ЖАНРОВАЯ ПОЭТИКА ЛИРИКИ (ЭЛЕГИЯ) ПОЭТИЧЕСКАЯ САМОРЕФЛЕКСИЯ В ЛИРИКЕ В.Ф. ХОДАСЕВИЧА

Спиридонова Кристина Сергеевна

студент 3 курса, филологический факультет, Томский государственный университет, г. Томск

Е-mail: Schris@yandex.ru

Сваровская Анна Сергеевна

научный руководитель, канд. филол. наук, доцент, филологический факультет, Томский государственный университет, г. Томск

Поэтическая саморефлексиякак воплощение в поэтическом тексте рефлексии автора о процессе творчества и связанных с ним феноменах вдохновения, версификации (техники стихосложения) и других реалий творческого процесса относительно недавно стала предметом научного осмысления. Например, в своей статье «Филологическое самосознание современной поэзии» С.А. Бойко рассматривает филологическое самосознание поэзии второй половины ХХ века как уже сложившуюся традицию. Поэты имеют в своём лексическом запасе слова, обозначающие различные литературоведческие понятия, и активно употребляют их в текстах своих поэтических произведений, причём не только в заглавиях и подзаголовках, но и в самих текстах: это могут быть обозначения жанров (ода, элегия, стансы, баллада, романс и др.), названия поэтических «твёрдых форм» (сонет, триолет и др.), художественные тропы (метафора, ирония и др.), сами слова «стих» и «слово» в их литературном смысле и прочее — именно такого рода слова «хорошо приспособлены к тому, чтобы выражать самосознание поэзии» [1, c. 45].

Различные литературоведческие термины (в частности названия поэтических жанров) также могут в поэтическом тексте выполнять метонимическую функцию — обозначать саму поэзию как таковую. В подтверждение этому Бойко приводит в пример «Вторую лёгкую сатиру» Давида Самойлова, в которой поэт обращается «к своему недоброжелателю (читай — «румяному критику») с такими словами» [1, c. 46]:

Когда, к моим принюхиваясь одам,

Подавишься ты толстым бутербродом,

Тебя я первый стукну по спине.

Здесь слово «оды» обозначает поэзию автора (а прямой смысл был исключён Бойко ввиду того, что Самойлов не писал в жанре оды). Также Бойко приводит в пример употребление такого слова, являющегося названием поэтического жанра, как элегия в стихотворениях Б. Ахмадулиной «Вся тьма — в отсутствии, в опале» («Электрик запил, для элегий / тем больше у меня причин») и И. Бродского «Выступление в Сорбонне» («Истинная любовь / к мудрости / оборачивается / краской стыда, иногда — элегией»). «В примерах Бродского и Ахмадулиной элегии реализуют три возможности одновременно: во-первых, прочитываются в прямом смысле (форма элегии приемлема для этих художников), во-вторых, актуализируя смысл «поэтическое произведение», метонимически обозначают стихотворения вообще, в-третьих, в значении «опус меланхолического настроя» элегии служат метафорой невесёлых речей или мыслей героя» [1, c. 48].

Автор статьи отмечает также довольно интересный приём из области саморефлексии, который очевиден, например, в «Стансах» Д. Самойлова («Напишем суровые стансы / Совсем безо всяких прикрас») или в «Эклоге 4-ой (зимней)» И. Бродского:

Зубы, устав от чечетки стужи,

не стучат от страха. И голос Музы

звучит как сдержанный, частный голос.

Так родится эклога.

Подобные слова, раскрывающие тему поэтической саморефлексии, используются поэтами не только в качестве заглавия к стихотворениям, но и употребляются непосредственно в самих текстах или даже могут одновременно присутствовать и в заглавии и в тексте стихотворения, а иногда наблюдается и совпадение номинации жанра произведения в его заглавии с жанровой формой, в которой оно написано — что подчёркивает обдуманность и целенаправленность выбранной формы поэтического произведения.

Всё это прослеживается не только в творчестве поэтов, рассмотренных в статье Бойко, но и в лирике В.Ф. Ходасевича — одного из поэтов русской эмиграции, чьё поэтическое наследие остаётся неисследованным в отношении темы поэтической саморефлексии, которая, безусловно, в той или иной мере присутствует в значительной части его лирики.

Данная работа является своего рода составной частью одной объёмной научно–исследовательской работы, объединяющей в себе под общим названием «Поэтическая саморефлексия в лирике В.Ф. Ходасевича» такие более частные аспекты, как, например, семантика стиховедческих терминов в заглавиях стихотворений или жанровая поэтика лирики (элегия, баллада, сонет). В рамках заданной темы мы принимаем во внимание всё лирическое наследие Ходасевича, то есть анализируем саморефлексию в его поэзии, опираясь на четырёхтомное собрание сочинений 1996 года [8], в котором приведены в хронологической последовательности все 5 опубликованных при жизни Ходасевича циклов его стихотворений, каждый из которых представляет собой определённый этап поэтического творчества, соответствовавший духовной эволюции поэта: «Молодость», «Счастливый домик», «Путём зерна», «Тяжёлая лира» и «Европейская ночь», и в которое также включены стихотворения, не входившие в прижизненные издания книг Ходасевича, а также наброски из черновых рукописей поэта. В общей сложности нами было отмечено 92 такого рода стихотворений: 6 — из сборника «Молодость», 10 — из «Европейской ночи», по 13 — из «Путём зерна», «Тяжёлой лиры» и раздела «Несобранного в книги», а также 26 стихотворений — из раздела «Не опубликованного при жизни и неоконченного».

1.  Понятие литературного жанра

Понятие литературного жанраподразумевает преемственность восприятия: читатель, обнаруживая в произведении те или иные особенности сюжета, места действия, поведения героев, относит его к какому-либо известному ему жанру, вспоминая прочитанное и узнавая в новом знакомое.

Жанр(от фр. genre — род, вид) – «определенный вид литературных произведений, принадлежащих одному и тому же роду. Различаются три рода художественной литературы — эпос, лирика и драма. Кэпическим жанрам относятся: эпопея, былина, сказка, поэма, роман, повесть, новелла, рассказ, <…>; клирическим жанрам: ода, баллада, элегия, послание, <…>; кдраматическим жанрам: трагедия, комедия, драма, <…>» [3, c. 109].

Существуют следующие наименования лирических жанров: гимн, дифирамб, ода, песня, послание, романс, сонет, стансы, эклога, элегия, эпиграмма, эпиталама, эпитафия.

В рамках освоения проблемы поэтической саморефлексии в лирике В.Ф. Ходасевича особое внимание было обращено на жанр элегии.

2.  Из истории лирического жанра элегии

Элегия – это древнейший и один из самых распространенных жанров мировой лирической поэзии. Все авторы различных энциклопедических статей рассматривают термин «элегия», опираясь на греческое происхождение этого слова: ‘ελεγεία — «жалобная песня», также «слово έλεγοςозначало у греков печальную песнь под аккомпанемент флейты» [6, стб. 1111].

Нами были рассмотрены несколько энциклопедических статей, освящающих понятие элегии. При их сопоставлении отмечается, что неотъемлемой чертой элегии является её грустный (печальный) характер.

М.Л. Гаспаров даёт наиболее полное определение данного термина, описывая объём, содержание, субъектную организацию и композицию текста элегии: «лирический жанр, стихотворение средней длины, медитативного или эмоционального содержания (обычно печального), чаще всего — от первого лица, без отчетливой композиции» [5, стб. 1228].

В словарной статье «Элегия» своего «Поэтического словаря» А.П. Квятковский уделяет внимание античному происхождению элегии и более полно расписывает варианты эмоционального содержания элегии: «лирический жанр античной поэзии, стихотворение, проникнутое смешанным чувством радости и печали или только грустью, раздумьем, размышлением, с оттенком поэтической интимности» [3, c. 350].

И.Р. Эйгес приводит самое краткое определение элегии: «стихотворение с характером задумчивой грусти» [6, стб. 1111]. Далее в его статье даётся развернутая характеристика данного жанра с точки зрения его исторического развития, приводятся имена известных поэтов-элегиков разных стран и веков, а также примеры распространённых элегических мотивов.

Подобная структура наблюдается и в словарной статье Л.Г. Фризмана: даётся краткое определение элегии, никак не характеризующее её признаки, — «жанр лирической поэзии» — и далее следует описание истории существования жанра элегии в литературе от античной до современной автору эпохи и соответствующих им основных мотивов.

Элегия возникла в Древней Греции в VII в. до н. э. — её родоначальником считается Каллин [4, стб. 866]. «Первоначально, в древнегреческой поэзии элегия обозначала стихотворение, написанное строфой определенного размера, а именно двустишием: гекзаметр–пентаметр. <…> Имея общий характер лирического размышления, элегия у древних греков была весьма разнообразной по содержанию» [6, стб. 1111]:

·     воинственная элегия (Каллин, Тиртей),

·     обличительная элегия (Архилох, Симонид),

·     печальная элегия (Архилох, Симонид),

·     политическая элегия (Мимнерм, Каллин),

·     философская элегия (Солон, Теогнид).

У римлян элегия стала более определенной по характеру, но и более свободной по форме:

·     автобиографическая (Овидий),

·     любовная, эротическая (Овидий, Тибулл, Проперций),

·     политическая (Проперций),

·     скорбная (Овидий).

Интерес к созданию элегий как подражаний античным образцам возникает в эпоху Возрождения. В эпоху предромантизма и романтизма наступает расцвет этого жанра:

·     любовные элегии (Шенье),

·     реставрация античных элегий (Гёте),

·     унылые элегии (Грей, Юнг).

Представление о жанре почти за две тысячи лет сильно изменилось: с течением времени жанр элегии утратил строгость формы. В частности, элегия в русской поэзии не имеет каких-либо формальных признаков. К жанру элегии может быть отнесено практически каждое стихотворение философско-медитативного плана, в котором отражены чувства и настроения тоски, грусти, отчаяния, разуверения, мысли о прошлом, воспоминания, сожаления.

Первым опытом элегического жанра на русской почве стал цикл элегий В.К. Тредиаковского, приложенный автором к трактату «Новый и краткий способ к сложению российских стихов» (1735 года): он создавал вариант новой элегии, опираясь на наследие античных поэтов.

Как жанр элегия развилась в конце XVIIIи особенно в начале XIX веков. Выдающимися русскими поэтами-элегиками являются В.А. Жуковский, Е.А. Боратынский, А.С. Пушкин. Также элегии создавали М.Ю. Лермонтов, К.Н. Батюшков, Н.М. Языков, Н.А. Некрасов, А.А. Фет, В.Я. Брюсов, А.А. Блок, И.Ф. Анненский, С.А. Есенин и многие другие поэты XIX и XX вв.

За классическими русскими элегиями традиционно закрепился стихотворный размер преимущественно ямбический с варьирующимся количеством стоп.

Отметим, что В.А. Пронин в своём учебном пособии по теории литературных жанров дал некую общую схему для стереотипной элегии, представив ход мыслей лирического героя элегии: «Я одинок в этом мире, но любовь помогает мне преодолеть одиночество моего существования, однако любовь оказалась призрачной, я еще более одинок в этот вечерний осенний миг вечности, к которой принадлежит и моя жизнь» [7, c. 196]. Таким образом, исходя из сложившейся традиции, за элегией закрепляется любовное содержание: причём любовь становится лишь очередным поводом к разладу с миром.

Также традиционно выделяют следующие сложившиеся устойчивые черты элегии:

·     интимность,

·     мотив бренности земного бытия,

·     мотив несчастливой любви,

·     мотив одиночества,

·     мотив разочарования.

3.  Функционирование лирического жанра элегии в русской поэзии (на примере творчества В.А. Жуковского, Е.А. Боратынского, А.С. Пушкина)

1)  Жанр элегии в творчестве В.А. Жуковского: основные мотивы

Рождение жанра русской элегии обычно датируется 1802 годом и связывается с творчеством Жуковского, а именно с тем, что его перевод элегии Грея «Сельское кладбище» (1802 года) стал первым шагом к началу новой русской поэзии, окончательно вышедшей из пределов риторики и обратившейся к искренности, интимности и глубине.

В общем духе и форме элегии Грея, то есть в виде больших стихотворений, исполненных скорбного раздумья, написаны и другие стихотворения Жуковского, названные им самим элегиями: например, «Вечер» (1806), «Славянка» (1816), «Море» (1822).

Основными элегическими мотивами в творчестве Жуковского являются:

·     мотив меланхолических размышлений,

·     мотив созерцания природы,

·     мотив уединения, погружения во внутренний мир,

·     мотив уходящей молодости,

·     мотивы несправедливости, суетности, тщеты и заката жизни,

·     образ поэта-мечтателя.

2)  Жанр элегии в творчестве Е.А. Боратынского: основные мотивы

В традиционной форме «унылой» элегии Боратынский сумел воплотить богатство и сложность, противоречивость и многогранность эмоционального мира конкретного человека. В лучших элегиях Боратынского мы видим не традиционное элегическое «я» с неизменными мотивами увядания, разочарования в жизни и скорби по уходящей молодости, а индивидуальную личность, чувства которой объясняются обстоятельствами ее жизни.

Боратынский стал одним из тех поэтов, которые нашли пути обновления элегического жанра, его тематики и стиля. Пушкин признавал гениальность Боратынского, считая, что тот довёл жанр элегии до совершенства. Полный текст его элегии «Признание» (1823 года) приведён в энциклопедической статье Фризмана «Элегия» в качестве примера русской элегии [4, 867], что подтверждает статус этого произведения как идеала в элегическом жанре.

Для элегического творчества Боратынского характерны:

·     мотив болезненно сопротивляющейся, но уступающей и угасающей эмоции,

·     мотив влияния окружающей среды,

·     мотив долгих лет разлуки,

·     мотив жизненных бурь,

·     мотив любовного охлаждения, нарушения любовных клятв, измены первой любви, брака по расчету,

·     мотив полного забвения,

·     мотив разрушительного хода времени,

·     эпикурейские мотивы (эротика, пиры).

3)  Жанр элегии в творчестве А.С. Пушкина: основные мотивы

Пушкин начал писать лирические произведения в жанре элегии примерно с 1815 года, когда ещё учился в лицее. С 1816 года элегия становится продуктивным жанром в его творчестве (почти все элегии датируются этим годом: «Окно», «Элегия»(«Счастлив, кто в страсти сам себе»), «Месяц», «К Морфею», «Слово милой», «Друзьям», «Наслажденье»). В начале двадцатых годов одна за другой появляются пушкинские элегии, каждая из которых являет собой шедевр жанра — это: «Погасло дневное светило» (1820), «Редеет облаков летучая гряда...» (1820), «Я пережил свои желанья...» (1821), «Простишь ли мне ревнивые мечты...» (1823), «К морю» (1824), «Андрей Шенье» (1825), «Желание славы» (1825) и ряд других. В элегиях 1928 года и последующих лет («Когда для смертного умолкнет шумный день...», «Дар напрасный, дар случайный», «Брожу ли я вдоль улиц шумных») возникает предчувствие собственной не столь отдаленной кончины.

«Даже на фоне художественных открытий элегии Боратынского, доведшего возможности жанра до, казалось бы, полного совершенства, пушкинский опыт элегики поражает не меньшей оригинальностью и новаторской силой» [2, c. 122]. Новаторство Пушкина в жанре элегии коснулось как содержания (например, индивидуализация темы и конкретизация лирического я), так и формы (выбор стихотворного размера).

Основные мотивы элегической лирики Пушкина:

·     мотив воспоминаний,

·     мотив жизни как дара, ниспосланного свыше,

·     мотив изгнанничества, бегства,

·     мотив неразделённой любви,

·     мотив покорения судьбе,

·     мотив преждевременно увядшей души,

·     мотив приближающейся смерти,

·     мотив разочарования в дружбе,

·     мотив разочарования в любви,

·     мотив слёз,

·     мотив тщетности порывов к свободе,

·     мотив угасающей молодости,

·     мотив уныния.

Таким образом, Пушкин быстро перерос своих учителей, Жуковского и Боратынского, — он стал по-своему развивать жанр элегии, вводя в него новые элементы, привнося новые мотивы. В более позднем творчестве Пушкина утвердился синтетический жанр, в котором наряду с традиционными элегическими мотивами присутствуют элементы послания, появляется социальная и философская проблематика. Многие из стихотворений, которые Пушкин причислял к элегиям, получали подзаголовок «Отрывок», что подчеркивает отступление от традиционной жанровой принадлежности, указывает на открытость лирического замысла, фрагментарность и жанровую незавершенность стихотворения.

4.  Жанр элегии в творчестве В.Ф. Ходасевича

При предварительно проведённых исследованиях на основе полученных нами ранее данных и составленных ранее таблиц частотности употребления в лирике Ходасевича слов, связанных с поэтической саморефлексией, нами было сделано несколько предварительных выводов, непосредственно касающихся настоящей темы доклада, — а именно о том, что в лирике Ходасевича нередко совпадение номинации жанра произведения в его названии с выбранной для него жанровой формой.

В частности в поэтическом наследии Ходасевича насчитывается 3 стихотворения с вынесенным в название термином «элегия», обозначающим один из лирических жанров. Это стихотворения «Поэт. Элегия» (1907 год, из книги «Молодость»), «Элегия («Взгляни, как наша ночь пуста и молчалива»)» (1908 год, из книги «Счастливый домик») и «Элегия (Деревья Кронверкского сада)» (1921 год, из книги «Тяжелая лира»).

Предметом же более пристального внимания в данной работе стало стихотворение Ходасевича: «Поэт. Элегия» (1907 год, из книги «Молодость»):

Поэт

Элегия

Не радостен апрель. Вода у берегов

Неровным льдом безвременно одета.

В холодном небе — стаи облаков

Слезливо–пепельного цвета

Ах, и весна, воспетая не мной

(В румянах тусклых дряхлая кокетка!),

Чуть приоткрыла полог заревой, —

И вновь дождя нависла сетка.

Печален день, тоскливо плачет ночь,

Как плеск стихов унылого поэта:

Ему весну велели превозмочь

Для утомительного лета

«Встречали ль вы в пустынной тьме лесной

Певца любви, певца своей печали?»

О, много раз встречались вы со мной,

Но тайных слез не замечали.

С самой первой строфы уже даже одним коротким первым предложением создаётся атмосфера тоски: «Не радостен апрель». Далее разворачивается описание не менее тоскливого пейзажа, причём в основном посредством эпитетов «неровный», «холодный» и даже сложного прилагательного «слезливо-пепельный». Все существительные этой строфы («апрель», «вода», «лёд», «небо», «облака») относятся к одному образному ряду со значением «вода», а вода — это символ холода, сырости, бесцветности, и это метафора течения жизни, здесь — безвременно скованной льдом: «Вода / Неровным льдом безвременно одета».

Вторая строфа выбивается из предыдущей логики описания весеннего пейзажа: в ней появляется лирический герой, чьим самосознанием и определяется логика лирического сюжета. Лирическим героем оказывается поэт, который сожалеет о том, что весна воспета не им: так в текст входит ещё один образ поэта — им становится тот, другой, поэт, который и воспел весну вместо лирического героя. В скобках приводится то самое описание весны другим поэтом, которое и возмущает лирического героя: «(В румянах тусклых дряхлая кокетка!)». Эта метафора весны по сути своей является абсурдной из-за несоответствия привычному образу весны, а также оксюморонному сочетанию слов: «румяна» и «тусклые», «кокетка» и «дряхлая». Эта пародийная характеристика весны, созданная на основе неких романтических штампов, — есть результат творчества неумелого, лишённого таланта поэта.

В следующей, третьей, строфе лирический герой награждает этого поэта эпитетом «унылый» (то есть поэт такой же унылый, как и сама элегия как жанр, унылая по определению) и характеризует его творчество как «плеск стихов»: то есть даже его стихи всего-навсего тихонько плещутся, а не звучат в полную силу, как и должно быть на самом деле у талантливого поэта. За образом «унылого поэта» кроется некий собирательный образ, воплощающий в себе всех поэтов-современников лирического героя. Они являются носителями элегических традиций и устоявшихся романтических клише, лишённых индивидуального оттенка, которыми они и пользуются при создании своих произведений. Строки «Ему весну велели превозмочь / Для утомительного лета» обличают подавляющую власть традиции над поэтическим творчеством: этому самому «унылому» поэту посредством бытующей традиции было велено превозмочь весну «для утомительного лета», то есть также, как и все другие поэты, он был обязан написать своё программное стихотворение и о весне, и о лете, и скорее всего об остальных временах года (о чём свидетельствует многоточие в конце строфы), причём непременно опираясь на сложившуюся систему штампов (образов и мотивов).

По принципу антитезы к предшествующему образу поэта приводятся следующие строки: «Встречали ль вы в пустынной тьме лесной / Певца любви, певца своей печали?» — реминисценция из элегии Пушкина «Певец» (1816 года): здесь «певец» — это истинный поэт. Эти строки даны как цитата из элегии действительно талантливого поэта (причём о талантливом поэте), как своеобразный пример нефальшивой элегии – таково мнение лирического героя. Для него это желанный идеал этого жанра, к которому он стремится, который всё же остаётся для него недостижим.

Так в стихотворение «Поэт. Элегия» входит третий тип поэта–певца, описанный Пушкиным и процитированный здесь. Лирический герой соотносит себя с этим самым пушкинским «певцом своей печали», и однако, отвечая на поставленный пушкинским лирическим героем вопрос, он сам признаёт за собой то, что он был одним из поэтов-современников, чьё творчество подавляется императивом традиции: «О, много раз встречались вы со мной». Здесь «вы» — это обращение к поэтам-современникам лирического героя, наряду с которыми он также создавал штампованные стихотворения, каждый раз осознавая это и переживая по этому поводу: «Но тайных слёз не замечали» — и внутренне не принимая своё такое творчество, иронизируя даже над самим собой посредством слишком мелкого для элегического жанра эпитета «слезливо-пепельный цвет» (это последняя строка первой строфы данного стихотворения, оказавшейся образом весны в восприятии самого лирического героя, противопоставленным «дряхлой кокетке» другого поэта). Ведь он считает себя отличным от «унылого поэта»: лирический герой по-иному видит образ весны; он разделяет точку зрения Пушкина на то, какой должна быть элегия, и в первую очередь на то, каким должен быть настоящий поэт-певец.

Название стихотворения представляет собой слово «поэт»: «поэт» Ходасевича — этот тот же «певец» Пушкина, следовательно эти два слова-заглавия синонимичны. Отсюда видится прямая ориентация Ходасевича на Пушкина, как на своего кумира: он соотносит свой поэтический текст с текстом, созданным Пушкиным, соотносит себя как поэта с гением Пушкина, причем не только посредством сходного названия элегий, но и реминисценцией из пушкинского произведения. Таким образом, в заглавии стихотворения «Поэт» Ходасевича напрямую отражается тема поэта и поэзии.

Стихотворению также дан подзаголовок «Элегия». Этот термин служит не столько определением жанра написанного стихотворения, ведь исходя из традиционно сложившихся элегических мотивов несчастливой любви, бренности земного бытия и существующей условной схемы элегии (по Пронину), данное лирическое произведение Ходасевича не соответствует им. Хотя всё же на протяжении всего текста прослеживаются мотив разочарования лирического героя в своём творчестве и творчестве его современников и мотив одиночества лирического героя на фоне его нежелания быть как все и творить не по собственной воле. Через литературоведческий термин «элегия» Ходасевич указывает на то, что в данном лирическом произведении он рефлексирует по поводу сложившейся и бытовавшей в то время элегической традиции, причем посредством выбранного им жанра элегии. Таким образом, стихотворение Ходасевича «Поэт. Элегия» является полемическим диалогом с предшественниками и со своими современниками, со сложившейся элегической традицией и её романтическими клише.

Список литературы:

1. Бойко С. «Дивный выбор всевышних щедрот». Филологическое самосознание современной поэзии // Вопросы литературы. М., 2001. № 1. С. 44—73.
2. Зырянов О.В. Эволюция жанрового сознания русской лирики: феноменологический аспект. Екатеринбург: Изд-во Урал. ун-та, 2003. — 548 с.
3. Квятковский А.П. Жанр // Квятковский А.П. Поэтический словарь. М.: Сов. Энцикл., 1966. — 376 с.
4. Краткая литературная энциклопедия / Гл. ред. А.А. Сурков. М.: Сов. энцикл., 1962—1978. — Т. 8: Флобер — Яшпал.
5. Литературная энциклопедия терминов и понятий / Под ред. А.Н. Николюкина. Институт научн. информации по общественным наукам РАН. М.: НПК «Интелвак», 2001.
6. Литературная энциклопедия: Словарь литературных терминов: В 2-х т. М.; Л.: Изд-во Л. Д. Френкель, 1925.Т. 2. П-Я.
7. Пронин В.А. Элегия и ода — спор равных // Пронин В.А. Теория литературных жанров: Учеб. пособие. М.: Изд-во МГУП, 1999. — 196 с.
8. Ходасевич В.Ф. Собрание сочинений: В 4 т. Т. 1: Стихотворения. Литературная критика 1906—1922. М.: Согласие, 199 — 592 с.