К  ПРОБЛЕМЕ  ДИСКУРСИВНОЙ  ПРАКТИКИ  В  ДРЕВНЕРУССКОМ  ТЕКСТЕ

Кадырова  Галина  Рабиковна

канд.  филол.  наук,  доцент  Казахского  национального  педагогического  университета  имени  Абая,  Республика  Казахстан,  г.  Алматы

E-mail: 

THE  PROBLEM  DISCURSIVE  PRACTICE  IN  OLD  RUSSIAN  TEXTS

Kadyrova  Galina  Rabikovna

candidate  of  Philology  Sciences,  Associate  Professor  of  Kazakh  National  Pedagogical  University  named  after  Abai,  Republic  of  Kazakhstan  Almaty

АННОТАЦИЯ

Данная  статья  посвящена  постановке  проблемы  дискурсивной  практики  в  исторической  ретроспективе.      

Поскольку  дискурсивная  практика  предполагает  текст,  то  он  рассматривается  как  речевой  акт,  его  структурные  характеристики  в  контексте  трудов  классиков  языкознания,  в  частности,  Г.П.  Грайса  и  др.

Путем  анализа  фактического  материала  доказывается  постулат  о  том,  что  в  древнерусском  языке  приоритетную  позицию  занимала  иллокутивная  функция  высказывания  с  гипотетической  семантикой.

ABSTRACT

This  article  is  devoted  to  formulation  of  the  problem  of  discursive  practices  in  historical  retrospect.

As  a  discursive  practice  involves  text,  it  will  be  viewed  as  a  speech  act,  its  structural  characteristics  in  the  context  of  classical  works  linguistics,  in  particular  G.P.  Grice,  etc.

By  analyzing  the  actual  material  proved  postulate  that  in  the  ancient  language  priority  position  occupied  illocutionary  function  with  hypothetical  statements  semantics.

Ключевые  слова:  дискурсивная  практика;  локутивный  акт;  иллокутивный  атк;  перлокутивный  акт;  прагматическое  значение;  прагматический  код;  коммуниканты  речевого  акта.

Keywords:  discursive  practice;  locutionary  act;  illocutionary  act;  perlocutionary  act,  pragmatic  meaning,  pragmatic  code;  communicants  speech  act.

Историчность  и  диалогичность  текстов  древнерусской  письменности  предполагает  его  интерпретацию  как  дискурса.  Учитывая  параметр  «Я»  и  «Другой»,  древнерусский  текст  рассматривается  нами  как  дискурс.  В  этом  контексте  актуализируется  дискурсивная  практика,  определяемая  как  речь,  погруженная  в  социальные  отношения.

Любой  речи,  как  известно,  присуща  структурированность,  вследствие  чего  она  представляет  собой  речевой  акт.  Описывая  структуру  речевого  акта,  подчеркнем,  что  лингвистической  интерпретацией  его  является,  прежде  всего,  собственно  языковая  часть  в  отличие  от  социальной  и  психологической. 

Ш.  Балли  справедливо  отмечает:  «Даже  самые  отвлеченные  вещи  предстают  в  речи,  пропущенные  сквозь  призму  наших  нужд,  потребностей  и  желаний  в  смутном  свете  субъективного  восприятия  [Цит.  по:  5,  с.  22].  Приведенное  утверждение  ученого  отражает  три  основных  компонента  речевого  акта,  единодушно  выделяемых  исследователями:  а)  локутивный,  фиксирующий  сам  факт  произнесения  фразы;  б)  иллокутивный,  определяющий  сущность  воздействия  фразы;  в)  перлокутивный,  выявляющий  степень  воздействия  фразы  [4,  с.  20—21]. 

Локутивный  акт  представляет  собой  высказывание.  Иллокутивный  акт  основан  главным  образом  на  семантической  деятельности.  Как  подчеркивают  Н.А.  Безменова,  В.И.  Герасимов,  «главное,  что  отличает  иллокутивное  значение  высказывания  среди  всех  его  других  семантических  характеристик,  —  это  то,  что  оно  отвечает  определенной  условности,  или  социальному  договору,  между  членами  одного  языкового  коллектива»  [1,  с.  154].  Таким  образом,  именно  иллокутивный  акт  способствует  трансформации  его  в  дискурсивную  практику.

Перлокутивность  предполагает  перлокутивный  эффект,  основанный  на  результатах  речевого  воздействия.  Для  максимального  действия  перлокутивного  компонента  говорящему  необходима  коммуникативная  компетенция,  то  есть  способность  в  конкретной  ситуации  общения  выбрать  единицы  общения,  обладающие  иллокутивной  силой.  В  исследованиях  по  прагмалингвистике  представлены  постулаты  речевого  общения,  позволяющие  воплотить  ценную  информацию,  которые  определяются  лингвистами  как  максимы  Г.П.  Грайса.  Сущность  этих  максим  сводится  к  следующему. 

Первый  постулат,  определяемый  как  постулат  количества,  заключается  в  необходимости  излагать  мысли  так,  чтобы  воспринимающий  не  испытывал  недостатка  в  информации.  Второй  постулат,  постулат  качества,  основан  на  принципе  достоверности  информации  и  связан  с  категориями  истинности/ложности  сообщения.  Иными  словами,  согласно  П.Г.  Грайсу,  не  следует  говорить  того,  для  чего  нет  достаточных  оснований  [2,  с.  217—237].  Д.  Гордон  и  Дж.  Лакофф  определяют  данный  постулат  речевого  общения  как  условие  мотивированности  речевого  акта,  сводящегося  к  дискурсивной  практике.  Говорящий  должен  иметь  основания  для  условий  искренности.  В  частности,  если  говорящий  хочет  выполнения  просьбы,  то  он  полагает  при  этом,  что  слушающий  сможет  ее  выполнить.  На  этом  условии  основано  условие  искренности,  сущность  которого  сводится  к  тому,  что  говорящий  считает  истинным  то,  о  чем  он  сообщает  [5,  с.  282].  Истинность/ложность  утверждения  вытекает  из  истинности/ложности  соответствующей  пропозиции,  представляющей  собой  «вид  правила,  или  функции,  связывающей  положение  вещей  в  мире  с  истинными  значениями»  [5,  с.  421].

Третьим  постулатом  в  рамках  максим  Г.П.  Грайса  является  постулат  релевантности.  В  нем  содержится  стратегия  требования  говорить  по  существу  дела.  И,  наконец,  в  четвертом  постулате,  определяемом  как  постулат  способа  выражения,  заключается  совет  выражаться  четко  и  ясно,  без  двусмысленности  и  с  наименьшей  имплицитностью  общения  [2,  с.  217—237].

Т.М.  Николаева  пишет  о  так  называемом  «прагматическом  коде»,  представляющем  собой  дискурсивное  описание  мира  и  характеризующемся  максимальной  корреляцией  формы  с  элементами  содержания  [6]. 

Как  известно,  статус  коммуникантов  речевого  акта  определяется  социальными,  имущественными,  семейно-родственными,  профессиональными  и  служебными  отношениями  [7].  Актуальными  применительно  к  дискурсивной  практике  древнерусских  текстов  являются  два  первых  фактора:  социального  статуса  и  имущественности.

Известно,  что  древнерусскими  авторами  являлись  как  государственные  деятели  (Владимир  Монамах),  стоящие  на  высокой  имущественной  ступени,  церковные  деятели,  в  частности  епископы  (Кирилл  Туровский),  так  и  лица  более  низкого  социального  происхождения  (Нестор,  Епифаний  Премудрый,  другие  монахи). 

Социальный  и  имущественный  факторы  древнерусского  автора  обусловливают  его  установку  и  намерение  (интенцию),  что  влияет  на  речевую  тактику  и  на  формирование  дискурса.  Поскольку  древнерусский  книжник  зачастую  имеет  низкий  социальный  статус,  то  он  должен  был  руководствоваться  установками  того  социального  сословия,  интересы  которого  он  защищал.  Согласно  Л.Т.  Килевой,  авторская  установка  могла  вступать  в  противоречие  с  его  интенцией,  что  обнаруживается  у  Нестора  в  его  произведении  «Житие  Феодосия  Печерского».  Попавший  после  смерти  Феодосия  в  Киево-Печерский  монастырь  Нестор  не  мог  не  видеть  тех  пороков,  которые  были  свойственны  черничеству,  а  также  его  деградации.  Истязание  ради  самого  истязания,  трактовавшиеся  якобы  в  угоду  Богу,  не  могли  принести  пользы  обществу.  Не  случайно  пороки,  свойственные  монастырю  времени  Нестора,  описаны  в  ряде  других  произведений  этого  периода,  в  частности  Симоном,  епископом  Владимиро-Суздальского  монастыря.  Это  стремление  к  карьере,  несоответствие  трапезы  монастырскому  уставу,  побеги  из  монастыря  и  возвращение  к  мирским  удовольствиям.  Таким  образом,  авторская  установка  препятствует  полной  реализации  намерения  автора  [3,  с.  52—53]. 

До  настоящего  времени  открытым  остается  вопрос,  существуют  ли  специальные  языковые  средства  выражения  дискурсивной  практики  древнерусского  текста.

Как  показывает  анализ,  помимо  явного  воздействия  с  помощью  определенных  языковых  средств,  существует  скрытое  воздействие,  проявляемое  в  виде  стратегических  планов:  предметного,  социального  и  личного.

В  случае  актуализации  предметного  стратегического  плана  воздействия  говорящий  акцентирует  внимание  на  объективности  события,  его  независимости  от  субъективной  воли  участников  коммуникации.  Между  тем  объективность  события  далеко  не  всегда  удается  реализовать  в  письменной  речи  древнерусского  периода,  поскольку  в  ней  автор  выражает  интересы  господствующего  класса  и  призван  служить  ему.  Предметный  прагматический  план  воздействия,  по  утверждению  Г.Г.  Матвеевой,  реализуется  с  участием  следующих  факторов:  а)  степень  участия  говорящего  в  событии;  б)  степень  уверенности  говорящего  в  событии;  в)  оценка  говорящим  реальности  события  [4,  с.  49—51].  В  древнерусском  дискурсе  наиболее  действенным  оказываются  второй  и  третий  факторы. 

Социальный  план  воздействия,  согласно  Г.Г.  Матвеевой,  проявляется  в  опоре  говорящего  «на  общепринятые  социальные  нормы  оценки  и  отношения  к  фактам  действительности».  Кроме  того,  степень  иллокуции  зависит  от  социального  статуса  автора,  его  авторитета,  а  также  насколько  признаваем  этот  авторитет  у  читателя  [4,  с.  52].  Применительно  к  древнерусскому  автору  ситуация  осложняется  тем,  что  в  период  написания  произведения  и  в  современных  условиях  сила  авторитета  автора  древнерусского  текста  неидентична.  Это,  в  частности,  относится  к  Нестору,  который  в  свое  время  воспринимается  читателем  лишь  как  летописец  при  Киево-Печерском  монастыре,  а  в  настоящее  время  —  как  один  из  талантливейших  древнерусских  авторов. 

Личный  план  стратегического  прагматического  воздействия  заключается  в  участии  говорящего  в  изображаемом  событии,  в  отношении  к  нему.  В  данном  случае  немаловажным  является  действие  национально-культурного  фактора.  Так,  по  происхождению  Владимир  Монамах  выступает  в  своем  «Поучении»  как  патриот  Древней  Руси,  участник  изображаемого.  И  в  этом  состоит  сила  прагматического  воздействия,  результат  дискурсивной  практики.

Таким  образом,  дискурсивная  практика  древнерусского  периода  формируется  на  основе  речевого  акта  с  учетом  социальных  характеристик  автора  текста  и  читателя,  на  которого  он  направлен,  то  есть  на  «Другого».

Список  литературы:

1. Безменова  Н.А.,  Герасимов  В.И.  Некоторые  проблемы  теории  речевых  актов  //  Языковая  деятельность  в  аспекте  лингвистической  прагматики.  М.:  Изд-во  АН  СССР,  1984.  —  С.  146—196.
2. Грайс  П.Г.  Логика  и  речевое  общение  //  Новое  в  зарубежной  лингвистике.  Вып.  XVI:  Лингвистическая  прагматика.  М.  Прогресс,  1985.  —  С.  217—237.
3. Килевая  Л.Т.  Картина  мира  древних  славян.  Категория  наклонения.  Алматы:  АГУ  им.  Абая,  2002.  —  176  с.
4. Матвеева  Г.Г.  Актуализация  прагматического  аспекта  научного  текста.  Ростов:  Изд-во  Ростовского  ун-та,  1984.  —  117  с.
5. Новое  в  зарубежной  лингвистике.  Вып.  XV:  Современная  зарубежная  лингвистика.  М:  Прогресс,  1985.  —  С.  579  с. 
6. Николаева  Т.М.  Коммуникативно-дискурсивный  подход  и  интерпретация  языковой  эволюции  //  Вопросы  языкознания.  —  1984.  —  №  3.  —  С.  111—119.
7. Темиргазина  З.К.  Образ  человека  в  русской  целостной  картине  мира.  Павлодар,  2002.  —  92  с.