ИРОНИЯ КАК ОСНОВА ЛИНГВОРИТОРИЧЕСКИХ КОМПЕТЕНЦИЙ ЯЗЫКОВОЙ ЛИЧНОСТИ

Метатекстовый потенциал художественного текста и интертекст, продуцируемый при привлечении его возможностей, позволяет автору транслировать свою аксиологическую систему, эксплицитно либо имплицитно при этом, возможно, наиболее полно метатекст реализуется именно в ироническом тексте. Р. Барт указывает, что текст является не законченным продуктом, а процессом, происходящим здесь и сейчас, он подключен к другим текстам, другим кодам и связан тем самым с обществом, его историей и культурой отношениями цитации [1].

Цитирование, лежащее в основе продуцирования художественного текста, позволяет квалифицировать любой такой текст как интертекст. Сами цитаты, представленные зачастую в виде одного-двух слов, только «намекающих» на чужой текст, становятся прецедентными феноменами (ср.: ‘прецедент’ – ‘то, что уже имело место’), декодирование которых происходит на уровне языка и уровне культуры, так как прецедентные феномены принадлежат одновременно нескольким моделирующим системам, отсылая к коду, информации, когниции. Лингвокультурная сущность прецедентных феноменов позволяет им актуализировать фрагменты национальной картины мира, что, в свою очередь, детерминирует процесс порождения самих текстов. Научно доказательный анализ сложного феномена иронии не представим без обращения к интертекстуальности и прецедентности, что, в конечном счете, ведет к осознанию лингвокультурной компетенции продуцента иронического текста.

Например, герой рассказа С. Довлатова «Ариэль», отклоняя приглашения на рыбалку, ссылается на то, что он вовсе не такой любитель рыбной ловли, как Хемингуэй или С.Т. Аксаков:

«– Увы, я не Хемингуэй. И даже не Аксаков.

– Ну и тип, – говорили соседи.

– Слов много знает …». [3, с. 440] Реакция его соседей однозначно говорит об абсолютной коммуникативной неудаче, обусловленной отсутствием прецедентных знаний.

Прецедентные феномены, прежде всего эксплицированные как материальные знаки интертекстуальности, способны репрезентировать характеристики языковой личности. Ю. Н. Караулов называет прецедентными текстами «хрестоматийные» тексты, которые знакомы языковой личности и значимы для нее в когнитивном и эмоциональном аспектах. Такие тексты сверхличностны, так как известны широкому окружению данной личности (иначе прецедентность оказывается нереализованной): например, тексты Библии, мифов, преданий, устного народного творчества (притчи, сказки или анекдоты), художественные и публицистические тексты историко-философского и политического характера [см.: 5, с. 216]. Концепция прецедентности получает плодотворное развитие в лингвистике [см.: 6; 9]. Так, установлено, что прецедентные феномены, вербальные, вербализуемые и невербальные, образуют систему, детерминируют лингвокультурную специфику процесса коммуникации. Прецедентные феномены осуществляют различные функции: с их помощью адресат узнает о системе основополагающих, максимально характерных для данной культуры ценностей; о мотивах деятельности; о наиболее характерных свойствах индивидуума; о типичных коммуникативных стратегиях при вербализации внеязыковой действительности и т.д. [2, с. 121]. Так, С. Довлатов, характеризуя жизнь «русской колонии» в США, указывает на признаки русской культуры, поскольку с переменой страны и континента в семьях эмигрантов ничего не изменилось (выделено курсивом): «Шло лето. Русская колония вела привычный образ жизни. Мужья приезжали на выходные. Сразу же надевали тренировочные костюмы и бейсбольные шапочки. Жены целую неделю разгуливали в купальниках и открытых платьях. Голые дети играли на песке у воды». [3, с. 439]

Корректная интерпретация авторского замысла, в том числе и иронических высказываний, возможна только в макроконтексте, «только в отношении ко всей системе и совокупности его идей, т.е. <в отношении> к его мировоззрению как идеологической структуре» [7, с. 212], причем такие внетекстовые отношения «входят в плоть художественного произведения как структурные элементы определенного уровня» [7, с. 212], формируя метатекст.

Создание иронических контекстов – акт по своей природе творческий, тем не менее моделирование типичных иронических ситуаций вполне возможно, что обусловлено способностью художественного текста хранить эстетическую информацию в «свернутом виде», при «распаковывании» чего адресат пользуется устойчивым набором приемов и средств.

Два постоянно взаимодействующих компонента – эмоциональный и когнитивный – позволяют сохранять целостность индивидуально-авторской картины мира ироника, актуализирующей специфическое представление о внешнем и внутреннем мире. Оценочная природа иронии обусловливает постоянную апелляцию Говорящего к Адресату, что способствует реализации метатекстового потенциала конкретного иронического текста. Формирование иронического контекста строится на контрасте между объектом и идеальным представлением о нем, причем этот контраст предстает как динамическая сущность: ироник может транслировать образы, которые не имеют никаких черт идеала, но, с другой стороны, эти образы могут превосходить идеал по всем параметрам.

Корреляции эмоционального и когнитивного компонентов иронической картины мира изменчивы, что предопределено когнитивными и рецептивными способностями индивида, а также аксиологической системой продуцента иронии и субъективной модальностью, репрезентированной в тексте/дискурсе.

Системный характер импликационала художественного текста корреспондирует с его концептуальной и функциональной целостностью, которые манифестированы в семантическом текстовом пространстве. В процессе структурирования импликационала участвуют разноуровневые языковые единицы, что становится основанием логического анализа феномена иронии, а также привлечения к этому процессу лингвистических и экстралингвистических знаний, позволяющих выстроить иерархию смысловых регистров импликатур, в том числе и иронических. Единство семантического пространства художественного текста характеризуется устойчивостью несмотря на различные приемы организации импликационала, что детерминировано общей когнитивной основой интерпретации имплицитных смыслов, которую составляют языковая концептосфера и фонд прецедентных феноменов конкретной лингвокультуры: «Прецедентный текст всегда формирует концепт. Любой текст, формирующий концепт в сознании данного языкового коллектива, непременно становится прецедентным для этого коллектива. Прецедентные тексты являются основными единицами существующей в сознании носителей языка текстовой концептосферы» [9, с. 52].

Особый интерес в этой связи представляет творчество писателей-билингвов, чьи произведения несут в себе маркеры двух и более лингвокультур. Так, обращение В. Набокова к жанру автокомментария, частотно и значимо реализуемое им в различных текстах, позволяет писателю манифестировать один из сложных случаев концептуальной иронии – самоиронию во всей полноте ее метатекстового потенциала. Авторские примечания, многообразно пронизывающие текст романа «Ада, или Эротиада», эксплицируют лингвориторические компетенции элитарной языковой личности. Обратим внимание в той связи на фрагмент, посвященный авторскому краткому изложению фабулы романа, которое выдержано в канонах и стиле жанра дайджеста. Основной коммуникативной стратегией В. Набокова является в данном случае акцентирование внимания читателя на углублении в структуру и содержание романного повествования. Он иронически подчеркивает, что поверхностное восприятие художественного текста позволяет осуществлять рецепцию лишь внешнего движения сюжета, тогда как ирония, самоирония, языковые игры и иронический нарратив в целом оказываются за пределами рецептивно-интерпретативной деятельности некомпетентного читателя.

Ирония становится «мировоззренческой эмоцией», основой для лингвориторических компетенций языковой личности. Коммуникативные стратегии и тактики, которые избирает ироник для реализации компетенций элитарной языковой личности, всегда ориентированы на адекватную интерпретацию иронии, несмотря на ее имплицитный характер, ведь ирония никогда не бывает выражена открыто, это своего рода интеллектуальная провокация, которую необходимо корректно квалифицировать и декодировать.

Отметим, что ироническая языковая личность формируется под воздействием нескольких факторов, среди которых значимы склонность к игровой деятельности и творчеству вообще, природная предрасположенность к остроумию, наличие способностей к конкретному виду/видам искусства, высокий уровень развития интеллекта, общей культуры, а также, что особенно важно, специфика личности, выражающаяся, в том числе, в склонности скрывать эмоции.