ИДЕЙНО-ЭСТЕТИЧЕСКИЕ ФУНКЦИИ ЦИКЛА В ЛИТЕРАТУРНОМ ПРОЦЕССЕ 50-Х – НАЧАЛА 60-Х ГОДОВ XIX ВЕКА

Фуникова Светлана Васильевна

канд. филол. наук, ассистент кафедры русского языка и межкультурной коммуникации международного факультета БелГУ,

г. Белгород

E-mail: funikova.s@mail.ru

В предреформенный период русская литература стала ареной политической борьбы. В обстановке дискуссий по ключевым вопросам современности и ближайшего будущего, в рамках эстетики «натуральной школы» необычайную популярность приобрел очерк. Изначально непритязательный жанр журналистской периодики, став творческой лабораторией становящегося реализма, вышел на авансцену литературной жизни. Такие писатели, как Тургенев, Гончаров, Салтыков-Щедрин, Толстой, во многом определившие направление литературного процесса второй половины XIX века, выступили с очерковыми циклами, отразившими самые актуальные проблемы российской действительности.

«Записки охотника» и «Губернские очерки» стали событиями в литературной и общественной жизни, повлияли на литераторов-современников, способствовали становлению и развитию общественного сознания.

Уже в 1847 году И.С. Тургенев опубликовал на страницах журнала «Современник», который только что перешел в руки Некрасова, в разделе «Смесь» первый очерк «Хорь и Калиныч». Редакция журнала не предвидела такого успеха, который выпал на долю небольшого произведения.

Успех очерка «Хорь и Калиныч», как, впрочем, и других произведений, которые вышли отдельной книгой под названием «Записки охотника», был исключительным. Книга принесла Тургеневу славу. Он стал восприниматься современниками как писатель, наиболее полно отразивший быт и нравы крестьянско-помещичьей России. Появление такого произведения было настолько новым для литературы, что, например, Белинский назвал рассказ «Хорь и Калиныч» «пьеской» [1, VIII, с. 110], хотя никаких диалогов, драматических коллизий и сцен в нем не наблюдается. В.Г. Белинский с восхищением отозвался обо всех произведениях, входящих  в «Записки охотника»: «Если не ошибаюсь, ваше призвание наблюдать действительные явления и передавать их, пропуская через фантазию, но не опираться только на фантазию… не только «Хорь», но и «Русак» (первоначальное название рассказа «Петр Петрович Каратаев» — С.Ф.) обещает в вас замечательного писателя в будущем» [1, VIII, 118]. Некрасов писал И. Тургеневу, что его рассказы «сделали такой же эффект, как романы Герцена и Гончарова» [10, с. 486]. Некрасов активно поощрял творческие эксперименты Тургенева: «В самом деле — это настоящее ваше дело, я рад за вас и за «Современник» — на такую отличную дорогу вы попали» [Там же, с. 487].

Впрочем, некоторые литераторы в определении исторического значения «Записок охотника» пошли еще дальше. Так, Гончаров не только считал, что именно этой книгой Тургенев воздвиг себе прочный памятник, но и был уверен, что дальше Тургенева пойти в этой области уже невозможно, что его призвание — очерк, а не роман, что он более склонен к эпически спокойному повествованию: «Если смею выразить вам взгляд мой на ваш талант искренно, — пишет он, — то скажу, что вам дан нежный верный рисунок и звуки, а вы порываетесь строить огромные здания или цирки и хотите дать драму… Скажу очень смелую вещь: сколько вы ни пишите ещё повестей и драм, вы не определите вашей «Илиады», ваших «Записок охотника»: там нет ошибок; там вы просты, высоки, классичны, там лежат перлы вашей музы: рисунки и звуки во всем их блистательном совершенстве» [2, с. 260]. Известно, что Гончаров — автор книги очерков «Фрегат «Паллада» — считал Тургенева непревзойденным мастером очерка. 

Лев Толстой невольно признал первенство Тургенева-очеркиста, когда (о чем свидетельствует запись в дневнике) работал над рассказом «Рубка леса»: «Читал «Записки охотника» Тургенева, и как-то трудно писать после него» .[9, с. 170]. Неудивительно, что когда «Рубка леса» была написана, в этом рассказе сразу обнаружились следы воздействия тургеневской книги. Толстой сам почувствовал это и решил посвятить свой рассказ автору «Записок охотника». А Некрасов, ознакомившись с рассказом Толстого, писал Тургеневу 18 августа 1855 года: «В IX номере «Современника» печатается посвященный тебе рассказ юнкера «Рубка леса». Знаешь ли ты, что это такое? Это очерк разнообразных солдатских типов… И как хорошо! Форма в этих очерках совершенно твоя, даже есть выражения, сравнения, напоминающие «Записки охотника», — а один офицер, так просто Гамлет Щигровского уезда в армейском мундире» [5, с. 236].

«Записки охотника» И.С. Тургенева создавались с перерывами на протяжении  пяти лет (1847‑1852) и были закончены накануне полного поражения России в русско-турецкой войне. То есть данное произведение вписывается в так называемое «мрачное семилетие» — последние годы царствования Николая I.

Высокие оценки современников в литературных кругах и простых читателей вызвали опасения правительства, которое, безусловно, понимало антикрепостнический характер, казалось бы, безобидных очерков. Гром разразился в 1852 году, когда Тургенев написал некролог о скончавшемся Гоголе. Желая раскрыть общественный смысл этой утраты, автор «Записок охотника» написал статью и отдал её в  редакцию «Петербургских ведомостей». Он признавался друзьям, что плакал навзрыд, когда писал этот некролог.

М.Е. Салтыков-Щедрин на литературную арену выступил практически в одно время с Тургеневым. В 1848 году в журнале «Отечественные записки» он опубликовал повесть «Запутанное дело» под псевдонимом С…в, но эта хитрость была разгадана в министерстве внутренних дел, где служил молодой чиновник. В ней он с художественной убедительностью и конкретностью показал жестокость социальных противоречий крепостнической России. Салтыков исследует «запутанное дело» общественных отношений, положение, в котором находится человек, принадлежащий к низам. Писатель противопоставляет замученного и страдающего от голода и холода «бедного человека» — «сытому господину». Николай I, познакомившись с сюжетом повести, был взбешен и сделал вывод о «вредном направлении»  «Запутанного  дела». Откликов на эту повесть в печати не было, так как Салтыков сразу же был арестован и выслан из Петербурга. Вспоминать о «Запутанном деле» было опасно даже в переписке, так как все знали, что по распоряжению царя письма подвергаются перлюстрации. По этому поводу С.А. Макашин замечает: «Успех повести у современников, его характер и масштабы скрыты от нас. Чтобы определить их нужно догадываться и делать выводы из более поздних отзывов и высказываний. Их мало, но зато они исходят от таких людей, как Добролюбов и Чернышевский» [4, c. 269].

В августе 1856 года в «Русском вестнике» под псевдонимом Н. Щедрин начинают печататься «Губернские очерки», чрезвычайно быстро приковавшие к себе общественное внимание. Надо отметить, что «Записки охотника» И.С. Тургенева и «Губернские очерки» М.Е Салтыкова-Щедрина создавались не в одно время и по-разному освещают предреформенную действительность в различных социальных аспектах. Можно сказать, что Н. Щедрин продолжает дело,  начатое И.С. Тургеневым, только немного в ином ракурсе. Так, у И.С. Тургенева — изображение дворянско-крестьянской провинции с её обитателями, у М.Е. Салтыкова-Щедрина — провинция под властью чиновничьей иерархии. Эти два произведения настолько глубинно и ново осветили русскую жизнь, что во многом воздействовали на проведение реформы 1861 года.

Русская литература не знала такого случая, когда бы два небольших произведения не романного, а очеркового жанра во многом изменили сознание русской общественности. Эту картину, безусловно, дополнили «Севастопольские рассказы» Л.Н. Толстого, показавшие патриотизм народа и разложение офицерства в русской армии. То, чего не сделал ни один роман, удалось сделать поистине новому нарождающемуся жанру очерка.

Важно отметить, что каждый из писателей в своих произведениях отражает разные стороны жизни русского общества. В 50-е годы XIX века, например, все литературные круги были единодушны во мнении, что «Губернские очерки» Щедрина знаменуют новый этап в развитии русской литературы. М.Е. Салтыков внес свою долю в «обличительную литературу», так как «Губернские очерки» показали иную социальную степень обличения, более жесткую и бесстрашную и определили дальнейшую литературную жизнь Салтыкова-сатирика. И если И.С. Тургенев в «Записках охотника» изобразил народнопоэтическую Россию, используя более мягкие краски пера, то М.Е. Салтыков-Щедрин, только что освободившийся из-под надзора и возвратившийся из ссылки, доходит до гиперболизированных приемов по раскрытию реальной действительности, используя иронию, переходящую в сарказм. Различие объектов художественного изображения определило отличную поэтику книг писателей.

«Губернские очерки» М.Е. Салтыкова-Щедрина создавались практически на одном дыхании (1856-1858) под влиянием  впечатлений восьмилетней ссылки в Вятке. Провинция многому научила писателя. Буквально в год окончания написания «Записок охотника» М.Е. Салтыков-Щедрин писал в одном из писем: «Да, провинциальная жизнь — великая школа, но школа очень грязная, и я отдал бы половину всей моей остальной жизни, чтобы хоть этою ценою откупиться от этой школы, полной клеветы и оскорблений [7, XVIII, с. 127]. И далее: «Но Вятка имела на меня и благодетельное влияние: она меня сблизила с действительной жизнью и дала много материалов для «Губернских очерков» [7, XVIII, с. 312]. Эти впечатления быстро ложились под перо писателя.

Провинциальная действительность изображается Салтыковым точно, колоритно, детально. Перед читателем проходят все ступени провинциального чиновничества того времени: от подьячих, орудующих в уездной глуши, до начальствующих в губернии «сановников» — генерала Голубовицкого и князя Чебылкина. Также писатель создал яркие образы представителей дореформенного купечества, отразил полное бесправие народа, в особенности крестьянства, ежечасно подвергающегося жесточайшим издевательствам, грабежу и насилию.

Н.Г. Чернышевский, в свою очередь писал: «Давно уже не являлось в русской литературе рассказов, которые возбуждали бы такой общий интерес, как «Губернские очерки» Щедрина, изданные Салтыковым. В них очень много правды — очень живой и очень важной» [8, с. 57].

Не менее лестную оценку очеркам дал Н.А. Добролюбов: «В массе народа имя г.Щедрина, когда оно сделается там известным, будет всегда произносимо с уважением и благодарностью» [8, с. 145].

А.В. Дружинин также хвалил «Губернские очерки» и искал в них новые достоинства: «Наш автор умеет провести… одно честное и доброе лицо — это лицо истина, не отвлеченная и сухая, а живущая своею жизнью и наполняющая собою все части рассказа» [8, с. 163].

Однако И.С. Тургеневу очерки не понравились, он не почувствовал в них новизны. З.Т. Прокопенко интерпретировала реакцию Тургенева в своей монографии [6]: в «Губернских очерках» Салтыков выступил как писатель-демократ, а Тургенев смотрел на его очерки с дворянских позиций. Его эстетическое чувство было оскорблено суровой правдой жизни. Он нашел в них «грубое глумленье», «топорный юмор», «вонючий канцелярской кислятиной язык». Для автора «Записок охотника» это «вещи пряные и грубые». И если все это может иметь успех, то, по его мнению, писать уже незачем и он, Тургенев, должен удалиться от литературы: «Пусть публика набивает себе брюхо этими пряностями…» [11, с. 92]. Но в дальнейшем личное знакомство писателей и популярность «Губернских очерков» в литературной среде изменят мнение Тургенева о творчестве Салтыкова.

Несмотря на похвалы и обстоятельные рецензии критиков, подмечавшие все новые и новые достоинства «Губернских очерков», Салтыков не получил полного удовлетворения. Он желал видеть свои очерки на страницах «Современника», редактором которого был Некрасов. Но, доверившись мнению Тургенева, Некрасов сам не ознакомился с новым произведением и публикация «Губернских очерков» не состоялась. Только спустя некоторое время, когда очерки Салтыкова опубликовал журнал «Русский вестник» под редакцией Каткова,  Некрасов понял, какой ущерб нанес своему журналу и престижу редакции, отклонив «Губернские очерки». И по возвращении из-за границы летом 1857 года сделал попытку привлечь Щедрина в «Современник». В результате этого, в журнале был опубликован рассказ «Жених». Но Некрасов пока ещё не понял и не оценил по достоинству талант Салтыкова-Щедрина. С.А. Макашин полагает, что «над теоретическими представлениями Некрасова об искусстве сильно тяготели тогда эстетические взгляды Тургенева, Дружинина, Боткина, враждебных той «утилитарной» эстетике, которую в ту пору провозглашал Салтыков» [4, с. 487].

Вообще, 50-е годы XIX века в истории России представлены временем, когда старый уклад  ещё не разрушился, а новое только начинало зарождаться. Поэтому и точки зрения на путь развития России у каждого из писателей были свои. Так, И.С. Тургенев считал, что будущее за дворянской интеллигенцией, которая сможет с помощью своего образования и знания истории, опираясь на запад, создать великую державу. В противовес точке зрения И.С. Тургенева, М.Е. Салтыков-Щедрин  считал, что поставить Россию на новый путь развития сможет только средний класс, а именно буржуазия. Он уповал на то, что дворяне «сделали своё дело», теперь они остаются в «прошлых временах», на их смену идет класс денежного мешка, который может работать, строить и созидать. Лирическое должно отойти на второй план, уступив место реальному. Поэтому «в сборниках этого времени господствует стихия очеркового «импрессионизма». Социальная неустойчивость общественных отношений в России, нарастающий процесс распада сословных миров, замыкавших существование человека в узких пределах бытия, ощущение безграничности этих пределов — таково состояние мира в России накануне революционной ситуации 1861 года. Поэтому «галереи», «этажи», «рубрики», «разделы», характерные для физиологического очерка, пошатнулись в самой действительности. Возникла потребность на все в мире посмотреть заново, взамен утраченных в движении истории связей между людьми найти новые. Возрождение очеркового цикла в его новом специфическом качестве, позволявшем схватывать целое в более утонченных формах, связывающих внешне разорванные, иногда далекие друг от друга явления бытия. На этой исторической почве, в сущности, вырастал, с одной стороны, оригинальный жанр «полифонического» романа Достоевского, с другой — эпос «Войны и мира» Толстого.

Изучаемые произведения мы определяем как циклы, но которые одновременно вмещают в себя всевозможные «записки», «сценки», «картинки с натуры», «повести», «отрывки из писем». Произведения также отчетливо ориентированы на традиции путевого очерка: в них на первый план выдвигается автор, который ведет за собой читателя; автор — наблюдатель и свидетель событий. Везде автор предстает как полномочный представитель своей нации, как русский человек, а его путевые впечатления ориентированы на определенного адресата — современного русского читателя.

В простом русском человеке Тургенев видит «зародыш будущих великих дел, великого народного развития» [11, с. 278‑279]. Пребывание за границей и революция 1848 года (которая отозвалась у нас политическим процессом по делу кружка Петрашевского, жестокой реакцией в годы «мрачного семилетия») обострили социально-политическое восприятие Тургеневым не только западноевропейской, но и русской действительности. Если Тургенев наблюдал за происходящим со стороны, то Салтыков непосредственно столкнулся лицом к лицу с несостоятельностью правящего строя. Самые сильные и тяжелые впечатления Щедрина во время ссылки в Вятку были связаны с набором ополчения во время Крымской войны. Он вспоминал впоследствии: «…отечество продавалось всюду и за всякую цену. Всякий спешил как-нибудь поближе приютиться около пирога, чтоб нечто урвать, утаить, ушить, укротить, усчитать и вообще, по силе возможности, накласть в загорбок любезному отечеству» [8, XI, с. 170]. Война воспринималась писателем как величайшее народное бедствие. Наступивший к концу войны острый политический кризис самодержавно-крепостнического строя заставил Салтыкова активно участвовать в общественной борьбе.

Неизбежность серьезных перемен становилась очевидной. Правящая верхушка, подталкиваемая страхом перед крестьянскими волнениями, оказалась вынужденной приступить к проведению реформ по отмене крепостного права «сверху», чем ждать, пока оно  начнет само себя уничтожать «снизу». Правительство Александра II дало почувствовать, что видит необходимость некоторых уступок. И «Губернские очерки» косвенно повлияли на проведение реформ, так как после их появления сам царь и его семья, видя, как Щедрин ярко изобразил полное бесправие народа, ежечасно подвергающегося жесточайшим издевательствам, грабежу и насилию, отозвались о них положительным образом. Александр II радовался появлению таких произведений в литературе, действительность которых изображается точно и колоритно, с множеством подробностей жизни всех сословий провинциального царского чиновничества.

Рост демократических тенденций в литературе сопровождается ростом популярности очерка, который становится ведущим жанром в творчестве многих писателей благодаря своей краткости и мобильности, позволявшим обращаться к самым злободневным темам и проблемам. Так, например, творческим результатом участия Л.Н. Толстого в обороне Севастополя стали «Севастопольские рассказы», ставившие одним из замечательных достижений русской литературы и подготовившие «Войну и мир». Ф.М. Достоевский, осужденный на каторжные работы за участие в кружке М.В. Петрашевского, по возвращении публикует «Записки из Мертвого дома».

В 60-е годы XIX века целая плеяда даровитых писателей уже работала над изучением и изображением крестьянства как целого, как среды. Салтыков указывал на то, что вся «молодая литература» занята тем же вопросом, движется в том же направлении. К этой «молодой литературе» относились Н.Г. Помяловский, Ф.М. Решетников, многие другие писатели демократического направления, среди которых первое место принадлежало Г.И. Успенскому. Целостная картина современной жизни возникает в их циклах очерков: «Очерки бурсы», «Подлиповцы», «Нравы Растеряевой улицы». Картина человеческой нужды дана в многочисленных и надрывающих душу подробностях.

Можно сказать, что классики русской литературы, снискавшие себе мировую известность, так или иначе обращались к очерку. В отдельных очерках и циклах они осваивали все сферы национальной действительности: крепостное право, судопроизводство, жизнь крестьян и помещиков, государственная система, война, женский вопрос… Литература, по словам А.И. Герцена, стала «единственной трибуной, с высоты которой народ заставляет услышать крик своего возмущения и своей совести. Влияние литературы в подобном обществе приобретает размеры, давно утраченные другими странами Европы».

Список литературы:

1.        Белинский В.Г. Собр. соч. в 9 ТТ, Т. 7 — М.: «Художественная литература», 1981. — 568 с.

2.        Гончаров И.А. Собр. соч.: В 8 т. — М., 1952, Т. 8. — С. 260.

3.        Макашин С. Примечания // М.Е. Салтыков-Щедрин. Собр.соч. в XX Т. Т., Т. 2. — М.: «Художественная литература», 1965. — 559 с.

4.        Макашин С.А. Салтыков-Щедрин на рубеже 1850-1860 гг. Биография. — М.: «Худож. литература», 1972. — 600 с.

5.        Некрасов Н.А. Полн. собр. соч. и писем. – М., 1952, Т. 10. — С. 236.

6.        Прокопенко З.Т. М.Е. Салтыков-Щедрин и И.А. Гончаров в литературном процессе XIX века. — Воронеж: Изд-во Воронежск. ун-та, 1989. — 224 с.

7.        Салтыков-Щедрин М.Е. Собрание сочинений: В 20-ти томах. — М.: Худож. литература, 1965‑1977.

8.        Салтыков-Щедрин М.Е. в воспоминаниях современников: В 2 т. Т. 1. — М.: Худож. литература, 1975. — 404 с.

9.        Толстой Л.Н. Полн. собр. соч. — М. — Л., 1976, Т. 46. — С. 170.

10.     Тургенев И.С. в русской критике. — М.: Гослитиздат, 1953. — 578 с.

11.     Тургенев И.С. Полн. собр. соч. и писем: В 28-ми томах. — М.-Л.: Изд-во АН СССР, 1963‑1968, Т. 1. — С. 278‑279.