ИЗ ИСТОРИИ РАЗВИТИЯ РУССКОЙ ФРАЗЕОЛОГИИ XVIII ВЕКА: ОПЫТ ИССЛЕДОВАНИЯ

В развитии языка непосредственно запечатлевается материальный и культурный прогресс общества, что находит наиболее яркое выражение в росте и качественном изменении лексико-фразеологических средств языка. Особое значение внеязыковые факторы приобретают в период формирования и становления национального литературного языка, каким для русского языка является XVIII век.

Процесс развития языковой системы обусловлен не только причинами внеязыкового характера, но и внутрилингвистическими факторами, особенностями функционирования языкового механизма. Начавшийся в Петровскую эпоху процесс разрушения системы двуязычия (церковнославянского и русского языка) усиливается и практически завершается к концу XVIII века. Отчётливо прослеживается тенденция к ограничению использования церковнославянских разговорных единиц в литературном языке.

В начале XVIII века фразеосочетания церковнославянского языка ещё не вытеснены из литературного употребления и в ряде произведений занимают ведущее положение. При этом они сосуществуют с народно-разговорными, собственно русскими фразеологическими единицами. Например: тот свет (разг.) – блаженная вечность, вечное блаженство (слав.); божья воля (нейтр.) – превышняя благодать, превышняя благость, вышняя существа извол (церк.-слав.) и др.

Существенно регламентируется употребление разнородных слов и фразеологических единиц к 60-м годам XVIII века. Этому способствовала дифференциация языковых средств, предложенная М.В. Ломоносовым в учении «О трёх штилях». Вплоть до конца XVIII века церковнославянские фразеологические единицы достаточно регулярно используются в текстах высокого, среднего и низкого стилей: приятныя святые церкве чада – «Но есть ли б, други и приятныя святые церкве чада, мы были прещедрого отца отечества, великого государя Петра Феодоровича не самовидцы, то б и мы веры не поняли…» (Русская проза XVIII века); агнец невинный, святой промысл, царствие небесное и др.

Литературный язык Карамзинского периода отмечен сближением к разговорной речи, ограниченному использованию элементов восточнославянской речевой стихии. Например: враки пустые («ложь») – «/Фекла:/Да полно все пустяк. Ведь испугался он пустых насущных врак, Которые ему дошли от Прямикова» (Капнист); пресущий скот – «Я знал Льва коротко: он был пресущий скот, И зол, и бестолков, и силой вышней власти Он только насыщал свои тиранские страсти» (Фонвизин).

Такая перемена соотношения церковнославянской и народно-разговорной стихии в литературном языке во многом определяется культурно-историческими причинами: ослабление позиций церковной иерархии и, соответственно, церковнославянского языка, а также развитием русской светской литературы и искусства от теологических, философских, публицистических произведений начала века к классицизму 50-х годов, демографической журналистике 70-х, сентиментализму Н.М. Карамзина, к материализму и публицистике А.Н. Радищева. По словам Д.Д. Благого, «Русской литературой XVIII века были «сняты» ограниченные рамки религиозно-церковного миросозерцания… это «обмирщение» литературы было большим культурным переворотом, непосредственно связанным с аналогичным общественным переворотом – реформами Петра» [1, с.7].

В Петровский период активизируются многие модели образования фразеологических единиц, продуктивность которых возрастает к середине века и сохраняется в последующее время. Широкое распространение получают именные фразеологические единицы, среди которых велико число единиц терминологического характера: государственная военная Коллегия, пушечный мастер, письмо заручное, действительный тайный советник, канцелярия воеводная и др.

Появление фразеологических единиц такого рода обусловлено экономическими причинами: утверждение капиталистических отношений в России способствовало развитию промышленности, сельского хозяйства, транспорта, торговли, науки, техники, ремёсел и профессий, что неизбежно требовало новых средств номинации, в том числе фразеологических.

К 70-80-ым годам сложился корпус фразеологических единиц, привлекаемых для именования лиц по профессии, научно-технических понятий, различных документов, а также ряд реалий из области морского и военного дела.

Особенно продуктивными становятся фразообразования на основе метафоры. При этом они не только называют фрагменты окружающей действительности, но и характеризуют их по тому или иному признаку, выражают отношение говорящего к объекту номинации: бездна зол и бедств – «И, чтоб уврачевать толь смертоносную рану, Из бездны зол и бедств отечества известь, на жертву не жалел и жизни я принесть» (Капнист); румяна осень, снопы златые – «Уже румяна осень носит Снопы златые не гумно…» (Державин).

Многие заимствованные лексемы выступают в качестве компонентов фразеологических единиц, относящихся к исконно русским языковым единицам. В результате семантической и морфологической адаптации они приобретают свои собственные, специфические сочетаемостные возможности, которые репрезентируются при образовании фразеологических единиц: авантажное место — «пристойное, приличное, хорошее, угожее место» (Кантемир); гидра ябеды («клеветнический наговор, кляуза»; гидра — мифологическое существо, похожее на змею, чудовище с девятью головами) – «/Фридрих II/ велел ему удушить, так сказать, гидру ябеды изданием новаго уложения» (Радищев) и др.

Интересен тот факт, что под французским влиянием лексема вкус приобретает значения «разборчивость, тонкость, понимание прекрасного», «склонность, приверженность, любовь к чему-либо» (ср.франц. gout): худой вкус, вкус в выражении и в сочетании слов и речи, вкус к хорошим вещам, на мой вкус.Следует отметить, что через польское посредство фразеологическая система русского языка обогатилась фразеологическими единицами немецкого происхождения, латинского и французского.

На протяжении всего XVIII века латинский язык выступает как международный язык науки: алкаическая соль («щелочная соль»), анализ инфиторум («раздел высшей математики, служившей основой для дифференциального исчисления»), великая аорта, гармоническая пропорция.

Однако главное место принадлежит западноевропейскому влиянию. Польское и голландское воздействие практически полностью вытесняется немецким и французским: нем. – плац ваканс, вахт мейстер, ваген мейстер; франц. – антипод ума, бал маскерадный, театральный гардероб и др..

К 70-80-м годам XVIII века французское воздействие усиливается: «материальное заимствование» уступает место заимствованию сочетаемости лексем, то есть калькированию. Во 2-ой половине XVIII века иноязычными фразеологическими единицами пополняется преимущественно фразеология, относящаяся к различным областям общественно-политической жизни, а также связанная с морально-этическими и идеологическими нормами русского общества.

Следует отметить, что некоторые заимствованные фразеологические единицы, функционировавшие на протяжении долгого времени, не закрепились в языке и к концу XVIII века вышли из употребления. Важными представляются утраты заимствованных фразеологических единиц, происшедших в результате преодоления избыточности средств выражения. Различные пуристические течения последних десятилетий XVIII в., повлияли на закрепление в языке русского элемента в русско-иноязычной параллели: обер шталмейстер – главный конюший, трактат алианции – союзный договор, фальшивый аларм – ложная тревога и др.

Однако в ряде случаев русский вариант оказывался неудачным, нежизнеспособным, и в активном фонде русской фразеологии оставались единицы иноязычного происхождения: электрическая батарея – несколько соединённых лейденских банок, генеральная амнистия – полное и всеобщее прощение неверности и др.

В процессе исчезновения одного из элементов параллели, состоящей только из иноязычных фразеологических единиц, проявилась тенденция к экономии языковых средств, к устранению лексико-фразеологической избыточности: герметическая химия – алхимия, компания ассекурации – страховая компания и др. Закрепление в языке лишь одного из элементов параллели (в данном случае – второго) свидетельствует о завершении адаптации иноязычной единицы системе воспринимающего языка.

Таким образом, XVIII веку свойственна резко возросшая избыточность лексико-фразеологического состава, что связано «с поисками наиболее рациональных средств номинации» [2, с.152]. При всех изменениях, происходящих во фразеологической системе русского языка, наблюдается преемственность языковых фактов, отчётливо обнаруживается связь тенденций истинного развития языка с его синхронным состоянием.

Список литературы:

1. Благой Д.Д. История русской литературы XVIII века [Электронный ресурс] // http://publ.lib.ru/ARCHIVES/B/BLAGOY_Dmitriy_Dmitrievich/_Blagoy_D.D..html
2. История лексики русского литературного языка конца XVII – начала XIX века[Электронный ресурс] // https://books.google.ru/books/about/История_лексики_русск.html?id=qTQlAAAAMAAJ&redir_esc=y.