ДИАЛЕКТИКА ФОРМЫ И СОДЕРЖАНИЯ КАК СООТНОШЕНИЕ КОГНИТИВНОГО И СЕМИОТИЧЕСКОГО В КАТЕГОРИИ СИМВОЛА В МОДЕРНИСТИЧЕСКОМ ПОЭТИЧЕСКОМ ДИСКУРСЕ

Яценко Эвелина Александровна

аспирант, Запорожский национальный университет, г. Запорожье

E-mail: evayatsenko@mail.ru

Соотношение формы и содержания — многогранная лингвис­тическая проблема, рассмотрение которой в контексте модернисти­ческого поэтического дискурса сводится к определению особенностей воплощения когнитивного и семиотического компонента в символи­ческом языке, а так же их взаимообусловленность. Решение этой комплексной проблемы сводится к установлению особенностей проявления диалектики формы и содержания в символике модернистических поэтических текстов. При таком подходе возникает вопрос о зависимости значения символа от его формы и наоборот, поскольку для поэтов-модернистов большое значение имеют как формальные аспекты языкового выражения символики, та и её содержательная сторона.

Исследование символики модернистического поэтического дискурсав когнитивно-семиотической парадигме, а именно её смысловых и формальных аспектов, включает категорию знаковости, а именно понимание языкового знака как еденицы выражения смысла, в том числе и символического.

Важным аспектом соотношения содержания и формы в языковых знаках является неоднозначность их связи. Содержание и форма — понятия диалектические: они выражают разные, но неотъемлимо связанные между собой проявления одного и того же предмета или явления: содержание оформлено, а форма содержательна, как считал Гегель [4]. Поэтому содержание и форма неразрывны, одно не существует без другого.

Существует два подхода для решения этой дилеммы:

·формальный, согласно которому не отрицается идеальное содержание искусства, но считается, что «содержание является одним из явлений формы» [18, с. 129], то есть, «форма, будучи следствием значения, в известном смысле создает его» [7, с. 59];

·идеальный, согласно которому, поскольку форма и содер­жание «находятся в тесной взаимосвязи и взаимообусловленности, само содержание указывает на то, какая форма наилучшим образом отвечает ему» [6, с. 60]. То есть, смысл находит свое проявление через форму, а не наоборот: «говоря о «внешнем» как проявлении «внутреннего», мы замечаем, что всякое «внешнее» есть частный случай «внутреннего», что оно именно такое «внутреннее», которое проявилось вовне» [9, с. 9].

В лингвистической научной парадигме последняя концепция находит воплощение в термине «языковое выражение», которое указывает на определённое активное направление внутреннего в сторону внешнего, на определённое активное самопревращение внутреннего во внешнее, то есть, содержания в форму.

В контексте данного исследования диалектика формы и содержания как воплощение определённой идеи в языковой форме и свойство языковых средств провоцировать возникновение опреде­лённых смысловых констелляций в сознании предполагают, по нашему мнению, необходимость учитывать постулаты обоих подходов, поскольку одно и то же значение может иметь разные формы, а одна и та же форма — разное содержание.

Символ всегда содержит определённую идею, которая оказывается законом всего его построения. И построение это, будучи воплощением подобного закона, всегда есть определённой упорядоченостью, то есть, определённым образом упорядоченым образом [10, с. 23]. Таким образом, символ в художественном произведении является единством взаимодействия формы и содержания, но их диалектическая взаимообусловленность усложнена: по своему непосредственному содержанию символ не имеет прямой связи с языковой формой, которая его выражает.

Так, внутренняя сторона символического изображения и его внешняя сторона не имеют ничего общего между собой [10, с. 26], поскольку символ выступает лишь стимулом к поиску вложенного в него смысла: он заряжен многочисленными смысловыми потенциями и, таким образом, привлекает к сотворчеству, будучи лишь намёком на смысл, который он сам не содержит. В модернистических поэтических текстах значение символа лишь просвечивает через его языковое выражение, а выражение лишь является намёком на вложенное в него значение. В этом смысле «символ выступает как бы конденсатором всех принципов знаковости и одновременно выводит за границы знаковости» [11, с. 199].

Выходя из соотношения языка и мышления, а именно функции языка как инструмента мышления, представляется правомерной мысль об аналогичности и взаимообусловленности происхождения формы и содержания [7, с. 60]. При таком подходе выражение — это «синтез «внутреннего» и «внешнего», — сила, заставляющая «внутреннее» проявляться, а «внешнее» — тянуть в глубину «внутреннего». Выражение всегда динамично и подвижно, и направление этого движения есть всегда от «внутреннего» к «внешнему» и от «внешнего» к «внутреннему» [9, с. 20]. Таким образом, внутреннее — смысл — ищет проявление во внешнем — форме — и наоборот. В языке это явление находит воплощение в языковом знаке, который «задаёт один из возможных альтернативных вариантов соответсвия формы и содержания» [14, с. 14]. Итак, значение есть не что иное, как переход формы в содержание, и форма есть не что иное, как переход содержания в форму [4, с. 298—299].

Таким образом, «форма и содержание не существуют изолиро­ванно, форма репрезентует внутреннюю структуру содержания и является его внешним выражением, что обуславливает существование внутренней и внешней формы выражения» [7, с. 59]. Поэтому можно рассматривать внутреннюю форму языкового выражения как внутренний мыслительный образ, который есть смысловым ядром, идеей выражения. Выражение предмета — это такая его внутренняя жизнь, которая проявила себя внешним образом, и такая внешняя сторона предмета, которая указывает на его внутреннюю жизнь [10, с. 24]. Находя проявление в форме символа, совсем не обязательно, чтобы его внешняя сторона была выразительно-красочной, она может быть даже и незначительной, схематической, но должна указывать на что-то иное и подчёркивать, что внешнее здесь является не только внешним, но и внутренним, значимым, а внутреннее, каким бы оно не было глубоким, тут — не только внутреннее, но и значимое.

Итак, если предположить наличие внутренней формы слова, она существует в качестве цельнооформленного мысленного образа, который включается в значение лексических единиц, ориентирует на него, вызывает в воображении один из составляющих её смыслов как ментальный образ [7, с. 28], поскольку она выступает как бы посредником между лексическим значением и материальной языковой оболочкой.

Например, в эпической поэме Э. Паунда “Cantos” сам процесс странствий героя —“voyage”— носит символический характер за счет вложенного в него авторского ментального образа, воплощением которого он выступает в тексте. С одной стороны, путешествие главного героя соотносится с «Одиссеей», поскольку в “Cantos” наблюдается актуализация опасностей эпоса Гомера. С другой стороны, у Э. Паунда само путешествие заключается в открытиях, в отличие от «Одиссеи» оно не руководствуется никаким наперёд определённым планом или конечной целью. Поэтому, по нашему мнению, путешествие у Э. Паунда символизирует духов­ные поиски, которые сопровождаются внутренними изменениями и перевоплощениями человека. Поэт символически актуализирует через “voyage” концепт поиска выходов и стремление перемен человека на протяжении жизни:

What gain with Odysseus,

They that died in the whirlpool

And after many vain labours,

Living by stolen meat, chained to the rowingbench

That he should have a great fame... [20, р. 93].

Отчаяние из-за бесконечных скитаний и испытаний вербали­зируется словосочетанием “What gain with Odysseus”, а так же словами “died”и “chained”, которые символически воссоздают трагизм героя, который теряет надежду. Итак, вложенный в слово “voyage”символический смысл актуализируется именно в тексте поэмы на основе взаимодействия з другими языковыми единицами, поскольку его смысловая нагрузка не тождественна его семанти­ческому значению.

В лингвистической научной парадигме существуют два противоположных взгляда на сущность языкового знака:

· знак есть монолатеральной (односторонней) сущностью, поскольку он выражающий, материальный, а значением есть то, на что он указывает, и оно не входит в его состав;

· знак есть билатеральной (двусторонней) сущностью [16], так как значение репрезентует содержательную сторону лексической еденицы и поэтому оно должно включаться в понятие языкового знака.

В контексте исследования особенностей языковой актуализации символики в модернистическом поэтическом дискурсе более релевантным представляется первый подход к значению языкового знака, поскольку в функции символа языковой знак обозначает то, чем он не является, то есть, чего он изначально не содержит в своей понятийной сфере. Таким образом, символ есть лишь указанием на то, что он обозначает, то есть его отражением, поскольку оно не входит в его содержательный состав, а по сути является чужим ему понятием.

Например, сирень у Т.С. Элиота имеет особенное символическое значение и служит воплощением концепта «смерти-в-жизни». Образ сломанной ветки сирени в раннем стихотворении Т.С. Элиота “The Woman’s Portrait” выступает ироничным намёком на тайную страсть человека, знаком связи с первоосновой жизни. В поэме “Ash Wednesday”, написанной после поэмы “The Waste Land”, в которой шла речь о пагубности страсти, сирень обозначает любовное желание, которое герой должен в себе перебороть. В начале поэмы «Бесплодная земля» “lilac” виступает символическим воплощением жизненности и первоосновы, но и возрождения, которое таит в собе дурман и, в конечном итоге, смерть-в-жизни, что вербализуется через коннотативность смежных с ним словосочетаний: “dead land”и “the cruelest month”, а также деепричастных оборотов: “mixing memory and desire” и “stirring dull roots with spring rain”:

April is the cruelest month, breeding

Lilacs out of the dead land, mixing

Memory and desire, stirring

Dull roots with spring rain [19, p. 60].

Таким образом, согласно с авторским замыслом “lilac” выражает не прямой, словарный, а вложенный в него автором смысл.

В лингвистической науке существуют различные теории значения слова и разные подходы к его определению. Согласно с субстанциональными теориями, значением слова является:

· предмет (референционный подход), то есть, «известное отображение предмета, явления или отношения в сознании... которое входит в структуру слова в качества так называемой внутренней его стороны» [15, с. 89];или

· понятие (концептуалистический подход), согласно с которым под значением слова понимают «концепт, который актуализируется в сознании» [12, с. 163], а концепт — это «мысль о чём-то общем или единичном, понятие или представление» [12, с. 165].

По нашему мнению, значение слова включает в себя как отображение предмета в смысловом отношении, так и концеп­туальное представление о предмете в форме идеи или образа. Поэтому в слове звуковой комплекс имеет привязку к выражаемому им таким образом смислу, который является психическою сущностью. Соответственно, значение слова есть «взаимным отношением между названием и смыслом, что позволяет им вызывать друг друга в сознании» [21, с. 70]. Поэтому можно согласиться с утверждением, что в языковом знаке находят проявление следующие диалектические особенности:

1.неразрывное, но относительное единство формы и смысла;

2.решающая роль смысла;

3.представление смыслом динамичной стороны целого и охват формой в первую очередь системы стойких связей предмета;

4.умение формы в некотором отношении влиять на содержание;

5.возникновение на определённом этапе несоответствия между формой и смыслом: изменение смысла приводит к ломке старой и проявлению новой формы, адекватной развитому содер­жанию [7, с. 57].

Эти свойства знаков проявляются в их функционировании в качестве носителей смысла, а также во взаимодействии друг с другом в семиотическом континууме, что в контексте данного исследования соотносится с текстом.

Выделяют четыре уровня семиотического континуума, где:

четвёртый уровень— это коды;

третий— их материальные носители;

второй уровень— поверхностный смысл текста, который представляет собой сумму смыслов знаков, которые образуют текст;

первый уровень— глубинный смысл, исходный замысел автора, который определил выбор знаков и способов кодирования [13, с. 32].

То есть, текст есть определённым образом упорядоченным множеством знаков, которые объеденены единостью замысла и в силу этого имеют глубинный, личностный смысл, которым их наделил автор, в результате чего происходит уточнение или расширение значения языковых знаков. В отличие от обычного языкового знака, который выражает конвенциональный смысл, символ шире своего линейного значения. Поэтому символы часто многозначны, а иногда и неоднозначны [2, с. 437], поскольку всякий символ всегда представляет собой некоторого рода обобщение, котрое зовёт за пределы этого предмета и создаёт бесконечную смысловую перспективу [10, с. 22].

Рассмотрим как пример проявления неоднозначности и полисемии символики на следующем фрагменте поэмы Т.С. Элиота “Love Song of J. Alfred Prufrock”:

The conscience of a blackened street

Impatient to assume the world.

I am moved by fancies that are curled

Around these images, and cling:

The notion of some infinitely gentle

Infinitely suffering thing [19, p. 78].

В тексте поэмы слово “city”символично и выражает материализированное воплощение в этом мире образа преисподней, что актуализируется через сочетание языковых единиц, которые вербализируют ощущение ужаса, трагизма и безъисходности: “blackened street” и “Infinitely suffering thing”. В поэме происходит осмысление идеи ада Данте, которая находит своё развитие на внутренем, душевном уровне героев. Так, город возникает как “selva oscura”, котрая выступает воплощением внутренних сумерков: вид города является символическим отражением внутреннего состояния героев через фрагменты грязных улиц, мусора, тумана и сырости. Такое восприятие мира как вражески настроенного по отношению к человеку простора является «проэкцией внутренней неупорядоченности, душевного дискомфорта» [17, с. 9] героев Т.С. Элиота. То есть, «лес, в котором дантовский герой оказывается «на середине жизни», так же как и бодлеровский «лес символов» —это не внешний опыт, который открыл поэтам мир трансцедентного, а внутренний лес — единое место, в котором искатель может встретиться с тайной и откровением» [1, с. 8]. Поэтому у Т.С. Элиота город становится символическим воплощением сумерек людской души, что находит своё концептуальное развитие на протяжении текста.

Итак, в модернистической поэзии символ не является вырази­телем значения, а лишь указанием, намёком на определённый закодированный в нём смысл, который часто имеет сложную философскую подоснову. Таким образом, в модернистических поэтических текстах символ указывает на некий предмет или понятие, которое выходит за пределы его непосередственного смысла; он всегда содержит некое значение, но не просто значение самих предметов, а своей сущностью указывает на нечто другое: «в этот предмет мы вкладываем то, что ему с первого взгляда совсем несвойственно, но что его осмысляет и делает для нас особенно понятным, то есть, указывает уже на отражение тех или иных физических явлений в сознании, а после и в мышлении» [10, с. 19]. Таким образом, выражение определённого предмета или понятия через символ понятийно и концептуально обогащает этот предмет или понятие, что даёт возможность увидеть их в другом свете, через призму непредсказуемых мыслей и чувств.

В составе модернистического поэтического текста происходит объигрывание смыслового наслоения символов за счёт того, что, будучи по своей сути языковыми знаками, в процессе «вторичного (эстетического) знакообразования уже известные (и часто хорошо известные) словесные знаки функционируют как единые, но, относительно самостоятельные в своих «планах» объекты поэтической рефлексии, как содержательные формы, которые получают каждый раз новое, художественное значение» [5, с. 111]. Поскольку «значение словесного знака как объекта поэтической рефлексии реализуется лишь в способе понимания, который и есть «смыслом» словесного знака. Поэтому «новое, художественное значение» словесного знака — это новый способ понимания его значения, или каждый раз новый смысл, приобретённый им в безгранично вариативной вербальной среде» [8, с. 139]. Следовательно, по нашему мнению, в контексте данного исследования целесообразно уделять особенное внимание знаковой системе модернистических произведений, чтобы проследить те семантико-синтаксические связи, в которых определённый авторский символ приобретает заданные ему смысловые качества.

Например, в поэме Т.С. Элиота “The Hollow Men” значение символического образа современников поэта, в душах которых лишь пустота и нет ни чувств, ни духовности, который вербализуется через словосочетание “hollow men”, уточняется через словосочетание с союзом “without”: “shape without form”, “shade without colour”,“gesture without motion” и простым словосочетанием“paralysed force”:

Shape without form, shade without colour,

Paralysed force, gesture without motion [19, р. 53].

То есть, форма и содержание в модернистических поэтических текстах являются лишь средствами, а цель заключается именно в воплощении символического значения. При таком понимании форма в художественном символе — условность и обусловлена творческими приёмами автора, а так же его индивидуальными чувствами и переживаниями: «выходя из представляемого смысла, становится очевидним, что он — смутное наше волнение, но от него зависит форма творческого видения, то есть образ, который возникает в нашей душе» [3, с. 76].

Таким образом, символ предмета есть оформлением его идейно-образной построения. Но идейная образность, взятая сама собой, совсем ещё не есть символом; чтобы быть символом, она должна указывать на что-то другое, чем не есть она сама, и даже быть для этих других предметов законом ихпостроения [10, с. 23].

Следовательно, на основе выполненного анализа к основнымсвойствам символа в модернистической поэзии можна отнести:              

a.особенность структуры (языкового выражения): нераздель­ная цельность образа и значения (то есть, образной формы и содержания);

b.символ виражает нечто призрачное, многозначное, такое, что не «изображает», а отсылает в сферу ощущений, к области вечного и истинного, он несёт в себе некоторое идеальное содержание.

Итак, в модернистической поэзии символы характеризуются определённой неопределённостью в отношениях между текстом-виражением и текстом-содержанием: вербальное выражение образов-символов не всегда полностью открывает значение, а лишь как бы намекает на него. Возможно, это объясняется тем, что «выражение есть лишь коротким мнемоническим знаком размытого текста-содержания, или же принадлежностью первого к ... открытой сфере культуры, а второго — к сакральной, эзотерической, таинственной, или романтической необходимости «выразить то, что невозможно выразить» [11, с. 192]. Таким образом, в модернистической поэзии символ охватывает самую сущность абстрактных идей, придаёт им чувственно-наглядную форму.

Список литературы:

1. Андреева В., Куклев В., Ровнер А. Символы. Знаки. Эмблемы. Энциклопедия. — М.:Астрель, 2004. — 598 с.
2. Багдасарян В.Э., Орлов И.Б., Телицын Л.В. Символы, знаки, эмблемы: Энциклопедия. 2-е изд. — М.:ЛОКИД-ПРЕСС; РИПОЛ классик, 2005. — 494 с.
3. Белый А. Символизм как миропонимание. — М.: Республика, 1994. — 528 с.
4. Гегель Г.В. Ф. Наука логики. М.: Мысль, 1974. — 452 с.
5. Григорьев В.П. Поэтика слова. — М.:Наука, 1979. — 343 с.
6. Джваршейшвили Р.Г. Психологическая проблема художественного перевода. — Тбилиси: «Мецниереба», 1984. — 166 с.
7. Кияк Т.Р. Мотивированность лексических единиц. — Львов: Высшая школа, 1988. — 160 с.
8. Коломієць Л.В. Концептуально-методологічні засади сучасного українського поетичного перекладу (на матеріалі перекладів з англійської, ірландської та американської поезії). Монографія. — К.: Київський Національний Університет ім. Т.Г. Шевченка. ВПЦ «Київський Університет», 2004. — 451 с.
9. Лосев А.Ф. Диалектика мифа. — М.:«Правда», 1990.
10. Лосев А.Ф. Словарь античной философии. Избр. статьи. М.:Мир идей — Акрон, 1995. — 230 с.
11. Лотман Ю.М. Символ в системе культуры // Избранные статьи: В 3х т. — Т. 1. — Таллин: Александра, 1992. — 479 с.
12. Никитин М.В. Основы лингвистической теории значения. — М.: Высшая школа, 1988. — 168 с.
13. Никитина Е.С. Семиотика: курс лекций. — М.: Академический проект, 2006. — 528 с.
14. Почепцов Г.Г. Семиотика. — Рефл-бук Ваклер, 2002. — 432 с.
15. Смирницкий А.И. Значение слова // Вопросы языкознания. — 1955. № 2. — с. 79—90.
16. Соссюр Ф. де. Курс общей лингвистики // Труды по языкознанию. — М.: Наука, 1977. — 252 с.
17. Ушакова О.М. Европейская культурная традиция в творчестве Т.С. Элиота. — М.: 2007. — 44 с.
18. Шкловский В. Сентиментальное путешествие. — Л.: Атеней, 1924. — 193 с.
19. Eliot T.S. Collected Poems: 1909—1962. — New York:Harcourt, 1988. — 183 p.
20. Pound E. The Cantos (1-95) / Ezra Pound. — N.Y.: New Directions Publishing Corporation, A New Directions Book, 1956. — 824 p.
21. Ullmann S. Semantics. An Introduction to the Science of Meaning. — Oxford/New York, 1962. — 278 p.