ЛЮДМИЛА  НИКОРА: «КОРОТКИЙ  ШАГ  ОТ  ВЕРЫ  ДО  ОТЧАЯНЬЯ…»

Малофеев  Павел  Николаевич

канд.  филол.  наук,  доцент  Лысьвенского  филиала  Пермского  национально-исследовательского  политехнического  университета,  Пермский  край,  г.  Лысьва

E-mail:  pavel.mail.ru@bk.ru

В  творческой  биографии  любого  художника  рано  или  поздно  наступает  момент  насущной  необходимости  общения  с  аудиторией  читателей  или  слушателей,  особенно  если  до  этого  времени  он  сравнительно  долго  «варился  в  собственном  соку».  Так  рождаются  планы  издания  сборника  собственных  сочинений,  и,  если  обстоя­тельства  тому  благоприятствуют  и  оказываются  благополучно  преодолены  традиционные  финансовые  трудности,  книга,  нако­нец,  выходит.  Показателен  опыт  тех  шадринских  авторов,  чьи  имена  на  слуху,  —  С.  Ильиных,  Б.  Черемисина,  С.  Чепесюка.

Передо  мной  —  дебютный  сборник  стихов  шадринской  поэтессы  Людмилы  Никора  «Судьбы  узоры»  (2008). 

Поэтический  мир  Людмилы  изначально  гармоничен.  Здесь  Детство  —  «это  что-то  чистое,  большое,  /  Это  свет  немеркнущего  дня»,  можно  услышать  «музыку  ветра  /  Среди  засыпающих  крыш»,  «хрустальная  вода  сторожит  радости  и  слезы  звезд»,  «За  окном  скребется  ветка,  /  Как  котенок,  как  щенок»,  «цветут  незабудки  среди  тополей»,  синь  небес  —  в  сонном  мареве,  «сказка  в  платье  звездном  /  Зажигает  свечи»,  да  и  в  целом  все  кругом  пропитано  ею,  так  что  порой  дух  захватывает:  «Века  сойдутся  с  четырех  дорог,  /  У  Вечности  присядут  на  порог».

Только  жестокая  реальность  безжалостна  ко  всему  светлому  и  доброму:  «время  вспять  повернуть  невозможно»,  и  детство  уходит  навсегда,  когда  дети  учатся  грубить  и  лгать.  «Разбилось  зеркало  —  блестят  осколки  слез»  и  уже  «льется  музыка  с  крыш  беспросветным  дождем»,  дорога  «в  царство  цветов»  потеряна,  а  боль  становится  «символом  дня».  Участь  поэта  в  таком  мире,  по  определению  Людмилы,  сродни  незавидной  доле  Черного  Кота:  «Я  слышу  —  за  моей  спиной  плюют  через  плечо,  /  И  чертыхаются,  и  пятятся  обратно.  /  Хоть  в  этот  раз  не  запустили  кирпичом  /  И  это  даже  чуточку  приятно».

Стихи  Л.  Никоры  сильны  ностальгическими  мотивами,  тоской  по  тому,  что  не  дано  вернуть,  усталостью  от  неопределенности  даже  ближайшего  будущего.  Вместе  с  тем,  стих  её  крепнет,  напитавшись  болью  разлуки:

Нас  жизнь  разбросала.  Ни  много,  ни  мало  —

Двухсот  километров  хватает  сполна.

И,  словно  причалы,  мелькают  вокзалы,

Сочится  в  вагоны  людская  волна.

Пресветлые  боги!  Не  жизнь,  а  дороги

Меж  двух  остановок,  меж  двух  огоньков.

Подводит  судьба  роковые  итоги

И  гонит  нас  прочь  от  своих  стариков.

Многим  стихам  Людмилы  присуще  обостренное  чувство  ускользающего,  переходного  времени,  причастности  к  судьбе  поколения,  и,  как  следствие,  —  употребление  обобщенного  «мы»  вместо  традиционного  лирического  «я».  Редкое  сердце  не  откликнется,  пожалуй,  на  следующие  строки:

Нас  остается  меньше  с  каждым  днем.

И  мы,  в  который  раз  идем  по  кругу,  —

Нас  Время  водит,  как  лешак  во  вьюгу,

Заведомо  неправильным  путем.

Нас  остается  меньше.  И  беда

Не  в  том,  что  мы  уходим  почему-то…

Но  из  прошедших  жизни  институты

Таких  уже  не  будет  никогда  (…)

Осмысление  поэтом  собственной  судьбы  не  менее  драматично:  бытовая  неустроенность,  напряженные  отношения  в  семье  родителей,  случайные  заработки…

Одинокое  жилище  лишь  с  одним  окном,

Снег,  как  странствующий  нищий,  входит  в  дом.

Я  гляжу  в  глаза  Вселенной,  сидя  у  окна,

До  чего  ж  обыкновенно  —  я  опять  одна…

Часть  стихотворений  строится  на  антитезе  «было  —  стало».  Так,  например,  в  стихотворении  «На  пышной  разгульной  тризне…»  в  недавнем,  казалось  бы,  прошлом:  деревня,  что  жила  полнокровной  жизнью:  «Искала  в  лесу  клубянку,  /  Пекла  для  внучат  блины,  /  На  озере  спозаранку  /  Сеть  ставила  до  волны»,  тогда  как  ныне  —  ослепшие  окна,  чернеющие  столбы,  мертвые  избы…

Чем  хуже,  отвратительнее  жизнь  в  настоящем,  тем  мучительнее  и  сильнее  стремление  вернуться  «в  золотые  огни»  прошлого,  которое  неизбежно,  задним  числом,  идеализируется  по  одному  из  неписаных  законов  поэзии:

Как  хочется  порой,  чтоб  все  вернулось,

Но  не  в  мучительных,  разбитых  утром  снах…

Чтобы  мечта  крылом  своим  коснулась…

Не  криком  журавлиным  в  облаках.

А  маленькой  синичкой  встрепенулась

В  беспомощно  протянутых  руках…

Поддержку  и  опору  поэт  находит  во  внешне  неброской  красоте  родных  мест,  дороже  которых  все  равно  нет  ничего  на  свете.  Изумительный  акростих  Людмилы  о  Шадринске  прошел,  к  сожа­лению,  совершенно  незамеченным,  даже,  несмотря  на  то,  что  дважды  публиковался  в  разных  газетах:

Шорох  листьев  мне  напомнит  это  слово,

А  не  бесшабашный  шум  толпы  людской;

Даль  заречную  и  то,  что  уж  не  ново:

Родников  струящийся  покой,

Искры  зорь  и  яркие  закаты…

Неподвластный  времени,  как  сон,

Слух  ласкает  и  летит  куда-то

Колокольный  звон…

Поэт  одинок  —  еще  одна  горькая  истина.  Но  немногочисленные  друзья  —  тем  и  дороги:  «Не  время  нам  раны  залечит,  /  А  слово  забытое  —  Друг».  Наиболее  проникновенные  строки  Людмилы  —  именно  о  них:

Как  иногда  необходимо  знать,

Что  где-то  люди  есть  на  этом  свете,

Которые  за  нас  хоть  не  в  ответе.

Но  нас  всегда  готовы  поддержать.

Как  иногда  необходимо  знать

И  как  порой  необходимо  верить,

Что  людям  этим  можно  все  доверить,

А  может,  просто  вместе  помолчать.

Они  поймут  и  вовсе  не  осудят,

Поставят  чай  на  кухне  не  спеша,

И  вдруг  теплом  наполнится  душа:

Как  хорошо,  что  есть  такие  люди…

И  пусть  здесь  мы  имеем  дело  еще  с  одним  образцом  поэтической  риторики,  но  скажите  —  разве  поэзия  может  быть  полностью  свободна  от  неё?

Исцеление  к  поэту  приходит  традиционно  —  через  «пророчества  весны»,  с  первым  снегом,  любовью,  наконец  («Кленовым  золотом  усыпана  дорога…»).

Некоторые  стихи  Л.  Никора  зазвучали  как  песни  —  настолько  отчетливо  слышится  мелодия  в  ритме  стиха:  «Зачем  тебе  моя  душа…»,  «Оторвали  —  бросили…»,  «Нас  жизнь  разбросала…»,  «Ах,  если  б  знать,  что  где-то  есть…»,  «А  мне  не  нужно  от  тебя  ничего…»,  «Мне  снится  дедов  старый  дом…»  и  др.  Автором  этих  строк  вышеназванные  стихи  положены  на  ритмическую  основу  и  неоднократно  исполнялись  на  творческих  встречах  под  гитарный  аккомпанемент. 

Стихи  Людмилы  не  из  тех,  по  которым  учатся  поэтическому  мастерству  —  по  таким  учатся  сопереживать,  думать,  ценить  жизнь.  Это  лирика  очень  женская  и  вместе  с  тем  сдержанная,  медитативная.

Конечно,  от  того,  что  называется  поэтическим  «шлаком»,  стихи  Л.  Никоры  далеко  не  свободны.  Иные  выражения  выглядят  странными,  угловатыми,  неудобочитаемыми:  «сущность  луж»,  «судьба  очередной  души»,  «шарахались  сонеты»  и  др.  Хватает  условностей,  романтического  тумана,  символистко-обобщенных,  а  то  и  откровенно  декадентских  формул  типа  «тоска  —  безжалостный  палач»,  «отравленных  слов  ледяная  капель»,  «безжизненные  звезды  фонарей»,  «царица  надменная  —  Память». 

Большей  частью  незамысловаты  рифмы,  однако  без  излишней  вычурности:  полей  —  тополей,  верить  —  измерить,  души  —  глуши. 

Очень  часты  перебивы  стихотворного  размера,  когда  одна  строка  неоправданно  короче  или  длиннее  остальных,  что  при  чтении  воспринимается  как  серьезный  недостаток.  И,  напротив,  многочис­ленные  внутренние  рифмы  и  созвучия  подкупают  уместностью  и  музыкальностью. 

Словом,  «возле  крепкого  и  твердого  стиха,  какого  нет  ни  у  одного  поэта,  помещается  другой,  ничем  на  него  не  похожий;  то  вдруг  защемит  он  чем-то  вырванным  живьем  из  самого  сердца,  то  вдруг  оттолкнет  от  себя  звуком,  почти  чуждым  сердцу».  Данное  высказывание  Н.В.  Гоголя  о  стихах  князя  П.А.  Вяземского,  думается,  подошло  бы  и  при  оценке  поэзии  Л.  Никоры  —  резко  разнообразной  по  качеству:  очень  хорошо  и  довольно  посредственно.

По  прочтении  стихов  Людмилы  неизбежно  возникает  вопрос  о  традициях  и  новаторстве  ее  творчества.  Из  влияний  должны  быть  названы  в  первую  очередь  А.  Ахматова,  С.  Есенин,  В.  Высоцкий,  Г.  Иванов.  Далеко  не  всегда  стихи  повторяют  то,  что  написано  классиками.  Например,  эпиграф  из  Есенина  «Все  пройдет,  ведь  каждый  в  мире  странник…»  влечет  следом  строки  не  менее  зрелые  и  сильные:

Только  все-таки  мы  в  этом  мире  гости:

Все  пройдет,  остынет,  отболит. 

Как  песок,  струящийся  из  горсти,

Мы  стекаем  в  вечности  гранит

Глубоко  символично  и  проникновенно  звучит  заключительное  стихотворение  сборника  —  «Благослови,  Уральская  Земля…»  Как  бы  трудно  и  тяжело  ни  шла  жизнь,  какие  бы  обиды  ни  копились  в  душе,  поэт  находит  силы  для  прощания  и  прощения,  просит  немногого,  но  такого  важного:

Благослови  на  ласку  и  уют,

На  вечную  любовь  и  на  тепло  (…)

Чтобы  хватило  близким  и  друзьям

Тепла  и  мудрости,  любви  и  доброты  (…)

Список  литературы:

1. Волчонок  Валентин.  «Нет  радости  светлее,  чем  печаль»  //  Шадринский  курьер.  —  27.10.1995.
2. Малофеев  П.Н.  Шадринск  поэтический.  90-е  годы  ХХ  века.  —  Пермь,  2007.  —  С.  210—218.
3. Цевелев  Геннадий.  «Этот  год  в  моей  судьбе  —  особенный»  //  Шадринский  курьер.  —  21.05.1994.