Телефон: 8-800-350-22-65
WhatsApp: 8-800-350-22-65
Telegram: sibac
Прием заявок круглосуточно
График работы офиса: с 9.00 до 18.00 Нск (5.00 - 14.00 Мск)

Статья опубликована в рамках: XVIII Международной научно-практической конференции «В мире науки и искусства: вопросы филологии, искусствоведения и культурологии» (Россия, г. Новосибирск, 10 декабря 2012 г.)

Наука: Филология

Секция: Журналистика

Скачать книгу(-и): Сборник статей конференции, Сборник статей конференции часть II

Библиографическое описание:
ТАБУ И ДЕСАКРАЛИЗАЦИЯ ЦЕННОСТЕЙ В СОВРЕМЕННОЙ ЖУРНАЛИСТИКЕ // В мире науки и искусства: вопросы филологии, искусствоведения и культурологии: сб. ст. по матер. XVIII междунар. науч.-практ. конф. – Новосибирск: СибАК, 2012.
Проголосовать за статью
Дипломы участников
У данной статьи нет
дипломов
Статья опубликована в рамках:
 
 
Выходные данные сборника:

 

 

ТАБУ И ДЕСАКРАЛИЗАЦИЯ ЦЕННОСТЕЙ В СОВРЕМЕННОЙ ЖУРНАЛИСТИКЕ

Ложкина Анастасия Ивановна

магистр журналистики, администратор сайта
Инновационного Евразийского университета,

 г. Павлодар

E-mail: nastyalozhkina@bk.ru

 

В последние годы в СМИ наметилась тенденция к «стиранию» социально-этических рамок, что привело к катастрофически опасному конфигурированию социального пространства средствами массовой информации, которые заполнили его ранее табуированным для сферы социального: патологическим и незаконным, разрушительным в своем коммуницировании с нормами социокультурного бытия. Хотя именно способность публичной коммуникации вырабатывать и распоряжаться критическим ресурсом социальной информации является средством самоорганизации социальной системы, её состояния и развития [4].

Табуирование. «Табу» ― слово полинезийского происхождения. Оно трудно поддается переводу, так как не имеет соответствующего в полной мере понятия. Ограничения табу ― это моральные или религиозные запрещения. В них нет ничего общего с библейскими заповедями и запретами морали, поскольку отсутствует принадлежность к системе, требующей вообще воздержания и подводящей основание для него.Вследствие этого среди ученых встречается прямо противоположное толкование данного понятия. Так, З. Фрейд считал, чтозапреты табу неизвестного происхождения и лишены какого бы то ни было обоснования. Будучи непонятными для нас, они кажутся чем-то само собою разумеющимся для тех, кто находится в их власти. Табу ― в полном смысле ― называется нечто такое, что одновременно и свято, и стоит превыше обычного, так же как и опасное, и нечистое, и жуткое [10, с. 193].

Прямо противоположной точки зрения придерживался Кацев А.М. Подчеркивая тот факт, что десять библейских заповедей, возникшие первоначально как религиозные догматы, в дальнейшем стали моральными нормами на долгие времена, ученый полагает, что к явлению табу большинство этих заповедей имеет самое непосредственное отношение, поскольку они запрещают воровство, прелюбодеяние, убийство, и т. д., т. е. как раз то, что на протяжении веков у самых разных народов интенсивно вовлекается в сферу табу [3].

Как бы то ни было, а понятие «табу» активно вошло в сферу употребления и применяется для обозначения категорического запрета. Категорические запреты распространяются в цивилизованном обществе лишь на очень немногие слова-табу, например, особенно грубые ругательства, связанные с физиологической сферой обозначения физиологических актов. По цензурным соображениям они исключаются из письменного литературного языка, избегаются в присутствии женщин, в официальной обстановке, хотя и не выпадают из языка совершенно.

Десакрализация (опошление, профанация, развенчание) фунда­ментальных культурообразующих символов и духовных ценностей социума стала присуща СМИ в современном мире [2, с. 10]. Это происходит весьма откровенно и порой цинично, по принципу пренебрежения существующими правилами. Проявляется это во все большем освещении именно асоциальных тем, поначалу ненавязчивом, а позже все более открытом оправдании отклоняющегося поведения, в создании привлекательных образов «непонятных и тонко чувствующих» гомосексуалистов, террорис­тов — «настоящих мужчин», маньяков с «трудным детством» и т. п.

Первым шагом на пути нарушения социальных табу становится именно поиск смягчающих обстоятельств и «нестандартных» мотивов как отступление от живых идеалов. При этом в качестве оправдания могут использоваться важные элементы прежней системы ценностей: справедливость, гуманность, терпимость, свобода самовыражения, права личности и т. п. В то же время размывается и целенаправленно искажается истинное содержание этих понятий. Вследствие этого, к примеру, садомазохистские практики предстают как реализация свободы выбора, а террор становится актом справедливой мести (см. репортажи о преступлениях, совершенных боевиками Басаева в Буденновске), а убийство объясняется как следствие непонимания и социальной нетерпимости.

Ситуацию в современном социуме можно охарактеризовать как «культурный хаос», «смутное время» культуры. Нравственные ценности смещены настолько, что в одном и том же пространстве соседствуют прямо противоположные идеалы, стирается грань добра и зла, разрушаются стереотипы и штампы, но ничего не предлагается взамен. «Высокое» и «низкое» легко меняются местами. Создается впечатление тотальной деструкции общества и культуры [1, с. 171].

В последнее время средствами массовой информации посред­ством нарочитой демонстрации предметов и действий, вызывающих рефлекторное возбуждение, актуализируются инстинктивные влечения, что производит своего рода энергетическую подпитку процесса уничтожения норм морали. Все чаще и чаще публично упоминаются, комментируются, наглядно предъявляются или детально описываются эротические позы, акты насилия, унижения, сцены отчаяния, демонстрируются пачки «легких денег», декларируется достижение цели любой ценой, что провоцирует неконтролируемые биологические импульсы и утверждает модель асоциального поведения.

Психика любого человека подчиняется общим законам управ­ления. И если в течение продолжительного времени информационное поле индивида попадает какой-либо сигнал, он неизбежно откладывается в подсознании. Воздействие на подсознание влечет за собой подчиненность индивида навязанным ему жизненным принципам. И даже если разум еще сопротивляется такому воздей­ствию, подсознательно человек уже выбирает новую психологическую установку, таким образом, формируется новая идеология.

То, что еще недавно осуждалось, становится приемлемым. Легкая эротика переходит в порнографию с элементами садизма, изменяется и тон публикаций: поначалу это пикантные намеки и ханжеские сожаления, а затем ― грубое и циничное вторжение в сферу личного и интимного как героев публикаций, так и самого слушателя, зрителя, читателя. Сейчас наблюдается тотальная открытость интимной сферы, терпимость к до- и внебрачным половым связям, к так называемым нетрадиционным формам совершения полового акта и однополым связям, повсеместная коммерциализация секса.

Обнаженное тело и агрессивно-сексуальные намеки все настой­чивее и чаще используются в качестве «зазывалки» в рекламе ― от автомобилей бульонных кубиков Maggie.

Табу снимается постепенно. Если первые статьи постсоветского периода о проститутках имели ярко осуждающий подтекст, то позднее появилась не только более нейтральная замена слова «проститутка» на «путана», но и начались подсчеты доходов работниц древнейшей профессии, выражающие недвусмысленное чувство зависти. Тема проституции стала лидирующей темой постперестроечного периода, именно в это время в публику было брошено придуманное журналистами «Московского комсомольца» утверждение о том, что мечта каждой российской школьницы ― быть валютной проституткой. Тема проституции перекликалась с темой порно­графии ― повсеместно расплодившиеся порнографические журналы утверждали, что «каждая женщина в душе ― проститутка». К слову сказать, в 1991―1993 в России наблюдался буйный расцвет порнографических изданий как для мужчин («Андрей», «Красная шапка», «Мистер Икс»), так и для женщин («Женские дела», «Мисс Икс»).

По мере исчезновения табу снижается и уровень эмоционального возбуждения. Эротические символы вызывают пресыщение. Однако поиск острых ощущений не покидает прессу, что влечет за собой еще более страшные отклонения: пресытившийся индивид ищет более сильные раздражители, которыми являются боль и смерть. В свое время еще Ольсен и Лифтов отметили, все возрастающий в западном обществе, где давно отсутствует табу на темы секса, интерес к теме пресечения жизни и похорон; этому явлению дали название «порнография смерти». Вот некоторые названия западных публикаций: «Вторичное использование могильных курганов», «Гроб вашей мечты», «Люди, которые не знали, что мертвы».

Заголовки в российских политических и развлекательных газетах типа:«Российского спортсмена забили насмерть дети», «Зажги суперзвезду вместе с СТС!», «Сын вскрыл могилу отца, чтоб забрать мобильник», «Банда каннибалов охотится на москвичей», «Физик-ядерщик подавился очками насмерть», «Пылесос с искусственным интеллектом устроил кровавую бойню», «Останки Матери Терезы нашли под телом Ленина» ―подтверждают общую тенденцию шоу-журналистики.

В современных публикациях нарушается несколько табу сразу. Например, на одной из телепрограмм участникам предложили торт, изображающий собой труп Ленина в гробу в натуральную величину. Торт был разрезан и съеден присутствующими перед телекамерой. По форме это воссоздание ритуального убийства и поедания племенного тотема на первобытном стойбище или — материализация пресловутого «комплекса Эдипа», как объяснял 3. Фрейд эксцессы «конфликта поколений», воспроизводящие, по его мнению, запрограммированную в бессознательном архаическую практику коллективного убийства сыновьями отца на почве сексуального соперничества. А может, просто имита­ция элементарного каннибализма. Но в любом случает это доведение текстообразующих принципов до уровня кощунства (оскорбления религиозных, идеологических, нравственных, личностных чувств людей) [6, с. 152].

Журналистские тексты, приобретшие гедонистический характер, пробуждают в сознании масс драйв-мышление, доводящее все комплексы, противоречия, конфликты до предела и высвечи­вающее свои наиболее темные и загадочные области. Стремясь к направленному массовому воздействию, драйв-мышление опирается на коллективные модели мышления, общения и поведения, в результате чего биологически неповторимые индивиды психологически превращаются в некий массовый субъект. Далее драйв-мышление, стремительно исчерпывая свой потенциал, приводит духовную сферу к состоянию изначального хаоса. В результате в социуме воцаряется так называемая хаос-культура, драйв-мышление утрачивает свое значение в системе коллективного выживания, но продолжает свою работу на уровне отдельных индивидуумов, уже не способных измениться [6, с. 176].

Психологи утверждают, если к двадцати годам молодой человек так и не вышел из состояния гедонистического риска, ему вряд ли удастся вернуться к нормальной жизни. Но до поры риск и протест против социальных табу являются естественной формой самоутверждения, необходимым этапом развития индивидуальности и культуры в целом [5, с. 64].

Хотя известно, что большинство бывших хиппи «переросли» свое увлечение и стали обычными гражданами, вступили в брак, стали родителями, обрели достойный социальный статус. Однако 20 % потерялись и в конце концов погибли от наркотиков или соответствующих болезней, так и не сумев освободиться из оков пагубных пристрастий.

Получается, что десакрализация духовных ценностей может привести как становлению новой духовности, так и к самоунич­тожению, особенно такое раздвоение наблюдается при изменении общественного строя, государственности вообще. Однако возрождение происходит не всегда. Чаще появляются уже новые индивиды, которых не коснулся опыт разрушения табу.

Основываясь на результатах экспериментальных исследований американские социопсихологи Дж. Брайант и С. Томпсон пришли к выводу, что регулярное потребление сексуально откровенных медиаматериалов, а также медианасилия обычно приводит к постепенному изменению ценностей или установок индивида, при котором ранее табуированное поведение становится приемлемым. В результате, снижается, например, стремление к браку, моногамии, желание иметь детей (что, заметим, неизбежно ведет к демогра­фическим кризисам). Исследования, проведенные Дж. Брайант и С. Рокуэлл [9] среди 13―14-летних подростков, обнаружили, что при определенных обстоятельствах интенсивное потребление сексуально ориентированных журналистских материалов (в частности, интимные отношения вне брака) вызвало значительные изменения моральных устоев подростков. Было также обнаружено, что порно­графия может воздействовать на мотивированную агрессию.

Для человеческого восприятия нет никакой разницы между аналитической статьей политолога и криминальной сводкой с подробным описанием расчлененного трупа. Это единый универ­сальный тип текста.

Современные масс-медиа превратили в шоу тексты любой тематики. Шоу-журнализм проявился как самодостаточная парадигма мышления, наметившая новый этап интеллектуальной эволюции человечества.

Столь категоричный вывод для многих является неприемлемым. Мешает социальный имидж журналиста как поборника разума и морали. В журналистской среде насаждается мнение, что такого рода тексты пишутся в угоду обывателю, который иначе ни читать, ни слушать, ни смотреть ничего не станет, и журналисты, по большей части, сетуют, что их высокое творчество остается невостребованным. В среде читателей бытует ирония по поводу «порнухи» и «чернухи». А в это время газеты становятся желтыми, политики ― скандальными, избирательные технологии ― грязными. Откуда же «действительность и мощь» новой парадигмы мышления? Почему она (парадигма) вообще могла возникнуть?

Демонстративное попрание всех и всяческих приличий, канонов и законов пробуждает биологические влечения индивидуального бессознательного всех и каждого, вызывая в массе схожие чувства и эмоции. Показательно, что знаменитый советский режиссер С. Эйзенштейн для обозначения, как он выразился, «единицы действенности театра» использовал выразительный термин «аттрак­цион», по его словам, «подвергающий зрителя чувственному или психологическому воздействию, опытно выверенному и математи­чески рассчитанному на определенные эмоциональные потрясения воспринимающего, в свою очередь, в совокупности единственно обусловливающие возможность восприятия идейной стороны демонстрируемого» [11]. «Общее наблюдение» соединяет людей, стремящихся к развлечению, и, вызывая интерес к повторению, консолидирует собирательную личность того типа, характеризуя который, В.М. Бехтерев писал: «Скопление, не организованное внутри себя, но организованное в своей цели, мы называем публикой» [8]. Отсюда следует, что если зрелище само по себе превращает разрозненных людей в «публику», то массовое зрелище, организуемое как «монтаж аттракционов», способно унифицировать паттерны переживания и поведения, вступая во взаимодействия с другими mass-media [7, с. 122].

Наблюдается своеобразный парадокс «раздвоения реальности».

С одной стороны, изобилие негативизма и критики в СМИ, с другой ― дефицит социальной критики в повседневной жизни, пассивное или созерцательное восприятие существующих вызовов, абстрагирование от них в процессе принятия решений [7].

Е.Е. Пронина в книге «Психология журналистского творчества» цитирует американских психологов-социотерапевтов, которые характеризуют подобное состояние как «массовидное ощущение: «с одной стороны, почти все дозволено, а с другой ― почти ничего невозможно достичь», которое охватывает человека, когда традиционные установления общества ― закон, религия, семья, образование ― теряют надежность, не гарантируют жизненного успеха, девальвируются чуть ли не до утраты смысла.

Отсутствие единой стратегии саморегулирования российского медиарынка приводит к неадекватному отображению картины современной действительности. Наиболее активно используются при этом темы секса и насилия. Все подобные публикации, имеют шокирующее и дестабилизирующее воздействие на психо-эмоциональную сферу индивида.

Все это результат нынешней стратегии масс-медиа, направленной на широкие слои населения с невысоким уровнем дохода и образования. Это манипулятивное воздействие на массы, которые не в состоянии критически оценить происходящее и осознать, как исподволь подправляются, а зачастую и подменяются их этические ориентиры.

 

Список литературы:

  1. Гаспарян Д.Э. Цинический модус власти в работе П  Слотердайка «Критика Цинического Разума» // Экономика, социология и право, 2008. ― № 10. ― 73―78 с.
  2. Зубарев С.В. Дискурс современной прессы как смысловое поле формирования ценностных ориентиров коллективной языковой личности (микроконцептосфера «богатство»): автореферат диссертации. ― Нальчик, 2009.
  3. Кацев А.М. Языковые табу и эвфемия. Л.: 1986.
  4. Мансурова В.Д. Журналистская картина мира как фактор социальной детерминации. ― Барнаул: Изд-во Алтайск. гос. ун-та, 2006. ― 284 с.
  5. Основы творческой деятельности журналиста. / Под ред. Ю.В. Клюева. ― Спб.: Питер, 2006. ― 286 с.
  6. Пронина Е.Е. Психология журналистского творчества. — 2-е издание. — М.: Изд-во Моск. ун-та, 2003. — 320 с. 
  7. Средства массовой информации в современном мире: тезисы научно-практической конференции. ―СПб.: СПБУ, 2006. ―126 с.
  8. Речицкий Л.А. Российская журналистика в XXI веке: Выбор пути. Институт повышения квалификации работников ТВ и РВ // Вестник электронных и печатных СМИ. ― 2008 г. ― № 5
  9. Филатова И. Этика журналиста погружается в кризис // «Журналист» ― 2006. ― № 9. [Электронный ресурс] ― Режим доступа: ― URL: http://old.journalist-virt.ru/mag.php?s=200609691.
  10. Фрейд З. Тотем и табу // «Я» и «Оно». Т. 1., Тбилиси: Мерани, 1991. 193―350 с.
  11. Эйзенштейн C. Монтаж аттракционов // Избранные произведения в 6 т., Т. 2, ― 1964.
Проголосовать за статью
Дипломы участников
У данной статьи нет
дипломов

Оставить комментарий

Форма обратной связи о взаимодействии с сайтом
CAPTCHA
Этот вопрос задается для того, чтобы выяснить, являетесь ли Вы человеком или представляете из себя автоматическую спам-рассылку.