ЖАНРОВАЯ ПРИРОДА КЫРГЫЗСКИХ КЮЕВ ДЛЯ КОМУЗА (СИНКРЕЗИС МУЗЫКИ И ЯЗЫКА ЖЕСТОВ)

THE NATURE OF KYRGYZ SONGS FOR KOMUZ (SYNCRETISM OF MUSIC AND BODY LANGUAGE)

Roza Amanova

ph.d. in History of Arts, Professor,  zav.kaf.muz. Arts Faculty of Arts KYRGYZ TURKISH MANAS UNIVERSITY,

Kyrgyzstan, Bishkek

АННОТАЦИЯ

В инструментальном исполнительстве кыргызы сохранили и язык жестов, сформированный  в древности охотниками и воинами. Стиль игры  на кыргызском комузе, сложившийся как органичный синкрезис музыки  с древним языком жестов, является удивительным уникальным и драгоценнейшим   явлением мировой музыкальной культуры.  Этот стиль исполнения наполнен мужественной энергетикой языка жестов, созданного  охотниками  и воинами. Он напоминает о существовании этого языка в культурах кочевников.

ABSTRACT

Kyrgyz people maintained body language in their instrumental performance which was developed by the ancient hunters and warriors. The style of playing with komuz, formed as an organic syncretism of music with the ancient body language, is a wonderfully unique and precious phenomenon of world music. This style of performance is filled with the courageous energy of body language created by hunters and warriors. It reminds of the existence of this body language in the nomadic cultures.

Ключевые слова: язык жестов; инструментальное (комузовое) исполнительство; звукоизвлечение; кистевая орнаментика; музыкальная  культура кочевников.

Keywords: body language; Instrumental performer (komuzchu); sound production; wrist ornaments; musical culture of nomads.

Кыргызский инструмент комуз относится к классу трехструнных щипковых  хордофонов. Из всех известных двух- и трехструнных хордофонов народов Центральной Азии, Южной Сибири, Кавказа  и России –двуструнные узбекские, туркменские, уйгурские дутары,  казахские, башкирские, калмыкские, узбекские и таджикские домбры (думбрак),  алтайский допшулур, а также трехструнные казахские домбры (шертер) и русская балалайка  –  его резко выделяет характер звукоизвлечения.

На всех вышеперечисленных выше инструментах звукоизвлечение  производится щипками и бряцанием (ударами)  пальцев правой руки с участием кисти  и предплечья. Эти приемы  тоже  широко используются и при игре на кыргызском комузе,  но являются всего лишь   частью широкого спектра движений правой руки, которые не встречаются при игре на родственных комузу щипковых хордофонах других народов.

У комузистов в звукоизвлении участвуют не только пальцы, кисть и предплечье правой руки, часто при игре применяются удары всей рукой с участием плеча, а также ещё множество движений орнаментального характера.  Анализ показывает, что эти движения правой руки можно разделить на две группы.

Первая группа. Удары с участием плеча бывают двух видов; 1) простой   удар; 2) удар с замахом, когда перед ударом кисть поднимается выше плеча и даже головы исполнителя. В обоих случаях пальцы резко бьют по струнам. Эти движения, естественно, дают особую силу и резкость звучанию. Если учитывать основное значение термина штрих как способа звукоизвлечения, непосредственно влияющего на силу и характер звучания, то подобные приемы игры на комузе можно назвать штрихами.

Вторая группа. Движения кистью и пальцами орнаментального характера. 1) комузист делает их до или во время замаха рукой до того, как непосредственно ударит по струнам; 2) кисть делает движения над грифом, не касаясь струн; 3) различные движения кистью над верхней декой; 4) щелчки пальцами по верхней деке; 5) щелчки и удары по нижней деке комуза, для чего инструмент переворачивают, иногда поднимая его при этом вверх,  или  ставя вертикально на колено.

Все многообразие движений этого типа невозможно перечислить, точно описать и, главное, их нельзя назвать штрихами, поскольку эти движения часто совершаются без контакта со струнами. Объединяет их одно: эта кистевая орнаментика не влияет на   характер звучания, его силу,  громкость, тембр и выразительность. Порой слушателю кажется, что они затрудняют или даже мешают процессу исполнения кюу. Так в чем же причина столь широкого употребления этой пантомимы рук при игре?

Такой стиль игры был органичен для традиционных исполнителей, но был загадкой для первых собирателей и исследователей традиционной кыргызской музыки, прибывших в республику извне. На их вопросы о смысле и значении такого обилия не связанных со звукоизвлечением жестов при игре,  исполнители отвечали: «так положено», «так  играли наши предки», «я не могу играть иначе», «так нас учили наши Устаты (педагоги)». И был единственный ответ, который объяснял такой стиль игры с точки зрения эстетики исполнения – «Так играть красивее». Этот ответ подтверждал и укреплял догадки некоторых исследователей об отвлечении комузистов от истинных задач музыкального исполнительства – передачи   содержания музыки, о любви исполнителей к поверхностному украшательству во имя заигрывания с публикой, о развлекательной функции комузовых кюу и в целом о  легкомысленной несерьёзности этого пласта музыкальной культуры. Эти мнения озвучивались на различных конференциях, обсуждениях и разного рода публичных дебатах. Но у меня   как исполнительницы на комузе подобные трактовки всегда вызывали внутренний протест. Я не могла относиться к кюу для комуза как к легкой развлекательной музыке. С детских лет играя на комузе, я чувствовала органичную, неразрывную связь музыки и того стиля игры, который   создали наши предки. Иногда, экспериментируя в одиночестве, я проигрывала некоторые кюу без «лишних», «украшательских» движений правой руки, и чувствовала, что музыка теряет глубину и выразительность, нечто такое, что не передать словами, но в чем заключена сила этих кюу, их ДУХ.

Тот факт, что ни у одного родственного кыргызам народа нет такого стиля игры на щипковых хордофонах, заставлял меня постоянно размышлять над загадкой комузового исполнительства.  Предлагаю свои наблюдения и выводы, к которым я пришла размышляя на эту тему.

 Первое, на что следует обратить внимание: движениях правой руки комузиста не хаотичны, они, с одной стороны, связаны с характером исполняемой музыки, но, с другой – одни и те же  движения используются при исполнении  различных кюев, что свидетельствует  об их относительной самостоятельности, автономности, самодостаточности.  Эти движения, сложившиеся в определённые устойчивые комплексы, можно сравнить в  танцевальными па, имеющими свои  названия, или же со словарными единицами некого языка.  Подобие комплексов движений словарным единицам позволяет утверждать, что музыка для комуза  развивалась в устойчивой связи  с  «языком жестов». Из научной литературы об инструментальной музыке известно, что у многих народов она, как правило, формировалась во взаимодействии:  1) с ритуальной, трудовой деятельностью и танцем, отражая их ритм, характер действий и движений, образную систему и драматургию; 2) с поэзией и рассказом, отражая ритмику и интонации слова,  характер и образы словесных  текстов.

Отсутствие описаний связи музыки с языком жестов предполагает доказательство существования подобного языка или языков. В жизни необходимое использование жестов отражает чаще всего эмоционально-образную оценку неких действий или явлений. Всем известен знак У – виктория, отражающий положительное завершение некого действия. Кроме того существуют жесты приглашения, уважения, горя, удивления, стыда, оскорбления, отказа и т.д. – причем в различных культурах они разные. Эти жесты-знаки не оставляют структурно организованного языка, способного передать все богатство информации, доступное языкам вербальным.

Но языки жестов, способные передать богатство вербальной информации, существуют в разных странах и в современности. Их создали ученые для глухонемых. Это искусственные языки. И эти языки не новинка в истории человечества. Американский писатель Джеймс Уиллард Шульц, прожил 15 лет среди индейцев, был женат на девушке из индейского племени, многие годы прожил среди индейцев, глубоко познал их культуру и языки, создал «непревзойденные по своей правдивости и знанию жизни» индейцев [8]. Дж. Шульц описал язык жестов индейцев, который по своей структурированности, сложности и богатству сопоставим с языками вербальными. Он использовался всеми разноязыкими индейскими племенами, как язык межплеменного общения. Индейцы, попавшие в другое племя, могли, на этом языке «рассказать» хозяевам причину своего появления в их краях, историю своей жизни и свободно общаться с ними в дальнейшем. В книгах описаны «рассказы» индейцев с захватывающими сюжетами и тончайшими эмоционально-образными деталями – и все это на языке жестов. Предлагаю отрывок из рассказа «Женщина из племени снейк» из книги «Моя жизнь среди индейцев» [8].

 - Кто ты? - спросил Хорьковый Хвост, - и откуда ты идешь?

   - Я -  снейк, - ответила женщина знаками, -  и иду я из лагеря моего племени, издалека с юга.

   Она остановилась, и мы объяснили знаками, что понимаем. …

Хотел бы я знать, к какому племени принадлежал, в какую эпоху жил тот человек, которому пришла мысль создать язык жестов, при помощи которого все племена прерий от Саскачевана до Мексики могут разговаривать между собой и сообщать все, чего не может произнести их язык. Вот мы сидели и не могли понять   ни слова из языка этой женщины, но благодаря   удивительному изобретению кого-то из древних, незнание языка не имело для нас значения.

Язык жестов существовал и у кочевников. Его создали охотники, которые пользовались им во время выслеживания зверя. В горах, степи или тайге любой звук разносится далеко, а если это звук человеческой речи, то он обязательно спугнет умного зверя. В описаниях постоянных у кочевников облавных охот упоминается, что для того, чтобы не распугать зверей, участники должны были пользоваться языком жестов. Нарушившего это правило ждало самое суровое наказание.  «Охота – сестра войны» - говорили кочевники. И этот язык использовался воинами, которыми у кочевых народов были практически все мужчины рода или племени, и этот язык жестов был известен каждому члену рода, а не только мужчинам. По кыргызски ым  – жест, ымдоо – говорить жестами. 

 Во время охоты и особенно войны передаваемая жестами информация была  самой  разнообразной и предельно точной, поскольку от неё во многом зависели результативность охоты и исход военной битвы. Это свидетельствует о том, что язык жестов у кочевых тюрко-монголов достиг высокой степени развития, как в отношении богатства лексем, так и структурной организованности. Кыргызская поговорка «Ымдаганды түшүнбөгөн, жаңдаганды аңдабайт», «Непонимающий жестов, не понимает ничего» есть убедительное свидетельство тех времен, когда язык жестов был широко распространен в общении, и незнание его приравнивалось к полнейшей ассоциальности человека. Существует гипотеза о заселении Америки выходцами из восточных районов Евразии.  Компаративная лингвистика ещё не исследовала достаточно глубоко связь вербальных языков америндов и тюрков, но отдельные наблюдения свидетельствуют о наличии сходства, позволяющего утверждать о близости языков индейцев сиу, майя и др. языкам тюрков [4]. Гипотеза о проникновении индейских племен в Америку через Берингов пролив подтверждается не только фактом языковой близости. Более определённые сведения дает генетика, однозначно утверждающая о родстве тюрков (кыргызов, тувинцев и др.) и некоторых индейских племен. Тюркские племена, ушедшие в Америку через Берингов пролив несколько тысячелетий назад сохранили охотничье-военный протоязык жестов и развили его до уровня вербальных языков. Возможно, что этого уровня он достиг ещё в древности на просторах Великого пояса степей, родине тюрко-монгольских кочевников. Культура кочевников отличается исключительной устойчивостью, то же можно сказать и о горных народах. Кыргызы как кочевой и горный народ сохранили в своей музыке древнейшие пласты   прототюркской культуры. Об этом свидетельствуют исследования эпоса «Манас» [6,5,7] и многие сохранившиеся в культуре архаические элементы [3,2,1].

В инструментальном исполнительстве кыргызы сохранили и язык жестов, сформированный в древности охотниками и воинами. В культурах кочевников Евразии этот язык исчез в связи падением могущества тюркских империй и государств, повлекшим деградацию таких сторон культуры как облавные охоты, а также масштабные военные действия.  Осталась только поговорка, свидетельствующая о значении языка жестов как показателя культуры человека в обществе.  Стиль игры на кыргызском комузе, сложившийся как органичный синкрезис музыки с древним языком жестов, является удивительным уникальным и драгоценнейшим   явлением мировой музыкальной культуры.  Этот стиль исполнения наполнен мужественной энергетикой языка жестов, созданного охотниками и воинами. Он напоминает о существовании этого языка в культурах кочевников.

Список литературы:

1. Антипина К.Особенности материальной культуры и прикладного искусства южных киргизов.  – Фрунзе.: Киргосиздат.1962. – 179с.
2. Алагушов Б. Кылымдарды жылоологон күүлөр. Фрунзе.:Кыргызстан, 1985. –193б.
3. Виноградов В. Киргизская народная музыка.  – Фрунзе.: Киргосиздат.1958. – 310с.
4. Каримуллин А. Прототюрки и индейцы Америки. По следам одной гипотезы. – Москва.:1995. – С.80.
5. Кыдырбаева Р.Сказительское искусство манасчи – Фрунзе.:Илим.1984. – 118с.
6. Молдобаев И.Б. Эпос “Манас” как источник изучения духовной культуры киргизского народа. – Фрунзе.: Илим.1989. – 148с.
7. Ракымбек у М.Диссертация:  “Манас”эпосундагы  Жусуп Мамайдын вариантындагы архаикалык сөздөр. – Бишкек.: 2006.
8. Шульц Дж. Моя жизнь среди индейцев. Приключения про индейцев.     Перевод с английского В.К. Житомирского, Гос.из-во географ. Лит. М., глава XIV, 1962.// . [электронный ресурс] — Режим доступа. — URL:http://www.royallib.com/book/ (дата обращения 11.12.2016)