ТАНЕЦ  И  ПЛЯСКА

Казначеева  Татьяна  Александровна

соискатель  кафедры  теории  музыки  и  композиции,  концертмейстер  кафедры  оперной  подготовки  Одесской  национальной  музыкальной  академии  им.  А.В.  Неждановой,  г.  Одесса

E-mail:  itania33@mail.ru

Танец  является  несомненным  эстетическим  феноменом  челове­чества  и  занимает  особое  место  среди  других  видов  художественного  творчества.  Именно  термин  «танец»  наиболее  часто  применяется,  в  широком  смысле,  для  обозначения  этой  специфической  области  искусства.  Однако  при  описании  многих  проявлений  танцевальной  культуры  также  используется  и  определение  «пляска».  Какими  конкретизированными  историческими  значениями  характеризуются  эти  два  понятия?

В  Словаре  иностранных  слов,  вошедших  в  состав  русского  языка,  под  редакцией  А.Н.  Чудинова  термин  «Танец»  (нем.  Tanz)  обозначен  как  «род,  вид  пляски»  [14,  с.  839]  (т.  е.  танец  —  разновидность  пляски).  Существует  толкование  А.Д.  Михельсона,  1876  года,  в  котором  между  понятиями  танец  и  пляска  нет  отличия:  «Танец  нем.  Tanz,  фр.  danse.  Вообще  пляска»  [8,  с.  487]  (т.  е.  танец  =  пляске).  В  словаре  (1911)  синонимов  и  сходных  по  смыслу  выражений  под  ред.  Н.  Абрамова  танец  и  пляска  обозначены  как  синонимы:  «танец,  пляска,  вертеж»  [15,  с.  155].

Обратим  внимание,  что  при  описании  различных  проявлений,  относящихся  к  танцевальной  культуре  человечества,  большинство  авторов  (историков,  философов,  искусствоведов)  достаточно  часто  использовали  слово  «пляска».

Для  обозначения  наиболее  ранних  проявлений  танцевальной  культуры  французский  музыковед  Жан  д’Удин  использует  слово  «пляска»:  «Пляску  нельзя  себе  иначе  представить,  как  вышедшую  из  телодвижений  первых  сознательных  представителей  человеческой  расы»  [17,  с.  64].  В  доисторический  период,  как  отметил  Жан  д’Удин,  человек  «еще  неуклюжий,  переводил  в  телодвижения  ритмы,  которые  он  опознавал  в  шуме  моря  или  леса,  или  которые  ему  подсказывали  движения  собственного  организма»  [17,  с.  71].  Древнейшие  подража­тельные,  охотничьи  и  военные  танцевальные  формы,  как  правило,  именуют  плясками.  Историк  литературы,  академик  Александр  Николаевич  Веселовский  при  их  описании  чаще  всего  использует  именно  слово  «пляски»:  «В  Африке  представляют  гориллу,  туземцы  Виктории  пляшут,  подражая  кенгуру,  эму,  лягушке,  бабочке;  папуасы  подражают  пению  птиц;  у  индейцев  (Rocky  Mountains  англ.  —  Скалистые  Горы)  существуют  пляски  медведя,  бизона,  быка,  у  других  (Sioux  —  сиу)  собачий  танец;  камчадалы  знают  тюленью,  медвежью,  куропачью  пляски  и  т.  п.;  африканские  дамары  мимируют  движения  быков  и  овец»  [2,  с.  163]. 

В  Санкт-Петербургском  издании  1902  года  «Танцы,  их  история  и  развитие  с  древнейших  времен  до  наших  дней»  (по  Г.  Вюилье)  встречается  описание  древнеегипетских  плясок:  «Жрецы  Озириса  исполняли  священные  пляски,  воплощавшие  своими  медленными,  торжественными  позами  и  движениями  таинственное  течение  светил  в  бесконечном  пространстве  небес»  [16,  с.  4].  Несмотря  на  применение  в  данной  цитате  термина  «пляски»,  наиболее  часто  в  указанном  издании  используется  (даже  в  названии  книги!)  определение  «танец».  Происходит  смешение  понятий. 

В  сохранившихся  литературных  памятниках  древних  цивили­заций  сведения  о  пляске  весьма  распространены.  В  текстах  Священного  Писания  (книгах  Ветхого  и  Нового  Завета)  употребляются  слова  «пляска»,  «плясать»,  «пляшущий»,  «скачущий».  Приведем  некоторые  цитаты.  Например,  описание  случая,  когда  Моисей  осудил  пляску  —  поклонение  золотому  тельцу:

«Я  слышу  голос  поющих.

Когда  же  он  приблизился  к  стану  и  увидел  тельца  и  пляски,  тогда  он  воспламенился  гневом»  [1,  с.  93].

При  описании  праздника  в  древнееврейском  городе  Силоме,  встречается  упоминание  о  хороводе,  отождествляемом  с  пляской:  «Каждый  год  бывает  праздник  Господень  в  Силоме.  Смотрите,  когда  выйдут  девицы  Силомские  плясать  в  хороводах,  тогда  выйдите  из  виноградников,  и  схватите  себе  каждый  жену…»  [1,  с.  284].

Во  Второй  книге  Царств  описано,  как  царь-пророк  Давид  не  постеснялся  всенародно  плясать  перед  ковчегом  Завета:  «Когда  входил  ковчег  Господень  в  город  Давидов,  Мелхола,  дочь  Саула,  смотрела  в  окно,  и,  увидев  царя  Давида,  скачущего  и  пляшущего  пред  Господом,  уничижила  его  в  сердце  своем»  [1,  с.  333].  Давид  ответил  Мелхоле  так:  «пред  Господом  играть  и  плясать  буду»  [1,  с.  333].

Особое  внимание  пляске  уделяли  в  Древней  Греции.  В  многочисленных  трудах  древнегреческих  философов  используется  преимущественно  термин  «пляска».  Так,  Лукиан  в  Диалоге  «О  пляске»  дает  следующую  характеристику  искусству  пляски:  «Она  доставляет  зрителям  не  только  наслаждение,  но  и  пользу  воспитывает,  обучает  и  уравновешивает  душу  смотрящих  на  нее,  изощряет  их  вкус  прекраснейшими  зрелищами,  заполняет  их  слух  дивной  гармонией  и  обнаруживает  некую  общую  красоту  души  и  тела»  [5,  с.  32].  Лукиан  подчеркивает,  что,  кроме  наслаждения,  пляска  обладает  несомненной  пользой  для  исполнителя:  «Напряженные  движения,  требуемые  искусством  пляски,  ее  пируэты,  скачки  по  окружности,  прыжки,  откидывание  тела  назад  —  все  это  доставляет  приятное  зрелище  для  остальных,  а  для  самих  исполнителей  в  высшей  степени  здорово  делает  тело  поворотливым,  гибким  и  более  легким,  научает  его  быть  более  склонным  к  изменениям,  а  вместе  с  тем  сообщает  телам  и  не  малую  силу»  [5,  с.  45].  По  мнению  Лукиана,  пляска  способна  показать  и  выразить  в  действии  всевозможные  страсти  и  разнооб­разные  характеры.  Особенно  важно  наблюдение  Лукиана  о  единстве  пляски  и  музыки,  он  подчеркивает  особую  роль  ритма  в  искусстве  пляски,  называя  последнюю  упражнением  «самым  прекрасным  и  строго  ритмичным».

В  «Истории  античной  эстетики»  выдающийся  русский  философ  А.Ф.  Лосев  дает  подробные  комментарии  к  этому  диалогу  Лукиана.  В  самом  названии  параграфа  7  Лосев  пишет:  «Лукиан  о  танцевальном  искусстве»,  одинаково  часто  использует  слова  «танец»,  «первородная  пляска»,  «плясун»  и  «танцор».  Таким  образом,  возникает  ощущение,  что  у  философа  понятие  «искусство  пляски»  —  естественная  состав­ляющая  танцевального  искусства.  Лосев  отмечает  в  этом  трактате  проявление  специфики  «античного  эстетического  сознания:  телесность  и  пластику,  подвижный  и  динамический  характер  этой  пластики  (что  именно  и  создало  пляску),  —  возвышенный  характер  этой  динамики  (причем  возвышенность  эта  понимается  не  моралистически  и  не  спиритуалистически,  но  мифологически,  включая  всю  челове­ческую  откровенность  и  интимность  античной  и  языческой  мифологии,  большую  и  разностороннюю  образованность  художника,  мудрое  видение  жизни,  остроту  и  проницательность  художественной  мысли  и  ощущения,  бесконечное  богатство  жизненных  красок  вместе  с  их  физическим  и  драматическим  осуществлением)»  [4,  с.  257—258].

Платон  в  7  книге  «Законов»  подчеркивает,  чтобы  как  можно  дольше  и  лучше  провести  свою  жизнь  в  мире,  надо  жить  играя.  «Что  ж  это  за  игра?  Жертвоприношения,  песни,  пляски,  чтобы  суметь  снискать  к  себе  милость  богов,  а  врагов  отразить  и  победить  в  битвах»  [10,  с.  304;  выделено  нами.  —  Т.К.]

Отдельную  область  танцевальной  культуры  составляют  ритуаль­ные  и  культовые  пляски  и  танцы.  Обрядовое  действо  неразрывно  связано  с  движением  —  танцем,  с  музыкой,  со  словом-заклинанием:  «У  первобытных  народов  пляски  и  игры  до  сих  пор  служат  образцом,  пластическим  выражением  их  отношений  к  различным  явлениям  природы,  в  событии  и  эпохам  их  собственной  жизни,  наконец,  к  божеству.  Для  дикаря  танец  не  только  чувственное  наслаждение,  но  и  культ.  В  пляске,  как  и  в  песне,  он  выражает  свои  чувства,  понятие  и  те  образы,  которые  чем-нибудь  поразили  его  ум  и  вообра­жение»  [7,  с.  194].  Как  можно  заметить,  историк  В.  Михневич  употребляет  равнозначно  термины  «пляска»  и  «танец».

Джеймс  Фрейзер  в  своем  исследовании  магии  и  религии  «Золотая  ветвь»  при  описании  архаических  танцевальных  форм  преимущест­венно  использует  слово  «танец».  На  Мадагаскаре  «до  возвращения  мужчин  с  войны  женщины  и  девушки  ни  днем,  ни  ночью  не  прекращают  танцевать.  Танец,  по  их  убеждению,  вселяет  в  воинов  силу,  придает  им  мужество  и  сопутствует  удаче»  [19,  с.  41].  Отметим,  что  в  «Трёх  главах  из  исторической  поэтики»  А.Н.  Веселовского  встречается  и  употребление  термина  «танец»:  «В  Новом  Южном  Уэльсе  военный  танец  представляет  картину  настоящего  сраже­ния»  [2,  с.  162]. 

Как  указывает  в  диссертационном  исследовании  «Методы  анализа  танцевального  движения»  А.  Меланьин,  «слово  «танец»  проникло  в  Россию  вместе  с  петровскими  ассамблеями  и  вследствие  этого  неизменно  ассоциировалось  с  новой  формой  общественного  досуга,  который  постепенно  трансформировался  в  культуру  придвор­ных  и  общественных  балов»  [6].  Однако,  В.  Михневич  в  уже  упомя­нутых  «Исторических  этюдах  русской  жизни»  доказывает,  что  слово  «танец»  «получает  право  гражданства  в  русском  языке  задолго  до  практического  усвоения  нашими  предками  самого  танца,  как  иностранного  заимствования»  [7,  с.  253].  Упоминание  о  танце  встречается,  как  указывает  Михневич,  в  некоторых  старинных  памятниках  апокрифической  и  переводной  письменности.  Интересен  перевод  слова  «танец»  из  древнейшего  словаря  (или  азбуковника  иностранных  слов,  перешедших  в  русский  язык),  который  относится  к  XVI  столетию:  «Танец  —  лик,  танцую  —  ликую,  справую,  ликовствую»  [7,  с.  253].  По  мнению  Михневича,  такой  перевод  является  неточным:  «славянское  «лик»,  кроме  лица,  еще  —  хор,  собрание  поющих,  «ликую»  —  праздную,  торжествую»  [7,  с.  253].  Происхождение  понятия  следует  искать  от  влияния  южнорусской  культуры  на  московское  государство.  Понятие  «танец»  было  усвоено  «малороссами  от  поляков,  которые  с  незапамятных  времен  славились  лихими  танцорами»  [7,  с.  254].  Заметим,  что  «танец»  при  произне­сении  звучит  как  польское  слово  taniec,  в  переводе  обозначающее  «танец,  пляска  —  танець,  танок»  [11,  с.  369].  Необходимо  подчер­кнуть,  что  постепенно  танец  как  эстетический  феномен  становится  неизменным  атрибутом  этикета  привилегированных  слоев  общества.

Плясками,  напротив,  называли  танцевальные  формы  народного  творчества.  Эта  традиция  различать  «танец»  и  «пляску»  сохранилась  и  в  лексикографических  источниках.  Во  многих  определениях  «плясать»  обозначает  «танцевать»:  «Плясать,  плясывать,  танцевать,  ходить  под  музыку,  с  разными  приемами,  телодвижениями»  [3,  с.  133].  При  этом  автор  (В.И.  Даль)  подчеркивает  различие:  «пляска  народная»  и  «пляска  ученая,  балетная».  С.  Ожегов,  обозначая  слово  «плясать»  также  —  и  «танцевать»,  указывает,  что  это:  «обычно  какой-нибудь  народный  танец»  [9,  с.  464].  В  Энциклопедическом  музыкальном  словаре  «пляска»  обозначена  как  «вид  народного  танца»  [20,  с.  396].

Действительно,  на  сегодняшний  день  наиболее  часто  используют  термины  «народная  пляска»  и  «народный  танец»,  вновь  смешивая  эти  понятия.

С  украинского  языка  слово  «танець»  переводится  на  русский  язык  как  «танец;  (преим.  народный)  пляска,  разг.  пляс»  [18,  с.  827].  Слово  «танок»  имеет  два  варианта  перевода,  в  которых  разные  ударения  дают  разный  вариант  его  перевода:  1)  хоровод;  водити  танок  водить  хоровод;  2)  пляска,  разг.  пляс;  танко́вий  хороводный;  танкови́й  плясовой;  танкова́плясовая  [18,  с.  827].

Отметим  общее  свойство,  имеющее  одинаково  важное  отношение  как  к  танцу,  так  и  к  пляске.  Практически  все  явления,  связанные  с  танцем,  существуют  в  органичном  единстве  с  музыкальным  началом.  Музыка  усиливает  выразительность  движений  и  жестов  танцующих,  эмоциональный  строй  танца  в  целом.  Теснейшая  взаимосвязь  музыки  как  с  пляской,  так  и  с  танцем  сохраняется  на  протяжении  всей  истории  человечества.  С  древнейших  времен  пляске  и  танцу  сопутствует  инструментальная  музыка  или  народные  музыкальные  наигрыши  и  песня.  Музыкальное  сопровождение  танцев  и  народных  плясок  характеризуется  чередованием  контрастных  разнохарактерных  эпизодов,  расположенных  в  определенном,  установ­ленном  порядке.

Что  же  в  итоге  отличает  танец  от  пляски?  По  мнению  музыковеда,  автора  работ  по  музыкальному  фольклору,  Т.В.  Поповой,  с  которой  мы  полностью  соглашаемся,  танец  и  пляска  отличаются  друг  от  друга,  прежде  всего,  по  форме.  Танец  «имеет  достаточно  ясную  форму,  определяющуюся  традиционным  последованием  танцевальных  «па»,  расположением  в  определенном  порядке  танцевальных  фигур,  наличием  оформленного  начала  и  конца»  [12,  с.  242].  Народная  пляска,  напротив,  отличается  импровизационностью  и  свободой  интерпре­тации  времени  и  движений,  касающихся  как  последовательности  танцевальных  фигур,  так  и  музыкального  сопровождения  (инструмен­тального  плясового  наигрыша  или  песни,  сопровождающей  пляску).  В.  Михневич  также  подчеркивает  вольность  и  свободу  народной  пляски:  «вечно  движущаяся  живая  стихия  непосредственного  творчества,  не  подчиняющаяся  никакой  систематизации  и  никаким  условным  рамкам»  [7,  с.  238].

У  каждого  народа  сложились  свои  национальные  танцевальные  традиции.  В  их  основе  —  уникальные  своеобразные  движения,  характерные  именно  для  определенного  этноса.  Представляется  логичным,  что  на  сегодняшний  день  наиболее  точным  определением,  обозначающим  явления,  относящиеся  к  народному  танцевальному  творчеству,  является  термин  «национальный  танец».  Национальный  танец  сохранил  свои  содержательные  и  функциональные  основы  (например,  ритуальные,  обрядовые  функции).  В  процессе  истори­ческого  развития,  подвергаясь  определенной  трансформации,  он  интегрировался  в  целостную  содержательную  систему  нацио­нального  танца.  Неотъемлемой  частью  этой  системы  являются  специфические  танцевальные  комплексы  (введем  данное  понятие).  Танцевальный  комплекс  (ТК)  —  это  совокупность  всех  элементов,  входящих  в  содержание  определенных  танцев.

Различные  танцы  характеризуются  собственными  (или  индивиду­альными)  составными  элементами  танцевального  комплекса.  Танце­вальный  комплекс  не  представляет  собой  строго  зафиксированное,  застывшее  явление.  Так,  например,  в  системе  национального  украин­ского  танца  сплелись  воедино  несколько  танцевальных  комплексов  (ТК).  Это  и  ТК  архаических  украинских  танцев  и  ТК  украинского  народно-сценического  танца,  ТК  украинского  театрального  танца.

В  этих  различных  ТК  единство,  свойственное  начальному  периоду  становления  музыки  и  танцев  как  видов  искусства,  сохра­няется  в  виде  синкретической  первоосновы,  которая,  пройдя  через  века,  остается  ядром  таких  явлений,  относящихся  к  танцевальной  культуре,  как  танец,  но  и  как  пляска. 

Несомненно,  эти  танцевальные  комплексы  подверглись  значи­тельной  трансформации,  произошедшей  благодаря  экономическим,  политическим  и  многим  другим  значительным  факторам,  опреде­ляющим  развитие  культуры  и  искусства  нации  в  целом.  Причем  наиболее  ценно,  что  такие  танцевальные  комплексы  являются  отражением  так  называемого  духа  украинского  народа.  В  русской  музыке,  по  меткому  определению  музыковеда  и  музыкального  критика  Л.  Сабанеева,  непосредственно  отображается  «оттиск  духа  (типа  чувствования)  данного  автора,  творца  музыки,  и,  поскольку  он  сам  отображает  тип  чувствования  своего  класса  или  группы,  дается  слепок  с  типа  чувствования  и  всей  этой  группы»  [13,  с.  3—4].  Думается,  что  в  полной  мере  можно  отнести  это  высказывание  и  к  украинскому  (или  любому  другому)  национальному  танцу.  О  сути  национального  начала  в  танцах,  четко  говорит  В.  Михневич:  «Национальные  танцы  не  есть  что-нибудь  случайное,  нарочно  придуманное  для  одних  увесе­лительно-хореографических  целей,  а  вытекают  органически  из  природы  человека  и  в  соединении  с  музыкой  и  пением  служат  символическим  выражением  его  поэтических  воззрений  на  мир»  [7,  с.  197].

Именно  этот  аспект  представляется  наиболее  значимым  и  определяющим  самую  суть  явлений,  связанных  с  танцевальными  традициями  и  современным  состоянием  танцевальной  культуры  любого  народа.

Список  литературы:

1. Библия.  Книги  Священного  писания  Ветхого  и  Нового  Завета.  Канони­ческие.  В  русском  переводе.  С  параллельными  местами.  Перепечатано  с  Синодального  издания.  М.:  Издание  миссионерского  общества  «Новая  жизнь  —  Советский  Союз».  «Кэмпус  Крусейд  Фор  Крайст»  СССР,  1991.  —  Книги  Ветхого  Завета.  —  С.  1—925.
2. Веселовский  А.Н.  Историческая  поэтика.  —  М.:  Высшая  школа,  1989.  —  404  с.
3. Даль  В.И.  Толковый  словарь  живого  русского  языка:  в  4  т.  —  М.:  Русский  язык,  1980.  —  Т.  3.  —  555  с.
4. Лосев  А.Ф.  Эллинистически-римская  эстетика  /  Сост.,  подг.  текста,  общ.  ред.  А.А.  Тахо-Годи,  В.П.  Троицкого.  —  М.:  Мысль,  2010.  —  703  с.
5. Лукиан  Самосатский.  Сочинения  в  2  т.  /  Под  общ.  ред.  А.И.  Зайцева.  СПб.:  Алетейя,  2001.  —  Т.  2.  —  С.  30—48.
6. Меланьин  А.А.  Методы  анализа  танцевальных  движений:  Автореф.  дисс.  канд.  искусствовед.  [Электронный  ресурс]  —  Режим  доступа.  —  URL:  http://www.gitis.net/rus/postgraduate/notices/m/melanyin_auto.shtml
7. Михневич  В.О.  Исторические  этюды  русской  жизни:  в  3  т.  —  С.  —  П.:  Типография  Ф.С.  Сущинского,  1882.  —  Т.  2.  —  С.  191—376.
8. Объяснение  25000  иностранных  слов,  вошедших  в  употребление  в  русский  язык,  с  означением  их  корней  /  Сост.  А.Д.  Михельсон.  —  М.:  Типография  на  Сретенке,  1876.  —  560  с.
9. Ожегов  С.И.  Словарь  русского  языка:  Ок.  57  000  слов  /  Ред.  Н.Ю.  Шведовой;  14-е  изд.,  стереотип.  —  М.:  Рус.  яз.,  1983.  —  816  с.
10. Платон.  Сочинения  в  четырех  томах.  Т.  3.  Ч.  2  /  Под  общ.  ред.  А.Ф.  Лосева  и  В.Ф.  Асмуса;  пер.  с  древне-греч.  —  СПб.:  Изд-во  С.-Петерб.  ун-та;  «Изд-во  Олега  Абышко»,  2007.  —  731  с.
11. Польско-русско-украинский  словарь:  Более  13  тыс.  сл.  /  Сост.:  Левинская  С.И.,  Старак  Т.В.  —  Киев  —  Львов:  Рад.  шк.,  1991.  —  478  с.
12. Попова  Т.В.  Музыкальные  жанры  и  формы.  —  2-е  изд.  —  М.:  Государственное  музыкальное  издательство,  1954.  —  384  с.
13. Сабанеев  Л.Л.  История  русской  музыки.  —  М.:  Работник  просвещения,  1924.  —  88  с.
14. Словарь  иностранных  слов,  вошедших  в  состав  русского  языка  /  Сост.  Под  ред.  А.Н.  Чудинова.  Материалы  для  лексической  разработки  заимствованных  слов  в  русской  литературной  речи.  —  СПб.:  Издание  книгопродавца  В.И.  Губинского,  1894.  —  989  с.
15. Словарь  русских  синонимов  и  сходных  по  смыслу  выражений  /  Сост.  Н.  Абрамов.  Изд.  3-е,  дополненное.  —  СПб.,  1911.  —  196  с.
16. Танцы,  их  история  и  развитие  (по  изданию  Г.  Вюилье).  —  СПб.:  Типография  А.С.  Суворина,  1902.  —  121  с.
17. Удин  Жан  (Jean  d’Udine).  Искусство  и  жест.  —  СПб.:  Типография  «Сириусъ»,  1911.  —  252  с.
18. Українсько-російський  словник  /  ред.  колегія:  Л.С.  Паламарчук,  Л.Г.  Скрипник  (відп.  ред.),  В.С.  Ільїн,  К.П.  Дорошенко  та  ін.  —  Киев:  Головна  редакція  Української  Радянської  Енциклопедії,  Наукова  думка,  1984.  —  938  с.
19. Фрэзер  Дж.  Золотая  ветвь:  Исследование  магии  и  религии:  в  2  т.  /  Пер.  с  англ.  М.  Рыклина.  —  М.:  Терра-Книжный  клуб,  2001.  —  Т.  1.  Гл.  I  —  XXXIX.  —  528  с.
20. Энциклопедический  музыкальный  словарь.  —  Изд.  2-е,  испр.  и  доп.  —  М.:  Сов.  Энциклопедия,  1966.  —  632  с.