ИНДИВИДУАЛЬНЫЙ СТИЛЬ ИГОРЯ КОСТЕЦКОГО В КОНТЕКСТЕ ФИЛОСОФСКО-ЭСТЕТИЧЕСКИХ ТЕНДЕНЦИЙ ЭПОХИ

Багрий Мария Антоновна

преподаватель

 кафедры филологии и методики начального образования

Прикарпатского национального университета им. Василя Стефаника,

 г. Ивано-Франковск

Идиостиль игоря костецкого формировался в окружении и под влиянием самых разнообразных литературных стилей, которые играли роль ведущих в XX веке, из-за чего сложно точно определить его стилевую принадлежность. Сам автор обозначил свое творчество как моральное, дидактическое, принципиально религиозное. Его художественный потенциал, хотя и испытал влияние большого спектра модернистских движений, оказался на грани экспрессионизма и экзистенциализма, которые и определили средства создания характ-еров персонажей, структуру, стиль. Большинство литературоведов, как правило, отмечали отдельные аспекты произведений автора:стилевое своеобразие и жанровые модификации новелл, образ идеального мира и др., выбирая для анализа отдельные художественные тексты. Несмотря на единичные критические обзорные публикации, отзывы, рецензии, идиостиль игоря костецкого исследован и изучен еще в недостаточной степени, как и проблема экспериментальности в его творчестве, которая проявилась в первую очередь на стилевом уровне.

Цель статьи состоит в осмыслении индивидуального стиля писателя в контексте мировоззренческих и стилевых проявлений современной ему конкретно-исторической эпохи. Для достижения указанной цели мы ставим перед собой следующие задачи:

1.    исследовать синтез жанрово-стилевых тенденций в художест­венном мире Игоря Костецкого;

2.    охарактеризовать религиозно-философский мотив творчества писателя.

Потребность ввести литературное, хотя и не во всем равно­ценное, разнородное стилевое наследие Игоря Костецкого в сегодняшний культурно-духовный и научный контекст обуслав­ливает актуальность исследования.

Научная новизна работы заключается в том, что впервые на основе особенностей художественного мышления автора изучено многообразие жанрово-стилевых разновидностей его произведений, поиски писателя в идейно-тематическом обогащении украинской литературы, а также в образно-мотивной сфере.

Эволюцию авторского стиля и жанровую экспериментальность творчества иллюстрирует анализ повестей, написанных в 40-х годах, вошедших в сборник «Там, где начало чуда». Они не всегда вписываются в жанровые рамки традиционной повести, «характери­зуются однолинейным сюжетом, а по широте охвата жизненных явлений и глубиной их раскрытия занимают промежуточное место между романом и рассказом» [9, с. 116] и являются ярким примером жанровых экспериментов. Произведения из сборника подчеркивают интеграцию сознательного и подсознательного, абстрактного и реального, действительного, условного и мистического, что легло в основу сюжетных моделей повестей «Чернолесская быль», «Опрышок и пахарь», «Опрышок и кривая девушка». Им присуща как метафизика или статика действия сюжетного конфликта, так и логика или динамика композиционного развития, потому что они возведены на плоскости символично ассоциативной, представляющей собой структуру трехмерного времени: прошлого как памяти, настоящего как условности, будущего как неизвестного или ирреального [2, с. 26]. Эти ранние «повестки» автора основаны на стилевой категории описания типа человека, ситуации, жизненного явления. Применение писателем разнообразной палитры форм, средств и приемов психологического изображения помогает художественному раскрытию богатого мира героев прозаических и драматических произведений в единстве внешнего и внутреннего, детерминиро­ванности их поведения как социальными, так и собственно психическими факторами. Сквозь призму создания характера и убеждений персонажа прослеживается и требовательность автора к себе как к писателю.

Наконец, все эти средства помогают понять особенности авторского стиля Игоря Костецкого и его идейно-эстетические доминанты. Художественное мышление писателя, ориентированное на отражение особенностей его концепции национального бытия в нечеловеческих условиях большевизма, обозначено философской сосредоточенностью. Художественное творчество писателя ― это не столько отражение окружающей действительности, а прежде всего выражение через художественный образ сознания художника, его внутренней сущности, мира его эмоций, переживаний, мыслей. Игорь Костецкий, согласно собственным эстетическим предпочтениям и мировоззрению, сосредоточивал внимание на ситуациях и явлениях «гостродраматичного» направления, проникал художественным зрением в глубины психологии души героев, нередко изображая трагизм их существования в условиях тогдашнего общественно-национального устройства.

Игорь Костецкий не воспринимал украинскую действительность, но это не сделало его мрачным пессимистом. Он энергично и одновременно театрально заявлял: «Я простой рабочий слова и ярмарочный актер» [3, с. 43]. Из чего следует, что гармония, которая не свойственна ярмарке, не была его художественной заповедью, а наоборот ― его тянуло все драматическое, хаотическое, чрезмерное, о чем говорится в следующих строках: «Моя задача ― раздражать и возбуждать, а не успокаивать или проводить» [3, с. 43]. Писатель поражал мастерством творческой манеры, однако открывал новые стилевые пласты украинского художественного мышления в литературе прошлого века.

Распространенным в науке о литературе является понимание стиля как индивидуальной творческой манеры, творческого лица отдельного писателя. Как отмечал А. Блок: «художники интересны не тем, что у них есть общего, а тем, чем они отличаются друг от друга. Стиль всякого писателя так тесно связан с содер­жанием его души, что опытный взгляд может увидеть душу по стилю…» [18, с. 14]. Однако стиль литературного произведения связан не только с «содержанием души» автора. Благодаря стилю мы видим образы произведения, героев, характеры, идейное содержание. Например, повесть «Посторонний» Альберта Камю, по выражению Д. Наливайко, «…поражает необычайной сдержан­ностью и прямотой высказывания, бедностью эпитетов и почти полным отсутствием тропов, какой-то нарочитой некрасоч­ностью» [12, с. 43]. Эти стилевые особенности, по нашему мнению, находятся в прямом соответствии с содержанием произведения, как, собственно, и в повести Игоря Костецкого «Мой третий Рим» (1962―1964), которая цветет в художественных стилевых красках. Кажется, что подзаголовок «Книги путешествий» сигнализирует о дорожном дневнике воспоминаний, но уже в первом предложении автор дает понять, что читателя ждет нечто большее, чем воспоминания туриста. «Если вы виряджаетесь в неведомые вам страны, не зная заранее, как вам о них писать, значит, вы не настоящий путешественник. Вы тогда слабенькое приложение к путеводителю» [4, с. 18]. Однако для Игоря Костецкого такая роль узка и неинтересна, поэтому в его произведении не так уж много Рима, а преобладают хаотичные впечатления об Италии. Будничная жизнь и старое искусство растворяются в ассоциациях автора на самые разные темы ― от фонетических правил произношения в разных языках до медитаций о столицах государств и империй, от оперных спектаклей до «блудодеянь» украинской эмиграционной культуры. Манера изложения эгоцентрично-парадоксальная, ироническая, саркастическая. Автор перед читателем «кичится» своей феноме­нальной эрудицией, где факты перемешаны с интеллектуальными фантазиями и экстравагантными гипотезами.

Показателем, с помощью которого исследователь сможет охарактеризовать стиль отдельного художника, является характер ассоциаций писателя, ведь они основа его тропики и стилистических фигур, доминирования определенного вида тропов, типов композиции, фабульно-сюжетных особенностей, конструирования художественного пространства, которые нельзя подчеркнуть без сжатых сопоставлений с произведениями других художников. Писатель с каждым произведением видоизменяет свое стилевое лицо, поскольку такая эволюция естественная и закономерная. Таким образом меняется тематика и проблематика, которые являются стилетворными факторами. Писатель пристально всматривается в созданный материал, «вслушивается в его речь», перевоплощает, наполняет иным мироощущением, что неизбежно сказывается на стиле других произведений. Скажем, анализ сборников Игоря Костецкого от «Рассказов о победителях» и «Там, где начало чуда» до сборника пьес «Театр перед твоим порогом» дает возможность понять видоизменение его стилевых приоритетов. Аналогично видоизменение стиля Олеся Гончара от «Знаменоносцев» до «Собора» и «Твоей зори» показывает, как стилевая константа романтического письма автора приобретает новые оттенки. В противоположность вышеупомянутым художникам Б.И. Антонич, например, стремился, чтобы каждый следующий сборник был отличным от предыдущих, не теряя при этом стилевой доминанты. Поскольку творцы художественно прорабатывают жизненный материал, то «чем крупнее объем стиля, тем более абстрактными выглядят его признаки. С этой точки зрения даже индивидуально-авторский стиль в большей или меньшей степени ― абстракция, ведь на его реализацию в конкретном произведении влияют такие факторы, как род и жанр произведения, творческий возраст писателя, конкретные особенности художественного содержания» (Ж. Сартр) [10, с. 12].

Индивидуальный стиль ― явление неповторимое, поскольку свидетельствует о художественном таланте автора. Это проявление совокупности особых существенных признаков таланта писателя в конкретном художественном произведении или во всем его твор­честве, индивидуальное воплощение художественного метода, то, чем его произведения отличаются от произведений других художников. Совокупность изобразительно-выразительных средств писателя тогда дает эффект стиля, когда закономерно сочетается в художественно мотивированную систему, обусловленную индивидуальностью художника. Как подчеркивает Н. Мафтын, именно в «внутриличностном» смысле понятия «стиль» видится и «сила», что обеспечивает стилевое единство, обусловленное идейно-эстетической позицией писателя. Важным моментом в изучении индивидуального авторского стиля является его мотивированность и глубоко личностными переживаниями, и сознательной духовной жизнью автора, и собственной жизненной правдой, корни которой уходят в общечеловеческий онтологический опыт» [10 с. 15].

Апелляция к библейским мотивам, образам и концепциям ― весомый вектор творчества Игоря Костецкого. Выясняя особенности собственных религиозных убеждений, писатель менял и способы художественной взаимодействия с текстовой реальностью Священного Писания, переосмысливал образы и мотивы библейских текстов, экспериментируя с их структурным построением, трансформируя их жанровое своеобразие, обыгрывая особенности характеров персонажей (новеллы «Повесть о последней спичке», «Тебе принад­лежит целый мир», «Божественная ложь», драмы «Близнецы еще встретятся», «Искушение несвятого Антона», «Действие о великом человеке»). Наконец, автор основное внимание уделял и освещению этических основ христианства, объяснению его основных категорий, поиска согласия человека со Всевышним (повесть «День святого», «История монаха Гайнриха»).

Поскольку художник активно и внимательно читал Священное Писание и под призмой его тем и категорий стремился осмыслить жизнь, религиозные представления Игоря Костецкого на протяжении его жизнетворчества углублялись, хотя часто и диссонировали с официально провозглашенными церковью. Традиционными в его художественном наследии становятся переосмысленные образы Христа, Иуды, дьявола, апелляция к философским основам христи­анства, религиозно-мистическим сюжетам, сочетание религиозного мистицизма с языческими корнями [14, с. 72], благодаря чему художник и осознает особенности собственных религиозных представлений. В ряде произведений писателя прямо или косвенно использовались библейские тексты и поднимались вопросы существования Бога (например, в новеллах «Повесть о последней спичке», «Тебе принадлежит целый мир», «Божественная ложь», драмах «Близнецы еще встретятся», «Искушение несвятого Антона», «Действие о великом человеке», повестях «День святого», «История монаха Гайнриха»). В этих разножанровых произведениях Игорь Костецкий пытался проявить силу связи каждого отдельного человека со Всевышним, определить границы их общения, «причастность кате­гории прозрения к трансагрессивному состоянию и безумию» [4, с. 214], показать противостояние категорий добра и зла, которые существуют в подавляющем большинстве произведений писателя, отмечая, что это ― «личная судьба каждого, ибо с Богом все имеют свои отдельные уговоры» [4, с. 126].

Писатель увлечен прозой, печатая ее в лагерной периодике, стремится приобщиться к общеевропейским эстетическим поискам и новациям. Именно в шестидесятых годах он создает вторую и конечную редакцию повести «День святого», названную исследователями «Евангелием от Костецкого» [16, с. 127]. Ю. Мариненко отмечает, что в этом произведении «есть непроизвольные литературные влияния и сознательные реминисценции» [11, с. 127].

Повесть «День святого» создана по мотивам раннехристианской истории. Ее главные герои ― евангелист Иоанн и римский «новообращенный патриций» Теофил, о котором говорится в Евангелии от Луки [13, с. 107]. Произведение является интересным, прежде всего, благодаря психологической коллизии, удостоверяющей очевидное авторское раздвоение: Игорь Костецкий ― и писатель, и аналитик собственноручно написанного. И тут начинается довольно опасная интеллектуальная игра самого с собой.

«История монаха Гайнриха» (1963―1964) по замыслу Игоря Костецкого была частью цикла из шести различных Гайнрихов. В одном из них говорится об абсолютном добре. Эта же история задумана как абсолютное зло, что «развивается в ничто, в совершенный ноль. При окончательном его решении роль дьявола становится уже не нужна» [4, с. 112]. Игорь Костецкий сомневался: «читатель не будет слишком далек от истины, когда утвердит, что автор мало верит в свою историю, несмотря на усиленную работу» [4, с. 113].

Василь Барка, анализируя повести «День святого» и «Историю монаха Гайнриха», отмечал психологическую экзотику и экспрессио­нистичность прозы Игоря Костецкого, имея в виду отказ от описания материальности в ее ежедневном виде [4, с. 113]. Удачное наблюдение исследователя можно воспринимать в широком смысле: ведь экспрессионизм писателя сочетался с осмыслением опыта межвоенного модернизма и непрерывным экспериментаторством.

«Притча ударенного по голове немца» является вторым названием новеллы «Тебе принадлежит целый мир». Через жанр притчи Игорь Костецкий находит выражение морально-философских размышлений, нередко противоположных общепринятым представ­лениям. Так, в этой новелле ключевой является проблема потери человеком непосредственной связи с Богом, создание пророческого общения с Творцом и поиск смысла. Писатель иронизирует, когда отмечает: «Я не могу теперь со всей уверенностью сказать: я знаю, что хорошо, а что плохо. Я чувствую, что могу все. Могу стать преступником, и могу стать праведником» [5, с. 172].

Взгляды Игоря Костецкого на религию вообще и на свое творчество в частности имели в своем развитии несколько эволюци­онных стадий, изменяясь на разных периодах жизнетворчества. Но его понимание элементарной природы творческого процесса, а через него, соответственно, и основной цели человеческого существования, осталось неизменным. Игорь Костецкий не раз отмечал, что «романтизм ―это постоянное стремление единицы повлиять на общий ход событий, это вплетание маленькой человеческой свободы в огромный венок Божьей воли, что является действием творения мира» [8, с. 27]. И на протяжении жизни, уточняя и развивая частичные аспекты этой концепции, он не изменил ее основного постулата ―полноценная жизнь человека возможна лишь в творческом партнерстве, в божественном процессе формирования вселенной, и этот процесс не может положительно завершиться без участия человечества как сознательного творческого элемента. Именно здесь проявляется суть едва ли не средневекового вопроса: «может Всемогущий создать такой камень, которого Сам не мог бы поднять?» [8, с. 181]. Такое партнерство возможно, рассуждает автор, только для человека, который способен подняться над ограничением своего «я», над слепым послушанием общественным и природным в биологическом смысле формам ощущения и поведения, становясь, в какой-то мере, «искусственным человеком» [6, с. 36], человеком, который готов взять на себя ответственность за формирование собственной жизни.

Таким образом, исследование специфики индивидуального стиля Игоря Костецкого, доминирующих образов, тем, жанровых форм произведений писателя подтвердило весомость его вклада в развитие украинской прозы ХХ века. Сочетание традиционной основы с модерными эстетическими поисками обогатили его произведения своеобразными стилистическими приемами и средствами, реализовали новую тематику, сказались на манере художественного изложения. Доминирующей стилевой особенностью в творчестве Игоря Костецкого является акцентация на религиозности, апелляция к библейским концепциям и признание весомой роли духовности в жизни человека. Писатель, рисуя типичные ситуации общественной и частной жизни, стремился мыслить категориями как общечело­веческими, так и высокодуховными. Включение в произведения Библейского текста позволяло Игорю Костецкому активизировать новые смысловые уровни Священного Писания. Писатель сознательно вводит в тексты произведений картины Сотворения Мира, противопоставляя творческое начало разрушительному.

Список литературы:

1. Державин В. Три роки літературного життя на еміграції (1945―1947). ― Мюнхен: Видавництво «Академія», 1948. ― С. 22―37.
2. Качак Т. Жанрово-стильові аспекти «експериментальної прози» Галини Пагутяк / Т. Качак // Вісник Прикарпатського університету. Серія: Філологія; [редкол.: В.В. Грещук (голова) та ін.]. ― Івано-Франківськ: Плай, 2005. ― Випуск. ІХ―Х. ― С. 41―48.
3. Костецький І. Відкритий лист до редакції сучасності / І. Костецький // Кур’єр Кривбасу. ― 2001. ― № 142. ― С. 87―106.
4. Костецький І. Тобі належить цілий світ: Вибрані твори / І. Костецький. ― К.: Критика, ― 2005. ― 527 с.
5. Костецький І. День святого / І. Костецький // Кур’єр Кривбасу. ― 2001. ― № 138. ― С. 145―198.
6. Костецький І. Контур, степ і доля / І. Костецький // Україна і світ. ― Ганновер, 1955. ― ЗОШ. 14. ― С. 63.
7. Костецький І. Людина, що зникає у темряві. Розділи з роману «Троє глядять у дзеркало» // Арка (Мюнхен). ― Ч. 2―3, листопад. ― С. 26.
8. Костецький І. Передмова до нездійсненної публікації / І. Костецький // Кур’єр Кривбасу. ― 2001. ― № 139. ― С. 141―142.
9. Літературознавчий словник-довідник / За ред. Р.Т. Гром’яка, Ю.І. Коваліва, В.І. Теремка. ― К.: ВЦ «Академія», 2007. ― 752 с.
10. Мафтин Н.В. У пошуках «GRAND» стилю: західноукраїнська та еміграційна проза міжвоєнного двадцятиліття / Наталя Мафтин. ― Івано-Франківськ: ЛІК, 2011. ― 336 с.
11. Мариненко Ю. «На шаховому полі дивезійного дійства…». Проза Ігоря Костецького / Ю. Мариненко // Сучасність. ― 2004. ― № 11. ― С. 119―127.
12. Наливайко Д. Искусство: направления, течения, стили / Д. Наливайко. ― К.: Мистецтво, 1985. ― 365 с.
13. Новий завіт // Святе Письмо Старого та Нового Завіту. ― Рим: Видавництво ОО Василіян, 1963. ― 352 с.
14. Салига Т. Молимось, Боже єдиний / Т.Ю. Салига // Слово благовісту: Антологія української релігійної поезії. ― Львів, Світ, 1999. ― С. 70―40.
15. Сартр Ж.-П. Экзистенциализм ― это гуманизм; перекл. з фр. П. Тошнота / Ж.-П. Сартр. ― М., 1995. ― 480 с.
16. Соколов А.Н. Теория стиля / А. Соколов. ― М., 1968. ― 176 с.
17. Стех М. Р. Пошуки / М.Р. Стех // Костецький І. Тобі належить цілий світ: Вибрані твори. ― К.: Критика, 2005. ― С. 163―175.
18. Шапиро М. Стиль / М. Шапиро // Советское искусствознание. ― Вып. 24. ― 1988. ― 314 с.
19. Юрова І. Творча особистість І. Костецького у літературному дискурсі ІІ половини ХХ століття: монографія / Інна Юрова. ― Донецьк: Норд-Прес, 2006. ― 270 с.