ОБРАЗ ЧЕЛОВЕКА В НАЦИОНАЛЬНОЙ КАРТИНЕ МИРА И ТРАДИЦИИ ЯЗЫКОВОГО ПОРТРЕТИРОВАНИЯ

На протяжении последней четверти века лингвистика, руководствуясь принципом антропоцентризма, активно занимается разработкой проблемы «человек в языке». В фокусе внимания исследователей находится вопрос о возможности классификации языковых единиц (прежде всего речь идёт о лексическом и фразеологическом фонде языка) с опорой на представления человека об окружающей действительности. Предполагается, что в языке находит отражение опыт этноса в познании мира и самого познающего субъекта, следовательно, изучение языка может стать ключом к системе знаний носителя языка, языковой личности.

Относительно новый для лингвистики, антропоцентризм является вполне традиционным для науки, объектом которой является художественный текст – филологии. «Образ человека», реконструированный на основе анализа художественного текста (образ автора, рассказчика, лирического героя и образ персонажа), являет собой вариант реализации модели, заложенной в языке [2, с. 2].

Целью проводимого нами исследования является соотнесение инвариантной (системной) и вариативной (текстовой) «модели человека». В качестве материала рассматриваются текстовые фрагменты, квалифицируемые как портрет персонажа.

В основу проводимого исследования положена теоретическая концепция Ю.Д. Апресяна, в рамках которой человек мыслится как «динамичное, деятельное существо», выполняющее физические, интеллектуальные и речевые действия и реагирующее на внешние и внутренние воздействия; при этом каждым из типов состояний человека ведает своя система, локализирующаяся в определенном органе [1, с. 352]. На основе анализа лексического материала Ю.Д. Апресяном выделено восемь таких систем: (1) физическое восприятие, (2) физиологические состояния, (3) физиологические реакции на разного рода внешние и внутренние воздействия, (4) физические действия и деятельность, (5) желания, (6) мышление и интеллектуальная деятельность, (7) эмоции и (8) речь [1, с. 355-356]. Выделенные системы разбиваются на подсистемы и, с одной стороны, взаимодействуют и образуют определенную иерархию; с другой – каждая из них имеет определенную внутреннюю организацию [1]. Таким образом, в системе языка «образ человека» являет собой сложно организованную на принципе иерархию – систему систем. Вопрос о доминантной системе в этой иерархии, по утверждению автора теоретический концепции, остаётся открытым: «Все… признаки иерархии являются общими, т.е. годными для описания нескольких или многих лексем и групп лексем. Не утверждается, однако, что …иерархия построена до конца» [1, с. 374].

Обращение к текстовому материалу рассматривается нами как попытка выявления наиболее значимых «систем человека». Содержание статьи составляет изложение предварительных результатов исследования, объектом которого является «детский портрет», предметом – лексическая презентация «образа человека» в текстовых фрагментах, извлеченных из рассказа И.С. Тургенева «Бежин луг».

«Образ человека» в тексте формируется на основе представлений о его внешних – портретных – характеристиках, т.е. фундаментом описания становится объективированный в слове результат зрительного восприятия «стороннего наблюдателя», каковым может быть и автор, и его alter ego – рассказчик. Портрет представляет собой своего рода эскиз – перечисление наиболее значимых, бросающихся в глаза внешних черт человека:

• «…Феде, вы бы дали лет четырнадцать. Это был стройный мальчик, с красивыми и тонкими, немного мелкими чертами лица, кудрявыми белокурыми волосами, светлыми глазами и постоянной полувеселой, полурассеянной улыбкой…»;
• «…у … Павлуши, волосы были всклоченные, черные, глаза серые, скулы широкие, лицо бледное, рябое, рот большой, но правильный, вся голова огромная, как говорится, с пивной котел, тело приземистое, неуклюжее. Малый был неказистый…»;
• «…лицо третьего, Ильюши, было довольно незначительно: горбоносое, вытянутое, подслеповатое, оно выражало какую-то тупую, болезненную заботливость; сжатые губы его не шевелились, сдвинутые брови не расходились – он словно всё щурился от огня. Его желтые, почти белые волосы торчали острыми косицами из-под низенькой войлочной шапочки…»;
• «…четвертый, Костя, мальчик лет десяти... Всё лицо его было невелико, худо, в веснушках, книзу заострено, как у белки; губы едва было можно различить; но странное впечатление производили его большие, черные, жидким блеском блестевшие глаза: они, казалось, хотели что-то высказать… Он был маленького роста, сложения тщедушного … расширив свои и без того огромные глаза…»;
• (Ванечка) «…свою русую кудрявую голову... своё свежее личико… свои большие тихие глаза…этому мальчику было всего лет семь…».

Приведенный текстовый материал свидетельствует о наличии некоего стереотипа восприятия человека: в фокус внимания наблюдателя всякий раз попадают одни и те же характеристики, что позволяет нам классифицировать используемый лексический материал:

• лексическая группа «возраст»: лет четырнадцать, лет десяти, лет семь;
• лексическая группа «лицо»: красивые, мелкие, тонкие (черты), бледное, незначительное, горбоносое, вытянутое, подслеповатое, невелико, худо, в веснушках, заострено, как у белки, свежее;
  
  • подгруппа «рот»: полувесёлая, полурассеянная (улыбка), большой, правильный (рот), сжатые, не шевелились, едва можно различить (губы);
  • подгруппа «скулы»: широкие;
  • подгруппа «брови»: сдвинутые, не расходились;
  • подгруппа «мимика»: щуриться; выражало тупую, болезненную заботливость;
• лексическая группа «глаза»: светлые, серые, большие, чёрные, блестевшие, огромные, тихие, расширить;
• лексическая группа «волосы» / «голова»: кудрявые, белые, белокурые, русые, жёлтые, чёрные, всклокоченные, косицы, торчать; огромная, с пивной котёл (голова);
• лексическая группа «телосложение»: стройный, приземистый, неуклюжий, неказистый, маленького роста, тщедушный.

Учёт количественного показателя позволяет нам рассматривать в качестве доминанты лексическую группу «лицо», разнообразие наполнение которой стало причиной дополнительной внутренней стратификации. Если подходить к вопросу внутреннего распределения лексических единиц с позиции воспринимающего субъекта, то целесообразно объединить три из пяти групп в соответствии с принципом включения: «волосы» ↔ «голова» ↔ «лицо» ↔ «глаза».

Обращают на себя внимание случаи включения в собственно портретные («физиологические») характеристики элементов внутреннего («духовного») портрета: указания на мимические движения и взгляд как отражение внутренних психоэмоциональных процессов.

Важным элементом «образа человека» в тексте является одежда, на которую традиционно возлагается функция презентации эстетических, моральных, национальных взглядов его (костюма) носителей и интенсивность этих взглядов [4].

Характеристика фрагментов одежды мальчиков становится в тексте средством объективации информации об образе их жизни:

• Федя – из богатой крестьянской семьи: «…на нем была пестрая ситцевая рубаха с желтой каемкой; небольшой новый армячок, надетый внакидку…; на голубеньком поясе висел гребешок. Сапоги его с низкими голенищами были точно его сапоги – не отцовские….»;
• Павлуша, Илюша, Ваня и Костя – из крестьянских семей с небольшим достатком: «…одеждой своей он щеголять не мог: вся она состояла из простой запашной рубахи да из заплатанных портов…»; «…на нем были новые лапти и онучи; толстая веревка, три раза перевитая вокруг стана, тщательно стягивала его опрятную черную свитку»; «одет довольно бедно…».

Использование лексики предметного ряда (рубаха, армячок, сапоги, порты, лапти и др.) позволяет визуализировать образ. Однако современному читателю текста И.С. Тургенева собственно языковой информации окажется явно недостаточно: за прошедшие полтора столетия культура одежды в России претерпела значительные изменения.

В структуру портрета включаются и лексические единицы, объективирующие информацию о физических действиях и деятельности субъекта, преимущественно о речевых действиях:

• Федя: ведет себя деловито, важничает, изумляется, проявляет ласку, покровительственно разрешает мальчикам делиться историями; в тексте актуализируется информация о речемыслительной деятельности субъекта: «заметил Федя» (в значении «умозаключил»), «перебил изумлённый Федя»; «…мало, знать, пожил…» (выводное знание); «…Ну, слушаем, ‒ с покровительствующим видом сказал Федя»; «сам же он говорил мало, как бы боясь уронить свое достоинство»; «ласково заговорил»;
• Павлуша ведет спокойнее и храбрее остальных мальчиков: он успокаивает ребят после страшной истории, которую рассказал Костя; обращается внимание на его интеллектуальные способности: «очень умно и прямо»,смышленый, умный; для характеристики собственно речевой манеры Павлуши используются такие единицы, как: «в голосе у него звучала сила»; «продолжал Павел своим неторопливым голосом»; «произнес Павел решительно»;
• десятилетний Костя задумчив, печален и добр; для речевой манеры мальчика характерно стремление подражать взрослым, о чем свидетельствует частотное обращение «братцы мои», и это подражание вступает в противоречие с детским голосом: «заговорил Костя тонким голоском»;
• Илюша рассудителен; он слаб физически, но не духовно, о чём свидетельствует его речь: «отвечал Ильюша сиплым и слабым голосом, звук которого как нельзя более соответствовал выражению его лица»; «с уверенностью подхватил»; «с расстановкой проговорил»;
• Ваня «опять забился под рогожку…»; при этом акцент делается на факте образного мышления: «…гляньте на Божьи звездочки, ‒ что пчелки роятся!..»; речь Вани – речь ребёнка: тоненький, слегка картавый голосок.

Анализ образцов текстового портрета позволяет предположить, что на роль доминанты «образа человека» в тексте могут претендовать две лексические группы «лицо» (в её укрупнённом варианте) и «речевое действие».

Список литературы:

1. Апресян, Ю.Д. Образ человека по данным языка / Ю.Д. Апресян // Апресян Ю.Д. Избранные труды: в 2-х т. – Т. 2. – М., 1995. – С. 348-388.
2. Чурилина, Л.Н. Лексическая структура художественного текста: принципы антропоцентрического исследования / Л.Н. Чурилина. – СПб.: Изд-во РГПУ им. А.И. Герцена. – 2002. – 283 с.
3. Чурилина, Л.Н. «Языковая личность» в художественном тексте / Л.Н. Чурилина. – М.: Флинта – Наука, 2011. – 240 с.
4. Юркина, Л.Ю. Портрет. Текст / Л.Ю. Юркина. – М., 1998. – 194 с.