Статья опубликована в рамках: XVIII Международной научно-практической конференции «В мире науки и искусства: вопросы филологии, искусствоведения и культурологии» (Россия, г. Новосибирск, 10 декабря 2012 г.)
Наука: Филология
Секция: Сравнительно-историческое, типологическое и сопоставительное языкознание
Скачать книгу(-и): Сборник статей конференции, Сборник статей конференции часть II
- Условия публикаций
- Все статьи конференции
дипломов
К ВОПРОСУ О НОМИНАЦИИ АСТРОНИМА МЛЕЧНЫЙ ПУТЬ
Гатовкина Оксана Петровна
преподаватель русского языка и литературы Краснодарского президентского кадетского училища г. Краснодар
Е-mail: oksana_kcu.72@mail.ru
Разнообразие названий Млечного Пути можно свести к нескольким семантическим типам. В последние столетия широко распространилось по планете название, принятое в науке у народов Западной Европы. Выражая одно понятие, оно звучит различно на разных языках: фр. voie, нем. Milchstrasse, англ. Milky Way, польск. Mleczna Droga и проч., его калька Млечный Путь принята и русским литературным языком. Эта идея унаследована от древнеримской культуры (лат. Via lactea, но в классической латыни его нет, а встречается только с IV в. н. э.) [11, с. 42]. Греки же никогда не обращались в названии этого космического объекта к идее дороги. Они называли его Молоком, интерпретируя его субстанцию, тем более что у них это название было связано с мифом: богиня Гера отняла у младенца грудь, молоко, брызнув по небу, превратилось в Млечный Путь. Образование современного ареала этого названия повторяло общеизвестное из истории распространение европейских завоеваний. Так, в глубине острова Сулавеси, у тораджей, Г. Крёст записал миф о лунной деве, которая кормила грудью своего ребёнка, рождённого от земного мужчины, и из разбрызганного молока возник Млечный Путь [11, с. 44]. Названия же Млечного Пути в санскрите не имели ничего общего с этим мифом. «Молочное» название этого космического объекта было заимствовано у греков римлянами. Плиний пользовался именем «Молочный круг» ― буквальным переводом греческого. Но у римлян было и своё собственное название, основанное на идее дороги: «царская дорога неба». Своё и заимствованное у греков названия соединились, и получилось алогичное: Via lactea— Млечный Путь [11, с. 44]. Название это стало со временем астрономическим научным термином, ведь латинский язык в средневековой Европе был языком науки.
В русском именовании Млечного Пути отразилась церковнославянская традиция: молоко по-старослявянски млъко. Впрочем, в 1730 году Антиох Кантемир ещё не считал нужным подчиняться этой традиции и в своём переводе с французского «Разговоров о множестве миров господина Фонтенеля» писал о «малых вихрях Молочной дороги» [17, с. 19].
В основу самого распространённого на Руси названия Млечного Пути был положен мотив дороги. Образ дороги в русских говорах связан с развитием у наших далёких предков понятий о пространстве и времени, представлений о своём и чужом, а также с историческими событиями, хозяйственной деятельностью и позднее — с христианской традицией. Все эти именования связаны с центричностью, свойственной и горизонтальным, и вертикальным проекциям мироздания, что находит отражение в характерных словесных формулах и наименованиях [5, с. 62]. Например, у наших предков время дня — «света» членилось на отрезки благодаря его пространственному воплощению в траектории движения солнца относительно вертикальной оси, — например, дуба [16, Т. 2, с. 56]: «солнце в дуб» — солнце в зените; «солнце у дуба», «солнце в полдуба» — фазы восхода; «солнце за дуб» — закат [16, т. 2, с. 140]. Таким образом, цикличность времени получило пространственное выражение. Зеркальная симметричность неба по отношению к земле предстает в образах небесных дорог. «Батыева дорожка», «Батыев шлях» — довольно распространённые в русских говорах названия Млечного Пути, привязанные к определенным осям. В данном случае это Северо-восток — Юго-запад, что соответствует исторически достоверному пути Батыя на Дон, если точкой отсчета считать южные степи [7, с. 101]. Специфическую окраску образупонятию придает «историческая память». Таким образом, исторически локализованными названиями Млечного Пути, типичными для южнорусских говоров и отражающими трагический этап в жизни Русского государства, являются и астронимы Мамаева дорога, Дорога татарская на Святую Русь. Татарское становище, Басурманское становище [9, Т. 2, с. 80]. Перечисленные названия отмечены в тамбовских, тульских, донских и саратовских говорах. Окско-донской ареал названия Батыева дорога уточняется за счет дополнительных сведений по рязанской этнографии: космоним Батыева дорога был отмечен в Скопинском уезде Рязанской губернии [6, с. 31].
Одно из древнейших представлений о Млечном пути как о Птичьей дороге [3 с. 265],по которой пернатые отправляются на зимовку, обусловлено одним из видов хозяйственной деятельности. Для земледельцев очень важны были точные рамки природных циклов —для сева (начало весны —прилёт пернатых), для окончания полевых работ (наступление осени —отлёт птиц в тёплые края). Заметим, что у народов Восточно-Европейской равнины рассматриваемый астроним конкретно связывается с каким-то одним видом птицы, чаще с гусем. В русской народной астронимике название Млечного Пути также чаще всего соотносилось с гусем. Отсюда широко разбросанные на географической карте такие локальные названия Млечного Пути, как Гусиная дорога (дорожка), Диких гусей дорога. Но наряду с Гусиной дорогой локально бытовало и название Млечного Пути —Журавлиная дорога [2, с. 24].Такой астроним был отмечен, например, в Мещовском уезде Калужской губернии. Согласно объяснению: «Это Бог примету дал для птицы небесной, чтобы она нашла дорогу в теплые края» [1, Д. 160, с. 84].
Разнообразен семантический блок названий Млечного Пути, характеризующих благочестивое подвижничество христиан [3, с. 265], как в Европе, так и в России с целью посетить святые места. Паломничество по святым местам, вплоть до Палестины, было обычным укладом жизни русских православных в царской России. Из этого блока названий в пособии М.Э. Рут отмечены: Святая дорога (курское) и Моисеева дорога (без указания места) [17, с. 32]. Материалы Общества любителей естествознания, антропологии и этнографии дополняют список астронимов Млечного Пути с христианской тематикой. В Мещовском уезде Калужской губернии было записано представление, что Млечный Путь —это «путь Моисеев на небо, состоящий из множества звезд». Можно предположить, что в этом именовании вертикальная ось намечается от Полярной звезды до конкретной точки на карте местности. Редким является представление о Млечном Пути как об облаке, но так же с ориентацией дороги и движения. В селе Путятино Сапожковского уезда Рязанской губернии было записано, что Млечный Путь —это облако, которое после перехода Моисея через Черемное (Красное) море показывало ему с израильским народом путь в землю обетованную [1, Д. 147, с. 35].
Благодаря положению Млечного Пути на небесной сфере с северо-востока на юго-запад, паломники определяли ориентацию и маршрут в своем движении к главной православной святыне в старой России —Киево-Печерской лавре. Отсюда название Млечного Пути —Киевская дорога. В селе Веретье Спасского уезда Рязанской губернии было записано: «Млечный Путь есть Киевская дорога, указывающая путь к святым местам». Восприятие Млечного Пути как Дороги из Киева в Иерусалим было отмечено в Калужской губернии. В Епифанском уезде Тульской губернии бытовало название Млечного Пути как Белая дорожка, что ведет в Святой Иерусалим [1, Д. 163].В этих случаях мы имеем своего рода проекцию земного пути паломников на небесную сферу, где ориентиром путникам служил Млечный Путь.
Если названия типа Киевская дорога или Дорога из Киева в Иерусалим проецируют на небесный свод реальный маршрут паломников по святым местам, то были и названия, которые есть скорее проекция астральной мифологии на земную географию. В качестве намека на некий навсегда утраченный астральный миф можно рассматривать отмеченное в 1830-е годы бытописателем П.И. Сахаровым название Млечного Пути Комаринской дорогой. Согласно преданию, через Комаринский брод на Упе-реке кочевники шли к Туле [1, Д. 163]. Поэтому Млечный Путь получил название Комаринской дороги. Предание о нашествии кочевников локализует во времени астроним Комаринская дорога. Его, как и предыдущие астронимы типа Батыева дорога, можно было бы считать новообразованием. Однако другое предание, записанное в рязанских землях, позволяет датировать название Комаринская дорога глубже XIII в. Согласно рязанским преданиям, таинственная Комарина дорога шла от Рязани через поля и луга, обходя деревни, и терялась в Радовицких борах Егорьевского уезда [1, Д. 150]. В этом предании так же видим мотив движения, пути, дороги, ориентированных на Святое Радовицкое озеро.
Само предание о неведомой Комариной дороге наводит на предположение, что эта дорога —не что иное, как символ некоего объекта, сопоставимого с закомарой. Как известно, закомары повторяют очертания свода православного храма (купола), символизируя в православной церкви подобие неба над землей. Как закомары своими очертаниями повторяют небесный свод, так и Комарина дорога как бы дублировала на земле небесную дорогу, то есть Млечный Путь. Таким образом, рязанское предание, сохранив воспоминание о Комариной дороге, возможно, по сути своей сохранило одно из древних названий Млечного Пути. Можно предположить, что Комарина дорога рязанского предания, как и Комаринский брод тульского предания, —это проекция утраченного астрального мифа на земной ландшафт. Можно сделать вывод, что в названии Млечного Пути Комариной дорогой кроется восприятие этого небесного явления в качестве закомары, поддерживающей небесный свод. Именно по этой закомаре восходят души умерших на небо, ибо в русских народных представлениях о воскресении усопших Млечный Путь —это дорога, по которой восходят умершие на небо. Отражением этого представления была традиция устанавливать вдоль Комариной дороги часовни для поминовения умерших. Таким образом, Комарина дорога как бы символически соединяла землю и небо, помогала умершим совершить восхождение на небо.
Перечисленные выше русские народные астронимы Млечного Пути были зафиксированы в XIX в. Новая запись названия Млечного Пути была сделана в полевой сезон 1999/2000 года в рязанской Мещере [1, Д. 148]. Это обозначение Млечного Пути как Путь волка. Была записана и легенда, объясняющая название: «Однажды, когда Бог прогневался на людей, один из Архангелов решил помочь людям. Чтобы пройти незамеченным свой путь на землю, он обернулся волком и, прячась между звезд, спустился с неба на землю. Вот почему, когда волки воют, они поднимают морды к звездам. Когда Архангел спустился на землю, то и другие волки стали тоже помогать людям. Через какое-то время потомки этих волков стали собаками».
Как отголосок этой легенды можно рассматривать знак крылатого волка. Известен только один предмет с таким знаком. Это небольшой резец из коллекции обычных инструментов (стамески, напильники, задвижки и т. д.), собранных в Шиловском краеведческом музее Рязанской области. Знак крылатого волка (крылатого охотника) вытиснен на деревянной ручке резца и говорит о том, что резец предназначался только для магикоритуальных целей [19, с. 282].
Возможно, что легенда об Архангеле и крылатом волке, как и знак крылатого волка, восходят к традиции юношеских инициации (волчьих союзов). В древности инициации индоевропейцев включали ритуальные перерождения инициируемых в волков.
Немаловажным является и ещё один аспект, повлиявший на формирование русской астронимики, —традиционный «домоцентрический» уклад жизни русского крестьянина, существовавшего преимущественно в моноязыковой и монокультурной среде, в условиях ограниченных передвижений. Эти обстоятельства существования определяли весьма слабую степень знакомства с «большим миром», миром чужих земель [12, Т. 1, c. 32] незнакомых городов, непонятных языков [4, с. 78]. Но этот мир так или иначе — вместе с реалиями культуры и цивилизации, историческими событиями, торговыми контактами —все больше и больше вторгался в жизнь, что не могло не отразиться в народной лексике и ономастике.
При формировании образной основы языковых единиц предел знакомого и незнакомого мира может быть задан не только с помощью статичного «видеонаблюдения», но и маршрутно, при мысленном передвижении из дома к некоторой особо значимой точке, аксиологически выделенному пространственному пределу. Любопытные примеры такого маршрутного видения обнаруживаются в номинативной системе детских игр с однотипными правилами, известных на разных территориях [10, с. 534]. К примеру, в Симбирской губернии игра называется Москва: для нее прежде всего выбирается палочка со множеством сучков, торчащих в одну сторону в виде крючков. Верхушка этой палочки называется Москва. Это ещё одна ось. Каждый играющий имеет свою палочку с крючком —и эти палочки вешаются на сучки основной палки. Цель игры — добраться до верха, до Москвы [15, с. 294—295; 13, с. 49]. В такую же игру играли в Смоленской губернии: в землю втыкается небольшая суковатая палочка; сучкам даются названия городков, селений и деревень. Первый сучок всегда называется именем той деревни, где играют, а самый верхний сучок Москвой; в числе «промежуточных станций» чаще всего упоминаются Королево, Тушино, постоялый двор, кабак. Цель игроков —добраться до Москвы. Кто раньше других возвратится из Москвы, тот делается царем, победителем, который наказывает отставших щелчками в лоб [10, с. 536].
Игровой маршрут напоминает маршруты пассажирских поездов дальнего следования, которые, отбывая от какой-то точки, сначала делают частые остановки, собирая всех пассажиров ближней округи, а потом остановки устраиваются все реже и реже — вплоть до станции назначения: дети тщательно наносят на свою «деревянную карту» то, что видят в непосредственной близости от себя (не обходя вниманием первые на пути из дома объекты внешнего мира —кабаки и постоялые дворы), а потом пространство становится все более разреженным —и ограничивается пунктом, имеющим самую высокую значимость, неким «центром мира» [5, с. 68].
Конечной точкой мысленного маршрута может быть не только столица страны или центр своей/соседней области, но и особо значимое святое (культовое) место. Указания такого рода содержатся, например, в названиях Млечного Пути, ср. курск. Дорога в Иерусалим [13, с. 132], калуж. Дорога (из Киева) в Старый Иерусалим и т. п. [13, с. 264]; ср. в других языках: укр. Дорога из Москвы в Иерусалим, Шлях в Кипр, тур. Hazilar joli «путь пилигримов», тат. (вост. — дагестан) Мякьянун елы «дорога в Мекку» [17, с. 13]. Вообще, названия Млечного Пути дают интересные возможности для наблюдений за особенностями маршрутного восприятия пространства: его «небесность» и единственность располагают к тому, чтобы видеть в нем небесное отражение особо значимого для народа маршрута, «главной» дороги. В русской астронимии, принадлежащей народу, у которого традиции длительных паломничеств выражены весьма слабо, обращения к образу «главного» культового места редки; гораздо чаще носители традиции при маршрутном видении Млечного Пути склонны видеть в нем мемориал исторических событий, примерами таких именований могут служить всё те же исторически локализованные сарат., семипалат. Мамаева Дорога, Дорога Татарская на Святую Русь, тамб., тул. Батыева Дорога, тамб. Бакеева Дорога, дон. Батеева Дорога, Басурманское Становище [17, с. 13] или же названия маршрутов «путевых», кочующих народов: арх. Зырянская Лыжня [18, Т. 1, с. 141]. Зырянская Лыжня полосой прошла, она где есть, где пропала. Зыряна-то на лыжах дивья ходили, по всякому снегу пройдут; арх. Чудские Звезды —Раньше чудь жила тут, от её званье осталось Чудские Звезды, их далеко протянулось, много [14, с. 67;]. Воснове рассмотрения именований Млечного Пути, проводимых нами, лежит прагматический аспект, но целостное представление о возникновении и развитии названий данного астронима можно воссоздать, только объединив прагматический, системный и семантико-мотивационный аспекты изучения.
Выводы:
1.в основу самого распространённого на Руси названия Млечного Пути был положен мотив дороги.
2.образ дороги в русских говорах связан с развитием у наших далёких предков понятий о пространстве и времени, представлений о своём и чужом, а также с историческими событиями, хозяйственной деятельностью и позднее — с христианской традицией.
3.все эти именования связаны с центричностью, свойственной и горизонтальным, и вертикальным проекциям мироздания, что находит отражение в характерных словесных формулах и наименованиях русских говоров.
4.названия Млечного Пути дают возможности для наблюдений за особенностями маршрутного восприятия пространства: его «небесность» и единственность располагают к тому, чтобы видеть в нем небесное отражение особо значимого для народа маршрута, «главной» дороги.
5.прагматический аспект рассмотрения номинаций данного астронима должен быть дополнен системным и семантико-мотивационным, что поможет воссоздать народную «культурную карту мира»[4, с. 85].
Список литературы:
- Архив Института этнологии и антропологии Российской Академии наук. Фонд Общества любителей естествознания, антропологии и этнографии. Д. 157, 160, 161 (Калужская губерния); Д. 147, 148, 150, 151 (Рязанская губерния); Д. 163 (Тульская губерния).
- Архангельский областной словарь. М., 1980 — Вып. 1.
- Белова О.В. Млечный Путь //Славянские древности: Этнолингвистический словарь. М., 2004. Т. 3. с. 264—266.
- Березович Е.Л. «Чужие земли» в русском народном языковом сознании: прагматический аспект // Вопросы ономастики. Екатеринбург, 2005. № 2. с. 70—85.
- Березович Е.Л. Географический макромир и микромир в русской народной языковой традиции // Славяноведение. М., 2002. № 6. с. 60—71.
- Белянин В.П., Бутенко И.А. Живая речь. Словарь разговорных выражений. М., 1994.
- Большой толковый словарь донского казачества. М., 2003.
- Брысина Е.В. Этнокультурная идиоматика донского казачества. Волгоград, 2003.
- Даль В.И. Толковый словарь живого великорусского языка. 2-ое изд. СПб.; М., 1880—1882 (1989). Т. I—IV.
- Игры народов СССР. Сб. материалов. М.; Л., 1933.
- Карпенко Ю.А. Названия звёздного неба. М., 1982.
- Михельсон М.И. Русская мысль и речь: Свое и чужое: Опыт русской фразеологии: Сборник образных слов и иносказаний. М., 1994. Т. 1—2.
- Новгородский областной словарь. Новгород, 1992—1995. Вып. 1—12.
- Подвысоцкий А. Словарь областного архангельского наречия в его бытовом и этнографическом применении. СПб., 1885.
- Покровский Е.А. Детские игры, преимущественно русские. СПб., 1994 (репринт — М., 1895).
- Пословицы русского народа: Сборник В. Даля. М., 1993. Т. 1—3.
- Рут М.Э. Русская народная астронимия. Свердловск, 1987.
- Словарь говоров Русского Севера. Екатеринбург, 2001 — Т. 1—2.
- Тульцева Л. Астрономия древних обществ. М., 2002.
дипломов
Оставить комментарий