ЯЗЫКОВЫЕ  ОСОБЕННОСТИ  МУЗЫКАЛЬНЫХ  РЕЦЕНЗИЙ  В  СОВРЕМЕННОЙ  РОССИЙСКОЙ  И  АМЕРИКАНСКОЙ  ПРЕССЕ

Алешина  Мария  Сергеевна

студент  5  курса,  кафедра  лингвистики  и  межкультурной  коммуникации,

МГУ  имени  М.В.  Ломоносова,  РФ,  г.  Москва

E-mail:  alyoshinalv@mail.ru

Арапова  Мария  Александровна

научный  руководитель,  канд.  культурологии,  ст.  препод.  МГУ,  РФ,  г.  Москва

В  современном  информационном  обществе  средства  массовой  информации  играют  огромную  роль  в  формировании  языковой  и  культурной  картины  мира.  С  развитием  и  повсеместным  распространением  новейших  технологий,  в  частности,  сети  Интернет,  к  СМИ  обратилась  массовая  аудитория.  С  одной  стороны,  это  значит,  что  лингвистические  средства  и  образы,  формирующиеся  в  СМИ,  отражают  некие  черты,  присущие  современному  массовому  сознанию.  С  другой  стороны,  СМИ  активно  воздействуют  на  мировоззрение  людей,  формируя  стойкие,  стереотипные  образы,  что  можно  выявить  посредством  анализа  языковых  средств,  активно  использующихся  журналистами. 

В  исследованиях  последних  лет,  посвященных  СМИ,  обращается  внимание  на  то,  что  выбор  журналистами  определенных  языковых  средств  напрямую  зависит  от  жанра,  в  рамках  которого  создается  текст.  Как  отмечает  Е.В.  Ковалевская,  «наиболее  характерные  для  публицистических  текстов  выразительные  и  воздействующие  средства,  выбор  определенных  типов  метафор  или  сравнений  зависит  не  только  от  жанра,  но  и  от  тематики  конкретного  текста»  [2,  с.  6]. 

Интенсивное  разветвление  общественного  интереса  привело  к  развитию  узкоспециализированных  направлений,  охватывающих  разные  стороны  жизни  людей:  экономику,  медицину,  спорт,  науку,  образование,  искусство  и  т.  д.  Свою  нишу  заняла  и  музыкальная  журналистика,  в  частности,  музыкальная  рецензия. 

Мы  рассмотрели  языковые  особенности  музыкальных  рецензий  в  современной  российской  и  американской  прессе  на  материале  статей,  опубликованных  с  1  января  2012  по  1  января  2013  года  в  таких  изданиях,  как  Ведомости,  Коммерсант,  The  Wall  Street  Journal,  The  New  York  Times.  Базой  для  исследования  послужил  корпус  из  200  статей,  при  этом  100  текстов  были  взяты  из  российских  изданий  и  100  из  американских. 

В  процессе  исследования  мы  выявили  явную  тенденцию  к  «эссеизации»  рецензии,  что  сближает  этот  жанр  с  категорией  feature  текстов,  которые  «делают  акцент  на  факторе  человеческого  интереса,  на  индивидуально-авторском  видении  той  или  иной  проблемы»  [1,  с.  142].  При  этом  главной  коммуникативной  задачей  автора  становится  выражение  не  столько  объективной  критической  оценки,  сколько  собственного  мнения  и  переживаемых  эмоций. 

Тенденция  к  доминированию  субъективного  начала  в  музыкальной  рецензии  ярко  проявляется  в  активном  использовании  слов  и  словосочетаний,  обладающих  эмоционально-экспрессивной  окраской,  а  также  лексики  с  ярким  коннотативным  компонентом.  Это  помогает  более  явно  выразить  позицию  автора  по  поводу  освещаемого  события  и  создать  необходимую  тональность  высказывания. 

Так,  резко  критическая  оценка  творчества  исполнителя  четко  прослеживается  в  следующем  фрагменте  текста:  «На  каждый  хард-роковый  рифф…найдется  лукавый  куплет  из  застольного  шлягера,  за  нечеловеческим  воем  последует  приторный  саксофонный  пассаж,  за  лирикой  Андрея  Макаревича  —  традиционные  кабацкие  рифмы».  Эпитеты  «лукавый»,  «приторный»,  «кабацкие»  несут  явный  отрицательный  коннотативный  компонент.  В  то  же  время  показательно  использование  существительного  «шлягер»,  которое  в  данном  контексте  подчеркивает  общую  негативную  оценку  рецензента.  Современная  энциклопедия  культурологии  определяет  шлягер  как  популярное,  но  легковесное  по  содержанию  музыкальное  произведение,  принадлежащее  к  массовой  культуре.  Таким  образом,  критик  намеренно  нивелирует  ценность  музыкального  произведения,  приравнивая  его  к  объектам  массовой  культуры. 

Порой  в  пределах  небольшого  контекста  наблюдается  нарочитое  сгущение  разговорной  и  даже  сниженной  просторечной  лексики:  «Но  Царя  Эдипа  жальче  всех:  любимый  гражданами  правитель  Фив,  он  сдуру  пришиб  на  перекрестке  какого-то  вздорного  старикашку,  по  роковой  воле  оказавшегося  его  родным  отцом». 

В  то  же  время  для  языка  музыкальных  рецензий  характерно  использование  и  лексики  высокого  регистра:  «Однако  возможно,  что  сам  принцип  номерной  структуры  призван  отсылать  нас  к  доромантическим,  а  то  и  вовсе  архаическим  временам,  когда  универсум  держал  искусства  в  синкрезисе,  первоначальной  слитности»  —  такой  текст,  насыщенный  книжной  лексикой  (принцип,  архаический,  доромантический),  в  том  числе  философскими  терминами  (универсум,  синкрезис),  предполагает  читателя  с  высоким  образовательным  уровнем. 

«Леди  Гага  —  первая  глобальная  звезда,  чей  феномен  зиждется  на  самом  деле  не  на  альбомах  и  концертах,  а  на  твиттере  и  постоянной  информационной  накачке  медийного  пространства»  —  в  одном  контексте  наблюдаются  лексемы  разных  стилей  и  сфер  употребления:  зиждиться  —  книжный  устаревший  глагол,  в  настоящее  время  употребляющийся  как  риторический  приём;  накачка  —  здесь  употреблено  в  переносном,  разговорно-сниженном  значении  ‘усиленное  внушение  каких-л.  мыслей,  убеждений’;  медийный,  твиттер  —  неологизмы,  первый  скорее  профессиональный,  терминологический,  второй  —  сленговый.  Такое  нарочитое  столкновение  разностилевой  лексики  призвано  выразить  авторскую  иронию  по  адресу  «глобальный  звезды». 

Ту  же  функцию  (выражение  авторской  иронии)  выполняет  эпитет  кастрюльный,  который,  во-первых,  вызывает  образ  сугубо  бытового  прозаического  предмета,  во-вторых,  содержит  в  семантической  структуре  сему  «дребезжащий,  металлический»:  «Кална  любит  филировать,  щеголять  эффектным  пиано,  и  мастерства  ее  не  оспоришь,  хотя  изредка,  на  нюансах,  легкий  кастрюльный  призвук  в  голосе  появляется». 

Способы  выражения  положительной  оценки  четко  прослеживаются  в  следующем  примере,  где  американский  рецензент  подробно  разбирает  качество  исполнения  арий  оперными  певцами:  «Ms.  Wessinger’s  light,  clear  voice  was  beautifully  suited  to  Gabriel’s  music.  Understandably,  there  were  some  shaky  moments  in  her  singing.  But  she  has  a  genuinely  angelic  voice  and  sang  with  charm  and  grace.  Ms.  Mascari  brought  rich  sound  and  sensitive  phrasing  to  Eve’s  music.  This  was  an  admirable  display  of  professionalism  from  both  artists.  The  tenor  Benjamin  Butterfield  was  clarion-voiced  and  vibrant  as  the  archangel  Uriel.  Nathan  Berg’s  muscular,  earthy  bass-baritone  was  ideal  for  Raphael  and,  in  Part  III,  Adam».  Здесь  автор  концентрируется  на  описании  тембра  голоса  артистов  и  на  техничности  исполнения,  выбирая  яркие  эпитеты  с  положительной  коннотацией.  Этот  прием  в  целом  свойственен  стилю  американских  журналистов,  которые  неизменно  много  внимания  уделяют  технической  составляющей  исполнительства. 

В  критических  отзывах  американских  рецензентов  оценка,  в  том  числе  негативная,  проявляется  не  только  в  использовании  слов  с  ярким  коннотативным  компонентом,  но  и  в  некоторых  синтаксических  конструкциях:  «The  Metropolitan  Opera’s  disastrously  dreary  production  of  Mozart’s  “Don  Giovanni”  was  dead  on  arrival  at  its  premiere  in  2011…  The  Met’s  “Don  Giovanni,”  originally  directed  (if  that  is  the  word)  by  Michael  Grandage  and  revived  (if  that  is  the  word)  on  Wednesday  evening,  still  fails  to  create  excitement  or  interest».  Сильный  экспрессивный  прием,  который  использует  автор,  —  употребление  слова  с  нейтральной  коннотацией  (directed,  revived)  и  его  последующее  опровержение  (if  that  is  the  word)  —  придает  высказыванию  иронический  оттенок.

В  этом  же  тексте  используется  другой  действенный  способ  выражения  оценки  —  риторические  вопросы:  «Why  was  the  soprano  Susanna  Phillips,  seen  at  the  Met  as  a  rising  star,  so  maddeningly  inconsistent  as  Donna  Anna?  ...And  who  allowed  the  rough,  nearly  inaudible  bass  David  Soar,  making  his  Met  debut  as  Masetto,  to  go  onstage  at  all?» 

Этот  прием  популярен  и  среди  российских  авторов.  Риторический  вопрос  усиливает  положительную  оценку  музыканта:  «Кажется,  это  последний  джазмен,  про  которого  можно  сказать:  «В  представлении  не  нуждается».  Кто  не  знает  пьесу  Take  Five?  Или  In  Your  Own  Sweet  Way?  Как  бы  фальшиво  ты  ни  насвистел  эти  мелодии  —  их  узнает  каждый»;  «Джазовый  концерт  как  family  entertainment?  А  что  в  этом  плохого?»;  «…качество  игры,  конечно,  уже  немножко  ухудшилось  (это  слышно  на  концертных  записях),  но  кого  это  волнует,  когда  перед  тобой  сам  Дейв  Брубек,  один  аккорд  которого  заставляет  зал  вставать  на  уши?!» 

В  последнем  примере  мы  наблюдаем  использование  антитезы,  что  также  типично  для  выражения  категории  оценочности  в  музыкальных  рецензиях.  Антитеза  используется  как  для  того,  чтобы  сгладить  критический  отзыв  и  привлечь  внимание  к  положительным  сторонам  выступления  артиста  (This  was  an  unadventurous  program,  but  it  was  played  well  and  energetically),  так  и  с  целью  подчеркнуть  резкость  оценки  (Современная  поп-музыка  невозможна  без  цитат,  но  от  вторичности  на  концерте  мутило). 

Зачастую  антитеза  используется  для  описания  сложного,  многопланового,  а  также  неоднозначного,  сложно  поддающегося  определению  явления:  «Гала  "кремлевских  звезд"  со  всей  очевидностью  продемонстрировал  право  балета  не  только  тешить  и  развлекать,  но  просвещать  и  потрясать»;  «От  Левитановского  фестиваля  вообще  странно  было  бы  ожидать  прямолинейных  подходов.  Здесь  всегда  сочетаются  изящное  и  простодушное,  горькое  и  затейливое,  то  выступая  вперед,  то  прячась  одно  в  другом».

Более  имплицитно  отрицательная  оценка  исполнения  выражена  в  следующем  контексте:  «Оркестр  работал  весьма  отчетливо,  хотя  дирижера  Михаила  Татарникова  не  упрекнешь  в  стремлении  открыть  какие-то  индивидуальные  краски  и  смыслы  в  наизусть  знакомой  партитуре.  Равно  как  никто  из  певцов  не  вписал  новой  яркой  страницы  в  историю  исполнения  хрестоматийных  партий».  Несмотря  на  то,  что  критическая  оценка  здесь  смягчена,  она  не  менее  отчётлива.  Синтаксическая  отрицательная  конструкция  смягчает  критику  (благодаря  отрицательному  глаголу  нет  негативных  наименований),  и  в  то  же  время  придаёт  саркастическую  тональность  высказыванию,  подчёркивая  критикуемую  характеристику.

Реализация  оценочной  функции  рецензии  проявляется  и  в  использовании  авторами  метафор,  которые  способствуют  выражению  оценочной  функции  рецензии,  помогая  автору  создать  запоминающиеся  образы.  При  этом  степень  яркости,  образности  метафор  в  проанализированных  нами  текстах  разная. 

Широко  представлены  метафоры,  которые,  еще  не  став  языковыми,  достаточно  широко  употребляются  в  языке  СМИ,  некоторые  из  них  близки  к  штампам:  <певица  Елка>,  которая  вот  уже  больше  года  остается  флагманом  отечественной  популярной  музыки;  формула  успеха  была  вроде  бы  найдена;  Оба  талантливые  и  технически  подкованные;  акустический  калейдоскоп;  Жилло…  теперь  взяла  новую  планку.  These  tracks  capture  Chapin's  talents  in  full  bloom;  The  Simón  Bolívar  Orchestra  is  the  flagship  ensemble  of  Venezuela’s  national  orchestral  training  program;  Mr.  Hawley's  music  is  deeply  rooted  in  this  town.

Особый  интерес  вызывают  метафоры,  которые  можно  назвать  авторскими,  окказиональными.  Они  основываются  на  различных  аналогиях,  порой  сопоставляя  на  первый  взгляд  несопоставимые  понятия:  …играли  на  контрабасе  и  освежеванном  пианино;  Пока  же  поэзия  Рубинштейна  осталась  хороша  сама  по  себе,  как  и  те  сочинения  Филановского,  где  его  муза  гуляет  на  воле  от  любой,  самой  прекрасной  поэзии;  Понятно,  что  всеобщий  экстаз  на  песнях  "Preghero"  и  "Azzurro"  сеньору  Челентано  был  гарантирован.  Но  и  экзамен  по  разговорной  человеческой  химии  он  выдержал  на  «отлично»;  He  allowed  himself  to  be  swept  away  by  the  anticipatory  flood  tide  of  “Something’s  Coming,”  from  “West  Side  Story”  and  to  be  crushed  by  the  melancholy  of  “Mood  Indigo”.

Окказиональные  метафоры  зачастую  принимают  вид  метафорических  сравнений:  «Большие  музыканты  —  например,  Зубин  Мета,  привозивший  с  Израильским  филармоническим  оркестром  дионисийскую  Седьмую  симфонию  Бетховена,  —  делятся  праздником  легко,  словно  доставая  его  из  чемодана»;  «От  концерта  остается  ощущение,  как  от  шампанского:  легко,  приятно,  быстро  улетучивается»;  «Mr.  Bocelli’s  microphone  was  gradually  cranked  up,  allowing  his  voice  to  soar  through  the  arena  like  that  of  a  latter-day  technologically  crafty  angel»;  «Mr.  Scholl’s  voice  is  as  pure  as  Jonson’s  bright  lily  but  also  mellow  and  soft-grained,  like  the  full  moon  seen  through  thin  clouds»  (речь  идет  о  лилии  из  стихотворения  Бена  Джонсона,  строки  которого  цитируются  в  начале  статьи);  «Mr.  Hammond,  who  turns  52  on  Thursday,  has  a  temperate  tenor  voice  and  uses  it  as  an  instrument,  ornamenting  melodies  all  over  the  place».

Некоторые  метафорические  единицы,  не  представляя  собой  самостоятельного  предложения,  тем  не  менее  создают  цельный  объемный  образ:  «…музыка  оперы  Шаррино  традиционна  —  это  …  изощренная  работа  художника-вышивальщика,  создающего  материю  высокой  пробы»;  «Два  акта»  складываются  из  развернутых  диалогов  Гамлета  и  Фауста,  разжалованных  временем  и  либреттистом  из  протагонистов  европейской  мифологии  в  заурядных  ее  узников,  приговоренных  к  вечному  отбыванию  культурных  повинностей»;  «He  revels  in  the  full  range  of  timbres  afforded  by  the  modern  piano  and  often  uses  the  sustaining  pedal  to  allow  notes  to  pool  together  like  watercolors»;  «He  arrives  at  his  top  notes  with  the  singing  equivalent  of  the  overhead  jerk  in  weight  lifting,  where  the  visible  effort  is  in  the  heave».

Так  как  перед  авторами  музыкальных  рецензий  стоит  задача  точно  описать  звучание  того  или  иного  произведения  с  помощью  исключительно  вербальных  средств,  метафоризации  наиболее  часто  подвергаются  лексемы,  связанные  с  понятийной  областью  «музыка»:  «звук»,  «голос»,  «петь»  и  т.  д. 

Области-источники  метафорического  переноса  крайне  разнообразны,  что  может  быть  объяснено  авторским  использованием  тех  или  иных  нестандартных  тропов  с  целью  привлечения  внимания  читателей.  Тем  не  менее  можно  определить  самые  распространенные  понятийные  области,  которые  наиболее  активно  задействованы  в  процессе  метафорической  проекции.  Так,  для  описания  тембра  звука  американские  авторы  часто  пользуются  метафорами,  связанными  с  понятием  «свет»,  что  выражается  такими  лексемами,  как  glow,  shimmer,  radiant  и  пр.:  glowing  sound;  shimmering  cluster  chords;  the  radiant  opening,  with  its  shimmering  A;  its  sound,  which  glows  even  with  the  most  minimal  use  of  vibrato.  Встречаются  и  развернутые  метафоры  подобного  типа:  the  choristers  and  orchestra  burst  into  a  C  major  harmony  so  shimmering  and  sunny  you  practically  have  to  squint.  Наличие  семы  «свет»  характерно  для  метафор,  прочно  вошедших  в  английский  язык  в  значении  «яркий,  привлекающий  внимание»  (к  ним  относится  лексема  dazzling:  a  long,  dazzling  solo;  Villa-Lobos’s  dazzling  Chôro  №  10  —  ср.  с  русской  лексемой  «блестящий»:  блестящее  исполнение,  блестящая  работа).  Однако  такие  метафоры  скорее  призваны  передать  оттенки  звучания  тех  или  иных  композиций,  а  не  подчеркнуть  высокий  уровень  мастерства  артистов.

В  русскоязычных  рецензиях  подобных  метафорических  единиц  мы  не  встретили.  Однако  и  для  российских,  и  для  американских  авторов  оказалось  характерным  использование  метафор,  в  основе  которых  лежат  качества,  свойственные  жидкостям:  звука,  льющегося  так  же  естественно,  как  в  романтической  немецкой  песне;  колоратуры  льются  без  малейшего  напряжения;  она  приковывает  внимание  к  медленному  течению  музыки;  электронные  переливы;  free-flowing  rock;  a  flowing  tempo.

Американские  рецензенты  зачастую  используют  метафоры,  обыгрывающие  тему  полета:  her  voice  soared  over  the  orchestra;  allowing  his  voice  to  soar  through  the  arena;  She  floated  pianissimo  high  notes;  [the  voice]  can  nevertheless  give  the  impression  of  floating  pleasantly  above  the  music;  a  soulful  wisp  of  melody  wafting  above;  Mr.  Scholl  and  Ms.  Halperin  fly,  never  simply  wallowing  in  sound.  В  российских  текстах  метафора  полета  встретилась  лишь  в  двух  контекстах:  у  него  ясный,  летящий  в  зал  звук;  У  Гимадиевой  красивый,  летящий  голос.

И  в  русско-,  и  в  англоязычных  текстах  встречается  много  специальной  лексики,  как  собственно  терминологической,  так  и  жаргонной,  связанной  с  музыкальным  творчеством.  Особенно  насыщены  терминами  тексты  в  американских  источниках.  При  этом  и  в  русско-  и  в  англоязычных  статьях,  посвященных  классической  музыке  и  оперному  искусству,  закономерно  преобладают  заимствования  из  итальянского  языка,  т.  к.  в  профессиональном  музыковедении  используется  итальянская  терминология:  «In  the  concerto's  genial  first  movement  and  the  spirited  Rondo,  Mr.  McGill  played  with  rhythmic  brio  and  impeccable  clarity»;  «The  soloist  in  the  Beethoven  concerto,  Jonathan  Biss,  was  smooth  and  subtle  when  the  orchestra  returned  after  his  first-movement  cadenza»;  «The  intimate  second-movement  Affettuoso,  by  three  of  the  city’s  finest  early-music  artists…»;  «Ее  вокальный  аппарат  вполне  гибок,  все  колоратуры  были  на  месте  —  и  все  же  на  первом  плане  оказалась  именно  яростная  мощь,  хлещущее  через  край  форте  и  фортиссимо»;  «Фактически  благодаря  ему  за  рубежами  Индии  люди  узнали  о  ситаре  —  щипковом  инструменте,  звук  которого  создают  около  20  струн  с  неповторимой  палитрой  обертонов». 

Для  русскоязычных  рецензий  характерно  обилие  заимствований,  как  уже  устоявшихся  в  языке,  так  и  уникальных  для  данной  области.  Для  адекватного  понимания  подобных  слов  необходимо  хорошо  знать  английский  язык,  некоторые  культурные  реалии,  разбираться  в  особенностях  музыкальных  жанров  и  процесса  создания  музыки.  В  ряде  случаев  авторы  сами  понимают,  что  употребляемые  ими  заимствования  чужды  русскому  тексту,  что  подчеркивают  путем  их  подачи  латинскими  графическими  средствами,  зачастую  поясняя  использование  того  или  иного  термина:  «В  ночь  с  пятницы  на  субботу  в  клубе  Casa  Bacardi  на  "Красном  Октябре"  сыграла  группа  Die  Antwoord,  пионеры  зажигательного  южноафриканского  zef-рэпа»;  «Стиль,  названный  cool-jazz,  или  джаз  Восточного  побережья,  вышел  за  рамки  джазовой  ниши  и  стал  доступен  самым  широким  массам».

Нередко  заимствования  передаются  с  помощью  транслитерации:  «В  штате  шведской  группы  диджей  тоже  имелся,  в  его  арсенале  были  лэптоп  и  драм-машина»;  «Это  была  эпоха  расширения  палитры,  дополнения  звука  диксиленда  и  биг-бенда  более  современными  формами»;  «В  голосе  клипмейкера  Лемуана  прежде  всего  обращает  на  себя  внимание  сходство  с  Энтони  Хегарти». 

Активно  употребляются  уже  привычные  для  современного  читателя  англицизмы:  хит,  трек,  саунд,  рок,  кавер,  фронтмен  и  др.  Это  объясняется  тем,  что  тексты  адресованы  людям,  которые  предположительно  владеют  не  только  английским  языком  вообще,  но  и  английским  музыкальным  жаргоном. 

Выявленные  языковые  параметры  музыкальных  рецензий  свидетельствуют  об  «эссеизации»  этого  жанра,  о  растущем  стремлении  журналистов  к  выражению  собственной  позитивной  или  негативной  позиции  по  отношению  к  описываемому  событию.  Использование  эмоционально-окрашенной  лексики  позволяет  сформулировать  позицию  автора  по  отношению  к  описываемым  событиям  и  привлечь  внимание  читателя.  Столкновение  в  одном  контексте  книжной  (высокой,  устаревшей,  терминологической)  и  сниженной  лексики  делает  язык  рецензий  российских  и  американских  авторов  живым,  непринужденным,  ироничным,  близким  адресной  аудитории.  В  некоторых  случаях  использование  подобных  лексических  средств  приводит  к  эффекту  непринужденности,  легкости  изложения,  в  других  —  к  его  чрезмерному  усложнению.  Так  как  авторы  стараются  сконцентрировать  в  небольшом  тексте  или  фразе  сразу  несколько  смыслов,  зачастую  язык  журналистов  становится  изощренным  и  запутанным,  что  требует  от  читателя  напряжения  для  его  понимания.  Эта  говорит  о  тенденции  к  сжиманию  и  концентрации  информации,  которая  становится  характерной  для  информационного  общества  и  проявляется  в  языке  современных  СМИ. 

Список  литературы:

1. Добросклонская  Т.Г.  Вопросы  изучения  медиатекстов:  Опыт  исследования  современной  английской  медиаречи  /  Т.Г.  Добросклонская.  М.:  КРАСАНД,  2013.  —  288  с.
2. Ковалевская  Е.В.  Метафора  и  сравнение  в  публицистическом  тексте  (на  материале  английского  языка).  Автореф.  дис.  ...  канд.  филол.  наук:  М.,  2011.  —  17  с.
3. Толковый  словарь  русского  языка  /  С.И.  Ожегов,  Н.Ю.  Шведова.  М.:  Азбуковник,  1999.  —  944  с.