ПОЭТИКА  КАРТИНЫ  МИРА В  СТИХОТВОРЕНИИ  В.  МАЙНАШЕВА «КРАШЕНЫЕ  КОВЫЛИ»

Литвинова  Валентина  Ивановна

канд.  филол.  наук,  доцент  Хакасского  государственного  университета  им.  Н.Ф.  Катанова,  г.  Абакан

E-mail: 

Миропонимание  достигается  человечеством  многими  и  различ­ными  путями,  и  определить  глубину  и  красоту  окружающего  его  прекрасного  помогает  поэзия.  Её  содержание  во  многом  определяется  способностью  автора  «пропустить  через  свою  мысль  и  собственные  чувства»  предмет  изображения.

Исследование  поэтической  картины  миропонимания  в  указанном  русле  раскрывают  труды  учёных  М.А.  Абрамова,  А.В.  Волошинова,  О.Н.  Гринбаума,  А.Б.  Есина,  А.К.  Жолковского,  Г.Я.  Мартыненко,  Э.К.  Розенова,  В.Н.  Топорова,  В.И.  Тюпы  и  др.  В  них  представлены  анализы  стихотворных  текстов  с  точки  зрения  симметрии,  они  сходятся  в  утверждении  тезиса:  «в  литературных  произведениях  существует  симметрия  образов,  положений,  мышления»  [2,  с.  228].

Наша  задача  на  примере  анализа  стихотворения  выяснить,  как  принцип  симметрии  помогает  раскрыть  поэтику  стиха. 

Внутренняя  и  внешняя  гармоничность  стихотворения  напрямую  зависит  от  степени  воплощения  автором  целостной  концепции,  раскрывающейся  через  череду  ассоциаций,  имеющих  свою  внутрен­нюю  логику.  В  стихах  В.  Майнашева  ярко  представлены  краски  и  образы  его  малой  родины  —  Хакасии.

Степь  уходит  понемногу  в  прошлое,

В  грустную  историю  зашли:

На  базаре  бабушка  хорошая

Продаёт  степные  ковыли.

Крашеные  ковыли  —  красиво!

Крашеные  ковыли  —  купи!

Но  приснится  ли  вдруг  вам,  счастливым,

Как  тоскуют  кони  без  степи?

Как  рыдают  ветры  о  просторах

Без  чудовищных  стальных  громад?

Не  с  того  ли  бешено  на  город

Ураганы  пыльные  летят?

Век  двадцатый  разогнал  туманы,

Вот  она,  дней  наших  явь  и  быль:

Там  идут,  перешагнув  курганы,

Вдаль  высоковольтные  столбы,

Там,  над  водою  нашей  Атлантиды,

Моря  рукотворного  разлив.

Крашеные  ковыли  —  красиво!

Крашеная  седина  земли  [1,  с.  262].

Гармоническое  начало  движения  поэтической  мысли  находится  в  полном  согласии  с  образно-тематическим  и  композиционным  строем  всего  стихотворения.  В  двадцати  строчках  стихотворения  раскрываются  концепции  Времени  и  Пространства,  утверждается  родство  двух  свойств  мироздания.  В  первых  строках  стихотворения  обозначено  пространство  происходящего:  «Степь  уходит  понемногу  в  прошлое,  В  грустную  историю  вошли».  Параллельность  компози­ционных  линий,  и  их  симметрия  ярко  подчеркивает  их  противоре­чивость.  Прошлое,  такое  естественное  и  родное  до  вмешательства  людей,  ассоциируется  у  поэта  с  «хорошими  бабушками»,  вынужден­ными  сегодня  распродавать  искусственно  украшенный  атрибут  хакасской  степи.  Настоящее  представлено  «чудовищем  стальных  громад»,  перешагнувшим  курганы  и  привольно  чувствующим  себя  на    фоне  разлива  «моря  рукотворного.  Эти  образы  находятся  в  одном  временном  пространстве,  но  воспринимаются  противоположностями.  Приметы  разрушающего  двадцатого  века  перемежаются  в  стихот­ворении  с  выражением  глубокой  тоски  родной  земли,  страдающей  от  тяжести  перемен:  красота  степи  утоплена  в  рукотворном  море,  высоковольтные  столбы,  пренебрегая  историей  культуры  доверчивого  народа,  как  через  головы,  перешагнули  погребальные  курганы.

Во  втором  стихе  появляется  образ  крашеного  ковыля.  В  образной  системе  В.  Майнашева  он  предстаёт  метафорой  загубленной  жизни.  Скрытое  сравнение  становится  ещё  пронзительней,  от  того,  что  символ  хакасских  просторов  и  вековых  тайн  оказывается  крашеным  товаром  в  руках  тех,  кого  степь  вскормила,  позволила  быть  её  хозяевами:  «Крашеные  ковыли  —  красиво!  Крашеные  ковыли  —  купи!»

В  следующем  стихе  тема  гибели  степи  усиливается,  явственно  проявляются  причины  вымирания.  Появляется  новая  интонация  прямого  упрёка  «целинникам»,  которым  и  во  сне  не  может  присниться:  «Как  тоскуют  кони  без  степи,  Как  рыдают  ветры  о  просторах».  Возникает  движение  образов-событий:  опустошается  земля,  человек  ещё  жив,  но  он  находится  на  грани  своего  физического  исчезновения,  потому  что  без  ковыльной  степи  «…  бешено  на  город  ураганы  пыльные  летят».  Уничтожается  историческая  память,  культура  народа  —  «Вот  она,  дней  наших  явь  и  быль».  Один  за  другим  проходят  образы  смерти:  уходящие  в  прошлое  вместе  со  своей  землёй  «хорошие  бабушки»  —  уничтожающие  дорогие  сердцу  ковыли,  —  чудовища  стальных  громад  —  перемежающие  вековые  курганы  высоковольтные  столбы,  —  «рукотворное  море»,  призванное  скрыть  следы  чудовищной  расправы  над  степью.

Образы  ковыля  —  человека  —  степи  наделены  внутренним  единством,  по  сути,  это  —  череда  метаморфоз  лирического  героя.  Строка  —  обращение  «к  счастливым»  —  возвращает  читателя  к  тождеству  «тяжести»  положения  и  «нежности»  к  родной  земле  через  сопоставление  —  противопоставление:  «Крашеные  ковыли  —  красиво!»  Поэзия  способна  в  нескольких  словах  передать  полный  спектр  чувств.  Лирический  герой  стихотворения  испытывает  огромную  ответственность  за  судьбу  хакасской  земли.  Образ  «грустной  истории»,  бремя  которой  суждено  пережить,  дополняет  ряд  «смерти»:  «двадцатый  век»,  «высоковольтные  столбы»,  «моря  разлив».  Функция  лирического  героя  заключается  в  оценке  исторического  времени.  Он  впитал  живительные  силы  степи  и  сожалеет  о  будущем,  в  котором  их  уже  не  будет.

Крашеные  ковыли  —  смысловое  ядро  стихотворения.  Расходя­щиеся  волнами  сгустки  смыслов  движутся  в  разных  направлениях,  чтобы  в  конце  вынести  авторский  вердикт:  «Крашеная  седина  земли».

Грустная  история  и  разгоняющий  туманы  двадцатый  век.  На  их  грандиозном  фоне  —  песчинка  мироздания  —  человек.  В  этом  проявляется  нерасчленимость  двух  сущностей.  Человек  «вписывается»  в  историю  двадцатого  века,  понимая  свою  сопричаст­ность  к  «грусти»  происходящего:  Человек  —  История.

Хорошая  бабушка  и  крашеные  ковыли  нерасторжимы  так  же,  как  Человек  и  История.  Время  превращает  человека  в  память  о  нём,  продающиеся  цветные  ковыли  —  деяния  Человека  в  Истории. 

История  вносит  свои  преобразовательные  коррективы  в  жизнь  степи.  Тоскуют  о  прежних  просторах  кони,  тяжело  это  состояние  переживает  человек.  Так  рождается  новое  тождество:  время-земля.  Образ  человека  не  позволяет  забывать,  с  чего  начиналось  стихотворение. 

Воедино  временем  и  судьбой  слиты  курганы  с  рыдающими  ветрами.  С  первых  дней  творенья  они  были  неразлучны,  ветер  приносил  со  всего  света  тайны  большой  земли  и  доверял  их  курганам.  Так  возникает  новое  тождество  —  время-пространство.

Ковыль  уравнивается  с  ковылём  —  снова  симметрия.  Ковыли,  как  неотъемлемая  часть  хакасской  степи,  умирают  вместе  с  ней,  превращаясь  в  расхожий  товар,  теряя  своё  первоначальное  предназначение  —  сохранять  тайны  и  богатства  земли.  Невольно  напрашивается  сравнение  с  «Поэтом»  М.Ю.  Лермонтова:  «В  наш  век  изнеженный,  не  так  ли  ты,  поэт,  Своё  утратил  назначенье…».  Соразмерен  и  упрёк,  «облитый  горечью  и  злостью»:  «Крашеная  седина  земли».  Как  видим,  поэт  прибегает  к  приёму 

Симметрия  —  один  из  уникальных  законов  —  присуща  и  поэтике  В.  Майнашева.  В  «Крашеных  ковылях»  представлена  целая  система  соответствий:  «грустной  истории»  соответствует  «двадцатый  век»,  степи  —  «тоскующие  кони»,  курганам  —  «рыдающие  ветры»,  «хорошей  бабушке»  —  «крашеные  ковыли»  и  «крашеным  ковылям»  —  «крашеная  седина  земли».  В  каждой  из  этих  пар  кроется  тождество  тяжести  и  нежности.  Поэт  взвешивает  на  весах  судьбы  прошлое  и  настоящее  степи.  Ковыль  представляется  своеобразной  осью  симметрии,  распределяющей  в  парах  соответствий  изменчивый  смысл.

Список  литературы:

1. Карамашева  В.А.  Творчество  хакасских  писателей.  Майнашев  В.  Крашеные  ковыли.  —  Абакан,  2010. с.262.

2. Лотман  Ю.М.  «О  поэтах  и  поэзии»,  Искусство,  Санкт-Петербург,  1996.