ИНТЕРПРЕТАЦИОННОЕ ПОЛЕ КОНЦЕПТА «ЖЕНЩИНА» В РОМАНЕ О. Н. ЕРМАКОВА «ЗНАК ЗВЕРЯ»

Казарян Лаура Аветовна

студент факультета технологии и качества ФГБОУ ВПО «Магнитогорский государственный технический университет им. Г.И. Носова», г. Магнитогорск

E-mail: 

Волкова Виктория Борисовна

научный руководитель, канд-филол-наук, доцент ФГБОУ ВПО «Магнитогорский государственный технический университет им. Г.И. Носова», г. Магнитогорск

Концепт «Женщина» в романе О.Н. Ермакова «Знак Зверя» является ярким, содержательным элементом художественной концептосферы, о чем свидетельствует его богатая структура образного содержания, включающего совокупность персептивных и когнитивных образов, а также периферийные зоны интерпретационного поля — мифологическую и символическую. Интерпретационное поле концепта «женщина» является наиболее объемным в структуре концепта.

Доминантными областями при оценочной квалификации женской внешности в сопоставляемых образах Евгении и Сестры-с-косой выступают лицо, фигура, одежда, эмоциональное воздействие, зафиксированное в первом впечатлении.

Значимым при оценке лица является цвет волос, глаз. В романе при оценке внешности акцентируется признак «глаза»: если у Евгении «тёмные тёплые» [2, с. 228], «тёмные глаза», меняющиеся, потому что «на закате увеличиваются и густеют» [2, с. 93], а в одной портретной характеристике сказано о «черноте и плавности глаз» [2, с. 240]; то у Сестры-с-косой «глаза плотные, непроницаемые как. космические черные дыры» [2, с. 234—235], «плотные тусклые серые» [2, с. 235], «странные», «поразительные» [2, с. 235], «клубящиеся глаза» [2, с. 216], статичные, не отражающие движение чувства. Не менее важен и цвет волос: у Евгении «рыжеватые» «тёмные волосы» [2, с. 93], которые «на закате чернеют», а у Сестры-с-косой — «короткая толстая русая» [2, с. 155], «замечательная» коса. И хотя тёмные волосы и черные (карие) глаза не составляют эталона русской красоты, но они могут характеризовать их обладательницу как красавицу.

Важнейшими портретными характеристиками женских образов, акцентирующими внимание на внешности героинь, являются губы, щёки, шея, руки и плечи. Завораживающая, ускользающая, меняющаяся красота Евгении репрезентируется в таких сочетаниях, как  «негрубые; «припухшие губы», которые «на закате полнеют» [2, с. 92]; а губы Сестры-с-косой, «покрытые прохладной кремовой помадой» [2, с. 215], «исцелованные многими» [2, с. 234], ассоциативно в воображении хирурга связываются с объектом материального мира — «розоватый вал, покрытый тонкими шелушинками» [2, с. 170]. Лексема «негрубые» выступает портретной доминантой образа Евгении («негрубые щеки», «негрубые руки») в противоположность синонимичным «мягкие», «нежные». Ермаков намеренно устраняет из портрета всякую нарочитость, искусственность, деланность красоты. В то время как в портретах Сестры-с-косой доминируют лексемы «исцелованные» («исцелованные многими щеки, шея» [2, с. 234]) и «голая» («голая шея», «голые руки» [2, с. 215]). Снижающая значение образа деталь («жирная муха», которая бродит по лицу спящей Сестры, по её «бледной щеке» [2, с. 170], подбородку, губам) позволяет передать авторское отношение к героине.

Характеристика рук (плеч) героинь функционально служит средством создания их образов. У Евгении «светлые», «завораживающие, властно-нежные» руки, «расплывчатые голубоватые плечи». В самих абстрактных определениях выражено неуловимое, вербально не фиксирующееся впечатление от красоты женщины, от её гармоничности. У Сестры-с-косой «на руках окровавленные перчатки» [2, с. 235]. Показательны наблюдения хирурга за руками Ларисы: «как ловко они отсекают обгорелые куски кожи, как грациозно держат и подносят ко рту хлеб, мясо, фрукты»  [2, с. 234]. В этом нарочито физиологизированном «портрете» рук, в антонимичном сочетании («ловко», «грациозно» и «обгорелые куски кожи», «хлеб, мясо, фрукты») фиксируется образ «мёртвой души», подчёркнутой телесности («кожа» и «мясо» как вариации одной семантической темы).

Но ещё одна характеристика героинь связана с их голосом. У реальной Евгении голос «странно знакомый, слышанный когда-то давно, в детстве, голос; проникающий в кровь, в кости, в мозг и вибрирующий в крови, в костях, в мозгу; голос, мешающий думать о деле». Таким его слышит капитан Осадчий. Но у мифической Ева-ении, являющейся во снах главному герою Глебу Свиридову, тоже голос слышанный им когда-то: «Я слышал этот голос когда-то. Слышал? Да, очень давно» [2, с. 328]. Консеквентно отождествляя Евгению с «Вечной женственностью», и Осадчий, и Глеб слышат голос праматери, знакомый, близкий, внушающий доверие, дарящий успокоение. Поэтому Осадчий не может расстаться с мысленным образом, поэтому этот голос отвлекает его от дела.

Симптоматично, что голос Ева-ении, в которой угадывается реальная Евгения, динамичен. Глеб его определяет как «странный», замечая метаморфозы: «Ее голос был глух. Ее голос был густ и пахуч» [2, с. 343]. Голос Сестры-с-косой «прелюбодейный», он тоже «пахуч и хрипл». Если проводить параллели между инфернальностью мифической Ева-ении и Сестрой-с-косой, то это обусловит сходство голосовых тональностей, ведь у Сестры «прелюбодейный голос» [2, с. 235], он «пахуч и хрипл» [2, с. 171], неизменяем. При подчёркнутой статичности этого образа единственное, что претерпевает изменения, — это щёки Сестры-с-косой. Обычно бледные (признак мертвенности) они розовеют, когда Сестра откровенно соблазняет, в частности капитана Осадчего.

Специфика оценки концепта «женщина» обнаруживается в различной количественной и качественной характеризации женской красоты в сопоставляемых образах. Например, в романе релевантным является тот факт, что объектом высокой положительной оценки выступают не только внешние атрибуты, составляющие эталон «настоящей» красоты. И Евгения, и Сестра-с-косой красивы, но при оценке женской внешности акцентируется преимущественно признак «каузация эмоций у субъекта оценки» [1, с. 24], и красота определяется не соответствием эталону или стандарту, а индивидуальными предпочтениями. Так, для большинства Сестра-с-косой — «самая красивая женщина» в городе у Мраморной, но это до появления Евгении, седьмой женщины этого палаточного города. Но далеко не все офицеры поддаются чарам Ларисы: во время новогоднего застолья капитан Осадчий выделяет именно Евгению, игнорируя откровенные ухаживания Сестры-с-косой. Капитан Ямшанов и капитан Заенчковский ухаживают за Евгенией. Более того, все, включая солдат, очарованы Евгенией (это слово никогда не применяется в характеристике Ларисы), «неподчарен» только ограниченный, примитивный и безнравственный заместитель командира полка по политической работе майор Ольминский.

В романе параметры внешнего и внутреннего мира женщины постоянно соотносимы, поэтому оценка внешности сопровождается оценкой умственных способностей и душевных качеств: Евгения связывает Афганистан не с современной войной, а с прошлым, с историей, с зороастрийцами, которые когда-то жили на этих землях. В этот разговор вмешивается Сестра-с-косой, предлагая Осадчему закусить капустой и картошкой с тушёнкой. Интересы Сестры-с-косой исключительно материальны, о чём свидетельствует характеристика, данная ей машинисткой Катей.

В сознании героев,  испытывающих влечение к Сестре-с-косой, особенно хирурга, восприятие её красоты определяется в рамках гедонизма (возможность получить удовольствие) и рационализма (сохранение безопасности). Сенсорные мотивы в романе получают языковую реализацию на лексемном уровне, где есть следующие характеристики, оценивающие Сестру-с-косой по признаку «сексуально-привлекательная»: «туго обтянутые материей бедра Сестры»  [2, с. 216]; «каменный живот» [2, с. 171]; «послушные ноги, плотные ягодицы — две луны, две теплые росистые луны, живот с пахучими губами, толстые темные горячие сосцы» [2, с. 164]; «эта блудливая, ее тугая, тяжелая задница ее запах» [2, с. 235]. Актуальными для оценки фигуры Сестры-с-косой являются ее параметрические данные, такие, как «объем», «особенности телосложения», а именно привлекательная округлость форм. Причём в характеристике Евгении сенсорные мотивы отсутствуют, тело для многих привлекательной и красивой женщины вообще не охарактеризовано, потому что акценты перенесены на изображение её лица и внутреннего мира. В романе в характеристиках Евгении мотивами положительной оценки выступают психологические основания, такие как ум, духовная близость, чувство собственного достоинства, естественность, искренность, простота, умение нравиться и общаться.

Целый ряд преимущественно физиологических, но иногда и психологических характеристик Сестры-с-косой, таких как «блудливая», «прелюбодейный голос», «клубящиеся глаза», «губы, покрытые прохладной кремовой помадой», «влажные зубы», «исцелованные многими губы, щёки», «голая шея», подчеркивают не столько сексуальную красоту, сколько чувство страха, порождаемое этой красотой. Являясь образными наименованиями, данные лексемы реализуют существующее в сознании героев (особенно хирурга) представление о женской красоте как источнике опасности для мужчины. В романе при описании Сестры-с-косой положительная эстетическая оценка вступает в корреляцию с отрицательной моральной и интеллектуальной оценкой. В характеристиках Сестры-с-косой наиболее частотными выступают гедонистические (способность доставлять чувственные наслаждения, удовольствие), эмоциональные (способность привлечь внимание, интерес) и утилитарные (инфернальность образа) мотивы [1, с. 24].

Первое впечатление при появлении Евгении в городе у Мраморной многим запомнилось, хотя на героине были «джинсы, босоножки и свободная блуза» [2, с. 92]. Впечатления же хирурга, в первый раз увидевшего Сестру-с-косой определяются следующей лексико-семантической доминантой — «на ней был забрызганный халат» [кровью — прим. К.Л.]. Таким образом, при характеристике одежды релевантными для положительной оценки выступают такой признак, как чистота.

Интегральный признак «привлечение внимания» в романе реализуется преимущественно в дифференциальных признаках «способ привлечения внимания» (манеры, одежда, поведение) и «внутренние качества субъекта действия» (легкомыслие, непостоянство). Поэтому Сестра-с-косой, исключающая для себя возможность всякой душевной привязанности, а уж тем более любви, притягивает к себе каким-то роковым способом и хирурга, и Дроздова, и начальника разведки, и начмеда, и безымянного капитана. В характеристике образа Сестры ярче проявляют себя признаки «цель привлечения внимания» (чеки за интимную близость — хирург ей должен 700 чеков) и «способ привлечения» (поведение).

Инфернальный тип поведения Ларисы в художественном дискурсе обусловливается значением её имени: от лат. — «приятная, сладкая». Это объясняет роковое для хирурга влечение к этой героине. Однако Ермаков использует приём антономазии, подменяя имя собственной нарицательным — Сестра-с-косой, тем самым акцентируя символическое значение смерти как одной из составляющих инфернальности и противопоставляя функциям героя-антипода — Евгении.

Имя «Евгения» в художественном дискурсе обыграно в сновидениях героини. В разговоре с полумифическим Липом, прототипом которого, очевидно, выступает возлюбленный героини, погибший в Афганистане, герой акцентирует значимую составляющую имени: «чтобы его произнести, мало горла, нужна грудь: Евгения» [2,  с. 239], — семантически наполняя лексему имени собственного коннотативным значением: «В нем медовая певучесть: Евгения» [2, с. 239]. Очевидна поэтизация имени — свидетельство духовной и нравственной полноценности героини в противовес сугубо физиологическому значению имени «Лариса».

Семантическая наполняемость концепта «женщина» в романе Ермакова происходит за счёт реализации признаков «оценка окружающих» и «первое впечатление». Симптоматично, что семантическая структура оценочных субстантивов, характеризующих Сестру-с-косой по признаку «оценка окружающих», представлена рядом интегральных характеристик. Независимый во мнении часовой и попавший под чары героини хирург используют общую лексему, характеризующую Сестру-с-косой — «бабёнка», «обыкновенная женщина, баба обыкновенная» [2, с. 77, 164]. Хирург, никогда не называя героиню по имени во внутренних монологах, даёт семантически пренебрежительную оценку Сестре-с-косой — «эта блудливая»

Имя «Евгения» в романе семантически сближается с лексемой «женщина», достаточно безоценочной на первый взгляд. Но одна из частей романа (шестая) имеет название «Женщина», этой же лексемой обозначена Утренняя Корова во снах Глеба ещё до того, как он узнал её имя. В ретроспекции сама Евгения называет себя «парижаночкой», как когда-то называл её близкий человек, очевидно, любимый ею, и добавлял — «Кносская». Но именно в Кносском дворце на Крите одними из самых встречаемых являются изображения Афродиты, богини любви и красоты. При реализации признака «первое впечатление» вновь обыгрывается имя Евгении: поутру её называют Женей, а вечером — полным именем. Ермаков фиксирует каузальность различных обращений. Метаморфозы, связанные с образом Евгении, перманентны и зафиксированы в разных признаках концепта «женщина».

Первое впечатление от Сестры-с-косой у хирурга связано с признаком «глаза», о котором было уже сказано. Но это впечатление семантически маркируется понятием «голод», имеющим значение сексуального голода. Примат физиологического над духовным закреплён в каждом из значений концепта «женщина» применительно к Сестре-с-косой. Если образ Евгении конструируется из составляющих с положительной оценкой («женщина», «женственность», «ум», «подлинная красота», «естественность»), то образ Сестры-с-косой — из лексем с отрицательной оценкой («баба», «красота без души», «блудливая», «глаза-дыры»).

Анализ характеристик, определяющих семантику лексем, соотносящихся с понятием «красота», выявляет, что мотивы положительной оценки женской внешности героинь базируются на эмоциональных критериях, указывающих на способность вызвать симпатию или антипатию, или же оказать определённое эмоциональное воздействие. В словарных дефинициях эти критерии могут быть представлены словами «красивая» (по отношению к Ларисе) и «очаровательная» (по отношению к Евгении). Это свидетельствует о том, что в романе красота определяется не только предписанным набором атрибутов, которые составляют один из существующих типов красоты (истинная, настоящая красота), но и свойством «каузация эмоций» у субъекта оценки, его индивидуальные предпочтения. При оценке женской красоты Ермаков акцентирует внимание на естественной красоте женщины, воспринимающейся как красота и гармония, созданные самой природой.

Оценочная структура концепта «женщина» в романе Ермакова «Знак Зверя» определяется целым рядом параметров, среди которых выделяются доминантные для поля «человек» признаки «внешний человек» и «внутренний человек». Первую группу составляют такие универсальные признаки, как «внешность», «манеры», «поведение» и др., а вторую — «свойства личности», например «ум» [3, с. 107]. В процессе контрастивного сопоставления образов Евгении и Сестры-с-косой выявляется содержание концепта «женщина». Этот концепт «представляет собой проекцию стереотипных представлений о женщине как носителе социально предписанных качеств и свойств, сформировавшихся на основании половых, семейных, общественных, этических, эстетических и других функций» [1, с. 22].

Список литературы:

1. Аминова А.А., Махмутова А.Н. Аксиологические особенности концепта «женщина» в русском, английском и татарском языках // Сопоставительная филология и полилингвизм. Сб. науч. тр. / Под ред. А.А. Аминовой, Н.А. Андрамоновой. Казань, 2003. — С. 19—26.
2. Ермаков О.Н. Знак Зверя. М.: Эксмо, 2006. — 394 с.
3. Чибышева О.А. Концепт «Женщина» в русской и английской фразеологии: На материале предметных фразеологизмов, именующих женщину: Дис. . канд. филол. наук. Челябинск, 2005. — 250 c.