадь  №  10».  Первый  из  них  описывает  человека,  состоящего  из  разрозненных  нестандартных  элементов:  «Борода  и  глаз,  и  пятнадцать  рук»,  отражая  дискретное  видение  мира  Хармса.  Данный  текст  парадоксален  по  своей  сути:  квазианалитическому  зачину  «человек  устроен  из  трех  частей»,  предполагающему  некую  систематизацию,  противоречит  устойчивый  во  всех  трех  строфах  рефрен  «хэу-ля-ля  дрюм-дрюм-ту-ту».  При  этом  заданная  в  первом  стихе  трехчастная  структура  человека  подтверждается  не  содержательно,  а  сугубо  конструктивно.  В  третьей  строфе  происходит  отрицание  предыдущего  тезиса:  «пятнадцать  штук,  да  не  рук»,  что  окончательно  разваливает  трехчастную  структуру  объекта.  Единственно  устойчивым  элементом  стихотворения  остается  рефрен,  который  не  только  служит  подчеркиванию  ритма  подобно  детским  считалкам,  но  и  концентрирует  в  себе  всю  иррациональность  текста.  Второй  текст  —  наоборот,  представляет  абсурдного  человека,  у  которого  ничего  не  было  «так  что  непонятно  о  ком  идет  речь».  Хармс  также  перечисляет  элементы,  свидетельствующие  о  существовании  человека,  однако  итогом  стихотворения  становится  отрицание  его  бытия.  Таким  образом,  Хармс  создает  пародию  на  повествование  как  таковое,  а  само  письмо  служит  единственной  цели  —  обнажить  пустоту,  стоящую  за  объектом.  Чередованием  фраз  данные  тексты  сливаются  в  единое  повествование,  что  способствует  усилению  абсурдизма  в  их  смысловом  содержании.  Объединяющим  началом  для  них  становится  эпиграф,  заимствованный  Кузнецовым  из  третьего  текста  Даниила  Хармса  «Макаров  и  Петерсен»,  который  гласит:  «Постепенно  человек  теряет  свою  форму  и  становится  шаром».  Таким  образом,  возникает  новый  смысловой  подтекст,  обобщающий  метаморфозы  героя  Хармса-Кузнецова. 

Литературной  основой  произведения  для  хора  «Весёлый  старичок  Хармс»  стало  детское  стихотворение  Даниила  Хармса  «Веселый  старичок».  Данный  текст  построен  на  постоянном  обмане  ожидания  читателя  —  старичок,  сталкиваясь  со  страшной  для  него  реальностью,  реагирует  весьма  неожиданным  образом:  он  звонко  смеётся.  Ритмообразующее  значение  здесь  приобретают  звукоподражательные  междометия,  выделяющие  ритм  стиха  путем  использования  повторов  слогов  и  скандирования.  Таким  образом,  в  данном  тексте  используются  приемы  имитации  детской  речи  с  целью  создания  языковой  игры.  При  этом  хармсовский  смех  является  выразителем  не  только  комического,  но  и  глубоко  трагедийного  начала,  присущего  всем  абсурдистским  текстам. 

В  произведении  В.  Кузнецова  «Два  текста  Даниила  Хармса»  формообразующую  роль  выполняет  чередование  фрагментов  хармсовых  текстов.  Их  музыкальная  реализация  контрастна  по  исполнительскому  составу,  динамике  и  манере  исполнения:  первый  текст  исполняется  сольно,  на  динамике  f,  в  манере  Sprechstimme;  второй  —  речевая  декламация  в  сопровождении  ударных  инструментов,  на  нюансе  mp-mf.  Избрание  композитором  Sprechstimme  как  средства  реализации  первого  текста  связано  с  заложенной  в  нем  музыкальностью  стиха,  а  именно  ритмизованностью  его  рефрена.  Каждому  появлению  данного  рефрена  в  произведении  сопутствует  указание  размера  7/8,  что  соответствует  количеству  его  слогов.  Созданию  образа  абсурдного  человека  в  произведении  способствует  и  инструментарий:  это  —  нетрадиционный  состав  ударных,  среди  которых  присутствуют  такие  как  фруста,  клаксон,  реку-реку,  флексатон,  вассамба,  виброслэп.  В  целом,  вся  композиция  складывается  из  трех  разделов  вариантно-повторного  строения  и  коды,  которая,  возвращая  фразу  из  первого  текста,  является  музыкально-смысловым  обобщением  драматургических  линий  обоих  текстов  —  строка  «пятнадцать  штук,  да  не  рук»  реализуется  уже  с  помощью  двух  способов  интонирования.  Предпосылкой  к  данному  синтезу  стало  соответствие  данной  фразы  образной  сфере  второго  текста,  т.  к.  происходит  отрицание  наличия  описываемого  объекта. 

Таким  образом,  в  данном  музыкальном  произведении  Вячеслав  Кузнецов  воплотил  ключевые  идеи  и  образы  творчества  Даниила  Хармса:  антимир,  дискретное  видение,  амбивалентность  мировоззрения.  При  этом  композитор  обращается  к  жанру  инструментального  театра,  представляя  ансамбль  ударных  как  «живой  организм»,  способный  перемещаться  и  находиться  на  сцене  в  постоянном  движении.  Свойственный  данному  жанру  феномен  игры  и  мощная  энергия  ритмического  начала  вступают  в  смысловое  противоречие  с  такими  идеями  поэтического  текста  как  обнажение  пустоты,  разрушения  структуры  объекта.  При  этом  такая  парадоксальность  музыкального  прочтения  в  полной  мере  сохраняет  абсурдистский  дух  поэтического  первоисточника.

В  произведении  для  женского  хора  без  сопровождения  «Веселый  старичок  Хармс»,  В.  Кузнецов,  следуя  за  поэтическим  текстом,  акцентирует  выразительность  его  фонетической  стороны.  При  этом,  работая  с  поэтическим  текстом,  композитор  вносит  некоторые  изменения  в  рефрен  стихотворения,  имитирующий  смех  старичка.  В.  Кузнецов  находит  для  каждого  междометия  индивидуальное  музыкальное  воплощение.  Интонационный  материал  рефрена  подвергается  развитию  на  протяжении  всего  сочинения,  в  результате  которого  происходит  обострение  звучания  определенных  фонем.  Помимо  акцентуации  звукоизобразительной  стороны  текста,  композитор  стремится  воплотить  и  необычайно  сильную  ритмическую  энергию  поэзии  Даниила  Хармса,  активно  применяя  синкопированный  ритм.  В  результате,  в  авторском  музыкальном  прочтении  именно  игровое  начало  выдвигается  на  первый  план  и  становится  основой  его  идейного  содержания. 

Таким  образом,  в  рассмотренных  произведениях  Вячеслава  Кузнецова  на  тексты  Даниила  Хармса  выявляется  два  способа  претворения  поэтической  первоосновы.  С  одной  стороны  —  это  вычленение  лишь  одной  смысловой  линии  из  содержания  поэтического  текста  и  связанное  с  этим  одноплановое  музыкальное  прочтение.  С  другой  —  это  создание  многомерного  образа  поэта-абсурдиста,  который  достигается  с  помощью  предельной  концентрации  основных  идей  его  творчества  в  относительно  малых  масштабах  музыкального  произведения.  Поэтика  Даниила  Хармса  оказывается  близка  художественному  мировоззрению  Вячеслава  Кузнецова,  претворившему  в  данных  сочинениях  ключевые  идеи  его  философии. 

Список  литературы:

1. Баева  С.  Хоровое  a  capell'  ное  творчество  В.  Кузнецова  //  Вести  БГАМ.  —  2005.  —  №  7.
2. Гладких  Н.В.  Эстетика  и  поэтика  прозы  Д.И.  Хармса:  Автореф.  дис.  на  соиск.  учен.  степ.  канд.  филол.  наук:  10.01.  —  Томск,  2000.  —  19  с.
3. Жаккар  Ж.-Ф.  Даниил  Хармс  и  конец  русского  авангарда.  —  СПб.:  Академический  проект,  1995.  —  472  с.
4. Жаккар  Ж.-Ф.  Литература  как  таковая.  От  Набокова  к  Пушкину:  Избранные  работы  о  русской  словесности.  —  М.:  Новое  литературное  обозрение,  2011.  —  408  с. 
5. Златковский  Ю.  Композитор  Вячеслав  Кузнецов.  —  Минск:  Изд.  центр  БГУ,  2007.  —  64  с.
6. Масленкова  Н.А.  Поэтика  Даниила  Хармса:  Эпос  и  лирика:  Автореф.  дис.  на  соиск.  учен.  степ.  канд.  филол.  наук:  10.01.01.  —  Самара,  2000.  —  22  с.
7. Ручьевская  Е.А.  О  соотношении  слова  и  мелодии  в  русской  камерно-вокальной  музыке  начала  XX  века  //  Русская  музыка  на  рубеже  XX  века.  —  М.:  Л.,  1966.  —  С.  73—88.
8. Суслова  О.  Музыка  и  графика.  Двухслойность  звучащего  и  незвучащего  в  произведениях  В.  Кузнецова  //  Музыкальное  искусство  на  рубеже  столетий.  —  Минск,  2000. 
9. Шенкман  Я.  Логика  абсурда  (Хармс:  отечественный  текст  и  мировой  контекст)  //  Вопросы  литературы.  —  1998.  —  №  4.
10. Ямпольский  М.  Беспамятство  как  исток  (читая  Хармса).  —  М.:  Новое  литературное  обозрение,  1998.  —  384  с.