Телефон: 8-800-350-22-65
WhatsApp: 8-800-350-22-65
Telegram: sibac
Прием заявок круглосуточно
График работы офиса: с 9.00 до 18.00 Нск (5.00 - 14.00 Мск)

Статья опубликована в рамках: XXI Международной научно-практической конференции «В мире науки и искусства: вопросы филологии, искусствоведения и культурологии» (Россия, г. Новосибирск, 18 марта 2013 г.)

Наука: Филология

Секция: Славянские языки

Скачать книгу(-и): Сборник статей конференции

Библиографическое описание:
Форманова С.В. НАЦИОНАЛЬНЫЕ ОСОБЕННОСТИ УКРАИНСКОЙ ИНВЕКТИВЫ // В мире науки и искусства: вопросы филологии, искусствоведения и культурологии: сб. ст. по матер. XXI междунар. науч.-практ. конф. – Новосибирск: СибАК, 2013.
Проголосовать за статью
Дипломы участников
У данной статьи нет
дипломов
Статья опубликована в рамках:
 
 
Выходные данные сборника:

 

НАЦИОНАЛЬНЫЕ  ОСОБЕННОСТИ  УКРАИНСКОЙ  ИНВЕКТИВЫ

Форманова  Светлана  Викторовна

канд.  филол.  наук,  доцент  Государственного  учреждения  «Южноукраинский  национальный  педагогический  университет  имени  К.Д.  Ушинского»,  г.  Одесса

E-mail: 

 

Современные  лингвисты  достаточно  много  внимания  уделяют  анализу  лексического  слоя  языка,  в  первую  очередь  его  составу  и  функционированию  (С.  Ермоленко,  Л.  Мацько,  В.  Русановский,  Н.  Сологуб,  Л.  Ставицкая,  А.  Тараненко,  Е.  Чак).  Тщательнее  всего  исследуют  эволюционную  динамику  лексико-стилистической  системы  (М.  Кочерган,  А.  Мойсеенко,  В.  Русановський,  Л.  Струганец,  А.  Тараненко)  как  таковую,  что  отображает  общие  процессы  развития  языка,  ее  устоявшиеся  и  переменные  элементы  (В.  Жайворонок,  С.  Ермоленко,  И.  Кочан,  Т.  Коць,  К.  Ленец,  Л.  Мацько,  С.  Семчинский,  О.  Стишов,  А.  Тараненко).  Ученые  анализируют  этимологические  (О.  Мельничук),  социолингвистические  (Б.  Ажнюк,  С.  Бибик,  Л.  Масенко,  Л.  Ставицкая),  этнокультурные  (В.  Жайворонок,  С.  Ермоленко,  Л.  Мацько,  О.  Федик)  и  другие  аспекты  разноплановых  лексических  единиц.  Однако  такой  слой  языковой  системы,  как  инвектива,  еще  не  квалифицирован  с  лингвистических  позиций,  невзирая  на  неотложную  необходимость  тщательного  анализа  его  этимологических,  семантических  и  функциональных  характеристик,  что,  в  свою  очередь,  сделает  возможным  решение  вопроса  о  специфике  и  коммуникативной  релевантности  отмеченного  явления. 

Целью  статьи  является  исследование  национальной  специфики  украинской  инвективы,  ее  роль  и  разновидности  в  лингвокультуре.

Социальный  запрет  как  ключевая  цепочка  инвективной  коммуникации  имеет  разную  степень  влияния  и  варьируется  в  зависимости  от  национально-культурной  традиции.  Как  отмечает  Е.  Можейко,  сила  инвективы  прямо  пропорциональна  силе  культурного  запрета  на  нарушение  той  или  иной  нормы;  максимально  инвективное  содержание  приобретают,  таким  образом,  вербальные  конструкции,  которые  моделируют  табуированное  поведение.  Это  обусловливает  широкий  спектр  варьирования  инвективы  в  зависимости  от  наличия  и  наполненности  аксиологии  в  конкретных  культурах  разных  нормативных  требований  запрещения  [4].

По  мнению  С.  Тер-Минасовой,  язык,  мышление  и  культура  взаимосвязаны  настолько  тесно,  что  практически  создают  единое  целое,  которое  состоит  из  этих  трех  компонентов,  ни  один  из  которых  не  может  функционировать  (а  соответственно  и  существовать)  без  двух  других.  Все  вместе  они  соотносятся  с  реальным  миром,  противостоят  ему,  зависят  от  него,  отображают  и  одновременно  формируют  его  [8,  с.  39].

Как  отмечает  М.  Бахтин,  инвектива  (англ.  invective  —  обвинительная  речь,  ругательство)  является  культурным  феноменом  социальной  дискредитации  субъекта  через  текст,  который  ему  адресован,  а  также  стойкий  речевой  оборот,  который  воспринимается  в  той  или  той  культурной  традиции  как  оскорбительный  для  своего  адресата.  В  качестве  механизма  инвективы  выступает  моделирование  ситуации  нарушения  культурных  требований  со  стороны  адресата  инвективы,  выхода  его  индивидуального  поступка  за  пределы,  которые  очерчиваются  конкретно-национальной  культурой  норм  поведения,  независимо  от  степени  реальности  в  целом  и  реалистичности  обвинения.  Соответственно,  «сила  инвективы  прямо  пропорциональная  силе  культурного  запрета  на  нарушение  той  или  иной  нормы»  [2,  с.  3].  Следовательно,  за  М.  Бахтиным,  инвектива  сама  по  себе  является  нарушением  запрета,  вербальной  артикуляцией  табуированных  реалий  и  действий,  что  окунает  инвектума  в  ситуацию,  фактически  аналогичную  ситуации  карнавала,  которая  позволяет  безнаказанно  нарушать  жесткие  и  безусловные  в  нормативно-стандартной,  штатной  ситуации  запреты.

Украинский  народ  известен  своим  добросердечием,  которое  тоже  отразилось  на  речевом  поведении.  Даже  тогда,  когда  употребляются  ругательные  высказывания  или  проклятия,  по  большей  части  используют  конструкции  с  отрицательными  частицами  типа:  чорт  би  тебе  не  взяв,  болячка  би  тебе  не  задушила,  лихо  б  тебе  не  забрало,  которые  употребляются  с  целью  уберечь  себя,  свое  жилье  и  семейство  от  нежелательного,  «потребность  в  дополнительном  словесном  обереге  себя  от  возможных  недоброжелателей»  [1,  с.  298].  Как  справедливо  замечает  Я.  Радевич-Винницкий,  с  языковым  дном  у  украинцев  совсем  плохо  [6,  с.  125].  Украинские  ругательства  обычно  связаны  с  осуществлением  естественных  функций  организма  и  с  копроректальной  лексикой  (то  есть,  продуктами  дефекации).  Наиболее  употребляемым  у  украинцев  является  слово  «срака».  Оно  исторически  использовалось  в  огромном  количестве  контекстов  и  продолжает  использоваться  как  синоним  в  таких  лексемах:  говнодав;  говнодав  собачий;  гімнюк  (гімнючка);  засранець  (засранка);  серун  (серуха);  дристун;  бздюха,  бздюх.

Считается,  что  ругательство  и  проклятия  принадлежат  к  оригинальному  творению  львовской  речи  и  мерой  своей  оригинальности  не  имеют  аналогов  в  ни  одном  другом  жаргоне  украинского  города.  Отдельную  роль  играют  проклятия,  которые  не  касаются  кого-то  или  чего-то  конкретного:  курва  мать  засрана;  йож  твоя  нога;  курча  беля;  курча  ляга  (куряча  нога);  курча  лімонада;  пся  кость  слоньова;  хулєра;  ясний  гвінт;  ясна  дупа;  курва  в  дупу  пердольона;  тиць-пердиць  (тиць-пердиць  по-руські  здрасті).  С  помощью  таких  слов  и  выражений  можно  продемонстрировать  свое  эмоциональное  состояние,  вызванное  тем  или  иным  отношением  к  определенному  фрагменту  действительности,  но  преимущественно  эти  речевые  высказывания  могут  и  не  касаться  ничего  конкретного,  а  следовательно,  они  не  были  порождены  негативными  чувствами.  Например,  о  курча,  яка  файна  дівка

Такие  выражения,  как  срака  банька,  срака  мотига,  срака  пердяка,  срало  перділо,  употреблялись  тогда,  когда  кто-то  хотел  сказать  собеседнику,  что  он  говорит  глупости  или  что-то  не  по  теме.

На  вопрос,  что  мне  делать,  мог  прозвучать  ответ:  сери,  перди,  грійся.  Самыми  популярными  словцами  в  ругательстве  львовской  речи  были  фразы  именно  с  использованием  таких  слов,  как  гівно,  срака,  дупа.  Неудовлетворение  чем-то  выражалось  во  фразах  до  сраки  (до  сраки  карі  очі);  до  ясної  сраки;  це  мені  потрібно,  як  сраці  двері;  гівна  гідне;  гівно  правда;  в  сраці  був  -  гівно  бачив.  Недоверие  к  чему-то  —  срали  мухи  —  весна  буде.  Эти  же  слова  фигурируют  также  в  огромном  количестве  сравнений:  упав,  як  сливка  в  гівно;  до  сраки  така  срака;  жи  як  пердне,  то  не  смердне. 

Одним  из  самых  популярных  ругательств  есть  фразы  со  словом  франтуватий/француватий  или  еще  короче  франца.  В  дословном  переводе  это  то  же,  что  прокаженный:  морда  франтувата,  галасвіта  франтувата.  Например,  Шановні  гості,  дорога  родино,  і  ти,  француватий  швагре,  просимо  до  столу.  Среди  проклятий  выделяется  также  эвфемизм,  который  имеет  целью  заменить  неприличные  слова  другими,  которые  их  лишь  напоминают.  Таким  образом  появились  заменители  слова  курва  —  курча,  курди  молі,  курна  хата,  куртка  на  ваті.  Последнюю  фразу  любил  употреблять  композитор  Игорь  Билозир. 

Менструацию  львовские  девушки  называли  цьоткою,  говоря:  зараз  у  мене  цьотка;  цьотка  приїхала  —  грання  не  буде  или  приїхала  цьотка,  не  можу  піти  на  басейн.

Отдельную  группу  представляют  ругательные  сравнения:  Такий  до  діла,  як  свиня  штани  наділаТакий  жвавий,  як  рак  на  гребліГарна,  як  свиня  в  дощДурний,  як  сто  пудів  димуДурний,  як  сало  без  хлібаДурнуватий  помідорДурний  вар’ягфраєр  помпа  (о  ком-то  наивном);  фраєрська  макітра  (дурак);  раптус  нервус  (нервова  людина);  скурчибикфайталаха  анахтемськакунда  лайдакуватадраб  кальварийськиймудьо  паршивийгунцвотлайдак.  Как  видим  инвективное  пространство  львовян  имеет  национальную  специфику,  а  психологический  фон  является  не  таким  жестким,  как  во  время  употребления  обсценной  лексики,  поскольку  этническая  обусловленность  коммуникативно-языкового  поведения  определяется  социокультурными,  психофизическими,  культурологическими  характеристиками  украинцев,  которые  отражены  в  традициях,  обрядах,  поступках,  особенностях  мышления,  модели  поведения,  которые  сложились  исторически.  Леся  Ставицкая  допускает  наличие  в  украинском  обсценном  ругательстве  скатологической  доминанты,  например:  насеру  твоїй  матері,  відфайдолити,  обсерись  и  др.  Копрологические  преференции  украинцев  проявляются  во  фразеологии:  своє  гівно  не  смердить  (неприятные  качества  невозможно  отрефлексировать),  до  сраки  дверцята  (ни  туда  ни  сюда),  не  шукай  в  сраці  зубів  [7,  с.  34].

Как  свидетельствуют  данные  исследования,  украинцы  благородно  относились  к  языку,  осторожно  подбирали  языковые  средства  в  общении,  точно  и  адекватно  выражали  свои  мнения,  были  толерантными  и  учтивыми.  «Толерантность,  —  по  определению  Н.  Гуйванюк,  —  одна  из  основных  етнопсихологических  черт  речевого  поведения,  тесно  связанного  с  мировоззрением  украинцев»  [3,  с.  42].  В  коммуникации  сохранялось  уважение  к  старым  людям,  женщинам  и  детям.  Эмоционально-образные  ассоциации  украинцев  специфические.  Интересным  в  связи  с  этим  есть  наблюдение  Г.  Потанина,  который  определял,  что  украинцы,  как  правило,  не  ругаются  при  женщинах,  и  наоборот,  россияне  используют  ругательство,  не  стесняясь  присутствия  женщин  или  детей  [5,  с.  89].  Это  замечание  подтверждает  мысль  о  наличии  у  разных  наций  определенных  традиций  в  выражении  эмоций  языковыми  средствами,  последние  же  предопределяются  особенностями  национальной  психики,  а  следовательно,  и  мировоззрением. 

Таким  образом,  инвективное  пространство  является  достаточно  открытой  структурой,  которая  локализуется  в  определенной  картине  мира,  отгораживается  от  реального  мира  стремлением  выделиться.  В  свою  очередь  оно  формирует  эмоционально-оценочный  комплекс  экспрессии,  расставляет  определенные  акценты:  распущенность,  вульгарность,  презрительность,  пренебрежительность,  в  некоторой  степени,  юмор,  намек,  иронию,  эпатаж,  который  делает  его  агрессивным,  грубым,  конфликтным,  жестким,  оскорбительным,  поскольку  в  инвективе  для  достижения  своей  цели  содержится  определенный  языковой  набор,  в  основе  которого  лежит  негативный,  оскорбительный,  эмоционально-оценочный  компонент.  Во  время  употребления  инвективы  подразумеваются  и  ксенофобские  прозвища,  и  клички,  то  есть  номены  на  оскорбление  другой  нации.  Это:  кацап,  хохол,  лях,  шваб,  москаль,  чурка,  молдован  и  др.  Содержится  негативное  отношение  адресата  к  другому  народу  или  его  представителю.  Во  время  употребления  оценочных  прилагательных  «клятий»,  «чортів»  происходит  актуализация  негативного  отношения  адресата  к  представителям  этого  народа.  Во  время  обострения  межнациональных  конфликтов  они  разжигают  межнациональную  вражду,  поскольку,  как  отмечает  М.  Сарновский,  конфликт  взглядов  порождает  конфликт  межличностный.  В  основе  ссоры  лежит  желание  прийти  к  одному  мнению,  ведь  каждый  из  субъектов  понимает  ее  по-своему  [9,  с.  25].  Каждый  собеседник  надеется,  что  оппонент  признает  его  мысль  правильной,  а  свою  ошибочной,  и  победителем  будет  тот,  чьи  аргументы  или  моральное  давление  будут  сильнее.  По  мнению  М.  Сарновского,  в  коммуникативной  ситуации  ссоры  возможное  применение  физической  силы,  драка,  которая  относится  к  невербальной  сфере  общения  и  может  передавать  информацию,  ограниченную  смыслом  [9,  с.  35].

Следовательно,  национальный  язык  является  отображением  определенных  исторических,  культурологических,  социолингвистических,  психофизических  особенностей  этноса.  Вариативность  инвективних  формул  в  языке  определяется  смещением  культурных  ценностей  и  снятием  табу  из  общественного  сознания  граждан.  Национальная  специфика  украинской  инвективы  удостоверяет  уровень  культурных  ценностей,  вербальное  отображение  которых  является  достаточно  толерантным  и  гуманным. 

 

Список  литературы:

  1. Баган  М.П.  Категорія  заперечення  в  українській  мові:  функціонально-семантичні  та  етнолінгвістичні  вияви  :  [монографія].  —  К.  :  Видавничий  дім  Дмитра  Бураго,  2012  —  376  с.
  2. Бахтин  М.М.  Творчество  Франсуа  Рабле  и  народная  культура  Средневековья  и  Ренессанса.  —  М.,  1990. 
  3. Гуйванюк  Н.В.  Мовна  толерантність  як  соціолінгвістична  категорія  //  Вісник  Львівського  університету.  Серія  філологія.  —  2006.  —  Вип.  38.  —  Ч.  ІІ.  —  С.  37—46.
  4. Можейко  Е.Н.  Инвектива  [Электронний  ресурс]  —  Режим  доступа.  —  URL:  //www.invectiva.ru  (дата  обращения  08.06.11).
  5. Потанин  Г.  Этнографические  заметки  по  пути  от  г.  Никольска  до  г.  Тотомы  //  Живая  старина.  —  Вып.  1—2.  —  1999.  —  С.  45—108.
  6. Радевич-Винницький  Я.  Російська  феня  й  українська  мова  //  Сучасність.  —  2000.  —  №  10.  —  С.  125—128.
  7. Ставицька  Леся.  Українська  мова  без  табу.  Словник  нецензурної  лексики  та  її  відповідників.  Обсценізми,  евфемізми,  сексуалізми.  —  К.:  Критика,  2008.  —  454  с.
  8. Тер-Минасова  С.Г.  Язык  и  межкультурная  коммуникация.  —  М.:  Слово,  2000.
  9. Sarnowski  Michal.  Przestrzen  komunikacji  negatiwnej  w  jezyku  polskim  I  rosyjskim.  Klotnia  jako  specyficzna  sytuacja  komunikacji  werbalnej  /  Michal  Sarnowski.  —  Wrocław  :  Wydawnictwo  Uniwersitetu  Wrocławskiego,  1999.  —  158  p.
Проголосовать за статью
Дипломы участников
У данной статьи нет
дипломов

Оставить комментарий

Форма обратной связи о взаимодействии с сайтом
CAPTCHA
Этот вопрос задается для того, чтобы выяснить, являетесь ли Вы человеком или представляете из себя автоматическую спам-рассылку.