ФИЛОСОФСКИЕ ИДЕИ НИККОЛО МАКИАВЕЛЛИ В ТРАГИКОМЕДИИ КРИСТОФЕРА МАРЛО «МАЛЬТИЙСКИЙ ЕВРЕЙ»

Георгиевская Валерия Владимировна

преподаватель Харьковского национального университета имени В.Н. Каразина

E-mail: pozitif22@mail.ru

Сколько преувеличений может допустить драматург в пьесе? Сколько вольностей и отступлений от традиций? Подобные вопросы лежат в основе дальнейшего исследования и анализа пьесы «Мальтийский еврей» (1589 г.) английского драматурга XVI в. Кристофера Марло (1564—1593 гг.). Эта трагикомедия объединяет адаптацию, развитие и преобразование популярной в то время фигуры злодея и авантюриста, философа Н. Макиавелли.

В «Мальтийском еврее» драматург изобрел злодея, который в дальнейшем стал примером беспринципности и угрозы обществу, в фарсовой форме отражая пороки мира: жадность и месть. Варавва в «Мальтийском еврее» является олицетворением «неверного», чьи закулисные махинации в отношении христиан и турок является карикатурной экстраполяцией народного сознания в восприятии «Государя» Н. Макиавелли, но действия не имеют ничего общего с политическими амбициями персонажа. По мнению К. Марло, это не тот случай, когда цель диктует средства, а сами средства становятся самоцелью. В пьесе трагическая ирония уступила сатирическому фарсу.

Стоит сразу уточнить жанровое определение трагикомедии. А. Галыч дает такое определение этому жанру: «Трагикомедия — это драматический жанр, которому присущи черты одновременно трагедии и комедии. В основе трагикомедии лежит трагикомическое мировосприятие драматурга…» [1, c. 309].

Для эпохи, в которой жанр трагедии был средством борьбы против тирании, эта трагикомедия стала шагом к переосмыслению характеров и мотиваций тиранов — прежде всего тех, кто использовал хитрость и обман, чтобы распространять свою власть в эпоху Возрождения. Это был способ создания моральных изгоев, гипертрофированные черты которых разоблачали социальные проблемы. Акцентирование внимания на обмане и предательстве в качестве важнейших компонентов такой тирании на сцене для их воплощения предполагал применения в тексте ряда тенденций, которые были характерны для английской истории XVI в.

В Англии в конце XVI в. труды Никколо Макиавелли (1469—1527 гг.) были овеяны значительной славой. Безжалостные, аморальные измены, хитрые манипулирования и религиозное лицемерие воспринимались как эффективные советы итальянского деятеля для достижения и поддержания политической власти. Хотя трудно проследить парадигму от первого до последнего впечатления от трудов Н. Макиавелли, но можно выделить работу европейского противника его философии, такую как «Контр-Макиавелли» (1576 г.) Иннокентия Джентиле, которая была более распространенной, чем работы самого итальянского философа на английском языке. Историки отмечают, что И. Джентиле, протестантский судья из Гренобля, явно хотел, чтобы его работа послужила предупреж­дением и разоблачением для французской политики XVI в., по его мнению, именно разрушительное воздействие макиавеллис­тской теорий был причиной резни гугенотов. Искаженный и преувеличенный образ Н. Макиавелли, другими словами, был первопричиной при написании вышеуказанной пьесы. К. Марло занял свое достойное место в ряду драматургов, создавших свои собствен­ные портреты Н. Макиавелли, в свою очередь сотворив еврея Варавву.

Трагикомедию «Мальтийский еврей» начинает необычный пролог от лица Н. Макиавелли: «Пусть думают — Макиавелли мертв; / Душа его перелетала Альпы. / По смерти Гиза Францию покинув, / Сюда явился он, к своим друзьям…/ …Религию считаю я игрушкой / И утверждаю: нет греха. Есть глупость. / …Трон силой утверждается, закон, / Как у Дракона, крепок только кровью. / Кто крепко держит власть, тот дольше правит…» [2, с. 1]. Оратор (Н. Макиавелли) рассказывает, что в Англии у него есть друзья, хотя те, кто любит его, не будут упоминать его имя из-за сомнительной репутации. Он продолжает утверждать, что даже те, кто ненавидит его, или же те, кто денонсировал его книги, читали его труды для достижения власти (даже папской власти), использовали его недобросовестные принципы на практике, пока не достигли желаемой цели.

Н. Макиавелли не только фигурирует во введении к «Мальтий­скому еврею», он еще просит зрителей «украсить его, как он того заслуживает». Он также отмечает, что всем зрителям надо признать соучастие в качествах, которые определяют популярность его образа, конечная оппортунистичнисть которого, в тандеме с хитрой и беспринципной тактикой работают под маской праведности. «Я здесь, среди вас», — говорит Н. Макиавелли. Это введение необычно тем, что ставит под сомнение моральные устои зрителя. Трагикомедию следует рассматривать как пример человечес­кого лицемерия, в которой реакция зрителя может оказаться глубоко амбивалентной и самообличительной, как учение Н. Макиавелли.

Дальнейший ход событий изображает Варраву как карикатуру на зло, которое отождествляется с понятием «враг». Стратегия К. Марло включает манипуляцию тематического контекста и сатирических элементов, которые заманивают зрителя в ловушку Варравы. Комическое восприятие ситуации приводит в дальнейшем к моральной ненависти и полному пренебрежению всего происходя­щего со стороны персонажа. Такая стратегия и такой тон не были характерны для пьес того времени и стали мостиком, соединив Средние века и эпоху Возрождения. В XVI в. произошла трансформация морали, заложенная в литературном произведении, она превратилась из богословской в дидактическую с политическими и педагогическими элементами.

Н. Макиавелли выступает «заместителем» Варравы, он является олицетворением зла и греха, используя для маскировки кажущуюся религиозность. Итальянский философ высмеивает в прологе человеческую доверчивость, используя которую злодеи достигают своей цели. Любыми способами драматург подчеркивает разрушительную силу и мощь Варравы, его ненасытную жажду золота: «… Меня все ненавидят за удачу, / А за богатство чтут. Так пусть уж лучше / Все ненавидят богача-еврея, / Чем жалкого еврея-бедняка!.../ …Корона не приходит по наследству / Иль силой добывается. А сила, / Как слышал я, весьма непостоянна…» [2, c. 4]. Его злость и стремление к богатству, беспринципность, ненависть к христианскому миру и алчность привлекают зрителей: «…Блаженство, что обещано евреям,…/…Я в вере христианской не вижу проку, / В ней все — лишь злоба, ложь или гордыня, / Что плохо вяжется с ученьем их. / У некоторых есть, конечно, совесть, / Но их та совесть держит в нищете…» [2, c. 4]. Чередуя сразу зависть и приверженность, драматург держит внимание зрителя на протяжении всего спектакля. Моральные устои требуют от зрителя быть на стороне Фарнезе (губернатора Мальты), а меткие реплики и действия на сцене привлекают их к Варраве, который, кажется остроумным, а не злым злодеем.

Продолжая презентацию персонажа К. Марло за прологом от Н. Макиавелли вводит реплику самого Варравы, которая является гимном его жадности и алчность: «…Он, как купец индийских рудников, / Торгующий металлом чистой плавки, / Богатый мавр, что в недрах скал восточных / Свое богатство может добывать,… / Сгребать алмазы, как простой булыжник, — / Бесплатно брать их продавать по весу… / …Так люди здравого рассудка множат / Презренною торговлей достоянье / И постепенно в тесной конуре / Несметные богатства собирают…» [2, с. 2]. Именно жадность в дальнейшем объединяет всех действующих лиц: турок, христиан и евреев, все они, эксплуатируя друг друга, стремятся к богатству. Монахов Варрава заставил быть соперниками, Белламиру подтолкнул к заговору с Итомором, а вице-адмирал Испании Мартин дель Боско, невзначай отмечает, что именно жадность привела его в Мальту: «Ветер дует, так что весь мир, / Желает золота» [2, с. 17].

Варрава, однако, не занимается уничтожением соблазнов, а, скорее он использует человеческие склонности к жадности, чтобы манипулировать ими, наслаждаясь собственным желанием мести. Он постоянно лукавит, и его настоящими намерениями заканчиваются все реплики, будто ироническое замечание самому себе. Варрава заставляет своего раба Итамора скрывать все предыдущие и будущие преступления, и он делает это с удовольствием, потому что сам является олицетворением жадности и жажды разрушения: «Что касается меня, я иду под покровом ночи, / ... Иногда я хожу, и отравляют колодцы / ... Чтобы наказать христианских воров, / Я готов потратить свои деньги ...» [2, с. 22].

Гиперболы и гротескные карикатуры из биографии Варравы и Итамора поддерживают миф о философии Н. Макиавелли и влияние его работ на людей. Драматург делает их комическими чудовищами, садистские способы, решения которых являются фарсом.

«Мальтийский еврей» — эта трагикомедия с элементами фарса и английского юмора, в которой каждый элемент является следствием наблюдений и тщательного анализа эпохи Возрождения. К. Марло особо выделил два аспекта: характеры и изображение мира, в котором смысл существования — жизнь. П. Хонан приравнивает характерис­тику мира и характеров действующих лиц к сатире Ф. Рабле, где намеренное преувеличение соответствует внутренней логике, заложенной писателем. Она освещает реалии мира, которые открывают новые перспективы. На примере пьесы К. Марло жадность и вымогательство — это не просто человеческие пороки, они одеты в религиозные латы, лицемерие, конечно, является фирменным знаком Н. Макиавелли [7, с. 138]. В пьесе маску носит не только Варрава, который использует обман веры для достижения своих мстительных целей, но и монахи, чьи религиозные привычки прикрывают жажду власти, жадность и разврат. И даже оппортунистичный Фернезе, губернатор Мальты, чей вызов Варраве уничтожает его самого до основания не избегает участи Варравы и жаждет мести за причиненное ему оскорбление. Поступок губернатора объясняется примером воззрений Н. Макиавелли, который считал, что человек может изменить веру, если она может принести ему вред. Во время захвата Мальты турками, которые вознаградили губернатора, Варрава быстро адаптируется к новым условиям и новым политическим обстоятельствам, используя свой статус в качестве средства обмена, чтобы увеличить свое богатство, даже идет на сговор со своим старым врагом Фарнезе, чтобы уничтожить турок: «…Клянусь тебе — освобожу я Мальту. / Составим заговор: на пышный пир, / Где будешь ты, Селима Калимата / Я позову…/ …Свободной станет Мальта навсегда» [2, с. 51].

Уничтожение на дуэли женихов собственной дочери, отравление целого женского монастыря и двух монахов и другие беды, которые приносит Варрава Мальте не оправдывают себя. Любые средства и действия стоят достижения цели, считает Варрава. «Умные» делают то, что имеет значение, а он делает то, что принесет ему пользу. Независимо от того, что его действия всегда вопиющие по своей разрушительной силе, К. Марло сосредоточивает внимание на том, что большинство его жертв являются как он сам — алчными убий­цами. Большинство его афер является импровизацией, звериная интуи­ция и быстрая реакция делают его неуловимым длительное время.

Персонажа писатель как бы бросает на произвол судьбы, подводя его к какой-то ситуации. Интрига приковывает внимание зрителя к действию пьесы. К. Марло, создав Варраву, будто испытывая его возможности, погружает его во все более серьезные авантюры, и именно инстинкт самосохранения доминирует, руководит дейст­виями купца. Последствия разрушений, спровоцированные Варравой игнорируются, приходит новый день и все начинается с чистого листа. Можно только предположить насколько широким было понятие трагедии во времена правления Елизаветы. Кажется, что писатель поставил пред собой цель создать совершенную карикатуру на злобу и насилие, которые общество воспринимает с цинизмом. Фарс, дикие, жестокие убийства выходят из общего понимания «неверных» для христиан, турок и евреев понятие.

Таким образом, философия Н. Макиавелли возникает кое-где в пьесе как чудовище в кривом зеркале, как своеобразный триумф прагматического лицемерия и обмана. Одной из особенностей человека является стремление наблюдать за себе подобными, за делами, на которые мы сами никогда не решимся. К. Марло, будто подслушав тайные мысли общества, дал им такую возможность, создав пьесу, в которой англичане видели самих себя.

Смешение насилия и тщеславия в трагикомедии К. Марло привлекает внимание зрителя и захватывает его. Мастерство актеров обеспечивает остроумную браваду обмана и благосклонность публики.

Эта трагикомедия является примером нового динамического вида драмы, который не имеет ничего общего с произведениями своих предшественников. В пьесе, акценты метких парадоксов и удивитель­ных поворотов, которые приводят к неординарным решениям и импровизациям, пересекаются с множеством эмоциональных отступ­лений и дают возможность зрителям самим принимать решения, составлять свое впечатление о пьесе, выбирать, где добро, а где зло. Трагикомедия К. Марло «Мальтийский еврей» является удивительным сочетанием фарса, дикости, и аллегорической многозначности, которые помогают выявить новые направления в драме эпохи Возрождения.

Список литературы:

1. Галич О. Теорія літератури: підручник. — К.: Либідь, 2008. — 488 с.
2. Марло К. Мальтийский еврей [Электронный ресурс]: Режим доступа. URL: http://adelanta.info/library/poetry/541.html
3. Микеладзе Н.Э. Шекспир и Макиавелли. Тема «макиавеллизма» в шекспировской драме. — М.: «ВК», 2005. — 492 с.
4. Парфенов А.Т. Кристофер Марло. — М.: Художественная литература, 1964. — 221 с.
5. Bevington D., Rasmussen E. Tamburlaine, Parts I and II; Doctor Faustus, The Jew of Malta; Edward II. — NY: Pub Co Inc, 1995. — 320 p.
6. Edinburgh L. Christopher Marlowe. Renaissance Dramatist. — Edinburgh: Edinburgh University Press, 2008. — 179 p.
7. Honan P. Christopher Marlowe: Poet & Spy, USA: Oxford University Press, 2007. — 448 p.