ХРИСТИАНСКОЕ  МИРОВОЗЗРЕНИЕ  КАК  ОСНОВА  ДИАЛОГИЧЕСКОГО  ВЗАИМОДЕЙСТВИЯ  ДВУХ  САМОСТОЯТЕЛЬНЫХ  СИСТЕМ  В  СТРУКТУРНОЙ  ОРГАНИЗАЦИИ  РОМАНА  Ф.М.  ДОСТОЕВСКОГО  «БРАТЬЯ  КАРАМАЗОВЫ»

Бевзова  Елена  Ивановна

старший  преподаватель  Сибирского  государственного  университета  путей  сообщения,  РФ,  г.  Новосибирск

E-mail: 

CHRISTIAN  WORLDVIEW  AS  THE  BASIS  OF  DIALOGICAL  INTERACTION  OF  TWO  INDEPENDENT  SYSTEMS  IN  THE  STRUCTURAL  ORGANIZATION  OF  THE  F.M.  DOSTOEVSKY  NOVEL  "THE  BROTHERS  KARAMAZOV"

Bevzova  Elena  Ivanovna

senior  Lecturer  of  Siberian  State  University  of  Railway  Transport,  Russia  Novosibirsk

АННОТАЦИЯ

В  статье  рассматриваются  вопросы  взаимодействия  структурных  элементов  романа  «Братья  Карамазовы»  с  опорой  на  художественный  метод  и  характер  мировоззрения  Ф.М.  Достоевского.  Анализируется  полифоническая  структура  и  авторская  позиция,  сравниваются  два  ключевых  метода  организации  романных  миров.  В  результате  делается  вывод  о  том,  что  в  архитектонике  романа  существуют  два  самостоятельных  континиума,  в  координатах  которых  разворачиваются  центростремительно  или  центробежно  все  сюжетные,  идейные  и  прочие  линии  романа.

ABSTRACT

The  article  examines  the  interaction  of  the  structural  elements  of  the  novel  "The  Brothers  Karamazov",  drawing  on  the  artistic  method  and  the  nature  of  philosophy  of  F.M.  Dostoevsky.  The  polyphonic  structure  and  the  author's  position  are  analyzed,  two  key  methods  of  organization  of  novel  worlds  are  compared.  It  is  concluded  that  in  the  architectonics  of  the  novel,  there  are  two  independent  continuums,  in  which  coordinates  all  story,  ideological,  and  other  lines  of  the  novel  are  evolving  in  centripetal  or  centrifugal  way.

Ключевые  слова:  полифоническая  структура;  поэтика;  Автор;  архитектоника.

Keywords:  polyphonic  structure;  poetics;  Author;  architectonics.

М.М.  Бахтин,  характеризуя  основной  художественный  принцип  творческой  системы  Достоевского,  говорил  о  ее  полифонизме.  Но  при  рассмотрении  полифонии  как  основного  художественного  принципа  творческой  системы  Достоевского  возникает  одна  неувязка  —  любая  полифоническая  форма,  несмотря  на  существование  самостоятельных,  равноправных  голосов,  все  же  является  целостным,  организованным  и  гармонически  единым  объектом.

Многие  исследователи  творчества  писателя  отмечали,  что  делающий  выводы  голос  отсутствует  только  формально.  Фактически,  в  каждом  из  голосов  чувствуется  позиция  автора.  Несомненно,  что  мировоззренческая  позиция  Достоевского  и  является  для  его  произведений  тем  «ладом»,  который  гармонизирует  не  только  разнообразные,  часто  противоречивые  голоса  его  героев,  но  и  перекличку  и  параллельное  звучание  культурных  кодов,  идеологических  позиций,  фабульных  и  композиционных  блоков  —  словом,  всего  многообразия  элементов  структуры  и  поэтики  его  романов.  Бахтин,  кстати  говоря,  и  сам  не  мог  не  ощущать  этой  объединяющей  силы  и  говорил  о  том,  что  уж  если  искать  образ,  к  которому  тяготеет  весь  этот  полифонический  мир,  то  это  церковь.

Бахтин  видел  огромную  заслугу  Достоевского-художника  в  том,  что,  по  его  мнению,  писатель  создал  впервые  в  литерату­ре  новую  жанровую  форму  —  полифонический  роман,  реализо­вав  тем  самым  свой  основной  принцип  отражения  мира,  предпо­лагающий  диалектические  отношения  всего  многообразия  его  проявлений.  Но  полифония  в  творчестве  Достоевского,  как  отмечал  сам  Бахтин  и  многие  последующие  исследователи,  имеет  более  сложную  генетическую  основу,  в  связи  с  чем  многое,  что  сказано  о  сложной  структуре  романов  этого  писателя,  является  лишь  следст­вием  существования  и  проявления  каких-то  более  общих  структурообразующих  и  структуросвязующих  принципов.

Именно  в  связи  с  этим  структура  романов  Ф.М.  Достоевского,  а  особенно  Пятикнижия  и  последнего  итогового  романа  «Братья  Карамазовы»  по-прежнему  вызывает  научный  интерес  у  исследователей,  которые  используют  для  изучения  разные  подходы  и  нетрадиционные  методы.  Например,  в  1997  г.  была,  наконец,  переведена  книга  американского  слависта  Р.  Бэлнепа  «Структура  Братьев  Карамазовых»,  где  он  анализирует  основные  образы,  фабулу,  сюжет  романа  с  точки  зрения  категорий  автора,  читателя  и  текста,  выявляя  модель  структуры  романа,  которая,  по  его  мнению,  состоит  из  подструктур:  «линейной»,  «внутритекстовой»,  «исторической»  и  «повествовательной».  При  этом  все  выделенные  автором  структуры  находятся  в  тесной  связи  друг  с  другом,  что  и  формирует,  на  взгляд  исследователя,  четкую  организацию  данного  романа.  Большой  интерес  с  точки  зрения  интертекстуального  подхода  и  формирования  новых  идей  представляет  книга  Г.  Померанца  «Открытость  бездне.  Встречи  с  Достоевским».

В  современном  достоевсковедении  этот  вопрос  по-прежнему  основательно  изучается  как  в  России,  так  и  за  рубежом,  что  отражено,  например,  в  вышедшей  в  2007  г.  книге  Роман  Ф.М.  Достоевского  «Братья  Карамазовы»:  современное  состояние  изучения».  Только  за  последнее  десятилетие  появилось  несколько  новых  фундаментальных  исследований,  рассматривающих  более  детально  или  с  новых  ракурсов  структуру  романов  Достоевского.  Например,  влияние  христианской  модели  мира  на  творчество  писателя  детально  рассмотрено  в  книге  В.Е.  Ветловской  «Роман  Ф.М.  Достоевского  «Братья  Карамазовы»,  2007  г.  Вопрос  о  структуре  мира  Божественной  Литургии  как  основе  архитектоники  романов  писателя  подробно  освещен  в  книге  Н.  Нейчева  «Таинственная  поэтика  Ф.М.  Достоевского»,  вышедшей  в  2010  г.

Работы  многих  ученых,  в  которых  они  пытаются  опредметить,  определить,  назвать  полифонические  и  диалогические  взаимодействия  в  романах,  только  подчеркивают  противоречивость  и  неоднозначность  выделения  единого  принципа  структурирования.  Они  отмечают  амбивалентность  структурно-смысловых  элементов  романа,  рассматривают  сюжетные  и  хронологические  переклички,  обосновывают  сходство  структуры  романа  с  мифопоэтическими  текстами.  Но  почти  все  отмечают  такую  характерную  черту,  как  противоречие,  взаимоисключение  и  даже  некоторую  абсурдность  в  архитектонике,  например,  в  работах  Л.И.  Сараскиной  также  подчеркивается  сложность  модели  мира  Достоевского,  сочетающей  в  себе  часто  взаимоисключающие  понятия.

Эту  особенность  структуры  романов  Достоевского,  кстати,  подметили  еще  в  начале  XX  века  многие  зарубежные  исследователи,  обратившие  более  пристальное  внимание  на  его  творчество.  Д.F.  Лоуренс,  В.  Вулф,  Л.  Стрейчи  критиковали  Достоевского  за  слабость  формы,  отсутствие  четкой  структуры,  за  неспособность  собрать  в  единое  целое  многочисленные  романные  ракурсы,  за  мистицизм.  Сам  Бахтин  в  своих  работах  называет  роман  Гибридом,  в  связи  с  чем  многие  склоняются  к  тому,  что  форма  последнего  романа  на  уровне  идейной  архитектоники,  внутренней  логики  и  развития  неопределима.

Таким  образом,  несмотря  на  многочисленные  концепции,  мы  все  равно  остаемся  при  мысли  о  том,  что  глубина  и  противоречивость  мира,  изображаемого  писателем,  требуют  нового  подхода  к  его  изучению,  основывающегося  на  математической  необходимости  выйти  за  рамки  романных  миров,  подняться  над  структурой,  чтоб  еще  раз  попытаться  понять  организационный  принцип,  который  все  же  существует,  поскольку  роман  является  органическим  живым  единством,  что  говорит  о  существовании  сильной  и  постоянной  связи  между  всеми  его  элементами.

Было  уже  упомянуто,  что  в  конце  XX  в.  все  чаще  стали  появляться  работы,  в  которых  методология  М.М.  Бахтина  и  религиозно-философская  интерпретация  рассматриваются  в  тесной  взаимосвязи.  В  книге  Г.С.  Померанца  «Открытость  бездне.  Встречи  с  Достоевским»  (1990  г.)  наряду  с  разбором  внутреннего  строя  романа  Достоевского,  с  выявлением  в  нем  «вертикального  и  горизонтального  диалогизма»,  автор  не  оставляет  без  внимания  и  религиозно-философскую  проблематику  романа,  отмечая,  что  сквозь  «точки  безумия»  героев  Достоевского  пробивается  какой-то  внутренний  свет  и  что  все  романы,  созданные  писателем,  образуют  единую  ненаписанную  книгу.

Говоря  о  структуре  романа,  исследователи  неизменно  отмечают  её  сложность  и  многоуровневость,  её  «матричный»  характер.  Но  всякий  раз  эта  сложная  структура  начинает  разваливаться,  как  только  исследователь  меняет  принцип  подхода  к  структурированию.  Именно  поэтому  есть  основание  полагать,  что  некий  генеральный  объединяющий  фактор,  несомненно,  все-таки  существующий,  следует  искать  за  границами  творчества,  а  именно  —  в  христианском  мировоззрении  писателя.  Мировоззрение  Достоевского,  а  именно  его  истоки,  становление,  цели  и  итоги  этого  сложного  процес­са,  существенно  повлияли  на  строительство  художественной  полифонической  структуры  романов  и  всего  романного  цикла,  выходящего  даже  за  рамки  пятикнижия.

Важнейший  аспект  функционирования  мировоззрения  Достоевского:  это  его  место  собственно  в  поэтической,  архитектонической  системе  писателя,  так  как  поэтика  любого  романа  восходит  в  конечном  итоге  к  образу  Автора,  к  местоположению  Автора  в  мире,  к  точке  зрения,  с  которой  он  созерцает  и  воспроизводит  окружающую  реальность,  т.  е.  к  тому,  что  мы  определили  как  мировоззрение. 

Как  уже  отмечалось,  одним  из  ключей  к  пониманию  основного  организующего  принципа  итогового  романа  Ф.М.  Достоевского  «Братья  Карамазовы»  является  христианский  характер  мировоззрения  писателя,  его  собственной  организации.  Исследователь  У.С.  Алексеева,  изучая  структуру  произведений  Гоголя,  говорит  о  такой  особенности  романа  «Мертвые  души»:  «Читатель,  настроенный  на  рассказ  о  неких  событиях,  сталкивается  с  авторскими  «выступлениями»,  стоящими  вне  изначальной  «конвенции»  произведения,  чьи  тональность  и  пафос  противопоставлены  общему  тону  повествования.  Остается  ощущение,  что  внутри  поэмы  существует  два  разных  произведения.  Одно  —  рассказ  о  похождениях  Чичикова,  изложенный  порой  в  юмористическом,  порой  в  сатирическом  или  гротескном  ключе,  рисующий  бытовые  картины,  стилистически  выдержанный  в  лексике  нейтральной,  даже  разговорной.  Другое  —  лирическая  песнь  автора,  в  серьезной  и  даже  трагической  тональности  поднимающая  вечные,  проклятые  вопросы,  написанная  в  высоком  стиле,  часто  облаченная  в  церковнославянизмы»  [1,  с.  137].

Надо  полагать,  что  это  не  случайный  общий  структурный  признак  художественных  произведений  той  эпохи,  опирающихся  на  христианское  мировоззрение  автора.  Гоголь,  как  и  Достоевский,  описал  два  мира  —  мир  земного  ада,  мир,  замкнутой  на  себя  и  мечущейся  в  клетке  собственного  рационального  безумия  абсурдной  реальности,  мир,  построенный  на  математической  модели  разума,  расчета.  И  другой  —  мир  иной,  разомкнутый,  не  имеющий  формы  и  поэтому  непрерывно  ускользающий,  поскольку  невозможно  логическим  словом,  последовательностью  мысли  его  определить  и  описать.

Вопрос  о  том,  что  дискурс  и  мировоззрение  Ф.М.  Достоевского  формировались  под  влиянием  Священного  Писания,  подробно  изучен.  Известно  и  то,  что  будущий  писатель  учился  читать  и  воспитывался  на  текстах  Священной  Истории  и  сюже­тах  Библии.  Прин­цип  структурирования  его  собственного  мира  конгруэнтен  и  параллелен  структуре  того  Бытия,  которое  отражено  и  описано  в  Библии.  Именно  с  ним  в  подавляющей  степени  связано  и  формиро­вание  картины  личного  мира,  и  понимание  организации  жизни,  которые  Достоевский  пронес  через  всю  жизнь  и  которые  легли  в  основу  всех  его  «романных  миров»:  Достоевский  неизбежно  должен  был  использовать  ту  готовую  структуру,  которая  уже  существо­вала  в  его  подсознании.

Как  уже  отмечалось,  что  существует  разница  в  структури­ровании  мира  Ветхого  и  Нового  Завета.  Структура  первого  более  идентична  мифологическим  системам  и  построена  по  законам  мифологического  (универсального  и  даже  в  какой-то  степени  «уравнительного»  по  своей  сути)  сознания.  Структура  второго  приближена  к  фило­софским  системам  неоплатоников,  в  частности  Плотина,  с  его  делением  на  «поту»-  и  «посюсторонность».  При  выходе  за  рамки  анализа  сюжета  на  уровень  осознания  законов  ар­хитектоники,  структурной  организации  романного  мира,  мы  ясно  понимаем,  что  на  ро­манный  континуум  начинает  влиять  структура  Священного  Пи­сания,  а  точнее  –  структура  Ветхого  Завета  (преимущест­венно  Пятикнижия  и  Экклисиаста)  и  Евангелий.  Это  подтвер­ждается  примерами  как  прямых,  так  и  опосредованных  реминис­ценций,  цитированием,  а  также  общей  метафоричностью,  идейной  и  смысловой  полисемией,  «притчевостью».

На  этом  уровне  романные  «смыслы»  организуются  по  принципу  отношений  связи  между  Богом-надсущностью,  Богом-нравственным  законом,  Абсолютным  Добром,  Гармонией,  Идеа­лом  —  и  миром  земным,  частью  которого  является  и  человек.  Но  с  другой  стороны,  это  отношения  контроля  с  последующим  одобрением  или  неодобрением  со  стороны  Бога-Яхве  по  отно­шению  к  человеку.  При  этом  человек  и  мир  земной  вообще  по­стоянно  находятся  в  сфере  влияния,  связи  и  отношений  обоих  типов.

Следуя  этому  закону,  в  архитектонике  романа  представлены  как  бы  две  системы:  1-я  —  разомкнутая  в  вечность  и  бесконечность  бытия  система  взаимосвязи  и  благодатного  влияния  Бога  на  человека  через  посредство  сердца,  2-я  —  замкнутая  в  пространстве  и  времени  система  «ложного»  бытия,  клетка,  в  которую  заключена  хемная  плоть  человека,  где  нет  взаимосвязи  людей  через  посредство  Бога  в  их  сердцах,  а  лишь  все  упрощающий  и  запутывающий  души  контроль  с  позиций  разума.

В  этой  связи  хотелось  бы  сказать  несколько  слов  о  значении  и  роли  сердца  в  православной  традиции,  к  которой  всецело  при­надлежал  Ф.М.  Достоевский  и  которая  сыграла  свою  роль  в  формировании  архитектоники  его  романов.  Связь  между  Богом  и  человеком  через  посредство  сердца  была  сформулирована  еще  на  ранних  этапах  формирования  русского  православия.  Именно  оно  в  христианстве  является  средоточием  души.  По  мнению  П.Д.  Юркевича,  сердце  есть  более  глубокая  ос­нова  душевной  жизни,  чем  ум  (оно  имеет  в  себе  всю  непосредст­венность  бытия,  первично  дарованного  Богом),  что  основа  рели­гиозного  сознания  человека  лежит  в  его  сердце.  В  своей  работе  «Сердце  и  его  значение  в  духовной  жизни  человека,  согласно  со  Словом  Божьим»  Юркевич  приводит  большее  120  цитат  из  Биб­лии,  показывая,  что  авторы  Св.  Писания  рассматривают  сердце  как  центр  духовной  жизни  человека,  особый  орган  для  восприятия  мира  посредством  прикосновения  к  Богу  через  Любовь  [10,  с.  69—103].

Герои  и  сюжетные  линии  первой  и  второй  систем  архитекто­нической  организации  романа  действуют  в  соответствии  с  двумя  основными  принципами,  которые  особенно  ярко  проявляются  в  пространственно-временной  структуре  архитектоники:  замыка­нии  на  реальности  —  в  реальном  времени  и  месте  —  и  размыкании  в  вечность  и  бесконечность.

Эта  особенность  архитектоники  проявилась  еще  в  «Преступ­лении  и  наказании»  в  эпилоге  (эпизод:  Сонечка  и  Раскольников  на  берегу  реки),  где  происходит  размыкание  времени  и  про­странства  за  рамки  реальности  —  в  вечность  и  бесконечность.  Проявление  и  взаимодействие  этих  уровней  можно  наблюдать  и  в  других  романах  Достоевского.  Но  только  в  «Братьях  Карамазо­вых»  она  стала  основой  всей  структурной  организации  романа.  На  уровне  архитектоники  в  отношениях  противопоставленного,  конфликтного  диалога  находятся  две  параллельно  существующие  системы.  Это  гово­рит  о  том,  что  полифонические  отношения  в  романе  присутст­вуют  не  только  на  идейно-художественном  уровне,  но  и  на  уровне  его  структуры.  Дискурс  в  романе  разворачивается  как  реали­зация  (или  нереализация)  возможностей  взаимодействия  и  взаи­мопознания  —  а  следовательно  и  диалога  —  человека  в  мире  замкнутом,  «дольнем»,  определяемом  законами  живого  и  «черноземного»,  «карамазовского»  бытия,  и  человека  в  мире,  распахнутом  открытом  во  вне.  Диалог  этот  и  есть  собственно  вектор  «пути»,  «истины»  и  «жизни»,  направ­ленный  даже  не  в  будущее,  а  бесконечно  трансполирующийся  и  повторяющийся  в  веч­ность  и  бесконечность.

Таким  образом,  и  на  уровне  архитектоники  романа  мы  можем  говорить  не  только  о  равноправном  диалоге  Я  и  Другого,  о  перекличке  неслиянных  голосов  нескольких  самостоятельных  систем,  художественных  методов,  идейных  принципов,  культурных  кодов,  сюжетных  линий,  полей  взаимодействия  автора,  публики  и  читателя,  но  и  о  наличии  двух  самостоятельных  миров-континиумов,  в  которых  разворачиваются  внутрь  или  вовне  все  архитектоничекие  сюжетные,  идейные  и  прочие  линии  и  слои  романа.  При  этом  эти  миры  не  пересекаются  в  развитии  и  разворачивании  своих  структурных  конструктов,  поскольку  все  события  в  них  происходят  параллельно  друг  другу,  разве  что  временами  и  местами  они  сближаются  в  «точках  безумия»  героев  (термин  Г.С.  Померанца  из  кн.  «Открытость  бездне.  Встречи  с  Достоевским»),  откуда  и  звучит  основной  полифонический  многомерный  диалог. 

Список  литературы:

1.Алексеева  У.С.  Особенности  циклизации  в  творчестве  Гоголя.  —  в  сб.:  Наука  и  культура  России  материалы  VIII  международной  научно-практической  конференции,  посвященной  дню  славянской  письменности  и  культуры  памяти  святых  равноапостольных  Кирилла  и  Мефодия.  Самара,  2011.  —  394  с. 

2.Аллен  Л.  Достоевский  и  Бог  [1981]  /  Пер.  с  фр.  Е.  Воробьевой.  СПб.:  Филиал  журнала  «Юность»;  Дюссельдорф:  Голубой  всадник,  1993.  —  160  с.

3.Богатырёва  Е.А.  Драма  диалогизма:  М.М.  Бахтин  и  художественная  культура  XX  века.  М.:  Школа  культ.  политики,  1996.  —  135  с.

4.Бэлнеп  Р.Л.  Структура  «Братьев  Карамазовых»  М.:  Академический  Проект,  1997.  —  144  с. 

5.Васильченко  Т.В.  Роман  Ф.М.  Достоевского  «Братья  Карамазовы»  в  англоязычных  переводах:  диссертация  канд.  филол.  наук  Томск,  2008.  —  203  с.

6.Ветловская  В.Е.  Роман  Ф.М.  Достоевского  «Братья  Карамазовы».  СПб.:  Издательство  «Пушкинский  Дом»,  2007.  —  640  с.

7.Горобинский  М.О.,  Горобинская  Е.А.  Полифонический  проект  Михаила  Бахтина:  Герой  на  пути  к  соглашению  или  к  катастрофе  //  Антропология  культуры.  Екатеринбург,  1997.  —  С.  80—91.

8.Роман  Ф.М.  Достоевского  «Братья  Карамазовы»:  современное  состояние  изучения.  М.:  Наука,  2007.  —  835  с.

9.Фёдоров  В.В.  Диалог  в  романе:  Структура  и  функции:  Автореф.  дис.  канд.  филол.  наук.  Донецк,  1975.  —  20  с. 

10.Юркевич  П.Д.  Философские  произведения.  М.:  Издательство  «Правда»,  1990.  —  420  с.