«Я  ВАС  ЛЮБИЛ…»  А.С.  ПУШКИНА:  ОПЫТ  КОГНИТИВНОГО  ПРОЧТЕНИЯ  ЛИРИЧЕСКОГО  ПРОИЗВЕДЕНИЯ

Андреева  Ольга  Сергеевна

канд.  филол.  наук,  доцент  кафедры  филологии  и  искусства 
Государственного  бюджетного  образовательного  учреждения  дополнительного  профессионального  образования  Ростовской  области  ростовского  института  повышения  квалификации  и  профессиональной  переподготовки  работников  образования

РФ,  г.  Ростов-на-Дону

E-mail:  osa13-72@mail.ru

“I  LOVED  YOU…”  BY  А.S.  PUSHKIN:  EXPERIENCE  OF  COGNITIVE  INTERPRETATION  OF  LYRIC  COMPOSITION

Olga  Andreeva

candidate  of  Philological  Sciences,  Associate  Professor  of  Philology  and  Art  Chair,  State  Budgetary  Educational  Institute  of  Additional  Professional  Education  of  Rostov  Region, 
Rostov  Institute  of  Training  and  Retraining  of  Educators, 
Russia,  Rostov-on-Don

АННОТАЦИЯ

Целью  данного  исследования  является  моделирование  когнитивной  матрицы  автора  лирического  произведения  на  основе  многоуровневого  анализа.  Методы:  системно-синергетический,  герменевтический,  концептуальный,  на  основе  положений  рецептивной  эстетики.  На  примере  анализа  поэтического  текста  А.С.  Пушкина  выявляются  смысловые  доминанты,  особенности  восприятия  и  интерпретации  окружающего  мира,  выстраивается  когнитивная  матрица  поэта. 

ABSTRACT

The  aim  of  research  is  to  model  the  cognitive  matrix  of  the  author’s  lyrical  work  based  on  a  multi-level  analysis.  Methods:  system-synergy,  hermeneutic,  conceptual  based  on  the  provisions  of  the  receptive  aesthetics.  On  the  example  of  the  analysis  of  the  poetic  text  by  A.S.  Pushkin,  semantic  dominants,  peculiarities  of  the  perception  and  world  interpretation  are  identified;  the  author’s  cognitive  matrix  is  formed. 

Ключевые  слова:  филология;  текст;  анализ;  интерпретация;  когнитивная  матрица.

Keywords:  philology;  text;  analysis;  interpretation;  cognitive  matrix. 

«Филология  занимается  «смыслом»  –  смыслом  человеческого  слова  и  человеческой  мысли,  смыслом  культуры…  смыслом,  живущим  внутри  слова  и  одушевляющим  слово.  Филология  есть  искусство  понимать  сказанное  и  написанное»,  –  утверждает  видный  историк  и  теоретик  литературы  С.С.  Аверинцев  [1,  с.  99].  Homo  loquence  (человек  говорящий,  добавим–слушающий,  читающий,  пишущий)  в  речи  выражает  себя  и  через  язык  постигает  окружающий  мир.  Системный  подход  к  анализу  и  интерпретации  художественного  текста  прежде  всего  направлен  на  восприятие,  понимание,  интерпретацию  поэтического  слова,  выражающего  мировоззрение  автора.  Поэтическое  слово-образ,  отражающее  чувства,  переживания,  мысли  лирического  героя,  демонстрирует  систему  базовых  ценностей  автора,  в  которой  он  удерживает  свое  представление  о  мире,  так  как  «Слова  в  поэзии  означают  больше,  чем  они  называют,  «знаками»  чего  они  являются»  [2].  Образно  говоря,  слово  фиксирует  определенный  угол  зрения  на  окружающую  действительность,  своеобразную  ось  координат,  ментальные  очки,  сквозь  которые  смотрит  на  мир.  Когнитивная  лингвистка,  рецептивная  эстетика,  герменевтика,  системно-синергетический  анализ  являются  методологической  базой  для  когнитивного  прочтения  текста  художественного  произведения.  В  этом  случае  слово  выходит  за  рамки  лексического  значения,  обогащается  новым  содержанием,  приобретая  духовный  смысл,  вернее,  возвращаясь  к  стихии  языка,  где  ««В  начале  было  Слово,  и  слово  было  у  Бога  и  Слово  было  Бог.  Оно  было  в  начале  у  Бога.  Все  чрез  Него  начало  быть,  и  без  Него  ничего  не  начало  быть,  что  начало  быть»  (Евангелие  от  Иоанна,  1,1-3).  Слово  –  знак  духовного  кода,  завещанного  автором.  В  слове  отражается  акт  когнитивного  познания  действительности,  опыт  постижения  мира,  попытка  интерпретации  и  структурирования,  систематизации  (преодоления  хаоса)  на  языковом  уровне.  Академик  Ю.С.  Степанов  определяет  филологию  как  «область  гуманитарного  знания,  имеющая  своим  непосредственным  объектом  главное  воплощение  человеческого  слова  и  духа  –  текст»  [3,  с.  13].  Декодирование  художественного  текста  должно  быть  направлено  на  постижение  авторских  смыслов.  Филологический  анализ  –  это  инструмент,  позволяющий  проникнуть  в  творческую  лабораторию  писателя,  в  область  человеческого  духа,  «сверхсознания»,  в  святая  святых,  посредством  квантового  расщепления  образной  системы  до  уровня  системы  ценностей.  Художественный  текст  представляет  собой  ту  реальность,  которая  приближает  творца  к  истине.  В  то  время  как  биографические  хроники,  воспоминания  современников  об  авторе  или  подтверждают  правду  текста  или  уводят  от  нее.  И  тогда  филолог  уподобляется  религиозным  служителям,  толкующим  духовный  смысл  священных  книг.  Тем  более,  что  русская  литература  19  века  представляет  собой  авторский  (светский)  парафраз  Библии  (оттого  и  литературный  век  «золотой»).

  Ставшее  хрестоматийным  стихотворение  А.С.  Пушкина  «Я  вас  любил…»  неоднократно  прочитано  и  осмыслено  в  литературоведении.  Являясь  «жемчужиной»  русской  любовной  лирики,  раскрывая  суть  и  сущность  базовой  ценности  «любовь»,  оно  порождает  новые  смыслы  в  современном  пространственно-временном  континууме.  Тем  более,  что  начало  XXI  века  ознаменовано  поисками  бытийных  констант,  опорных  точек,  способных  удержать  человечество  на  грани  антропологической  катастрофы.  Подтверждением  этому  является  возрождение  христианства,  пропаганда  мусульманства  как  единственной  «правильной»  мировой  религии,  повальное  увлечение  метафизическими  учениями,  сектантство,  появление  магов,  целителей  энерготерапевтов  разных  мастей  и  т.  д.  Классическая  литература,  особенно  поэзия,  транслирует  опыт  духовных  исканий  и  способна  через  эмоциональное  переживание  трансформировать  внутренний  мир  человека. 

Формула  любви  от  А.С.  Пушкина  открывается  признанием  «Я  вас  любил».  Обращает  на  себя  внимание  тот  факт,  что  субъект  действия  обозначен  на  первом  месте  по  отношению  к  объекту,  что  определяет  направленность  чувственного  порыва  и  его  активность  в  проявлении  любви.  Инверсионный  порядок  слов  подчеркивает  ценность  именно  любовного  переживания,  а  не  значимость  лирической  героини.  Прошедшая  форма  доминантного  глагола  характерна  для  ситуации  расставания,  прощания,  когда  к  прошлому  возврата  нет.  Пунктуационный  знак  двоеточия  предполагает  далее  пояснение  того,  как  именно  герой  любил,  или  объяснение  причин  произошедшего.  Последующий  текст  представляет  собой  признание  совершенно  другого  рода:  «…любовь  еще,  быть  может,  //  В  душе  моей  угасла  не  совсем…».  Интонация  раздумья,  переданная  вводным  оборотом  и  наречием  степени,  в  совокупности  с  исповедальным  характером  речи  лирического  героя  подсказывают,  что  в  первой  части  бессоюзного  сложного  предложения  не  хватает  глагола  «понял»,  «ощутил»  (например:  Я  подошел  к  окну:  там,  укутанные  изморозью,  серебрились  ветви  уснувшего  клена).  В  этом  состоит  открытие  –  откровение  героя.  Он  честен  сам  с  собою.  Вспоминается  пушкинская  Татьяна  с  ее  признанием  Онегину  в  последней  главе:  «Я  вас  люблю…  К  чему  лукавить…».  Подобное  высказывание  в  данной  речевой  ситуации  выдает  и  силу  духа,  и  искренность,  и  понимание  происходящего,  и  смирение,  и  принятие  себя  в  этой  ситуации.  Вводная  конструкция  «быть  может»  в  отличие  от  повседневной  «может  быть»  сообщает  возвышенность  и  глубину  его  размышлений  и  выдает  слабую  надежду  на  присутствие  любви  в  его  жизни.  Инверсионный  порядок  слов  логически  выделяет  «не  совсем».  Подобно  тому,  как  в  математике  умножение  отрицательных  значений  дает  положительное  число,  так  и  в  тексте  «еще»,  «быть  может»  и  «не  совсем»  усиливают  уверенность  в  том,  что  любовь  еще  жива.  Ясное  указание  на  место  проживания  любви  –  «  в  душе  моей»  (заметим,  не  «во  мне»,  не  «в  сердце  моем»)  показывает,  что  это  чувство  относится  к  духовной  сфере  личности  и  имеет  религиозный,  метафизический  смыл.  Так  противопоставляется  духовное  и  физическое,  плотское,  низменное  и  возвышенное,  сиюминутное  и  вечное.  Если  место  обитания  любви  –  душа,  то,  значит,  любовь  бессмертна,  вечна,  преодолевает  время  и  пространства,  не  подвластна  человеческому  разуму,  ею  невозможно  управлять  по  своему  желанию.  Олицетворение  «любовь…угасла  не  совсем»  указывает  на  возможность  ее  возрождения  (словно  птица  Феникс  из  пепла):  в  этом  и  заключается  чудо  настоящей  любви.  Кроме  того,  семантика  эмоционально-оценочного  глагола  «угасла»  вводит  в  стихотворение  мотив  света,  актуализируя  антитезу  «любовь  –  свет  –  тепло  –  горение»  и  «без  любви  –  тьма,  холод,  угасание»,  которые,  в  свою  очередь,  открывают  семантическое  противопоставление:  жизнь  –  смерть.  Также  следует  обратить  внимание  на  то,  что  исповедальная  интонация  в  сочетании  с  лексическими  средствами  «душа»,  «угасла»  (подобно  свече)  актуализируют  тему  храма,  церковных  обрядов,  а  значит,  любовь  –  священнодействие.  Лирический  герой  благоговеет  перед  силой  этого  чувства.  Однокоренной  повтор  в  сочетании  с  бессоюзием  «любил:  любовь»  знаменует  смену  объекта  действия:  от  конкретного  «Я»  до  абстрактного  «любовь»,  что  еще  раз  подчеркивает  самодостаточность,  уникальность,  самобытность  чувства.  Это  стихия,  не  подвластная  разуму  и  управлению,  феномен  духовной  жизни,  императив,  не  требующий  доказательств,  вечный  закон.  Человек  –  всего  лишь  носитель  данного  чувства  и  проживает  его  в  себе.  Аллитерация  сонорных  [л’,  м]  и  ассонанс  [о]  в  первой  строке  создают  атмосферу  спокойного  размышления,  и  в  то  же  время  повтор  на  этом  фоне  взрывных  [в,  в’,  б,  б’]  сообщает  утверждающий  пафос,  энергию,  экспрессию.  Аллитерация  [с]  в  сочетании  с  сонорными  на  фоне  протяжного  [э]  соответствует  исповедальному  характеру  высказывания,  сообщая  сокровенность  и  задушевность.  Таким  образом,  первых  два  стиха  утверждают  безусловную,  высшую  ценность  любви,  ее  духовное  происхождение.  Любовь  –  есть  жизнь. 

В  третьем  стихе:  «Но  пусть  она  вас  больше  не  тревожит…»,  –  вновь  обнаруживается  «она»  как  абсолютно  независимое  от  человека  явление,  что  коррелирует  с  предыдущей  строкой.  Кроме  того,  здесь  лирическая  героиня  опять  выступает  как  объект  любовной  атаки.  Причем  никаких  сведений  о  героине  мы  не  получаем,  наверное  потому,  что  абсолютно  не  важно,  какая  она.  Главное:  она  та,  которая  пробудила  любовь  в  нем.  Именно  благодаря  ей  он  познал  любовь.  Единственное,  что  мы  узнаем:  героиню  «тревожит»  его  любовь,  то  есть  доставляет  неудобство,  волнение,  лишает  покоя.  Так  раскрывается  проблема  стихотворения:  неразделенная  любовь.  Лирический  герой  понимает  это  и  буквально  молит:  «пусть  не  тревожит».  Казалось  бы,  он  отказывается,  уходит  в  сторону,  уступает  ее  бесчувствию,  но  ведь  тем  самым  он  пытается  уберечь,  защитить  ее,  сделать  счастливой.  Лирический  герой  делает  над  собой  волевое  усилие:  «Я  не  хочу  печалить  вас  ничем».  Объект  действия  опять  он.  Составная  форма  сказуемого  передает  ответственность  лирического  героя  за  ее  судьбу.  Глагол  «печалить»  в  отличие  от  глаголов  «грустить»,  «тосковать»,  «кручиниться»  возвращает  нас  к  мотивам  света  и  тепла  (произошло  от  древнерусского  «печи»  –  печет),  которые  перекликаются  с  семой  «душа».  Он  не  хочет  бередить  ее  душу,  нарушать  гармонию  и  покой.  Отрицательное  местоимение  «ничем»  (чтобы  ничего  не  связывало)  отождествляется  с  мотивом  разрыва,  прощания.  В  его  словах  нет  ни  осуждения,  ни  злобы,  ни  обиды,  так  как  он  наполнен  любовью,  которая  все  терпит,  прощает.  И  в  этом  очевидность  библейских  аллюзий.

  Дальнейшее  признание:  «Я  вас  любил  безмолвно,  безнадежно,  //  То  робостью,  то  ревностью  томим…»,  -  выдает  в  нем  не  священника  от  любви,  а  живого  человека  со  страстями,  чувства  которого  изначально  носили  физический,  плотский  характер.  Начало  цитаты  открывает  перед  читателем  стихию  романтизма  с  исключительными  по  масштабу  переживаниями.  Повторяющаяся  приставка  «без»  замыкает  героя  на  себе  самом,  лишая  веры.  Любовь  без  слов  и  без  надежды,  не  смеющая  высказать  себя,  не  заявляющая  о  себе  миру,  тлеет  в  нем,  пробуждая  страсти,  усиливая  мотив  страданий.  Здесь  лирический  герой  представляется  робким,  неопытным  юношей  максималистом,  которого  бросает  от  благоговения  до  сексуального  вожделения.  Он  испытал  всю  палитру  чувств:  от  самоуничижения  до  безумия  собственника.  И  то,  и  другое  –  суть  проявление  одного  из  самых  тяжких  христианских  грехов  –  гордыни.  Мотив  страдания  передается  через  краткое  страдательное  причастие  «томим»,  которое  выдает  бессилие,  опустошенность,  невероятное  физическое  перенапряжение,  эротический  надрыв,  и  повторяющийся  союз  «то».  Герой  буквально  не  находит  себе  места.  Внутренняя  гармония  нарушена,  потому  что  это  страстное  чувство,  пожирающее  его  изнутри.  Синтаксис  этих  стихов  (ряд  однородных  обстоятельств  с  бессоюзием  и  повторяющимся  союзом  «то»)  предает  экспрессию,  смятение,  порыв,  всепоглощающую  страсть.  Внутренний  надрыв  озвучен  сложным  даже  по  произношению  фонетическим  рядом,  который  основан  на  аллитерации  перемежающихся  [т]  с  сонорными  [р,  в,  м].  Данный  фрагмент  является  кульминационным  в  стихотворении.

Седьмой  стих  –  катарсис  неразделенной  любви.  Здесь  герой  поднимается  над  суетой  своих  нереализованных  желаний:  «Я  вас  любил  так  искренно,  так  нежно…»,  –  демонстрируя  уже  не  силу,  а  глубину  своего  чувства.  Искренность  и  нежность  дополняют  концепт  «любовь»,  усиливая  мотив  света  и  тепла.  Искренность  в  отличие  от  открытости  имеет  сакральный,  сокровенный  смысл,  сопряженный  с  понятием  веры.  Искра  божия  в  душе,  в  сердце  говорит  о  духовном  избранничестве.  Нежность  по  сравнению  с  лаской  передает  глубинный,  духовный  смыл  любви.  Нежность  –  это  способность  оберегать,  защищать,  дарить  тепло,  умиротворение.  Ласка  относится  к  разряду  физических,  внешних  прикосновений,  вносит  некий  игровой  элемент  в  отношения.  Наречия  «искренно,  нежно»,  сопряженные  повторяющимся  «так»,  говорят  о  высшей  степени  чувства,  которая  доступна  лирическому  герою  по  сравнению  с  другими.  Это  поэтический  плач,  стон,  физически  ощущаемый  посредством  аллитерации  [т,н].  Он  буквально  замирает,  произнося  их.  А  развязка  –  «Как  дай  вам  бог  любимой  быть  другим»  –  акт  самоотречения  и  самопожертвования  во  имя  той,  которую  любит.  Он  отпускает  ее,  желая  счастья  с  другим.  И  тут  библейские  аллюзии  сменяются  прямым  обращением  к  богу.  А  значит,  любовь  –  дар  божий.  Он  посылается  свыше,  это  миссия,  удел  избранных,  это  испытание  и  страдание,  смысл  жизни.  Типичный  любовный  треугольник  в  стихотворении  нарушается:  есть  герой,  который  трепетно  любит  героиню,  она  –  никого  не  любит,  только  способна  принимать  любовь,  третий  не  играет  здесь  роли  счастливого  избранника:  он  виртуален,  потому  что  «так»  любить  никто  все  равно  не  сможет.  Только  всевышний  способен  одарить  таким  чувством.  Финал  звучит  как  заключительный  аккорд  религиозного  действа  отпущения  грехов.  Лирический  герой,  действительно,  отпускает  ее.

Стихотворение  имеет  зеркальную  композицию:  «Я  вас  любил…любимой  быть  другим».  Лирический  герой  уходит  из  ее  жизни.  Прошедшее  время  меняется  на  будущее.  Носитель  чувства  тоже  трансформируется.  Остается  неизменной  она.  Страдательная  форма  причастия,  пришедшая  на  замену  местоимения  «вас»  и  глагола  «любить»,  передает  желание  лирического  героя  окружить,  защитить  любовью.  Он  не  смог  вызвать  в  ней  ответное  чувство,  но  это  не  главное,  потому  что  любовь  –  охранная  грамота  для  героини,  ее  спасение,  отдохновение.

Анафора  (троекратная)  «я  вас  любил»  напоминает,  скорее,  заклинание.  Лирический  герой  как  будто  убеждает  себя  в  том,  что  любовь  прошла.  Это  своего  рода  языческий  ритуальный  заговор.  Но  духовный  смысл  стихотворения  отсылает  к  христианской  молитве,  к  таинству  исповеди,  где  человек  очищается  от  греховных  страстей.  Диалог  с  ней  превращается  во  внутренний  диалог  с  самим  собой  и  богом.  Упреки  сменяются  смирением  и  самоуспокоением.  Лирическое  чувство  развивается  по  законам  эпоса:  завязка,  развитие  действия,  кульминация,  развязка.  Такое  внимание  к  внутренней,  духовной  жизни  характерно  для  верующих  людей.  Даже  звуковое  оформление  имеет  сакральный  смысл,  как  в  молитве.  Стихотворение  совмещает  в  себе  на  жанровом  уровне  черты  послания,  молитвы,  заговора,  исповеди,  а  на  родовом  –  лирики  и  эпоса.  Такой  синкретизм  характерен  для  развитого  религиозного  самосознания,  которое  аккумулирует  в  себе  чувства  верующего  и  рассказ  о  внутренней  жизни  как  реальном  факте  бытия.

Таким  образом,  для  А.С.  Пушкина  понятия  «бог»,  «страдание»,  «душа»,  «свет»,  «нежность»,  «искренность»  составляют  концепт  «любовь»,  что  характерно  для  христианского  мировоззрения,  которое  является  ценностной  основой  для  поэта.  Это  значит  следующее:  любое  событие  окружающего  мира  он  оценивает,  интерпретирует  сквозь  призму  христианства.  Приверженность  этой  идеологии  прослеживается  на  всех  уровнях  текста:  от  звукового  оформления  (напоминает  фидеистические  жанры),  системы  образов  (герой  отпускает  героиню,  оставляя  любовь  в  своем  сердце),  лексического  наполнения  (возвышенная  лексика,  эмоционально-оценочная  лексика,  образующая  тематическое  поле  «духовная  жизнь»),  морфологических  средств  (абстрактные  имена  существительные,  организующие  пространство  духа,  символизирующие  вечное,  неземное),  поэтического  синтаксиса  (инверсии  и  переносы,  передающие  взволнованность,  исповедальность,  способствующие  развитию  мысли,  высвобождению  потока  сознания),  системы  изобразительно-выразительных  средств  (олицетворения,  эпитеты,  инверсии,  бессоюзие,  многосоюзие,  выражающие  силу  и  глубину  чувства,  передающие  и  феноменальность,  и  противоречивость  любви)  до  жанрово-родового  синкретизма  (в  том  числе,  отражающего  драматургию  исповеди  как  христианского  таинства:  признание  –  покаяние  –  раскаяние  –  прощение  –  обращение  к  богу). 

Безусловно,  опыт  прочтения  одного  стихотворения  не  дает  объективного  и  полноценного  понимания  мировоззрения  автора.  Анализ  других  произведений,  в  том  числе  и  прозаических,  поможет  составить  целостную  картину  и  увидеть  развитие  семантического  поля  «любовь»  в  творчестве  А.С.  Пушкина,  тем  более,  что  смена  литературного  направления  обусловлена  не  только  развитием  общественных  тенденций,  но  и  изменением  мировоззренческой  парадигмы. 

Список  литературы:

1. Аверинцев  С.  С.  Похвальное  слово  //  Юность.  –  1969.  –  №  1.  –  99  с. 
2. Лихачев  Д.С.  Письмо  сорок  четвертое.  Об  искусстве  слова  и  филологии.  [Электронный  ресурс]  –  Режим  доступа.  –  URL:  http://www.studfiles.ru/preview/4343363  (дата  обращения  12.12.2015).
3. Чувакин  А.А.  Основы  филологии:  учебное  пособие  /А.  Чувакин;  под  ред.  А.И.  Куляпина.  –  М.:  ФЛИНТА:  НАУКА,  2012.  –  240  с.