ОСОБЕННОСТИ РЕПРЕЗЕНТАЦИИ КОНЦЕПТА «ЛЮБОВЬ» В ТВОРЧЕСТВЕ А. БИТОВА

Цуркан Вероника Валентиновна

канд. филол. наук, доцент

 Магнитогорского государственного университета,

 г. Магнитогорск

Е-mail: 

Работа выполняется в рамках проекта № 6.2939.2011, финансируемогоМинистерством образования и науки Российской Федерации (госзадание на оказание услуг)

Концепт «любовь» в концептосфере А. Битова является одной из определяющих величин. Смысловое поле концепта предельно насыщено и пересекается с полями концептов «счастье», «жизнь», «смерть», «игра», «предательство», «ревность». В ядерной зоне концепта традиционное толкование о любви как о «высшей духовной эмоции» [7, с. 378] и «чувстве самоотверженной, сердечной привязанности, склонности, пристрасти к чему-нибудь» [8, с. 286] сопрягается у писателя с индивидуальными представлениями.

Любовь, связанная с бытовыми реалиями (семьей, детьми, повседневностью) отвергается писателем. В повести «Жизнь в ветреную погоду», романах «Пушкинский дом» и «Улетающий Монахов» семейные отношения оборачиваются «бесконечным знакомством» [4, с. 74], отсутствием взаимопонимания и теплоты. А. Битов принимает любовь в ее вершинном, максималистском проявлении, как чувство, которое «гораздо превышает» человека и даже «разрывает» его, ведь благодаря любви, «ты становишься таким большим, каким никогда бы не мог без этого стать, а в том, чем ты был без любви, ты становишься еще мельче» [4, с. 122]. Идеальная любовь оказывается одним из высших проявлений чрезвычайной «воплощен­ности» [4, с. 354]: «…любовь в нас и выше нас, если ты еще живой, то ты еще и любишь, а если любишь, то что же это такое и откуда это?» [курсив мой ―В.Ц.] [4, с. 122]. А. Битов рассматривает любовь как одну из важнейших детерминант жизненного поведения. Измену любви он считает тяжким грехом, за который его персонажи расплачиваются бесцельно прожитой «неточной» жизнью и «ямой долговой» [5, с. 244] в ее финале. Не случайнов качестве эпиграфа к английскому переводу «Улетающего Монахова» использованы слова из Откровения Иоанна Богослова: «Но имею против тебя то, что ты оставил первую любовь свою» [4, с. 440].

Писателя волнует вопрос, на что способен человек во имя любви, поэтому он постоянно испытывает чувство своих героев, в том числе и «ущербом в репутации» [1, с. 335]. Впервые ситуацию предательства А. Битов моделирует в рассказе «Пенелопа» (причем, как отмечал Л. Аннинский, нигде у писателя моральная проблема не концен­трируется с такой силой, как в этом раннем тексте [1, с. 341]). Герой последнего романа «Преподаватель симметрии», Урбино Ваноски, тратя отпущенное судьбой время на поиски «женщины всей жизни», также предает настоящую земную любовь. «Я уже почти любил! ― судьба отняла.<…> Был! У меня все время был выход ― любить!», ― осознает герой уже после смерти Эвридики [6, с. 80―81] Под гнетом «нарастающего чувства вины» [6, с. 208] в метаниях между новой любовью и страстью он нарушает иерархию ценностей, согласно которой любовь является ценностью наивысшей, и в итоге, осознавая бессмысленность своего существования, утрачивает все.

Концепт «любовь» в произведениях А. Битова связан с двумя бытийными пластами ― с реальностью, жизненной и культурной, причем вторая сфера по своей значимости не уступает первой. Размышляя о ценности любви, А. Битов отсылает читателя к библейской и античной мифологии, творчеству Данте, Пушкина, Достоевского, Пастернака. В романе «Улетающий Монахов» писатель ставит любовь в ряд божественно-райских сущностей. В качестве художественной модели пространства он избирает Сад ―философскую универсалию, образ мироздания, знак бытия: «Был прекрасный сад, и они были там вдвоем <…> они пили и ели и что-то без конца говорили <…> ощущение было прекрасным. В этом было сознание того, что этот сад приснится через десять, двадцать, тыщу лет, он случился с ними ― счастье, конечно, но лучше не задумываться об этом» [4, с. 112]. Антитезой идиллическому топосу гармонии и счастья является замкнутое пространство лестничной клетки (рассказы «Дверь», «Образ»). В новогоднюю ночь на лестнице, «полной гулких шагов и голосов», чувство Монахова подвергается серьезному испытанию: «Вот они!» ― кричал главный, брали за руки и вели куда-то на казнь, на Голгофу, а они все равно были счастливы…» [4, с. 112]. Автор проецирует взаимоотношения своих героев на библейскую притчу, отсылая читателя к истории первородного греха. Чтобы встретить Новый год с Асей, Алексей совершает преступление ― крадет облигации у родной тетки. В надрывной ситуации разоблачения, когда происходит то, чего «страшнее быть уже не могло» [4, с. 118], Монахов теряет самое дорогое: «сад как-то на глазах стал прошлым» [4, с. 112]. Окончательное изгнание из рая происходит в рассказе «Образ», когда ночью в опустевшей комнате детского сада в ожидании Аси Алексей вкушает оставшееся от полдника жесткое яблоко. «Ева, ― сказал он. ― Адам…» Он укусил яблоко ― ему показалось, что треск яблока раздался на весь этот мертвый дом. Где-то под ним, над ним, со всех сторон, спали дети, как личинки. «Эти яблочки им давали сегодня на третье…», ― сообразил он. Он понял, что ничего не хочет и не ждет, и ему стало гадко от себя» [4, c. 136]. Мотив «мертвого дома» и символический образ райского яблока усиливают мотив несостоявшегося счастья, несбывшейся любви. Итак, философия любви в концептосфере А. Битова соотносится с платоновским пониманием сущности любовного чувства. «Прекрасный сад» противопоставляется миру дольнему, небесное ― земному, быт ― бытию.

Одной из особенностей концепта «любовь» у писателя оказывается изображение чувства как живого, движущегося целого, проходящего в своем развитии несколько этапов. Особое внимание А. Битов уделяет возникновению и угасанию любви. Исследованию «предчувствия» любви посвящен рассказ «Дверь». Полудетская страсть «мальчика» и «ее» женское лукавство дано в этом рассказе в такой «оголенной, узнаваемой явленности», что у читателя «захватывало дух» [9, с. 12]. Влюбленность Алеши оценивается автором как пограничная ситуация ― герой находится у порога взрослой жизни. С одной стороны, он хочет «броситься на дверь, ворваться ― увидеть»[4, с. 86], а, с другой стороны, он ничего не хочет знать, потому что бессознательно уже знает всю жестокую правду. Средствами вербализации концепта «любовь» в повествовании становятся единицы, описывающие эмоциональное состояние и физиологические проявления героя («озноб», «румянец», «красное лицо»), метафоры («загорелось лицо», «застучало сердце») [4, с. 84]. Любовь ассоциируется у писателя со сном и болезнью, симптомами которой являются утрата способности человека к здравому суждению и аберрация зрения. Не случайно параллельно состоянию сознания мальчика, «затуманенного ложью женщины» [10, с. 51], выступают неясные, размытые очертания окружающего мира: «Все было каким-то неверным от тумана. И дома, и машины, и люди. Все вдруг возникало и вдруг исчезало. Легкое, невесомое. Словно приснившееся. И само тело было тоже легкое невесомое. И мысли. Приятно гудело внутри. Где-то там притаился сон. Так, шагал мальчик, так. Так оно и было, как она говорит. А я свинья. Я перед всеми виноват. И дома. И перед ней. Свинья. Все именно так и было» [4, с. 89]. Процесс «пробуждения» героя дан в зеркальной сцене в рассказе «Образ». Ожидающий женщину на лестничной клетке повзрослевший герой теперь нисколько не смущается взглядов людей, которые могут подумать, что он ждет кого-то «как мальчик»: «В том-то и дело, что я уже не мальчик», ― не то важно, не то грустно ответил он» [4, с. 132].

Неспособность героев к возвышенным чувствам А. Битов считает главной проблемой их жизни. Лишенные тайных связей с запредельным любовные отношения писатель представляет как игру, в которой каждому из участников определена своя роль (первое название «Улетающего Монахова» ― «Роль. (Роман-пунктир)»). Монахов, например, чаще всего выступает в роли отвергнутого любовника (в английском издании роман так и назывался: «Любовник. Роман-пунктир»), а его женщины (Наталья, Светочка и не названная по имени вторая жена) каждая по-своему играют роль Аси, той единственной, которую он по-настоящему любил и которую не может перестать воспроизводить для себя во все новых обличьях. Провокационную роль в этой игре, как правило, исполняют особы женского пола: это может быть и десятилетняя красавица, «обжигающая взглядом», обладающая такой отчаянной решимостью понравиться взрослому мужчине, от которой тому становится «не по себе» («Уроки Армении»); и псевдо-Елена, встреча с которой станет прологом к гибели Эвридики или «роковая женщина» из Амстердама («Преподаватель симметрии»). Вместо внутреннего освобождения любовь-игра приводит к вытеснению подлинной сопричастности людей друг к другу, а порой ― к их духовной смерти. Не случайно Наталья, героиня рассказа «Лес», которая была «суждена» Монахову, «будь он самим собою, а не чем он стал» [4, с. 160], проницательно угадывает в нем «мертвого ребенка» [4, с. 160].

Чтобы показать недолговечность неподлинного чувства писатель вводит в концепт «любовь» мотив сна ― наваждения. В «Пенелопе» сон героя в разных модификациях (от «полусна» до «неот­вязности» [4, с. 49]) объясняет противоречивость поведения Лобышева: «одна его половина, которую как бы никто не видел, уже как бы спала с этой девушкой, а другая уже упиралась и отставала, на эту другую смотрели во все глаза люди, много людей, они <…> смотрели и осуждали, этой второй половине было стыдно и неловко, она хотела стушеваться и исчезнуть» [4, с. 47]. А. Битов разводит одухотворенную любовь и любовь-флирт как правду и ложь, «воплощенное» и «невоплощенное». «Моторность» эмоций Лобышева, его неспособность увлечься женщиной, «как в семнадцать, когда каждая ― тайна» [4, с. 44], ведет к утрате внутренней целостности. Ему ничего не остается, как идентифицироваться с кинематографической проекцией древнегреческого героя, настойчиво убеждая себя в том, что его, как Одиссея, «любят бабы»: «И все у тебя здорово кончается. И ты обнимаешь верную Пенелопу» [4, c. 52]. Подобно Монахову, от которого в итоге остается «безжизненный человек» [4, c. 166], полностью утративший способность любить, Лобышев, попав в ловушку неаутентичности, расставленную автором, понимает, что его ― «нету», что «ничему и ничем уже нельзя помочь» [4, c. 54].

В критике неоднократно отмечалось, что проза А. Битова представляет «один бесконечный монолог рефлексирующего автора» [2], который пытается вывести «формулу, раскрывающую смысл вещи или явления, обосновать ее и преподнести в интеллектуально-осмысленном виде» [2]. Концепт «любовь» не является исключением. Чтобы осознать, что есть любовь, писатель стремится определить, что ею не является. Полагая, что «ничто не существует само по себе» [4, с. 115], он демонстрирует процесс обнаружения истины через ложь, веры через неверие, любви через нелюбовь. В конструировании концепта «любовь» усилия писателя направлены на то, чтобы, «отменяя напрасный опыт, столкнуться с первоисточником» [9, с. 11]. При этом стратегия А. Битова во многом противоречива: с одной стороны, писатель стремится опереться на вечные ценности и провозглашает, что «любовь в нас и выше нас» [4, с. 122], а с другой стороны, он, как и герои, мучается сомнениями в истинности этого постулата ― «ведь если говорить всерьез, то <…>это все было мимо, мимо» [4, с. 195]. И потому Сад любви часто остается прекрасным сном, недостижимым идеалом.

Итак, концепт «любовь» в художественной картине мира А. Битова ― концепт амбивалентный, имеющий такие окказиональные смыслы, как «любовь ― воплощенность», «любовь ― преображающая сила», «любовь ― страсть», «любовь ― обман», «любовь ― игра», «любовь ― сон». При этом значения «воплощенность», «преображающая сила», «страсть» в репрезентации концепта для писателя являются основополагающими, а остальные ― возможными.

Список литературы:

1. Аннинский Л.А. Точка опоры // Критика 50―60-х годов ХХ века ― М.: ООО «Агентство» КРПА Олимп», 2004. ― С. 314―373.
2. Берг М. Кафедра: Статьи 1990-х: Антиподы: писатели дневной и ночной // [Электронный ресурс] ― Режим доступа. ― URL: http://www.mberg.net/ant/.
3. Битов А.Г. Собрание сочинений: В 3 т.: Т. 1. Повести и рассказы ― М.: Молодая гвардия, 1991. ― 575 с.
4. Битов А.Г. Империя в четырех измерениях ― М.: «Фортуна Лимитед», 2002. ― 784 с.
5. Битов А.Г. Новые сведения о человеке: Роман. Повести. ― М.: Эксмо, 2005. ― 528 с.
6. Битов А.Г. Преподаватель симметрии. Роман-эхо. ― М.: Фортуна ЭЛ, 2008. ― 408 с.
7. Иллюстрированный энциклопедический словарь Ф. Брокгауза и И. Ефрона. ― М.: Эксмо, 2007. ― 960 с.
8. Ожегов С.И. Словарь русского языка / Под. ред. Н.Ю. Шведовой. ― М.: Рус. яз., 1985. ― 797 с.
9. Роднянская И. Новые сведения о человеке // А.Г. Битов Обоснованная ревность. Повести. ― М.: Панорама, 1998. ― С. 6―20.
10. Чансес Э. Андрей Битов: Экология вдохновения. ― СПб.: Академический проект, 2006. ― 320 с.