СВОЕОБРАЗИЕ ХРОНОТОПА В РАССКАЗЕ Л. ЛЕОНОВА «СЛУЧАЙ С ЯКОВОМ ПИГУНКОМ»

Туева Анастасия Олеговна

аспирант кафедры русской и зарубежной литературы ВятГГУ, г. Киров

E-mail: anastasiya.tueva@mail.ru

Определяющее значение в формировании любого художественного мира имеет хронотоп. Использованная в рассказе «Бурыга» (1922) сказочная пространственно-временная модель оказывается устойчивой и повторяется в рассказе «Случай с Яковом Пигунком» (1922). Эти произведения являются литературными сказками и сказочной дилогией [1, с. 52].

В «Случае с Яковом Пигунком» гармоничному божественному миру берёзовой рощи, как и в «Бурыге», противостоит мир людей. Н.В. Батурина объясняет такое строение пространства близостью к хронотопу волшебной сказки: «Внутри сказочного сюжета фольклористами выделяются мир людей и чудесное тридевятое царство, тридесятое государство, представляющее собой мифическое пространство мёртвых, антимир по отношению к реальности. Именно туда и отправляется с конкретной целью главный герой народной сказки. <…> В сказочной дилогии можно выделить два пространства: лес, напоминающий сказочное царство, и человеческий мир. Если в волшебной сказке герой отправляется в иной мир за чудесными предметами или за похищенной близкой женщиной, то у Л. Леонова, наоборот, из лесного царства персонажи волею обстоятельств оказываются заброшенными во враждебное по отношению к ним пространство — человеческое общество» [1, с. 52—53].

Пространственное кольцо в рассказе «Случай с Яковом Пигунком» начинается и замыкается в берёзовой роще. Берёзовая роща описывается как рай на земле. Особой значимостью обладает берёза. Н.В. Батурина отмечает: «Через многие творения художника проходит мифологема берёзы. <…> В мифологии это священное дерево. Оно почиталось как символ жизни, символ девушки-невесты» [1, с. 82]. В многочисленных лирических отступлениях Леонов раскрывает божественную природу берёзы: «Господи, берёзка! Берёзка, с языка божественного, обозначает жизнь… Каб на земле не росла берёзка — не стоило бы жить нам тогда…» [3, с. 90], «В берёзовой роще всегда ласково. Всегда в ней слышно, как зелёные херувимы воркуют на сучках. Приди сюда хоть конокрад, но защебечет в нём душа херувимом, и станет спасенником конокрад. В берёзовых рощах рождаются райские птицы из зелёной тишины позднего часа…» [3, с. 93], «Эй, вы, конокрады! Не ходите вы в церкви, ходите в берёзовые рощи слушать пенье птиц… Просветятся души, — и будете вы, как берёзки, сами в белых рубашках по земле гулять!» [3, с. 105], «А что есть земляника? Берёзовая пречистая кровь…» [3, с. 96]. Дёготь, получаемый при переработке берёзы — всепроникающая жизненная сила, универсальная священная субстанция, истинная сущность которой открывается только чистому человеку: «Вёснами — если ты не вор и умеют твои глаза небо видеть — ты наземь в берёзовой роще брюхом упади… и слушай. … Напоследки услышишь тихое журчание медового ручейка, — это дёготь рекой в земле течёт…» [3, с. 91]. В образе берёзы можно увидеть сходство с мировым древом [6, с. 398—406], которое питает жизненной силой (дёгтем) всё вокруг.

Дегтярник Яков Пигунок не только умеет делать дёготь, но и знает его истинную сущность. Таким образом, Яков становится служителем божественной берёзовой рощи, своеобразным святым отшельником. Леонов подчёркивает: «Жил Яков в лубяном шалашике, вроде, скажем, пустынника…» [3, с. 90]. Особо нужно отметить, что Леонов утверждает гармоничную слитность человека и природы: даже жилище Якова — лубяной шалашик — не нарушает природного устройства. Подтверждением взгляда на человека как продолжение природы служит особо выделяемый Леоновым топос бороды Якова Пигунка. Полтора года в ней жил паук Иван Иваныч: «Сделал в бороде шалашик такой и прятался там в пасмурные дни…».

Как и в рассказе «Бурыга», в «Случае с Яковом Пигунком» присутствует динамичный центр художественного пространства, воплощённый в главном герое. Так, с премещением героя в «Бурыге» мы проходим путь лес — Власьев Бор — город — Испания — лес, в «Случае с Яковом Пигунком» — лес — Гурмачи — Долдоньев Кус — лес. В смене топосов можно усмотреть характерную для волшебной сказки циклическую замкнутость пространства. «Действие совершается по движению героя, и то, что лежит вне рамок этого движения, лежит вне рамок повествования», — отмечает В.Я. Пропп [5, с. 310], говоря о строении волшебной сказки. Путь героя становится осью повествования. Именно эту древнейшую форму построения пространства использует Леонов. Появившись возле Якова, ненашик-Долбун хочет обрести семью: «Ты вот что, Яшк, ты меня сынком зови… Я тогда смирный буду… Ты меня сынком, а я тебя Яша» [3, с. 93]. Однако Яков, гармонично живущий с миром берёзовой рощи, принимающий существование в своей бороде паука Ивана Иваныча («Каждая тварь должна себе пристанище на земле иметь…» [3, с. 89]), не может принять инфернальную сущность ненашика. Изгнанный из «рая на земле», отвергнутый, Долбун отправляется искать место, где его примут и полюбят.

Мир людей противопоставлен гармонии жизни в берёзовой роще. Он отталкивает своей разобщённостью, практицизмом и корыстолюбием. В 10 верстах от леса находится имение генерала Васютина Гурмачи. Леонов использует топос дворянской усадьбы, традиционный для русской литературы. Вызывает интерес способ появления героя — через окно. Т. М. Вахитова отмечает: «… через раскрытое окно, символизирующее в дворянской культуре единство дома и парка, интерьера и пейзажа, быта и природы … проникает инфернальное существо с длинным хвостом — Долбун. Окно в этом фрагменте … становится символом границы двух миров — реально-бытового и трансцендентного» [2, с. 214]. От людского непонимания Долбун тоже сбегает через окно, и таким же образом появляется перед дьяконом Логином в селе Долдоньев Кус.

Село Долдоньев Кус, «сто сорок домов да церква Благовещенска», находится за 10 вёрст от Гурмачей. Леонов отмечает, что в Долдоньевом Кусе много конокрадов, то есть грешников, «конокрад и пить может, и убить может, и Бога не забудет» [3, с. 103]. Под стать селянам дьякон Логин: «ещё когда в стихарь посвящали — крепко пил…», «необычайный лик и на нём нос лиловым бутоном…», «у Логина порядок такой — бутыль в день» [3, с. 103]. Появление Долбуна дьякон не принимает всерьёз («Ты погань и винный осадок, ты есть пьяное недоразумение моего дьяконского воображения!» [3, с. 104]), а на просьбу приютить отвечает предложением жить в бутылке и питаться мухами. Не признавая Долбуна нечистой силой, Логин всё-таки отказывает ему во внимании и душевном тепле. Символично, что главный герой в поисках приюта пришёл не к обычным жителям села, а к служителю церкви, но всё равно не нашёл понимания. «Была в нём звериная грусть», — пишет Леонов и этим ещё раз подчёркивает принадлежность героя живой природе. Сделав ночью круг в пространстве, Долбун на рассвете возвращается в берёзовую рощу, чтобы умереть.

Кроме берёзовой рощи, Гурмачей и Долдоньева Куса, автор вводит в текст внесюжетные топосы, расширяя тем самым художественное пространство. Неоднократно упоминается Филимониха, которая «на помеле, да в Ерусалим ездила», у генерала Васютина «под Бородином одна и та же бомба оторвала ногу отцу и голову деду», и этот же генерал грозится отправить Долбуна на каторгу в Сибирь. В упоминании этих топосов можно усмотреть и характерное для литературной сказки смешение фантастического и реального пространства [4, с. 117], и сравнение размеров несовершенного человеческого мира с маленьким топосом берёзовой рощи.

Главная особенность художественного времени в рассказе — пограничность. Действие происходит в пограничное время года и пограничное время суток. В тексте неоднократно встречаются противоречивые временные приметы: «Май, уходя, соловьём в зеленях пел…» [3, с. 91], «Снизошёл на землю молитвенной стопой поздний час июня…» [3, с. 93], «…май, уходя, соловьём свистел…» [3, с. 99]. В рамках одного эпизода читаем: «Был вечер. <…>  …шёл полдень синим и светлым, до боли, небом…» [3, с. 91—93]. С одной стороны, перед нами дискретное мифологическое время, а с другой стороны, такое смешение весны и лета, дня и ночи можно объяснить пограничным состоянием Якова Пигунка, который постоянно находится между сном и явью [1, с. 68].

Сказочный хронотоп в рассказе «Случай с Яковом Пигунком» сложен и многослоен.  «Структура художественного пространства становится моделью пространства Вселенной автора», — считал Ю.М. Лотман [7, с. 41]. Выбор хронотопа характеризует восприятие автором действительности. Создавая замкнутый сказочный мир, удалённый от исторической действительности, Леонов прячет за сказочным сюжетом злободневные проблемы и рассматривает их с позиций народной этики: только доброта и любовь к ближнему способны возвысить человека, раскрывая его лучшие черты.

Список литературы:

1. Батурина Н. В. Народно-поэтические истоки творчества Л. Леонова 20-х годов. — Бирск, 2000.
2. Вахитова Т. М.  Художественная картина мира в прозе Леонида Леонова: структура, поэтика, эволюция. — СПб, 2006.
3. Леонов Л. Ранняя проза: Повести и рассказы. — М., 1986.
4. Нагорная О. В. К вопросу о поэтике литературной сказки (В сопоставлении с поэтикой фольклорной сказки) // Вектор науки Тольяттинского государственного университета, № 3, 2011. — С. 116—121.
5. Пропп В. Я. Поэтика фольклора. — М., 1998.
6. Топоров В. Н. Древо Мировое // Мифы народов мира: Энциклопедия в 2 т. — М.: Советская Энциклопедия. — 1980. — С. 398—406.
7. Якубина Л. В. Анализ пространственных отношений текста // Русская словесность. — 2002, № 1. — С. 41—49.