ТОЛСТОЙ И ХХ ВЕК В РОМАНЕ М.А. АЛДАНОВА «ЖИВИ КАК ХОЧЕШЬ»: «МЫСЛЬ СЕМЕЙНАЯ»

Бобко Елена Ивановна

канд. филол. наук, Саратовский государственный университет им. Н.Г. Чернышевского, г. Саратов

E-mail: bobko72@mail.ru

ХХ век в диалоге с аксиологией Л.Н. Толстого как системой классических ценностей — так можно обозначить одну из магистральных составляющих рецепции толстовского творчества в произведениях М.А. Алданова. Такая аксиологическая «взаимопроверка» позиций в осмыслении основополагающих вопросов индивидуального (нравственный выбор как определение позиции в любовных, семейных, дружеских отношениях; решение экзистенциальных вопросов) и общего (выбор исторически значимого поведения) существования представляется актуальной в ситуации «смены вех» начала ХХI столетия. В статье предложен ряд наблюдений, касающихся специфики воплощения в романе Алданова «Живи как хочешь» «мысли семейной», центральной в аксиологии Толстого.

В «Живи как хочешь», как и в произведениях Толстого, при всей значимости проблем общей, или исторической, жизни «принципиальное внимание к человеку, взятому интимно» [6, с. 31], обуславливает авторскую стратегию: на первом плане — интеллектуальная (но психологически обусловленная) рефлексия героев на происходящее, самоопределение в границах частных, исторических, экзистенциальных обстоятельств; это определяет значимость «мысли семейной» в идейно-художественном целом произведения. Однако в качестве претекста Алданов акцентирует не эпически завершенный роман «Войну и мир», а катастрофичную «Анну Каренину»: центральную сюжетную линию романа можно рассмотреть как историю несостоявшейся семьи Нади и Яценко; отношения с Грантом во многом определяют самоубийство Тони; сюжет адюльтера значим в пьесах Яценко «Рыцари свободы» и «TheLieDetector», входящих в композицию романа как «текст в тексте».

В ХХ веке, констатирует автор, институт семьи претерпевает серьезные изменения. В «Живи как хочешь» есть ироническая редукция этой темы — в словах Нади: «Разошелся же у нас в Москве Петька с женой из-за того, что она не понимала диалектического материализма. Правда, она просто ему осточертела, и он ухватился за это» [1, с. 45], но в сюжетной линии Яценко — Надя она звучит исключительно серьезно: несовпадение исторического и жизненного опыта, устремлений и темпераментов героев приводит к отказу от создания семьи. По Алданову, изменение идеологических, социальных, бытовых реалий не отменяет значимости тех аспектов семейной жизни и шире — взаимоотношений мужчины и женщины, о которых первым с предельной откровенностью сказал автор «Анны Карениной».

В романе семья как подлинная ценность по-толстовски противопоставлена ценностям мнимым, но реализована «мысль семейная» именно как мысль — в размышлениях героев. Так, Яценко во внутренних монологах убеждает себя: «Я знаю, что я должен иметь свой очаг, иметь жену и детей. <…> И я думаю, что женясь на Наде, я не совершаю ни опрометчивого, ни нечестного поступка» [1, с. 137]. Приоритет концептуального над эстетическим, как подчеркивали многие исследователи, является характерной особенностью романного мышления автора, но в данном случае это также прием художественного психологизма, выявляющий недостаток «живого чувства». Виктор Николаевич признается, что «по-настоящему» — иррационально — был влюблен только в Мусю Кременецкую (трилогия «Ключ. Бегство. Пещера»). В литературно-критической книге «Загадка Толстого» Алданов пишет о великом предшественнике: «…рационалист, отдавший столько сил критике нечистого разума» [2, с. 313], неразрешенность дилеммы рациональное/иррациональное определяет как «коренной дуализм» Толстого. На наш взгляд, сюжетная линия Виктора Яценко, убедившегося в невозможности семейного счастья, основанного только на рассудочных, пусть и нравственно верных, доводах, — еще один аргумент в доказательство гениальности Толстого-художника и психолога и ограниченности Толстого-моралиста. Отметим, что главные герои «Живи как хочешь» «испытываются» иррациональными персонажами: Виктор — Тони, Надя — Делаваром. В романной действительности их отношения развития не получают, но в пьесах Виктора Николаевича они «активизированы», из возможных становятся реализованными: Бернар — Лина — Лиддеваль в «Рыцарях свободы», Марта — граф в «TheLieDetector».

Алданов в «Живи как хочешь» (1952) продолжает начатый еще в «Загадке Толстого» (1923) спор с автором «Анны Карениной» о моральном критерии и «нелогичности человеческой природы» [2, с. 52] — она отражена в названии произведения, романных коллизиях, диалогах и внутренних монологах героев, пьесах Яценко. Интертекстуальная стратегия автора также несет полемическую нагрузку. Так, повествование начинается с разговора об «Анне Карениной» — фильме с Г. Гарбо режиссера К. Брауна, эстетически и этически редуцирующем классический текст. При этом реплика, содержащая интертекстуальную отсылку непосредственно к толстовскому произведению, оспаривает его «нравственную идею»: «Я видела Грету Гарбо во всех ролях, в Анне… Как зовут ту русскую аристократку, которая думает, что настал конец мира от того, что она изменила мужу? Да, в Анне Карениной…» [1, с. 11]. Через точечную цитату в роман вводится в качестве интертекста пьеса «Amoureuse» Георга де Порто-Риша, которую можно рассмотреть как своеобразный вариант сюжета и конфликта «Анны Карениной», предложенный французской драматургией ХХ века. Характеристику героини де Порто-Риша приводит М. Волошин в книге «Лики творчества», контаминируя высказывания Сеше и Берто: «Не героиня, а женщина, целиком настоящая, нервная, изменчивая современная парижанка. <…> В глубине этого нового персонажа лежит тонкость и остроумие. Внешне — дерзость, легкая элегантность, вкус к любовной интриге, иногда — способность к страсти. <…> Это вся гамма любовных желаний, вся сверкающая и трагическая звучность великих страстей на не прекращающейся теме вольного легкомыслия» [3, с. 416]. По «Amoureuse» в годы Первой мировой войны был снят кинофильм-мелодрама, популярный в Америке и Европе; об этой пьесе как реалистично отражающей невозможность в современном браке соединить «церемонии и ритуалы» с «любовью и эротизмом» пишет в книге «Второй пол» Симона де Бовуар. При безусловно неоднозначном отношении Алданова к обозначенным интертекстам они контекстуально воссоздают «нравы эпохи», выступают в роли аргументов в полемике с «моральным императивом» Толстого: «Нравы никогда не подчинялись суровости установлений и законов; любовь во все времена утверждала себя вопреки им» [4].

Надя, которая «все романы Толстого … знала чуть не наизусть» [1, с. 238], размышляя об отношениях с Яценко, сетует, что их не связывает такая страсть, как Анну Каренину и Вронского. Для героини актуально не толстовское разоблачение страсти, а противопоставление «рассудочности» брака Анны и Каренина «иррациональности» чувств Анны и Вронского. Показательна в этом плане и другая интертекстуальная отсылка: Марта, «актуализирующая» Надю в пьесе «TheLieDetector», рассказывая о своих впечатлениях от чтения «Войны и мира», признается: «Там есть девочка Наташа. И ее хочет похитить один князь. <…> И мне так хотелось, так хотелось, чтобы и меня кто-нибудь похитил!» [1, с. 356]. Авторская идея об исключительности нравственного опыта Толстого соединяется с интертекстуальным приемом: толстовский «код» выступает в роли нравственно-психологического маркера. Не случайно Надя колеблется, оказавшись перед выбором между семьей и успешной карьерой в кинематографе, где главное, по ее словам, «деньги и связи»; о ее свойстве, которое Яценко называет «vitality», «friendeiness», казалось бы безоценочно говорит близкий автору герой-резонер и философ Н.Ю. Дюммлер: «очень любит жизнь, свет, их радости», но потом добавляет, выходя на обобщающий уровень: «Чрезмерная любовь к «fun» … ничего хорошего миру не предвещает» [1, с. 478].

Писателю Яценко, определившему в качестве «основного, главного» для себя семью и литературное творчество, с его «сухостью, некоторым равнодушием к людям и большой любовью к мыслям, даже к идеям» [1, с. 137], семью создать не удается, счастливым семьянином в романе является Альфред Исаевич Пемброк, бывший журналист, «кинематографический магнат». Его взгляды на мораль и искусство далеки от максим Толстого, но при этом автор подчеркивает — герой «…был всегда верен своей жене Сильвии, им оставалось четыре года до золотой свадьбы» [1, с. 308]. Именно в реплике Пемброка в беседе с Яценко: «Живу, как мне хочется, семью устроил, могу и другим помогать» [1, с. 308] — находит отражение единство центральных тем романа: жизненного выбора, свободы, семьи.

Авторская позиция сформулирована в реплике Макса, героя-философа пьесы Яценко, о необходимости снисходительности к людям, которую диктует катастрофический опыт ХХ века: «Теперь надо прощать гораздо больше, чем полвека тому назад. Просто по чувству справедливости» [1, с. 424]. В этом, по сути, говорит и Дюммлер: «Уж лучше иметь спорные, пусть даже ошибочные, но не гнусные духовные ценности, чем не иметь никаких!» [1, с. 453]. В «Живи как хочешь» Алданов создает «диалектическую взаимосвязь противопоставлений и тождеств» [5, с. 24] с аксиологией великого классика. Обращаясь к человеку и миру «после Толстого», писатель констатирует один из его «парадоксов»: опыт художественно-философских исканий Толстого проблематизируется историческим, частным, экзистенциальным опытом ХХ века, но при этом его актуальность носит сущностный и вневременной характер.

Список литературы:

1. Алданов М.А. Живи как хочешь / Алданов М.А. Сочинения: В 6 кн. — М.: Новости, 1995. Кн. 5. С. 15—536.
2. Алданов М.А. Загадка Толстого / Алданов М.А. Сочинения: В 6 кн. — М.: Новости, 1996. Кн. 6. С. 19—140.
3. Волошин М. Лики творчества. — Л.: Наука, 1988. — 848 с.
4. Де Бовуар С. Второй пол. [электронный ресурс]. — Режим доступа — URL: http://www.french-book.net/text/Biblio/Ru/Beauvoir/vtoroi_pol.html (дата обращения 05.07.2012).
5. Успенский Б.А. Поэтика композиции. — СПб.: Азбука, 2000. — 348 с.
6. Эйхенбаум Б.М. О противоречиях Льва Толстого // Эйхенбаум Б.М. О прозе. — Л.: Художественная литература, 1969. С. 25—61.