ЮНГИАНСКАЯ  ИНТЕРПРЕТАЦИЯ  БИБЛЕЙСКИХ  МОТИВОВ  В  ПОВЕСТИ  ЕВГЕНИИ  КОНОНЕНКО  «ЖЕРТВА  ЗАБЫТОГО  МАСТЕРА»

Колесник  Галина  Николаевна

преподаватель  Украинского  государственного  химико-технологического  университета,  Украина,  г.  Днепропетровск

E-mail: 

JUNGIAN  INTERPRETATION  OF  BIBLICAL  MOTIVES  IN  NARRATIVE  “THE  SACRIFICE  OF  DESUETE  MASTER”  BY  EUGENIA  KONONENKO

Kolisnyk  Galyna

lecturer  of  Ukrainian  State  Chemical  Technology  University,  Ukraine,  Dnipropetrovsk

АННОТАЦИЯ

В  статье  анализируются  библейские  мотивы  в  тексте  повести  Е.  Кононенко  «Жертва  забытого  мастера»  с  точки  зрения  юнгианской  психологии.  Установлено  их  ключевое  значение,  как  для  построения  основной  сюжетной  линии,  понимания  логичности  финала  повести,  так  и  для  создания  образов  главных  героев,  мотивации  их  поступков. 

ABSTRACT

The  article  deals  with  explaining  of  biblical  motives  in  narrative  “The  Sacrifice  of  Desuete  Master”  by  E.  Kononenko  in  the  view  of  Jungian  psychology.  It  is  established  dominant  importance  of  these  motives  for  main  story  line,  for  understanding  the  logic  of  the  final.  Biblical  motives’  interpretation  is  also  important  to  create  the  main  characters  and  give  reasons  for  their  acts.

Ключевые  слова:  юнгианская  психология;  жертвоприношение  Авраама  (акеда);  индивидуация;  личностное  развитие;  модель.

Keywords:  Jungian  psychology;  Abraham's  sacrifice  (akeda);  individuation,  personal  development,  pattern

Выход  девятой  книги  известной  украинской  писательницы  Евгении  Кононенко  «Жертва  забытого  мастера»  сопровождался  активной  пиар-кампанией,  позиционировавшей  повесть  как  арт-детектив.  Не  удивительно,  что  рецензии  в  прессе  и  комментарии  на  многочисленных  литературных  форумах,  оценивая  повесть  только  с  этой  позиции,  были  в  основном  негативными.  Но  попытки  анализировать  «Жертву  забытого  мастера»  в  контексте  творчества  самой  Е.  Кононенко  позволили  заметить,  что  текст  писательницы  отличается  психологической  глубиной,  детективный  сюжет  в  повести  —  лишь  форма,  а  «для  героев  госпожи  Кононенко  (и  они  это  тоже  понимают  только  в  конце  путешествия)  главной  оказывается  не  тайна  скульптора  Пинзеля,  <…>  а  взаимоотношения  друг  с  другом»  [3].  Но  при  всей  бесспорности  написаного,  критик  оставил  свое  утверждение  без  доказательств. 

Поэтому  цель  данной  статьи  —  определить  настоящий  объект  поисков  главного  героя,  результат  этих  поисков  и  выяснить  значение  библейских  образов,  которые  часто  встречаются  в  тексте.

Прежде  всего  следует  отметить,  что,  хотя  рассказ  ведется  от  имени  Леси  Касовской,  ей  отведена  роль  свидетеля,  не  понимающего  сути  происходящего.  Такое  своеобразное  отстранение  женщины  (не  только  главной  героини,  но  и  других  женских  персонажей)  от  центра  действий  реализуется  разными  способами.  Во-первых,  творчество  Пинзеля,  ставшее  объектом  изучения  героев,  оказывается  сферой  интересов  только  мужчин.  Во-вторых,  в  тексте  женщина  всегда  вытеснена  из  мужской  коммуникации.  Каждый  раз,  когда  Леся  Касовская  слушает  разговоры  Мишеля  с  другими  мужчинами,  она  отмечает,  что  ничего  не  понимает  или  из-за  обилия  терминов,  или  из-за  незнания  языка.  Она  не  может  прочитать  сонет,  дающий  подсказку  главному  герою.  Лесе  доступна  лишь  интерпретация  этого  текста,  сделанная  ее  бывшим  мужем.  И  сам  перевод  сонета  становится  болем  точным  только  после  удаления  любого  упоминания  о  женском:  вместо  фразы  «в  лоне  жертвы»  (однозначный  указатель  на  женское  начало)  оставляют  «во  чреве  жертвы»  (нейтральный  вариант). 

В-третих,  героине  не  раз  приходится  слышать,  что  объект  поисков,  загадочный  трактат,  содержит  некие  сакральные  знания,  понятные  только  мужчинам,  а  потому  и  передаваться  они  могут  только  от  мужчины  мужчине  (родство  при  этом  не  обязательно):  старый  Готлиб,  передает  документы  отцу  Мишеля  вопреки  их  религиозной  и  социальной  несовместимости  (Готлиб  —  иудей,  Рихард  Адлер  —  католик,  к  тому  же  солдат  нацистской  армии).

Таким  образом,  главными  в  повести  оказываются  действия  Мишеля  Арбрие.  А  их  скрытый  смысл  связан  с  библейским  сюжетом  жертвоприношения  Авраама  (цитата  из  мидраша  введена  как  эпиграф  к  повести,  различные  арт-объекты  с  изображением  этого  сюжета  исполняют  роль  своеобразных  ориентиров  в  пространстве  города,  и  трактат  Пинзеля  находится  за  картиной  с  этим  же  сюжетом). 

Жертвоприношение  Авраама  —  один  из  наиболее  противоречивых  эпизодов  Ветхого  Завета.  Повести  «Жертва  забытого  мастера»  наиболее  созвучна  интерпретация  этого  сюжета,  изложенная  израильским  специалистом  по  юнгианской  психологии  Г.  Абрамовичем  в  лекции  «Возьми  сына  своего…».  Абрамович  подчеркивал,  что  в  иудаизме  эта  история,  известная  как  «акеда»,  то  есть  «связывание»,  воспринимается  не  как  отдельный  насильственный  акт  по  отношению  к  ребенку,  а  как  травматический  мужской  обряд,  сепарирующий  Исаака  от  его  матери  [1]  (К.Г.  Юнг  определял  подобный  процесс  как  первый  шаг  индивидуации,  когда  субъект  отделяется  от  родителей,  инициируясь  во  внешний  мир).  Полученная  в  результате  обряда  травма  становится  новой  ступенью  развития  личности  [1].

С  точки  зрения  аналитической  психологии,  отец  воплощает  одновременно  и  модель  Персоны,  и  то,  «от  чего  сын  должен  дифференцироваться»  [6,  c.  247].  Но  Рихард  Адлер,  отец  главного  героя,  в  воспоминаниях  всегда  беспомощен,  предстает  как  объект  чьей-то  воли  или  чьих-то  наблюдений.  Мишель  даже  противопоставляет  Рихарда  и  Араама:  «Мы  с  отцом  пересмотрели  очень  много  произведений  с  этим  библейским  сюжетом,  и  он  сказал,  что  никогда  не  отдал  бы  меня  Богу.  Лучше  попал  бы  к  Нему  в  немилость»  [4,  с.  99].  Таким  образом,  Рихард  Адлер  как  бы  отказывается  от  роли  угрожающего  отца,  которая  помогла  бы  Мишелю  пожертвовать  своим  «внутренним  ребенком»  [2,  с.  43]  и  разорвать  инфантильную  связь  ребенка  с  родителями.  Поэтому  интерес  Мишеля  к  фигуре  Иоанна  Пинзеля  можно  интерпретировать  не  только  как  попытку  разгадать  тайну,  о  которой  он  слышал  с  детства,  но  и  как  стремление  создать  себе  своеобразный  суррогат  отца  из  личности,  более  сильной,  чем  его  настоящий  отец,  личности,  которая  поможет  герою  пережить  свою  «акеду».  Поэтому  Мишель  ищет  трактат  мастера,  ориентируясь  на  любые  произведения,  изображающие  сюжет  жертвоприношения  Авраама. 

Можно  предположить,  что  личностный  путь  Пинзеля  к  самоидентификации,  который  Арбрие  восстанавливает  по  разрозненным  фактам  биографии  скульптора,  кажется  Мишелю  более  удачным,  чем  отцовский.  Подобную  мысль  высказывает  в  конце  произведения  и  психоаналитик:  «В  каком-то  смысле  в  поисках  Пинзеля  он  искал  самого  себя.  Он  считал  себя  чуть  ли  не  тем  единственным,  кому  загадочный  Пинзель  передал  свой  дар»  [4,  c.  156].  Этим  можно  объяснить  интенцию  героя  к  подражанию  Пинзелю:  он  тоже  скульптор,  так  же  работает  только  с  деревом,  сосредоточив  свои  усилия  только  на  религиозных  сюжетах.  Еще  Мишель  планирует  воплотить  неосуществленные  планы  Пинзеля,  создав  фигуру  воскресшего  Христа. 

Изучение  трактата  мастера  как  источника  некоего  сакрального  мужского  знания  должно  было  стать  новым  этапом  на  пути  индивидуации  главного  героя.  Но  по  сюжету,  как  только  Арбрие  достигает  цели  и  находит  рукопись,  его  психическое  состояние  ухудшается,  и  он  вновь  попадает  в  психологическую  и  физическую  зависимость  от  сводной  сестры.  Поэтому,  на  первый  взгляд,  здесь  проявляется  сюжетная  нестыковка:  вроде  бы  успешный  поиск  Мишеля  приводит  все  же  к  трагическим  изменениям  в  состоянии  героя.  Причины  таких  изменений  остаються  непонятыми  героиней  повести,  но  вполне  объяснимы  с  точки  зрения  личностного  развития  героя  в  соответствии  с  теорией  К.Г.  Юнга.

Главные  герои  повести,  Мишель  Арбрие  и  Георг  Пинзель,  изображены  как  личности,  находящиеся  на  разных  стадиях  психологического  развития.  Мишель  —  человек,  застрявший  на  этапе  сепарации  от  родителей  и  формирования  собственной  Персоны.  Он  зациклен  на  сюжете  акеды,  и  даже  слово  «жертва»  в  сонете,  содержащем  указания  скульптора,  трактует  исключительно  как  изображение  Исаака. 

Пинзель  же  в  повести  позиционируется  как  человек,  который  прошел  этот  этап  (мастер  уже  пережил  свою  акеду,  создав  скульптурную  композицию  с  таким  сюжетом).  Более  того,  в  тексте  упоминается,  что  он  создал  статую,  изображающую  мертвого  Христа[1],  что  воплощает  более  высокий  и  сложный  этап  психологического  развития  человека.  То  есть,  в  образе  Иоанна  Георга  Пинзеля  прослеживаются  черты  личности,  переживающей,  по  К.Г.  Юнгу,  «третью  стадию  жизни»,  когда  человек  разочаровывается  в  собственной  Персоне  и  обращается  к  своему  внутреннему  миру,  когда  «стремление  к  внешнему  успеху  заменяется  поиском  смысла  и  духовных  ценностей»  [5,  c.  146].  В  повести  много  раз  упоминается  тот  факт,  что  великий  скульптор  на  пике  славы  бросает  все  и  исчезает.  Остается  лишь  загадочный  трактат  как  жертва  ради  личной  свободы[2] 

Для  Мишеля  Арбрие  понимание  такого  знания  и  переживания  просто  недоступно.  Потому  внешне  успешный  поиск  оканчивается  нервным  срывом.

Итак,  психоаналитическая  интерпретация  библейких  мотивов  и  аллюзий  в  повести  «Жертва  забытого  мастера»  дает  возможность  увидеть  в  детективе  с  открытым  финалом  логично  построенную  и  завершенную  историю  поиска  героем  путей  личностного  роста.  В  повести  очерчено  два  их  направления.  Первое  —  намерение  избавиться  от  материнского  влияния,  второе  —  попытка  сформировать  свою  Персону  по  модели,  наиболее  значимой  для  героя.  Именно  трактование  библейских  мотивов  позволяет  продемонстрировать  закономерность  финала  повести. 

Список  литературы:

1. Абрамович  Г.  Возьми  сына  своего:  Психоаналитическая  интерпретация  Акеды  —  Жертвоприношения  (связывания)  Исаака  (Книга  Бытия,  22).  [Электронный  ресурс].  —  Режим  доступа.  —  URL:  http://uraapp.ru/_files/V_konf_MAAP_konspekt_ot_Kablchkovoy.htm  (дата  обращения  01.07.2014).
2. Болен  Дж.Ш.  Боги  в  каждом  мужчине.  Архетипы,  управляющие  жизнью  мужчин.  М.:  София,  2007.  —  304  с.
3. Владимирова  К.  Щасливі  жертви  таємних  бажань  [Електронний  ресурс]  //  Інтернет-часопис:  сайт.  —  [Электронный  ресурс].  —  Режим  доступа.  —  URL:  http://kut.org.ua/books_a0162.php  (дата  звернення:  04.07.2014).
4. Кононенко  Є.  Жертва  забутого  майстра.  К.:  Грані-Т,  2007.  —  180  с.
5. Сэмюэлз  Э.  Шортер  Б,  Плот  Ф.  Словарь  аналитической  психологии  К.  Юнга.  СПб.:  Азбука-классика,  2009.  —  288  с.
6. Сэмюэлз  Э.  Юнг  и  постъюнгианцы.  КДУ:  Добросвет,  2006.  —  408  с.