РОЛЬ ЭПИГРАФА В СТРУКТУРЕ ХУДОЖЕСТВЕННОГО ТЕКСТА (НА ПРИМЕРЕ РОМАНА СТЕНДАЛЯ «КРАСНОЕ И ЧЕРНОЕ»)

Роман «Красное и черное», как никакой другой, изобилует эпиграфами. Роль эпиграфа - служить выражением авторских интенций и, судя по собственным словам Стендаля, он приводил эпиграфы для того, чтобы обусловить восприятие романа читателем, а не для того, чтобы высказывать более или менее философское суждение о ситуации, описанной в романе. Должны сказать, что Стендаль мастер афоризма, краткой выразительной характеристики, поэтому наш выбор его произведения для анализа становится вполне обоснованным.

Эпиграфы, введенные в моду Вальтером Скоттом, предпосланы почти каждой главе и, кроме того, каждой части романа. Все эти эпиграфы подписаны именами известных или малоизвестных писателей. Однако лишь некоторые и сравнительно немногие из них могут считаться достоверными. Большая часть их вышли из-под пера Стендаля, и лишь 15 из 73 принадлежат авторам, чьим именем они обозначены. Таковы, в частности, эпиграфы из Байрона, из Шекспира и из древних авторов. Остальные в огромном большинстве случаев придуманы самим Стендалем. На человека, сколько-нибудь знакомого с литературой, такие подписи должны произвести комическое впечатление. Очевидно, подписав именем Канта или Ронсара строки, которые не могли быть ими написаны, Стендаль и хотел создать именно такое впечатление. Тем не менее, эпиграфы определяют характер главы, проблему, которая в ней поставлена, или аспект, в котором может быть воспринято рассказанное в ней событие.

«Правда, горькая правда» - ставит Стендаль эпиграфом к своему роману. Ибо целью, высшей художнической задачей писателя оставалась правда. Стендаль редко прибегает к романтическому сгущению красок, трезво и как ба со стороны оценивая поступки героев, и того из них, кому более всего отдано было ума и сердца отправляет на эшафот [2, c.9]. «Правдивость всегда враждебна воображению - это и есть склонность выискивать ужасы», выдумывать их, извращать все на свете без жалости и милосердия, превращать красоту в уродство, добродетель - в порок, день - в ночь. И не удивительно, что этот эпиграф - девиз автора романа, его воображение дружит с исследованием, а он всерьез, глубоко и смело изобразил драматизм, найденный им в реальной жизни общества» [3, c. 142]. Слова эпиграфа подписаны именем Дантона, но придуманы были самим писателем.

Эпиграф в романе «Красное и черное» - это его интерпретация самим текстом или же раскрытие благодаря ему более глубинной структуры текста. Так, например, в эпиграфе, приведенном ниже, усматривается не только мотив главы, к которой он обращен, но и понимание самим Стендалем своего творчества, чье основное назначение - нести людям пусть жестокую, но правду. Этот эпиграф к главе XIII I части является идейным продолжением того, который представлен в начале романа. «Роман - это зеркало, с которым идем по большой дороге», - замечает Стендаль. Продолжая свою мысль он пишет: «То оно отражает лазурь небосвода, то грязные лужи и ухабы. Идет человек, взвалив на себя это зеркало, а вы этого человека обвиняете в безнравственности! Обвиняйте уж скорее большую дорогу...». С. Кадышев называет эту дорогу, по которой идет герой «Красного и черного», - «большой, размытой дождями истории, на которой ничего не стоит поскользнуться, упасть, пропасть... Она словно описывает мертвую петлю: провинциальный Верьер, Безансон, Париж, снова Верьер и, наконец, Безансон - там оборвется путь, которым идет молодой человек из маленького горного городка» [2, c. 10].

«Куда ни кинь - все клин злосчастья» - еще один из эпиграфов, практически охарактеризовавший жизненный путь Сореля. «Звучит ли, однако, эта горькая истина у Стендаля приглашением сдаться, нравственно разоружиться? Идущему по жизненной дороге, когда на ней в избытке ухабы и грязные лужи, не завязнуть бывает мудрено, подчас и вовсе немыслимо, но все-таки для суда над собой по совести нет иного оправдания, кроме меры достоинства и душевного благородства, высказанных вопреки доставшемуся личности отрезку исторического бездорожья» [1, c.344]. Эпиграф отнюдь не ограничивается идеей одной главы, смысл его тесно переплетается с сутью самого романа. Нельзя недооценивать роль этих трех эпиграфов, поскольку при внимательном и вдумчивом прочтении в них, по нашему мнению, заключено все значение для произведения, где речь идет о той линии сюжета, когда автор раскрывает социальные проблемы.

«Любовь! В каких безумствах ты позволяешь нам находить радость!» - таков эпиграф, отнесенный к X главе части II, можно было бы поставить чуть ли не к каждой главе романа. Всю короткую жизнь Жюльена Сореля, представленную нам на страницах романа, пронизывает нить любви, которая связывает его волею судьбы с госпожой де Реналь, затем с маркизой де Ла-Моль, с женщинами разными, но одинаково безрассудными, готовыми на все ради любви.

Вот как видит Я.Фрид развитие отношений между Жюльеном и Луизой. «Жюльен является в дом своего хозяина - дом Реналя. Он враждебно настроен, взволнован и, чуть ли не впервые, неуверен в себе. Дверь открывает госпожа де Реналь. Она радостно изумлена: красивый, робкий мальчик - тот грозный извернер, который отныне будет властен над ее детьми! Он сам - перепуганный мальчик и нуждается в одобрении! С этой минуты начинается процесс кристаллизации любви чистосердечной, бесхитростной, не знающей жизни женщины к Жюльену. Она полюбила вопреки фальшивым условностям, и не стыдится своей страсти. В счастье раскрывается сила целостного характера госпожи де Реналь, сердцевина которого - ее способность быть безгранично преданной любимому.

Вначале Жюльен подозрительно относится к госпоже де Реналь: она - из стана врагов. Юноша принуждает себя обольщать ее только для того, чтобы доказать себе самому, что он не трус. Но потом, в счастье быть любимым прекрасной и благородной женщиной и страстно любить ее, он забывает о тактике. Доверчивый, подобно ей, беззаботный как ребенок, он впервые узнает «блаженство быть самим собою», общаясь с другим человеком» [3, c. 127]. Но это опасно: отбросив личину, он безоружен! И вновь другой Жюльен - холодный, озлобленный -напоминает «К оружию!». Он должен быть коварным, живя в мире, где нет беззаботного счастья... Счастье изведал он только в те часы, когда любя госпожу де Реналь, был самим собой.

История взаимоотношений между плебеем-завоевателем и аристократической Матильдой беспримерна по оригинальности, точности и тонкости рисунка, по естественности, с какой изображены чувства и поступки героев в самых необыкновенных ситуациях. Жюльен без памяти влюблен в Матильду, но ни на минуту не забывает, что она в ненавистном лагере его классовых врагов. Матильда осознает свое превосходство над окружающей средой и готова на «безумства», чтобы вознестись над ней.

«Весна любви напоминает нам

Апрельский день, изменчивый, неверный:

То весь он блещет солнечным теплом,

То вдруг нахмурится сердитой тучей»

Этот эпиграф к главе XIX части II, заимствованный из произведения Шекспира «Два веронца», объясняет чувства Матильды в это смутный момент. Стендаль пользуется еще множество раз цитатами из Шекспира, из таких его произведений, как «Буря», «Двенадцатая ночь». Употребление цитат из поэтических классических текстов характерно для европейской литературы, но должны отметить, что Стендаль чаще прибегает к цитатам прозаического характера, вероятнее всего потому, что он был сам автором эпиграфов, а он является мастером прозы.

Итак, Матильда втайне гордится своей любовью, потому что видит в этом героизм: полюбить сына плотника, найти в нем нечто достойное любви и пренебречь мнением света, - кто бы мог совершить такое? И она противопоставляет Жюльена своим великосветским поклонникам, которых терзала оскорбительными сравнениями. С. Кадышев описывает салон Маркизы де Ла-Моль, где собирается весь цвет старинной аристократии и можно говорить свободно обо всем, лишь бы это не противоречило суждениям хозяев дома и не содержало в себе какого-либо подобия самостоятельной жизни.

Молодые люди, посещающие особняк де Ла-Молей, превосходно воспитаны, их поступки и речи не выходят за рамки, предписанные приличием, в их головах нет и тени живого суждения, а характеры полностью лишены намека на какую-либо энергию. Естественно, молодой и вольнодумной маркизе это не может нравиться, вот почему взор ее обращен на Жюльена, которому чужды нравы великосветского общества. А вот и эпиграф к главе V части II, заимствованный у Фоблаза, намекающий читателю на реальное положение вещей в том обществе: « Мало-мальски живая мысль кажется дерзостью, - настолько привыкли здесь к избитым и плоским речам. Горе тому, кто блеснет оригинальностью в разговоре.» По этой причине Жюльен почувствовал странное отчуждение в доме Ла-Молей, да и другие посетители салона через несколько недель после первого с ним знакомства один за другим стали от него отдаляться.

Жюльен вынужден был быть рабом в парижских салонах, в обществе, в разговоре с «другими», рабом окружающих его людей. Заставляет себя следить за каждым своим движением и словом, чтобы не выдавать своих истинных чувств и мыслей, словом опять не быть самим собой. Крылатая фраза Талейрана «Слово дано человеку, чтобы скрывать свои мысли», служащие эпиграфом к главе XXII части I, используется автором для того, чтобы продемонстрировать нам, что герой романа уже не принадлежит самому себе задолго до его приезда в Париж, а не только в доме де Ла-Молей.

Стендаль всегда отождествлял музыку и литературу. Эпиграфы к главам, подобранные с изумительным искусством, имеют большое значение в сложной симфонии «Красного и черного». Они являются музыкальным вступлением к главам, который разрушает сложные конструкции, то есть читатель, знакомясь с ним, может предположить, о чем пойдет речь в дальнейшем повествовании.  Не случайно автор часто использует в качестве эпиграфов слова из «Женитьбы Фигаро» Моцарта, например, «Я уже не понимаю, что со мной происходит и, что я делаю». И снова речь идет о любви.

Нельзя забывать и о социально-значимой стороне романа. Кто такой Жюльен? Юный плебей во власти иллюзии: он, один против всех, добьется успеха, как Наполеон! Он, честолюбец, ни перед чем не остановится. Мысли о судьбе Наполеона овладевают разумом Жюльена. Чтобы лишний раз подчеркнуть стремление Жюльена к наполеоновским победам, Стендаль использует как эпиграфы слова, которые были сказаны как будто бы Наполеоном, но придуманные самим автором. «В Париже человека судят по его выезду, а не по его достоинствам». Придерживаясь того же мнения, Ж. Сорель, подобно кораблю, преодолевает самое трудное плавание. Честолюбие заставляет его приспособляться к чужим правилам игры. Но природная честность, великодушие, чувствительность вступает в противоречие с честолюбием.

Девиз Жюльена - «каждый сам за себя». Он мечтает об одиночестве, но не для самообороны, а для победы. Одиночество для Жюльена - иллюзия освобождения из клетки, от тирании общества. Образ клетки появляется еще в эпиграфе к I главе I части: «Соберите вместе тысячи людей - оно как будто неплохо. Но в клетке им будет невесело». И это слова якобы от имени Дантона. Я. Фрид пишет, что писатель не раз упоминает в этой главе «о стенах, ограждающих частные владения, о тирании «общественного мнения» провинциальной буржуазии. Мотив стен, ограждений, клетки - ключ к теме бытия собственников и бедняков в провинциальном городке, к теме неподвижности этой жизни, всеобщей разобщенности, недоверчивости, скованности. В этой клетке благоденствует господин де Реналь и задыхается Ж. Сорель» [3, c. 160].

В начале романа - образ общества - клетки. Как точно этот эпиграф предсказывает линию сюжета романа, который заканчивается тем, что образ клетки обрастает реальностью и становится тюремной камерой. Трагическая тема тюрьмы в «Красном и черном», ее мрачная и гордая поэзия связаны с одним из романтических мотивов в творчестве Стендаля. В тюремной камере настоящий человек, которому ненавистны лицемерие и жестокость властителей и их слуг, чувствует себя внутренне несравненно более свободным, нежели те, кто к ним приспособляется. В тюрьме молодой человек мужает и в то же время окончательно становится самим собою. Как хорошо, что уже не приходится думать о тактике, хитрить, притворяться!

Стреляв в обожаемую женщину, в тюремной камере, он обретает выстраданное презрение. «Теперь я стал мудрее благодаря тому, что прежде был безумцем» - гласит подлинная цитата из Гете, служащая эпиграфом к одной из заключительных глав; «покушение в церкви и есть последний неистовый взрыв прежнего «безумия» и вместе с тем порог обретенной мудрости. Преступив его, Сорель отбросил ложь, которую прежде принимал за правду» [1, c. 17]. Проницательный как никогда ранее, он обозревает свою жизнь, трезво глядит на себя со стороны.

Почему же так, а не иначе заканчивает жизнь Жюльен Сорель? Ответ мы найдем на страницах романа, но он сложен, неоднозначен, как сложны и обстоятельства жизни, как сложен, двойствен сам персонаж.

Отвечая на этот вопрос, стоит привести еще один эпиграф у XXXV главе части II романа - «Даруй мне, господи, посредственность». Это грустно-ироническая просьба, обращенная к небесам, эта фраза, подобно тому, как доказательство от противного дает решение геометрической теоремы, дает психологический ключ к пониманию стендалевского характера.

«В самом деле, Ж. Сореля можно упрекнуть в чем угодно, но только не в заурядности. Герой «Красного и черного» явно незауряден. В нем все выше «нормы», предполагаемой посредственностью: сила взрывчатого темперамента и сила ума, честолюбивой воли и романтической мечтательности, эта сосредоточенность на себе, своем внутреннем мире и стремление проникнуть, разугадать суть - людей, вещей, событий» [2, c.10].

Произведение Стендаля «Красное и черное» держит в постоянной напряженности наше аналитическое сознание. И, прежде всего благодаря эпиграфам, которые открывают каждую главу Стендаля, читатель может открыть для себя весь замысел нижесказанного, как бы подводя итог написанному заранее. Ролью эпиграфа в романе можно считать его помощь читателю в дальнейшем прочтении и осознании прочитанного. Стендаль в качестве эпиграфов представляет цитаты, высказывания мудрецов прошлого, классических авторов, использует былой опыт, лишний раз подтверждая, что все в истории возвращается на круги своя, даже на совсем единичных примерах, затрагивающих судьбы нескольких личностей. Ведь если обличья свои история без конца меняет, то в изобретательстве силков, расставляемых его на нравственных дорогах личности, она не склонна себя утруждать и охотно использует опробованные еще в старину.

Список литературы:

1. Великовский С.И. Умозрение и словесность: очерки французской культуры - М.; СПБ: Университетская книга, 1999. - 710с.
2. Стендаль. Красное и черное /Вступительная статья С. Кадышев. - М.: Гос.изд-во худ. лит-ры, 1982. - 540с.
3. Фрид Я. В. Стендаль. Очерк жизни и творчества. - М: Гос.изд-во худ. лит-ры, 1958.-286с.