ЛЕКСИКО-СЕМАНТИЧЕСКОЕ АХРОМАТИЧЕСКОЕ ПОЛЕ С ВЕРШИНАМИ «БЕЛЫЙ» И «ЧЁРНЫЙ» КАК ЭЛЕМЕНТ ИДИОСТИЛЯ С.А. ЕСЕНИНА. НА МАТЕРИАЛЕ ЛИРИКИ АВТОРА

АННОТАЦИЯ

Данная статья направлена на исследование индивидуально-авторского восприятия цветообразов, условно поделённых на фракции с вершинами «белый» и «чёрный» и нашедших отображение в лирических произведениях автора. Также устанавливаются особенности употребления колоративов, определяются синонимы и их взаимосвязь.

Ключевые слова: белый, индивидуально-авторская картина мира, колоратив, коннотация, цветовая лексика, чёрный.

Современные учёные в области литературоведения и лингвистики всё чаще обращаются к исследованию идеостиля отдельных поэтов и писателей. Такой подход к изучению авторской картины мира можно считать продуктивным, поскольку цветовой элемент как отдельная категория, эксплицирующая авторское мировоззрение, позволяет говорить об особенностях «почерка» творца, а также даёт почву для новых исследований в области психологии, лингвокуль­турологии, колориметрии и т. д. Как говорил С.М. Соловьёв, «цвет, так же как пейзаж и звук, отражает основные принципы поэтики писателя» [10, с. 231]. Целью данной работы является выявление особенностей использования ахроматических оттенков в художест­венном тексте С.А. Есенина.

Постановка проблемы. Лингвистика не стала наукой, которая первой обратилась к проблеме цвета, однако специалисты данного направления сместили фокус вопроса и занялись изучением слов‑цветообозначений в психолингвистическом, этнологическом, сравнительно-историческом и др. аспектах. Благодаря богатой симво­лической базе цветов, а также психологическому воздействию на людей, колоративная лексика многообразно отразилась на лирических произведениях поэтов разных временных срезов, в устном народном творчестве и т. д., приобретая не только устойчивые толкования, но и необычные, индивидуально-авторские дефиниции. Актуальность работы заключается в исследовании особенностей функционирования ахроматических колоративов в лирике С.А. Есенина.

Методологической базой исследования цвета являются работы Р.В. Алимпиевой, Е.Н. Алымовой, Л.С. Баешко, Е.Ф. Бажина, Э. Бенца, Б. Берлина, А.П. Василевича, А.Н. Гордиенко, С.Н. Жученковой, П. Кея, М. Люшера, С.Н. Макина, С.С. Мищенко, Н.Н. Ничик, Р.М. Фрумкиной, А.М. Эткинда, Т.А. Ященко и т. д.

Учёными доказано, что порядок появления названий цветов у каждого народа происходил с разной скоростью, что обусловлено разным психологическим восприятием цвета народами. Так, например, в словарном составе некоторых народов отсутствуют названия красного, жёлтого, зелёного или синего цветов. Однако, по исследованиям Берлина и Кея, которые обращали своё внимание на «межъязыковое соответствие цветовых фокусов» [1, с. 246], «во всех языках есть слова для белого и чёрного» (в древнейших языках различались только две лексемы, обозначающие цвет). Одним словом они называли все тёмные цвета, а другим – все светлые. «Цвет стал использоваться вначале в качестве простого коммуникативного средства, затем знака – символа, и, наконец, в качестве системы языкового характера» [5, с. 1].

Такие символические интерпретации белого цвета, как «трансцен­дентное совершенство, простота, свет, Солнце, воздух, прозрение, чистота, невинность, непорочность, святость, священство, спасение, духовная власть» [9], не случайны. Эти символические коннотации получили право на существование, когда люди руководствовались наблюдением, применяли магию, когда наука не была им близка, когда человечество ассоциировало белый цвет с днём – временем суток, когда человек наиболее активен и деятелен. Этимология указывает, что лексема «белый» имеет дословное значение «блестеть», «сиять», а в некоторых языках закреплена как «бледный» [11, с. 473]. Оптически, белый – эталон чистоты, противоположность хаоса и грязи и поэтому служит образцом чистоты мыслей и поведения. Исходя из такой символической традиции, флаг, окрашенный в белый, говорит о капитуляции. В христианской культуре белый ассоции­руется с чистотой, святостью и непорочностью. В браке этот цвет символизирует «смерть старой жизни и рождение для новой, тогда как в смерти – рождение в новую потустороннюю жизнь. Женщина, одетая в белое, несет на себе символику типа любовь – жизнь – смерть» [9]. Потому белые одежды означают чистоту, непорочность и триумф духа над плотью. Одежду такого цвета принято носить во всех ритуально важных случаях: крещение, конфирмация, помолвка, брак, смерть. И такое цветовосприятие мира отражает русская традиция через устойчивые выражения с основным компонентом «белый»: белый голубь, белый флаг, белая лента, белая кухня и др.

Отрицательное значение приобрёл чёрный цвет в качестве первоисточника всего негативного. Кандинский определил символику цвета следующим образом: «окончание, погасший костер, нечто бездвижное, как труп, молчание тела после смерти, самая беззвучная краска». [2, с. 24]. В отличие от примирительного контекста белого флага, чёрный цвет как значимый элемент флага не имеет точного определения. Например, на африканской территории он означает чёрную расу, на флаге УР подразумевает стабильность и т. д. Однако положительная интерпретация не закрепилась в фольклорной традиции: чёрная душа, чёрные мысли, чёрное дело, чёрное знамя и др. – и в этимологическом словаре, где неизменной сохранилась коннотация «чёрный».

«Мы пользуемся белым цветом как представителем света, без которого не виден ни один из цветов; и чёрным – для изображения кромешной тьмы», – так писал в своём «Трактате о живописи» Леонардо да Винчи.

Чёрный и белый действительно противопоставлены друг другу в терминах физических свойств света и «психофизических свойств» зрения, поскольку в то время как белый объединяет в себе все цвета, чёрный, напротив, является отсутствием цвета. Эти крайности находят равновесие между собой в сером. Это также беззвучная и бездвижная краска, или, как утверждает Кандинский, это «безутешная непод­вижность» (серые будни, серая мышь, серый кардинал, серый человек и т. д. То же значение прослеживается в этимологическом подтексте: распространяясь во многие языки и деформируясь фонетически и грамматически, существительное в процессе адъективации приобрело коннотации «тёмный», «седой» [12].

Таким образом, можно выделить три функционирующие интерпретации: «хороший» – белый, «никакой» – серый, «плохой» – чёрный [6, с. 5].

Для выявления схожести символических коннотаций, закреплённых в сознании народа, и индивидуально-авторским восприятием цвета проанализируем лексику цвета в поэзии С. Есенина, в чьём творчестве цветопись стала одним из отличительных признаков своеобразия стиля. Выбор автором того или иного варианта цветонаименования, иначе говоря, синонима, может быть обусловлен мироощущением поэта, экспрессивностью, его переживаниями на определённом творческом этапе, а также тематикой и проблематикой произведений.

Большое значение для лингвиста имеет дефиниция, закреплённая в сознании народа и зафиксированная в словарной статье, поскольку таким образом отображается наиболее полное представление о значении лексемы. Так, Словарь русского языка в 4-ёх томах под ред. А.П. Евгеньевой предлагает следующие толкования: 1. «цвета снега, молока, мела; противоп. чёрный»; 2. «очень светлый»; 3. «светлокожий (как признак расы)»; 4. «ясный, светлый (о времени суток, о свете)»; 5. «контрреволюционный, действующий против Советской власти или направленный против неё» [8, с. 67] и др. Прямое значение проявляется в некоторых контекстах: «У плетня на косогоре забелел твой сарафан («Королева», 1918 г.)», «Скрылась за рекою белая луна… («Колокол дремавший разбудил поля…», 1914 г.)», «Прилетел тут аист белопёрый… («Иисус младенец», 1916 г.)» и т. д. Можно сформировать отдельную группу цветоупотреблений, в которую вошли прилагательные «белёсый» и «белобрысый», близкие по значению к белому, и которые были использованы для описания цвета волос лирического героя. Например, «…эта прядь волос белёсых», «блондинистый, почти белёсый…», «пойду… белобрысым босяком». Стоит обратить внимание на то, что прямое значение цветообозначения в большей степени просматривается на раннем этапе творчества Есенина.

Наибольшую значимость для нас представляет белый как один из ключевых колоративов в лирике поэта, который несёт в себе не только точное значение, но и авторские коннотации.

В процессе анализа конструкций с данной ключевой единицей наблюдается следующая частотная закономерность: колоратив и его варианты прослеживаются при интерпретации лексико-семантической системы «дом». Сюда условно можно включить: воспоминания поэта о былых временах, проведённых в малой родине, тревогу о своей стране, надежду о светлом будущем, выражение душевного состояния автора. Было выявлено большое количество контекстов, в которых Есенин запечатлел запомнившийся ему счастливый образ отчего дома. Так, например, в синонимическом ряду «цветут сады, белеют хаты…» («Село, 1914 г.) первый глагол «цветут» помогает определить значение последующего: здесь представлен счастливый образ родного края. Нередким является случай, когда автор стремится выразить через цветоупотребление определённую эмоцию. В строчках «не тоскуй, моя белая хата, что опять мы одни да одни» можно зафиксировать несколько коннотаций: белый цвет представляется 1) в прямом значении; 2) метафорой и выражает неугасаемую надежду в лучшие времена. Как в начале, так и в конце своего творческого пути Есенин обращался к образу сада, который был так дорог сердцу поэта и наиболее точно передавал его душевное состояние. «Вот оно, глупое счастье с белыми окнами в сад» («Вот оно, глупое счастье…», 1918 г.) – счастье поэта кроется в таких простых мелочах, например в пребывании в родном доме. Спустя шесть лет «белый сад» в стихотворении-исповеди «Письмо матери», 1924 г. уже не выражает того беззаботного счастья. Автору он кажется далёким образом его буйной молодости, ностальгией, утраченной мечтой.

Стремление поэта выразить свои чувства и воплотить задуман­ную идею через образ дерева не является нововведением. Само по себе дерево символизирует жизнь. Следует обратить внимание на то, что «белое дерево» (иногда «белая липа», «яблоня белая» и т. д.) в стоках автора всегда употреблено с глаголами «осыпаться», «сронит», «отцвёл», что наводит на пессимистический лад. Это дерево есть сам автор, который предчувствует, что «отцветает» и что близка его погибель («отцвела моя белая липа, отзвенел соловьиный рассвет» («Этой грусти теперь не рассыпать…», 1924 г.).

Образ «девушки в белом», учитывая частотность употребления, и именно в конце творческого пути, наводит на мысль о том, что он воплощает былую любовь, которая отзывается в сердце поэта трепетом. Эту мысль можно подтвердить строками из стихотворения «Сукин сын», 1924 г.: «Да, мне нравилась девушка в белом, но теперь я люблю в голубом».

Среди конструкций, стоящих обращения внимания, можно выделить следующие: «розу белую с чёрною жабой я хотел на земле повенчать» и «вижу сон. Дорога чёрная. Белый конь. Стопа упорная». Они примечательны тем, что здесь представлен контраст белый-чёрный, что является типичным приёмом автора. Белый в сочетании с существительным «роза» в первом случае символизирует нечто возвышенное, идеальное, во втором же случае – надежду, надежду на спасение от приближающейся смерти (образ «дороги чёрной»).

И всё-таки не стоит полагать, что в стихотворениях С.А. Есенина нашли отображение исключительно отрицательные коннотации. Несмотря на всю несправедливость, сложность обретения душевного покоя, лирический герой всеми силами старается сохранить в себе любовь к миру. В произведения «Хорошо под осеннюю свежесть…», 1918–1919 гг. и «Пугачёв», 1921 г. поэт вложил следующие значения: живость, весёлость, любовь к жизни и желание жить («я учусь моим сердцем цвет черёмух в глазах беречь», «яблоневым цветом брызжется душа моя белая»). Даже такие короткие строки пестрят синонимами белого, и выражены они сочетанием прилагательного и существительного («яблоневый цвет») и существительным и существительным («цвет черёмух»). Автор не случайно делает такой выбор, поскольку такие единицы, помимо цвета, несут в себе такие значения, как «благоухать», «цвести», а в русской традиции можно отметить стремление «оцветочить» внутреннее состояние человека, то есть сравнить с цветком.

Многократно был использован колоратив «седой»: «редкие седины твоего увядшего чела» («Мечта, 1916 г.), «первая проседь на лбу» («Есть светлая радость под сенью кустов..., 1917 г.), «седина у отца пролилась в бороде» («Я покинул родимый дом…», 1918 г.). Все эти случаи однотипны, поскольку автор описывает белые, серебристые вследствие потери окраски волосы. В переносном значении колоратив приобретает отрицательную коннотацию: «седые туманы снова будут печалить меня» («Не видать за туманною далью...», 1911–1912 гг.), «грозный взмах крыла могучего отогнал седое облако…» («Лебёдушка», 1917 г.). Пониманию неблагоприятного оттенка в значении способствуют такие языковые единицы, как «будут печалить» (в первом случае), «грозный», «могучий» (во втором случае).

Диффузией (не только в физических свойствах цвета, но и в его символике) белого и чёрного цвета является серый и его вариант – серебряный. Прямое значение цветовой единицы «серый» не было обнаружено в стихотворениях анализируемого автора, а переносное отображено с помощью колоративов «серый», «серебряный». Зачастую автор, используя лексему «серебряный», подразумевает не цвет, а блеск, напоминающий серебро («и росинки серебристые, словно жемчуг, осыпалися» («Лебёдушка», 1917 г.)). В одном из стихотво­рений был выявлен окказионализм «среброзвонный» («колокольчик среброзвонный, ты поёшь?», «Колокольчик среброзвонный…», 1917 г.) с индивидуальным значением мелодично-звонкий, задорный.

Цветовая единица «чёрный» в лирических произведениях поэта функционирует как инструмент изображения чего-либо. Зачастую объектом описания выступал женский образ. В одном из последних своих стихотворений («Я спросил сегодня у менялы…») Есенин отображал образ девушки под «чёрной чадрой», часто рисовал девушку с «кудрями чёрными» («кудри чёрные змейно трепал ветерок»).

Одной из глобальных проблем, отражённых в стихотворениях исследуемого автора, является проблема судьбы. Сергей Есенин с начала своего творческого пути видел свою долю в чёрном окрасе и чувствовал, что эта судьба отвела ему не так много лет («шаманит лес-кудесник про чёрную судьбу», «…чёрная планида машет по горам»).

В более зрелых произведениях концепт «судьба» и концепт «дорога» находятся в тесной связи и предчувствие скорой гибели всё больше тревожили автора. Подтверждением тому являются строки из стихотворения «Мир таинственный, мир мой древний», 1921 г.: «Здравствуй ты, моя чёрная гибель, я навстречу к тебе выхожу». Поэт не просто проявляет покорность к своей участи, он убеждён, что смерть его будет насильственной, что и подтверждает прилага­тельное «чёрный». Ещё одно произведение отражает подсознательную обеспокоенность поэта своим бременем: «Вижу сон. Дорога чёрная…». Простые предложения, не осложнённые никакими конструкциями, только сильнее воздействуют на читателя, передавая своё напряжённое настроение. Но далее в противовес чёрному появляется белый как символ надежды: «Белый конь…». Такой контраст является примеча­тельным элементом стиля автора.

Особое место занимает поэма, обладающая особой трагической силой, это поэма «Чёрный человек», 1923–1925 гг., вокруг которой до сих пор сосредоточены самые противоречивые мнения литературо­ведов. Это не поток бессознательного, стимулированный алкогольным бредом и продиктованный воспалённым сознанием. Это попытка измученного, истощённого ума проанализировать себя. Рефрен «чёрный человек» доводит настроение произведения до высшей точки кипения, и сам «чёрный человек» осмысливается исследователями неоднозначно. В понимании М. Никё, рассматривавшего чёрного человека в свете аггелизма, это «тёмная сила, которая борется со всем светлым и «голубым» в поэте и в мире». [7, c. 196.]. Следует отметить, что голубой в данном случае выступает как синоним белого и, следовательно, антоним чёрного.

Схожего мнения придерживался Кирьянов С.Н., отмечавший, что «есенинский черный человек – некий символ темноты, олицетворение ночи, времени тайного, запретного» [4, с. 57], «символ демонического нигилизма, разрушающего основы национального самосознания» [4, с. 159], «зеркальное (перевернутое) отражение лири­ческого героя» [4, с. 71].

Наиболее важным и неопровержимым для исследователей мнением является позиция самого автора, который, читая поэму за две недели до смерти, писал: «Из-за неё передо мной вставал другой облик Есенина, не тот общеизвестный, с одинаковой для всех ласковой улыбкой, не то лицо «лихача-кудрявича» с русыми кудрями, а живое, правдивое, творческое лицо, умытое холодом отчаяния, внезапно просветлевшее от боли и страха перед вставшим своим отражением…» [3, c. 101]

Лексико-семантическое ахроматическое поле, доминантой которого выступают единицы «белый» и «чёрный», наиболее ярко, в сравнении с другими лексико-семантическими цветовыми полями, отображают чувственное восприятие поэта, его тонкое понимание мира. Исследуемые доминанты не так часто функционировали в своём привычном прямом значении. Так, например, цветоупотребление «белый» было использовано не только в традиционном понимании (добро, счастье и т. д.), но и с противоположной индивидуально-авторской коннотацией (увядание, выраженное через образ дерева). Колоратив «чёрный» несёт в себе синонимическое денотативное значение, но в наиболее трагическом русле.

Исходя из вышесказанного, можно заключить, что лексика цветообозначений является одним из самых ярких компонентов идиостиля исследуемого поэта.

Список литературы:

1. Вежбицкая А. Язык. Культура. Познание. – М., 1996. – с. 231–291.
2. Кандинский В.В. Текст художника. Ступени. // К выставке в залах Государственной Третьяковской галереи. М., 1989.
3. Карпов А.С. Поэмы Сергея Есенина. – М., 1989. – С. 101.
4. Кирьянов С.Н. Поэма «Черный человек» в контексте творчества С.А. Есенина и национальной культуры. Тверской государственный университет. Редакционно-издательское управление. Тверь. – 1999. – 176 с.
5. Кошеренкова О.В. Символика цвета в культуре. Аналитика культурологии. Культурология №2. ТФ МГИК. – 2015, 7 с.
6. Лаенко Л.В. От семантики цвета к социальной семантике языка (на материале английских и русских прилагательных, обозначающих цвет): авторефер. дис. … к. ф. н. Саратов, 1988. – 17 с.
7. Никё М. Поэма Сергея Есенина «Черный человек» в свете аггелизма // Русская литература. – 1990. – № 2. – С. 196.
8. Словарь русского языка: В 4-х т. / АН СССР, Ин-т рус. яз.; Под ред. А.П. Евгеньевой. – 2-е изд., испр. и доп. – М.: Русский язык, 1981 – 1984. – 960 с.
9. Словарь символизма: [Электронный ресурс]. 2009 – 2017. / Режим доступа: http://tolkslovar.ru/ts118.html (Дата обращения: 24.10.17).
10. Соловьёв С.М. Изобразительные средства в творчестве Достоевского. М., 1974 – 352 с.
11.  Шанский Н.М., Иванов В.В., Шанская Т.В. Краткий этимологический словарь русского языка. Пособие для учителя. Изд. 2-е, испр. и доп. под ред. чл.-кор. АН СССР С.Г. Бархударова. М, Издательство «Просвещение», 1971 г. – 542 с.
12.  Этимологический словарь русского языка М. Фасмера: [Электронный ресурс]. 2017. / Режим доступа: https://lexicography.online/etymology/%D1%81/%D1%81%D0%B5%D1%80%D1%8B%D0%B9 (Дата обращения: 22.10.17).