Телефон: 8-800-350-22-65
WhatsApp: 8-800-350-22-65
Telegram: sibac
Прием заявок круглосуточно
График работы офиса: с 9.00 до 18.00 Нск (5.00 - 14.00 Мск)

Статья опубликована в рамках: XVIII Международной научно-практической конференции «Научное сообщество студентов XXI столетия. ГУМАНИТАРНЫЕ НАУКИ» (Россия, г. Новосибирск, 06 марта 2014 г.)

Наука: Филология

Скачать книгу(-и): Сборник статей конференции

Библиографическое описание:
Юрьева М.А. ЛИНГВО-СТИЛИСТИЧЕСКИЕ СРЕДСТВА СОЗДАНИЯ ЭФФЕКТА ОБМАНУТОГО ОЖИДАНИЯ (НА МАТЕРИАЛЕ РОМАНА ЭДНЫ О’БРАЙЕН “THE LIGHT OF THE EVENING”) // Научное сообщество студентов XXI столетия. ГУМАНИТАРНЫЕ НАУКИ: сб. ст. по мат. XVIII междунар. студ. науч.-практ. конф. № 3(18). URL: http://sibac.info/archive/guman/3(18).pdf (дата обращения: 13.05.2024)
Проголосовать за статью
Конференция завершена
Эта статья набрала 0 голосов
Дипломы участников
Диплом лауреата
отправлен участнику

 

ЛИНГВО-СТИЛИСТИЧЕСКИЕ  СРЕДСТВА  СОЗДАНИЯ  ЭФФЕКТА  ОБМАНУТОГО  ОЖИДАНИЯ  (НА  МАТЕРИАЛЕ  РОМАНА  ЭДНЫ  О’БРАЙЕН  “THE  LIGHT  OF  THE  EVENING”)

Юрьева  Марина  Андреевна

студент  5  курса,  кафедра  английского  языка  ТГПУ  им.  Л.Н.  Толстого,  РФ,  г.  Тула

E-mailyuryevamarina@gmail.com

Фомичева  Жанна  Евгеньевна

научный  руководитель,  канд.  филол.  наук,  профессор  ТГПУ  им.  Л.Н.  Толстого,  РФ,  г.  Тула

 

В  рамках  современной  стилистики  декодирования  обманутое  ожидание  (“defeated  expectancy”)  рассматривается  как  один  из  типов  выдвижения,  основанный  на  предсказуемости  и  нарушении  предсказуемости.

Считается,  что  сам  термин  «обманутое  ожидание»  (или  “несбывшееся  предсказанием”)  ввел  Р.  Якобсон,  и  считал  его  общим  принципом  всякого  речевого  изменения,  производимого  со  стилистической  целью  и  представляющего  собой  отклонение  от  нормы  [4,  с.  33—42]. 

Эффект  обманутого  ожидания  происходит,  когда  линейность  текста  нарушается  вкраплением  в  такой  текст  неожиданных  для  читателя  элементов,  препятствующих  выстраиванию  смысла  со  стороны  читателя,  или  вследствие  деформации,  то  есть  нарушения  нормы  на  различных  уровнях  функционирования  (морфологическом,  фонетическом,  синтагматическом  и  т.  д.).  Наиболее  значимым  является  семантический  уровень:  ведь  сдвиг  в  смысловом  поле  приводит  к  изменениям  в  системе  установок  адресата  текста.  Сигналом  смыслового  сдвига  как  правило  является  нарушение  словообразовательной  модели,  создание  авторского  неологизма  или  окказионализма  [3,  с.  68].

Если  говорить  о  языковых  средствах  реализации  эффекта  обманутого  ожидания,  то  по  отдельности  и  независимо  друг  от  друга  они  рассматривались  многими  исследователями.  Так,  Т.Г.  Хазагеров  и  Л.С.  Ширина  выделяют  фигуры  кольца  (анаэпифору),  антиметаболу,  плоку,  антифразис,  коррекцию,  различные  виды  каламбура  [6,  с.  190].  В  работе  Т.Л.  Ветвинской  указывается,  что  принцип  «обманутого  ожидания»  лежит  в  основе  зевгмы,  оксюморона,  разрядки  [2,  с.  71—75].  Ряд  ученых  к  фигурам,  создающим  вышеназванный  эффект,  относят  «художественные  парадоксы,  параллелизмы,  различные  деформации  идиом  и  другие  виды  алогизмов».  Некоторые  лингвисты  отмечают,  что  на  лексическом  уровне  данный  эффект  создается  употреблением  архаизмов,  неологизмов,  поэтизмов,  заимствований  и  т.  п. 

Появление  какого-либо  нарушения  приводит  к  повышению  экспрессивности  текста  или  его  отрезка,  задерживает  внимание  читателя  на  определенных  участках  произведения  и  таким  образом  помогает  оценить  их  относительную  значимость,  иерархию  образов,  идей,  чувств  и,  следовательно,  передает  отношение  говорящего  к  предмету  речи,  тем  самым  облегчая  процесс  декодирования  текста  [1,  с.  98—99]. 

В  романе  Эдны  О’Брайен  “The  Light  of  the  Evening”  эффект  обманутого  ожидания  используется  в  основном  для  повышения  локальной  экспрессивности  текста  и  реализуется  с  помощью  различных  языковых  средств,  наиболее  распространенным  из  которых  является  парадокс.

Чаще  всего  этот  прием  используется  для  передачи  всей  сложности  и  напряженности  человеческих  отношений.  Так  во  второй  главе,  посвященной  семейной  жизни  Элеаноры,  в  восьмой  сцене  муж,  Герман,  в  порыве  ярости  из-за  книги,  которую  она  пишет  о  своей  жизни,  врывается  в  комнату  жены  и  высказывает  ей  все,  что  он  думает  о  ней,  ее  редакторе  и  ее  писательском  таланте:

‘Too  late  to  burn  it…your  jackass  of  a  publisher,  your  pimp,  has  already  seen  chapters  of  it,  fawned  over  it.  yours  is  the  voice  of  your  lamenting  race,  oh,  marvel,  oh,  deep  diabolic  crookedness,  he  is  deceived  into  thinking  that  you  write  like  an  angel,  where  as  in  fact  you  could  not  pen  a  word  when  I  met  you.’

‘You  hate  me,  don’t  you?’  she  said.

‘So  now  we  revert  to  our  habit  of  hysterics,  we  depict  ourselves  as  the  wronged  one,  the  one  who  is  hated…the  little  victim.’

‘But  you  do,  it  seeps  out  of  you.’

‘I  don’t  call  it  hate…I  call  it  an  awakening  [6,  с.  155].

По  способу  синтаксической  организации  цитируемый  парадокс  реализуется  в  рамках  одной  синтаксической  конструкции.  По  виду  его  можно  расценивать  как  характерологический  парадокс,  поскольку  он  помогает  раскрыть  проблему  многогранности  и  противоречивости  человеческого  характера,  запечатленного  в  художественном  образе.

  Впервые  за  все  время  семейной  жизни  Герман  показывает  свое  истинное  отношение  к  Элеаноре:  презрение,  неуважение  и  разочарование.  Он  не  только  считал,  что  без  него  она  ничего  из  себя  не  представляет,  что  ее  писательский  талант  —  исключительно  заслуга  его  неустанного  исправления  ее  рукописей,  но  и  что  только  этот  брак  позволил  ей  стать  кем-то  в  этой  жизни:

She  is  incapable  of  working  on  herself,  on  digging  herself  out  of  the  hole  of  her  own  emotional  slaughter,  yet  chooses  to  remain  married,  and  why?  Because  she  would  be  nobody  [6,  с.  158].

Все  время,  начиная  с  первого  дня  их  знакомства,  он  стремился  переделать  ее,  подавить  ее  характер,  сделать  образцовой  женой:

…pure,  loyal,  untainted,  an  exemplary  wife  [6,  с.  155].

Но  реальность  оказалась  другой.  Элеанора  не  только  не  «поддалась  дрессировке»,  пошла  наперекор  мужу,  но  и  изменила  ему.  Логично  было  бы  предположить,  что  в  такой  ситуации  Генри  испытывал  бы  к  ней  ненависть,  но  он  говорит  совершенно  о  другом  чувстве  —  о  пробуждении.  Весь  парадокс  в  том,  что  в  случае  с  ненавистью  он  бы  испытывал  ее  по  отношению  к  жене,  и  ее  бы  винил  в  том,  что  она  оказалась  не  так  безупречна,  как  должна  была,  и  запятнала  свою  честь  и  честь  семьи.  Но  Генри  указывает  на  освобождение  от  иллюзий,  при  чем  от  своих  собственных,  созданных  только  им.  Элеанора  никогда  не  старалась  быть  идеальной  женой  и  матерью,  не  надевала  маски,  пытаясь  ввести  его  в  заблуждение.  Тот  образ  чистой,  преданной  и  незапятнанной  женщины,  который  он  создал  для  себя,  не  имел  ничего  общего  с  реальностью.  Однако  Генри  был  слишком  честолюбив  и  высокомерен,  чтобы  признать  свою  ошибку  раньше.  А  теперь  он  настолько  поражен  собственным  открытием,  что,  по  сути,  берет  всю  вину  на  себя.

Еще  один  пример  использования  характерологического  парадокса  наблюдается  в  самом  конце  романа,  когда  Дилли  в  своих  письмах  к  дочери  говорит  о  ее  брате:

He  loves  neither  man  or  beast.  Some  have  nature  and  some  have  not  [6,  с.  261].

В  сознании  читателя  создается  образ  невероятно  жестокого  и  эгоистичного  человека,  поступки  которого  не  подчиняются  здравому  смыслу.  Парадоксальное  высказывание  вступает  в  противоречие  с  принципами  и  устоями,  принятыми  в  обществе,  где  пропагандируется  уважение  и  сострадание  ко  всему  живому.  Кажется,  сама  мать  в  ужасе  от  того,  какого  сына  она  воспитала.  Но  анализируя  его  поступки:  как  он  безжалостно  переезжает  на  машине  щенка,  заставляет  родителей  переписать  на  него  их  поместье,  приезжает  в  больницу  к  умирающей  матери  только  для  того,  чтобы  убедиться,  что  она  никуда  не  уйдет  и  не  перепишет  завещание:

Well,  ma’am,  I  hear  that  you  were  thinking  of  creeping  out  on  us  [6,  с.  233].

как  он  радуется  после  смерти  матери:

…her  brother  and  his  wife  celebrate  the  fact  that  Rusheen  is  theirs,  marveling  at  the  good  fortune  that  got  to  him  to  the  hospital  in  the  nick  of  time…  [6,  с.  242].

и  даже  после  ее  смерти  не  может  отдать  ей  последнюю  дань  уважения:

The  hearse  is  in  front  and  the  two  mourning  cars  behind  [..].  Her  father,  his  friend  Vinnie  and  Eleanora  are  in  front  of  the  car,  Terence  and  Cindy  behind,  playing  their  car  radio  so  loud  that  music  could  be  heard  when  they  came  to  a  standstill  in  the  market  town  enquiring  if  a  hearse  had  been  sighted,  passing  through  [6,  с.  239].

Насколько  бы  парадоксально  ни  звучала  фраза,  произнесенная  Дилли,  читатель  убеждается  в  ее  истинности.  Тэрэнс  действительно  страшный  человек,  не  способный  любить  никого  и  ничего,  кроме  денег. 

Однако  наиболее  часто  в  художественных  произведениях  встречаются  так  называемые  философские  парадоксы,  затрагивающие  извечные  проблемы,  значимые  как  для  отдельно  взятой  личности,  так  и  для  развития  общества  в  целом. 

В  отрывке,  приведенном  ниже,  Эдна  О’Брайен  объединяет  философский  и  характерологический  виды  парадоксов:

‘She  died  from  her  heart,  child,’  she  said,  and  her  single  moment  of  happiness  [6,  с.  248].

В  действительности  заявление  о  том,  что  человек  умер  от  счастья,  звучит  весьма  парадоксально.  Говоря  об  этом,  автор  стремится  обострить  восприятие  читателя,  заставить  его  посмотреть  на  привычные  вещи  под  другим  углом  зрения  и  вместе  с  тем  стимулирует  осмысление  текста  в  целом.

Еще  строчкой  ранее  было  сказано,  что  причиной  смерти  стал  оторвавшийся  тромб:

‘A  little  clot  to  the  brain  most  likely,'  she  said  [6,  с.  248].

Однако  это  уже  не  имеет  никакого  значения.  У  читателя  открываются  глаза  на  истинное  положение  вещей:  Дилли  была  настолько  несчастна  и  одинока,  она  настолько  утратила  надежду  и  веру  в  людей,  которые  ее  окружают,  что  ее  сердце  не  выдержало  того  счастья,  которое  она  испытала,  увидев  Нолана.  Ведь  его  приход  означал,  что  все  еще  можно  изменить,  переписать  завещание  и  оставить  ее  любимое  поместье  не  сыну-лицемеру  и  его  истеричной  жене,  а  ее  дорогой  Элеаноре,  которая  сможет  о  нем  позаботиться.  Осознав  это,  становится  страшно,  ведь  единственное,  чем  жила  эта  женщина  последние  несколько  недель  своей  жизни,  были  мысли  об  адвокате  и  завещании.  Только  это  давало  ей  силы  просыпаться  утром,  только  ради  этого  она  хотела  выйти  из  больницы. 

Жестокость,  черствость  и  пренебрежение  —  вот  болезнь  современного  общества.  Они  рушат  жизни  некогда  близких  и  родных  людей,  разжигают  злобу  и  вражду.  Именно  поэтому  люди  гибнут  от  единственного  счастливого  момента,  ведь  их  сердце  было  закалено  не  любовью  и  заботой,  а  обидой  и  одиночеством. 

Однако  художественный  парадокс  —  не  единственное  языковое  средство  реализации  эффекта  обманутого  ожидания  в  романе  “The  Light  of  the  Evening”.  Очень  интересно  использование  ономатопеи  в  следующем  отрывке,  взятом  из  четвертой  сцены  второй  главы:

The  news  of  her  pregnancy  elated  him.  Upon  hearing  it  he  wrote  in  celebration  on  the  several  windowpanes.  He  would  have  a  son.  He  cradled  her  and  went  around  the  room,  marveling  at  the  fact  that  he  would  be  a  father  again,  the  theft  and  the  treachery  wreaked  upon  him  would  be  undone.  They  drank  Madeira  wine  and  he  said  that  one  day  he  would  take  her  to  Madeira,  all  three  would  go  to  sunny  Madeira,  a  triptych  [6,  с.  133].

Shadow  and  half-shadow  as  they  walked  between  the  line  of  trees,  moonlight  spilling  down  and  slashes  of  it  on  the  path,  whitening  tree  trunk  and  path  where  they  walked  and  halted,  each  surprised  to  find  the  other  abroad  at  so  late  an  hour.  She  had  gone  out  by  the  back  kitchen  door  and  he,  as  she  reckoned,  must  have  left  by  the  door  that  led  to  the  potting  shed.  Then  passing  on,  as  strangers  might.[..]

She  carried  on  up  to  the  fence,  climbed  it  and  looked  beneath  to  where  the  sheep  lay  in  their  shifting  slumbers,  a  stream  from  something  trilling  happily  along  and  seeming  to  say  the  same  thing  —  Irrawaddy,  Irrawaddy…  Irrawaddy  [6,  с.  139].

Изначально  эффект  обманутого  ожидания  возникает  здесь  на  основе  взаимодействия  двух  противоположных  линий  поведения  персонажей:  радость  и  счастье,  в  связи  с  беременностью  жены  с  одной  стороны  и  последующее  безразличие  и  отчужденность  обоих  с  другой.  Этот  момент  заставляет  по-другому  посмотреть  на  всю  историю  взаимоотношений  Элеаноры  и  ее  мужа  Генри.  И  понять,  что  с  самого  начала  это  знакомство  было  огромной  ошибкой  для  обоих.  Хотя  неоднократно  в  тексте  встречаются  намеки  на  то,  что  все  было  не  так  гладко:

I  don’t  know  him  at  all…don’t  know  how  bleak,  tormented  and  unforgiving  he  is  [6,  с.  127].

или:

She  loved  her  husband,  or  believed  she  loved  him,  but  she  was  afraid  of  his  dark  moods,  of  the  way  he  retreated  into  himself,  estranged  from  her  [6,  с.  129].

Очевидно,  что  этот  мужчина  был  далеко  не  идеален,  а  даже  опасен.  На  это  ярко  указывает  следующее  неожиданное  вкрапление:

as  if  she  had  seen  a  portrait  of  Lucifer  himself  [6,  с.  123].

Именно  так  описывается  впечатление  матери  Элеаноры  от  портрета  Генри.  Библейская  аллюзия  на  Люцифера  здесь  совершенно  не  случайна.  Она  помогает  создать  яркий  художественный  образ,  обладающим  богатым  ассоциативным  рядом.  В  христианстве  имя  Люцифера  традиционно  используется  как  синоним  Сатаны,  отсюда  и  же  фиксированные  характеристики,  с  которыми  читатель  начинает  отождествлять  мужа  Элеаноры  после  прочтения  данного  отрывка.  Генри  предстает  в  образе  могущественного,  целеустремленного  и  безжалостного  лидера.  Его  гордость  и  своенравность  не  знают  границ.  Лжец,  клеветник  и  губитель,  он  способен  на  любое  предательство  ради  достижения  своих  целей,  поскольку  считает  себя  лучшим  из  лучших. 

Однако,  нельзя  не  рассмотреть  и  другую  сторону  Люцифера  —  носителя  света,  просвещения,  светоносного  и  блистающего  ангела,  отмеченного  печатью  совершенства  и  мудрости.  Таким  он  был,  согласно  библейскому  сюжету,  до  того  как  предал  Бога  и  превратился  в  Сатану.  Именно  этот  образ  соответствует  мнению  Элеаноры  о  Генри: 

  …this  handsome,  austere  man  with  carved  features,  a  sallow  complexion,  deep-set  eyes  and  beautifully  telling  hands  that  moved  as  if  they  were  about  to  deliver  something  unique  into  life,  a  child  perhaps  [6,  с.  123].

Такой  стилистический  прием  как  аллюзия  в  данном  случае  и  создает  этот  эффект  нарушения  предсказуемости.  Казалось  бы,  что  общего  между  таким  мужчиной  и  самым  страшным  и  жестоким  существом  в  этом  мире?  Но  как  выяснилось,  связь  есть.  Эдна  О’Брайен  смогла  одним  словом  описать  все,  что  произойдет  в  последующих  главах  и  раскрыть  истинную  сущность  Генри,  еще  раз  показав,  как  ошибочно  бывает  первое  впечатление.

Но  вернемся  к  предыдущему  отрывку.  Автор  в  очередной  раз  привлекает  внимание  читателя,  теперь  при  помощи  ономатопеи.  Журчание  реки  передается  троекратным  повторением  слова  Irrawaddy.  Выбор  его  не  случаен.  Иравади  —  самая  большая  река  в  Бирме  и  одна  из  крупнейших  в  Юго-Восточной  Азии.  Ее  называют  душой  Бирмы.  Бирманцы  считают  ее  священной  рекой,  приносящей  людям  «божественные  дары».  На  местном  языке  ее  название  звучит  как  «Аерравади-Мьит»,  что  означает  «река,  дарующая  благо».  Для  местных  жителей  Иравади  —  не  просто  река,  а  ежегодное  испытание  их  терпения  и  доверия.  В  сезон  засухи  вода  отступает,  обнажая  берега,  которые  под  горячими  лучами  солнца  быстро  покрываются  трещинами.  А  весной,  во  время  смены  муссонов,  река  возвращается,  обеспечивая  всех  водой,  рыбой  и  плодородной  почвой  в  награду  за  ожидание.  Для  этих  людей  река  неразрывно  связана  с  их  верованиями  и  надеждой  на  лучшее  будущее.

Река  для  Элеаноры  —  это  не  просто  поток  воды,  а  символ  надежды  на  перемены  к  лучшему.  Уже  слишком  долго  в  ее  жизни  продолжается  «период  засухи»,  а  долгожданная  весна  никак  не  наступает. 

Однако,  эффект  обманутого  ожидания  используется  не  только  для  привлечения  внимания  читателя  к  отдельным  моментам  повествования  с  целью  их  более  глубоко  осмысления,  но  и  способствует  созданию  напряженности,  повышению  эмоциональности  и  экспрессивности  текста.  Появление  непредсказуемого  экспрессивно-стилистического  приема  на  фоне  предсказуемого  контекста  помогает  возбудить  у  читателя  интерес  к  происходящему,  апеллируя  не  только  к  его  разуму,  но  и  к  его  чувствам,  заставляя  его  переживать  события  вместе  с  героем.

Один  из  наиболее  трагичных  и  неожиданных  поворотов  сюжета,  поражающих  до  глубины  души,  описывается  в  самом  начале  книги.  Действие  происходит  на  корабле,  направляющемся  в  Америку.  Одна  из  пассажирок  в  середине  пути  родила  мальчика  и  впервые  после  родов  появляется  на  палубе:

The  day  she  reappeared  she  looked  frail,  her  face  chalk-white,  but  her  eyes  huge  like  lustres,  the  infant  wrapped  inside  a  blanket.  What  had  she  called  it?  Fintan,  she  said.  Fintan,  they  said.  She  was  going  up  for  air,  going  up  to  show  off  Fintan  to  the  wild  sea,  to  the  roar  of  the  waves,  to  the  gulls  and  ravens  that  followed  with  their  eerie  cries  [6,  с.  34].

Эдна  О’Брайен  не  описывает  саму  трагедию,  но  и  без  слов  все  становится  ясно:  она  избавилась  от  ребенка,  выбросила  его  за  борт,  ведь  мать  с  младенцем  на  руках  и  без  отца  не  ждали  в  Новом  Мире.  Момент  настолько  драматичный  и  непредсказуемый,  что  сначала  даже  сложно  поверить  в  реальность  происходящего.  Но  разве  можно  все  предвидеть  в  этой  жизни?

Подобный  поворот  сюжета,  застающий  читателя  врасплох  и  поражающий  своей  неожиданностью,  происходит  ближе  к  концу  книги: 

It  is  Nolan’s  hand  Dilly  reaches  for,  not  theirs.  It  is  Nolan  to  whom  she  whispered  to  keep  them  away  and  it  is  Nolan  who  hears  her  last  baleful  utterances,  again  and  again:  ‘It’s  beyond  the  beyond  the  beyond.’  [6,  с.  234].

Прозаическая  анафора  придает  отрывку  особый  ритм,  создавая  эффект  кульминации.  Перед  читателем  предстают  последние  секунды  жизни  Дилли,  обстановка  накалена  до  предела,  события  происходят  словно  в  замедленной  съемке.  Читатель  видит  этот  отчаянный  порыв,  руку  Нолана,  старающегося  защитить  бедную  женщину.  И  кажется,  еще  не  все  потеряно.  Сейчас  он  отвезет  ее  к  адвокату,  и  она  спасет  Рошен.  Но  в  следующую  секунду  Дилли  умирает  прямо  у  него  на  руках,  не  пережив  такого  напряжения. 

Момент  настолько  шокирующий  и  неожиданный,  что  сначала  сложно  себе  представить,  что  это  действительно  произошло.  Но  такова  наша  жизнь.  Судьбе  невозможно  противиться,  она  уже  все  спланировала  и  решила  за  нас.  Остается  только  верить,  и  надеяться  на  лучшее.

Таким  образом,  обманутое  ожидание  играет  в  романе  чрезвычайно  важную  роль,  способствую  актуализации  такого  важного  признака  идиостиля  писательницы,  как  экспрессивности.  Не  смотря  на  то,  что  все  принципы  выдвижения,  в  той  или  иной  степени,  за  счет  нарушения  нормы  и  отклонения  от  логики  повествования,  способствуют  повышению  напряженности  и  непредсказуемости  текста,  обманутое  ожидание  имеет  здесь  первоочередное  значение.  В  рассматриваемом  романе  “The  Light  of  the  Evening”  эффект  обманутого  ожидания  служит  главным  средством  повышения  локальной  экспрессивности  текста,  создания  стилистической  отмеченности,  выделенности,  которые  привлекают  и  удерживают  внимание  читателя.  Для  реализации  эффекта  обманутого  ожидания,  Эдна  О’Брайен  чаще  всего  использует  характерологический  и  философский  парадоксы,  или  их  объединение.  С  их  помощью  Эдна  О’Брайен  передает  всю  сложность  и  напряженность  человеческих  отношений,  затрагивает  извечные  проблемы,  значимые  как  для  отдельно  взятой  личности,  так  и  для  развития  общества  в  целом.

 

Список  литературы:

  1. Арнольд  И.В.  Стилистика.  Современный  английский  язык:  Учебник  для  вузов.  7-е  изд.  /  И.В.  Арнольд.  М.:  Флинта:  Наука,  2005.  —  384  с. 
  2. Ветвинская  Т.Л.  Принцип  «обманутого  ожидания»  как  основа  стилистического  приема  (на  материале  англ.  яз.)  М.:  Киев,  1975.  —  С.  71—75.
  3. Елисеева  В.В.  Авторский  окказионализм  как  средство  создания  комического  эффекта  (в  прагматическом  аспекте):  авторефер.  канд.фил.наук:  10.02.04  /  Елисеева  Варвара  Владимировна.  Ленинград,  1984.  —  172  с.  [Электронный  ресурс]  —  Режим  доступа.  —  URL:  http://www.dissforall.com/_catalog/t13/_science/76/200733.html  (дата  обращения:  13.02.2014).
  4. Киселева  Р.А.  Вопросы  методики  стилистических  исследований  в  работах  М.  Риффатерра  /  Р.А.  Киселева  //  Вопросы  теории  английского  и  русского  языков:  научное  издание  /  Ученые  записки.  Ленинградский  государственный  педагогический  институт  им.  А.И.  Герцена.  Том  471.  М.:  Вологда,  1970.  —  С.  33—42.
  5. Хазагеров  Т.Г.  Общая  риторика:  курс  лекций  и  словарь  риторических  приемов/  Т.Г.  Хазагеров,  Л.С.  Ширина.  Ростов-н/Д.:  Феникс,  1999.  —  320  с. 
  6. O’Brien  E.  The  Light  of  the  Evening.  London:  Weidenfeld  &  Nicolson,  2006.  —  272  p.

 

Проголосовать за статью
Конференция завершена
Эта статья набрала 0 голосов
Дипломы участников
Диплом лауреата
отправлен участнику

Оставить комментарий

Форма обратной связи о взаимодействии с сайтом
CAPTCHA
Этот вопрос задается для того, чтобы выяснить, являетесь ли Вы человеком или представляете из себя автоматическую спам-рассылку.