БЛОКОВСКИЙ  ИНТЕРТЕКСТ  В  РАССКАЗАХ  А.И.  СОЛЖЕНИЦЫНА  «ЗАХАР  КАЛИТА»  И  «МОЛОДНЯК»

Устименко  Наталья  Михайловна

ст.  преподаватель, 
Южный  Федеральный  Университет,

РФ,  г.  Ростов-на-Дону,

E-mail: 

BLOK’S  INTERTEXT  IN  STORIES  OF  A.I.  SOLZHENITSYN  “ZAKHAR  KALITA”  AND  “YOUNGSTERS”

Natalya  Ustimenko

senior  Lecturer, 
South  Federal  University, 
Russia,  Rostov-on-Don

АННОТАЦИЯ

В  статье  рассматриваются  межтекстовые  связи  рассказов  Солженицына  «Захар  Калита»  и  «Молодняк»  с  поэтическим  циклом  А.А.  Блока  «На  поле  Куликовом»  и  его  статьями:  «Народ  и  интеллигенция»,  «Интеллигенция  и  революция»,  «Крушение  гуманизма».  Анализируется  влияние  блоковских  идей  на  солженицынскую  концепцию  роли  интеллигенции  в  жизни  общества,  подчёркивается  актуальность  поднятых  в  начале  ХХ  века  А.А.  Блоком  проблем  для  творчества  А.И.  Солженицына  и  современной  ему  России.

ABSTRACT

The  article  deals  with  intertextual  connection  of  stories  by  Solzhenitsyn  "Zakhar  Kalita"  and  "Youngsters"  with  poetic  cycle  of  A.A.  Blok  "On  Kulikovo  Field"  and  his  articles:  "The  People  and  the  Intelligentsia”,  “The  Intelligentsia  and  the  Revolution",  "The  Collapse  of  Humanism".  The  influence  of  Blok's  ideas  on  the  Solzhenitsyn’s  concept  of  intelligentsia’s  role  in  life  of  society  is  analyzed;  the  relevancy  of  raised  issues  by  A.A.  Blok  in  the  early  XX  century  for  oeuvre  of  A.I.  Solzhenitsyn  and  modern  Russia  is  emphasized. 

Ключевые  слова:  интертекстуальность;  аллюзия;  реминисценция;  калита;  Куликово  поле;  народ;  интеллигенция;  «недоступная  черта»;  национальное  самосознание.

Keywords:  intertextuality;  allusion;  reminiscence;  Kalita;  Kulikovo  Field;  the  people;  intelligentsia;  «unreachable  line»;  national  consciousness. 

Под  интертекстуальностью  нами  понимается  бахтинское  взаимодействие  «своего»  и  «чужого»  слова,  введение  анализируемого  текста  в  более  широкий  историко-культурный  контекст  при  установлении  его  межтекстовых  и  внутритекстовых  соотношений  [1].  Уже  в  названии  рассказа  «Захар  Калита»  заключена  аллюзия.  Она  относит  нас  во  времена  правления  князя  Ивана  I  Даниловича,  получившего  свое  прозвище  от  слова  «калита»  (кошель  с  деньгами  на  поясе),  т.  к.  благодаря  ему,  по  свидетельству  летописца,  «пересташа  татарове  воевати  землю  русскую».  Главный  персонаж  солженицынского  рассказа  –  Смотритель  Куликовского  поля  Захар  –  обладатель  калиты  из  «мешочной»  «ткани»,  пришитой  к  поле  своего  «запашного»  пиджака,  для  хранения  материализованной  духовной  ценности  заповедника  –  «Книги  отзывов».  На  ассоциативном  уровне  писатель  проводит  параллель  между  историческим  Калитой,  собирателем  русских  земель  вокруг  московского  княжества,  и  своим  современником  –  хранителем  славы  Куликова  поля.  Стратег  Иван  Калита  во  имя  самосохранения  Руси  вынужден  был  избрать  тактический  путь  союза  с  чужой  властью,  чтобы,  как  сообщает  летописец,  его  «Град  Москва  митрополита  имяше  в  себе  живуща»  стал  духовным  центром  всей  земли  русской.  Захар-Калита,  по  мысли  Солженицына,  в  условиях  нового  татаро-монгольского  нашествия  –  коммунистического  ига  –  воплощает  генетическую  память  народа.  Он  так  же,  как  и  его  культурологический  архетип,  носитель  духовной  скрепы  нации:  «…он  был  уже  не  Смотритель,  а  как  бы  дух  этого  Поля,  стерегущий,  не  покидавший  его  никогда»  [6,  с.  562] 

Опираясь  на  блоковскую  традицию,  Солженицын  изображает  Куликовскую  битву  в  качестве  источника  национального  освобождения  народа  (исторический  аспект)  и  его  духовного  преображения  (современный  план).  В  рассказе  есть  прямые  ссылки  на  А.  Блока:  «Мы  решили  пробыть  тут  день  до  конца  и  ночь:  посмотреть  какова  она,  куликовская  ночь,  опетая  Блоком  [6,  с.  558].  Блоковские  мотивы,  архетипом  которых,  на  наш  взгляд,  в  свою  очередь,  являются  «Слово  о  полку  Игореве»,  «Сказание  о  Мамаевом  побоище»,  «Задонщина»,  присутствуют  в  ткани  рассказа  не  только  эксплицитно,  но  и  на  имплицитном  уровне.  Вслед  за  своими  литературными  предшественниками,  писатель,  канонизирует  идеал  прошлого  во  имя  будущего:  «В  заповеднике  остановились  века,  и,  бредя  по  ночному  Полю,  все  можно  было  вызвать:  и  костры,  и  конские  темные  табуны,  и  услышать  блоковских  лебедей  в  стороне  от  Непрядвы»  [6,  с.  562].  Эта  солженицынская  реминисценция  ассоциируется  в  нашем  сознании,  прежде  всего,  с  поэтическим  циклом  Блока  «На  поле  Куликовом»:  «3а  Непрядвой  лебеди  кричали;  //  И  опять,  опять  они  кричат  …»  [3,  с.  167–173]. 

Вместе  с  тем  в  солженицынском  рассказе  есть  и  перекличка  с  блоковской  статьей  «Народ  и  интеллигенция»  (1908)  [4,  с.  105–114].  В  ней  речь  идёт  о  двух  враждебных  друг  другу  станах:  народе  (русский  стан  Дмитрия  Донского)  и  интеллигенции  (татарский  стан  за  Непрядвой)  [4,  с.  110].  Солженицын,  подобно  Блоку  в  его  межреволюционное  время,  верит  в  самообновление  народа,  в  его  способность  к  освобождению  от  духовных  и  государственных  пут.  Однако  в  отличие  от  Блока,  который  видит  трагедию  России  в  наличии  «недоступной  черты»  между  народом  и  интеллигенцией,  А.  Солженицын  показывает,  что  Куликовское  поле  и  есть  как  раз  та  вечная  национальная  ценность,  которая  стирает  эту  черту  между  станами.  Для  выражения  своего  замысла  А.И.  Солженицын  использует  в  рассказе  «Захар  Калита»  такую  форму  художественного  мышления,  как  историческая  инверсия.  Сущность  ее  по  М.М.  Бахтину  «сводится  к  тому,  что  мифологическое  и  художественное  мышление  локализует  в  прошлом  такие  категории  как  цель,  идеал,  справедливость,  совершенство,  гармоническое  состояние  человека  и  общества».  Этот  прием  позволяет  художнику  изобразить  как  уже  бывшее  в  прошлом  то,  что  «на  самом  деле  может  быть  осуществлено  только  в  будущем,  что  по  существу  является  целью,  долженствованием,  а  отнюдь  не  действительностью  прошлого»  [2].  Повествователь  в  рассказе  «Захар-Калита»,  интеллигент  эпохи  шестидесятых,  размышляя  о  поворотных  моментах  в  истории  России  в  русле  национальной  традиции,  выражает  свою  органическую  связь  не  только  с  героическими  пращурами,  но  и  со  своим  современником  –  крестьянином  из  деревни  Куликовка.  Писатель  надеется,  что  рано  или  поздно  и  интеллигент,  и  крестьянин  придут  к  пониманию  друг  друга  «в  самом  основном»,  осознают  свое  единство  в  противостоянии  чужеродной  государственной  системе,  так  как  есть  у  них  Поле  национальной  памяти. 

Нельзя  не  отметить,  что  трагикомизм  в  изображении  писателем  главного  персонажа  связан  с  мыслью  Солженицына  об  искаженности  национального  сознания  в  тоталитарном  государстве.  Даже  лучшие  сыны  отечества,  такие  как  Смотритель  Куликова  поля,  –  чудаковаты.  В  своей  беззащитности  они  наивно  уповают  на  государственную  власть,  еще  не  осознавая,  что  как  раз  там-то  и  «ханствуют  духовные  басурмане  русского  народа».  От  осознания  истока  противоречия  национального  самосознания  горечь  и  ирония  Солженицына.Однако  на  уровне  подтекста  Солженицын  выражает  надежду  на  то,  что  нелепый  сегодня  Смотритель  Куликова  поля  со  своим  «единственно  дозволенным  топориком»  [3,  с.  563]  за  полой  пиджака,  завтра  в  союзе  с  интеллигенцией  прозреет.  И  тогда  мятежный  дух  Захара  взорвет  насильственный  режим  с  чуждой  народу  идеологией  и  восстановит  «церковь  во  имя  Сергия  Радонежского»  –  символ  поруганной  святости  национального  духа  в  эпоху  тоталитарного  государства. 

Рассказ  «Молодняк»  один  из  трёх  двучастных  рассказов  Солженицына,  увидевших  свет  в  10-ом  номере  журнала  «Новый  мир»  за  1995  год  уже  после  возвращения  писателя  из  эмиграции  на  родину.  Действие  рассказов  происходит  в  эпоху  сталинизма.  В  этом  рассказе,  как  и  в  других  своих  художественных  произведениях,  Солженицын  вновь  обращается  к  проблеме  нравственного  выбора,  перед  которой  рано  или  поздно  станет  человек. 

Первая  часть  рассказа  начинается  с  описания  сцены  экзамена  в  ростовском  институте  путей  сообщения,  во  время  которого  инженер  и  доцент  мостостроительного  факультета  этого  вуза  А.П.  Воздвиженский,  идёт  на  уступку  «неотёсе»,  бывшему  рабфаковцу,  лудильщику  завода  «Красный  Аксай»,  а  теперь  студенту  Коноплёву.  Сочувствуя  доводам  Коноплёва  и  убеждая  себя  пойти  на  компромисс,  Воздвиженский  ставит  ему  в  зачётной  книжке  вместо  заслуженного  «неуда»,  положительный  «уд».  Автор  приводит  внутренний  монолог  доцента,  в  котором  он  оправдывает  свой  поступок  официальной  политикой  государства:  «Администрация  и  открыто  указывает:  к  рабфаковцам  требования  смягчить.  Политика  просвещения  масс.  Смягчать  –  но  не  до  такой  же  степени?  Прошли  сегодня  и  рабфаковцы,  Воздвиженский  и  был  к  ним  снисходителен.  Но  –  не  до  абсурда  же?  ...  ».  И  далее:  «И  подумал  Анатолий  Павлович:  если  политика  властей  такая  настойчивая,  и  понимают  же  они,  что  делают,  какую  нелепость,  –  почему  моя  забота  должна  быть  больше?»  [7,  с.  4]. 

В  споре  с  дочерью  Лёлей,  для  которой  компромисс  с  новым  общественным  устройством  невозможен:  «комсомол  –  это  гадость»  [7,  с.  5],  Воздвиженский,  пытается  найти  оправдание  происходящему  и  своей  позиции.  В  качестве  аргументов  он  ссылается  на  исторический  опыт  трёх  поколений  русской  интеллигенции:  «Не  заблуждались  же  три  поколения  интеллигенции,  как  мы  будем  приобщать  народ  к  культуре,  как  развяжем  народную  энергию.  Конечно,  не  всем  по  силам  это  поднятие,  этот  прыжок.  Вот  они  измучиваются  мозгами,  шатаются  душой  –  трудно  развиваться  вне  потомственной  традиции.  А  надо  помогать  им  выходить  на  высоту  и  терпеливо  переносить  их  порою  неуклюжие  выходки»  [7,  с.  5]  и  на  общественную  мысль  западной  интеллигенции:  «…  Ведь  созидается  –  пусть  нелепо,  неумело,  не  сразу  –  а  что-то  грандиозное.  Весь  мир  следит,  затаив  дыхание,  вся  западная  интеллигенция.  В  Европе  ведь  тоже  не  дураки»  [7,  с.  5].  Эти  солженицынские  цитаты  перекликается  со  статьёй  А.  Блока  «Интеллигенция  и  революция»  (1918)  [4,  с.  227–239].  В  ней  поэт  писал:  «Среди  них  есть  и  такие,  <…>,  которые  бьют  себя  кулаками  по  несчастной  голове:  мы  –  глупые,  мы  понять  не  можем;  а  есть  такие,  в  которых  ещё  спят  творческие  силы;  они  могут  в  будущем  сказать  такие  слова,  каких  давно  не  говорила  наша  усталая,  несвежая  и  книжная  литература»  [4,  с.  239].  В  размышлениях  Воздвиженского  о  рабфаковцах-выдвиженцах:  «А  ведь  задолго  до  революции  и  предчувствовали,  пророчили  поэты  –  этих  будущих  гуннов»  [7,  с.  9],  прослеживаются  интертекстуальные  связи  и  с  блоковской  статьёй  «Крушение  гуманизма». 

Описание  сцен  второй  части  рассказа  зеркально  отражает  первую:  теперь  инженер  Воздвиженский  –  «политически  неблагонадёжный»  арестант  ростовской  тюрьмы,  вынужден  ради  спасения  «сочинить»  признание  в  своей  «вредительской  деятельности»,  оговорить  себя  и  согласиться  на  доносительство.  А  бывший  студент,  теперь  следователь  ГПУ  Коноплёв,  желая  спасти  Воздвиженского,  также  идёт  на  компромисс:  «Анатолий  Палыч,  я  прекрасно  понимаю,  что  вы  ничего  не  вредили.  Но  должны  и  вы  понимать:  отсюда  –  никто  не  выходит  оправданный.  Или  пуля  в  затылок  или  срок»  [7,  с.  8].

Проблема  взаимоотношения  интеллигенции  и  власти,  нравственного  выбора  интеллигенции,  как  известно,  глубоко  волновала  Солженицына  на  протяжении  всего  его  творческого  пути.  Она  взаимосвязана  в  рассказе  с  проблемой  ответственности  старшего  поколения  интеллигенции  за  воспитание  молодёжи  –  будущих  строителей  новой  жизни,  что  подчёркивается  заглавием  рассказа.  Вслед  за  авторами  учебного  пособия  «Русский  рассказ  конца  ХХ  века»,  мы  полагаем,  что  рассказ  «Молодняк»  представляет  собой  «скрытую  полемику  с  тем  течением  в  среде  русской  интеллигенции,  которое  считало  своим  долгом  сотрудничать  с  новой  властью  и  оправдывало  это  сотрудничество  традиционными  народническими  идеями»  [5,  с.  7]. 

Выбор  номинации  «Молодняк»  с  дополнительной  в  отличие  от  нейтрального  значения  слова  «молодёжь»  коннотацией  «незрелый»  (его  контекстуальные  синонимы:  «рабфаковцы=  выдвиженцы  =  тупой  невежда  =  будущие  гунны»),  выражает  боль  автора  в  связи  с  тем,  что  учебные  заведения  открыты  не  для  тех,  кто  стремится  к  знаниям,  а  политически  благонадёжным.  Мы  разделяем  мнение  исследователей  считающих,  что  в  образе  Воздвиженского  Солженицын  «выносит  приговор  русской  интеллигенции,  позднее  названной  им  образованщиной,  которая  не  выполнила  возложенной  на  неё  задачи,  а,  напротив,  позволила  сбиться  с  пути  всему  обществу»  [5,  с.  7]. 

Итак,  используя  интертекст,  писатель  вводит  своё  творчество  в  историко-культурный  контекст.  Так  же,  как  и  А.  Блок,  он,  выполняя  свой  гражданский  и  писательский  долг,  помогает  увидеть  подводные  течения,  омуты  и  водовороты  окружающей  его  действительности,  призывает  сограждан  к  росту  национального  самосознания. 

Список  литературы:

1. Бахтин  М.М.  Эстетика  словесного  творчества.  М.:  Искусство.  1979. 
2. Бахтин  М.М.  Проблемы  содержания,  материала  и  формы  в  словесном  творчестве  (1924)  /  Вопросы  литературы  и  эстетики.  М.,  1975. 
3. Блок  А.  Стихи  из  цикла  «На  поле  Куликовом»  //  А.  Блок.  Собр.  соч.:  В  20-ти  т.  Т.  III.  Стихотворения.  Кн.  3  (1907–1916).  М.:  «Наука»1997.  Т.  7. 
4. Блок  А.  Собрание  сочинений:  в  6-ти  т./  Редкол.:  М.  Дудин  и  др.;  оформ.  худож.  Н.  Нефёдова.  –  Л.:  Худож.  лит.1980–1983.  Т.  4.Очерки.  Статьи.  Речи.  1905–1921  /  Сост.  Вл.  Орлова.  Прим.  Б.  Аверина.  1982.  –  464  с.
5. Варламов  А.Н.  Русский  рассказ  конца  ХХ  века:  учеб.  пособие  /  А.Н.  Варламов,  В.В.  Муравьёва,  И.И.  Яценко.  –  М.:  Флинта:  Наука,  2005.  –  128  с.  (Русский  язык  как  иностранный). 
6. Солженицын  А.И.  Не  стоит  село  без  праведника:  Повести  и  рассказы.  –  М.:  Изд-во  «Кн.  Палата»,  1990.  –  574  с. 
7. Солженицын  А.  Двучастные  рассказы  //  Новый  мир.1995.  –  №  10.  –  С.  3–34.