Статья опубликована в рамках: XIII Международной научно-практической конференции «В мире науки и искусства: вопросы филологии, искусствоведения и культурологии» (Россия, г. Новосибирск, 16 июля 2012 г.)
Наука: Искусствоведение
Секция: Изобразительное и декоративно- прикладное искусство и архитектура
Скачать книгу(-и): Сборник статей конференции
- Условия публикаций
- Все статьи конференции
дипломов
ХУДОЖЕСТВЕННЫЕ ВЗАИМОСВЯЗИ В КУРСЕ ИСТОРИИ ИСКУССТВ КАЗАХСТАНА: АЙБЕК БЕГАЛИН — ЧИНГИЗ АЙТМАТОВ
Золотарева Лариса Романовна
канд. пед. наук, профессор, КарГУ им. Е.А. Букетова,
г. Караганда, Республика Казахстан
E-mail: zolotareva-larisa@yandex.ru
Айбек Каленович Бегалин — казахстанский художник универсального дарования; он одинаково плодотворно работает в области живописи, графики, монументального искусства. Графика тесно связана с живописью. Профессиональное художественное становление Айбека началось в Государственном художественном институте имени В.И. Сурикова в Москве, куда он поступил в 1983 году после Алма-Атинского художественного училища. Учился у Дехтерева Бориса Александровича, известного советского книжного графика, автора иллюстраций к произведениям В. Шекспира, Ш. Перро, Ф. Шиллера, А.С. Пушкина, М.Ю. Лермонтова и др.
По окончании Суриковского художественного института в 1989 году он выполнил дипломную работу — серию иллюстраций к роману Чингиза Торекуловича Айтматова «И дольше века длится день», заслужившую похвалу государственной экзаменационной комиссии под председательством вице-президента Российской академии художеств Д.С. Бисти и в 1992 году отмеченную Дипломом Российской Академии художеств. Айбек бережно хранит экземпляр книги с надписью Ч. Айтматова: «Айбеку Бегалину, молодому художнику, с надеждой на большой успех и пожеланием мастерских картин. 28 июля 1989 года».
Роман Ч. Айтматова «И дольше века длится день» отличает чувство народа, чувство истории. История здесь воспринимается как личная судьба — судьба, которую человек выстрадал в своем сердце. Именно такое жизневосприятие отличает главного героя — Буранного Едигея.
А. Бегалин выполнил шестнадцать графических листов в смешанной технике, включая два разворота. Иллюстрации полны драматической напряженности — «Плач Раймалы», потрясающей душу боли — «Манкурты», «Найман-Апа и Манкурт», «Смерть Найман-Апы»; психологической экспрессии — портреты Буранного Едигея, Зарипы и др. По словам самого художника, ему хотелось непременно наряду с сюжетными композициями по основным действиям в романе сделать портретный ряд главных персонажей, потому что именно в портретах возможно более полное раскрытие человеческих характеров. Роман оказался психологически близок художнику: он сам себя ощущал Едигеем в разных ситуациях его жизни; Зарипу рисовал, имея в сознании образ своей матери. Портрет Зарипы очень понравился Ч. Айтматову.
Исполнению каждого листа предшествовала большая подготовительная работа: в эскизах и набросках было собрано много материала, вплоть до этнографического. Позже уровень и объем дипломной работы, по высказыванию А. Бегалина, «стал для него своего рода критерием оценки последующих работ в качестве уже свободного художника» [1, с. 146].
И в настоящее время А. Бегалин продолжает работать над книжными иллюстрациями в Московском государственном издательстве «Детская литература» (серия «Школьная библиотека»). В августе 2004 года издана книга «Пегий пес, бегущий краем моря» с иллюстрациями А. Бегалина к «Пегому псу…» и «Ранним журавлям» Чингиза Айтматова.
В 2006 году художник завершил иллюстрации к роману «Плаха»: «Волчица Акбара», «Волки», «Охота», «Авдий», «Седьмой», «Девушка», «Гришан и Авдий», «Понтий Пилат и Иисус», «Иисус», «Распятие» и др.
Можно выделить три формы двуединства «литература и графика», три основных вида иллюстрирования художественно-литературных произведений: первая, когда иллюстратор просто следует за автором, не слишком углубляясь в дух и стиль, в особый психологический строй литературного произведения; вторая, когда художник передает основную идею, дух и стиль литературного произведения, его подтекст; третья, когда художник не следует точно за авторским сюжетом, а создает своего рода «иллюстрацию-сопровождение», своеобразную изобразительно-пластическую метафору, возникшую в виде сложно опосредованных образов литературного персонажа. Современный процесс развития книжной графики характеризуется усложненной изобразительной метафорой, созданием иллюстрации-сопровождения [2, с. 209].
Как поясняет сам А. Бегалин, он «пошел за писателем»; ставил задачей передать основную идею, дух и стиль литературного произведения, его подтекст. Такова была позиция издательства: создать академические, реалистические рисунки — не более пяти иллюстраций, обложку, шмуцтитул и заставку. Это, естественно, несколько ограничило творческую свободу художника. Иллюстрации выполнены вполне реалистично, в смешанной технике — уголь, тушь, перо.
Анализ литературно-художественного двуединства следует начать со вступительной статьи Владимира Воронова «Когда кончается детство: о повестях Чингиза Айтматова». В лучших повестях и романах Ч. Айтматова слова о детях всегда звучат особенно проникновенно, а судьба их часто связана с глубоким смыслом всего происходящего. Начало жизни, по мысли писателя, очень ответственный период: он определяет дальнейшие судьбы мальчишек и девчонок от 12 до 16 лет. Дети для Айтматова — мерило человечности, носители духовной и нравственной чистоты. У каждого народа на земле есть своеобразный культ детей. Дети — продолжатели семейных вековых традиций; они же связывают настоящее с будущим. В «Заметках о себе», написанных более тридцати лет назад, Ч. Айтматов вспоминал, как в киргизских аилах воспитывали в детях память о предках. Старики строго спрашивали мальчишек: «Ну-ка, батыр, скажи, из какого ты рода, кто отец твоего отца? А его отец? А его? А какой он был человек, чем занимался, что говорят люди о нем?». И если мальчишка не знал своих предков, его называли человеком без роду, без племени [3, с. 12].
Повесть «Пегий пес, бегущий краем моря» Ч. Айтматов посвятил своему другу, нивхскому писателю Владимиру Санги. Для одного народа — киргизов — родной стихией стали горы и небо, для другого — нивхов, живущих на дальнем Севере, на берегу холодного Охотского моря, — родная стихия — Земля и Океан, Земля и Вода. Эти природные стихии определяют характер и мирочувствование людей на берегу бескрайнего океана. У нивхов, рыбаков и морских охотников, свои законы, свои нравы.
В атмосферу повести «Пегий пес, бегущий краем моря» вводит обложка книги и шмуцтитул «Все мы в одной лодке». Фон ассоциативно передает бухту, сопку Пегого пса — образ родного очага, дома. Первая иллюстрация изображает женщину — жену, мать, одиноко стоящую на берегу моря; художник не показывает лица, но схватывает позу женщины — передано ее состояние, предощущение тревоги, потери. Вернутся ли?
Небольшая лодка-кайык, выдолбленная из цельного ствола тополя, вышла в открытое море, и оно расступилось, заполняя собой все видимое пространство. А в лодке четверо: одиннадцатилетний мальчик Кириск, его отец Эмрайин, дядя Мылгун и старик Орган. Так начинается у Кириска вступление в большой тревожный мир: ему предстояло начать жизнь морского охотника. Об этом все знали; все поселение клана Рыбы-женщины у сопки Пегого пса знало, что сегодняшний выход и плавание предпринимали ради него, Кириска, будущего добытчика и кормильца. Выражением лица художник передает настроение Кириска: чувство гордости, что он вместе со взрослыми, его радостное нетерпение и вместе с тем настороженность, предчувствие опасности: тут он понял, как дорог ему Пегий пес; какой могучий и добрый был Пегий пес, несокрушимый и всесильный на своем месте.
Привлекательность повести Ч. Айтматова — в том, что в канву реальных событий он вплетает мир поэтических легенд — родовое сказание о Великой Рыбе — женщине, прародительнице рода, живущего у Пегого пса. В этот мир-сон вводит иллюстрация четвертая: «Поднял он Рыбу-женщину из воды, подхватил на руки, тут она обняла его…». То был сон-спутник, часто навещавший старика Органа, доставляя ему и отраду, и печаль, и неземные страдания. Тонкими изящными линиями, штрихами передана стремительность и гибкость тела Рыбы-женщины, ее жемчужная теплота. «Он шел к берегу, прижимая ее к груди… А она умоляла его, в слезах заклинала, чтобы он отнес ее обратно в море, на волю… Она не могла любить его вне большого моря… И он поворачивал назад, шел через отмель к морю, погружаясь все глубже и глубже в воду, и здесь осторожно выпускал ее из своих объятий. Старик Орган и Прекрасная Рыба-женщина — великие архетипы, прародители клана нивхов, живущих у Пегого пса…
Где ты плаваешь, Великая Рыба-женщина?
Твое жаркое чрево — зачинает жизнь,
Твое жаркое чрево — нас породило у моря…» [3, с. 38]
Ч. Айтматова увлекла жизнь северного народа, его многовековое единоборство с суровой природой, когда она восстает против маленького, но сильного духом человека. Такой час настал и для четверых охотников, плывущих на легком деревянном каяке. «…Туман обрушился как обвал, погребая их в пучину безмерного мрака. Все исчезло. С этой минуты не стало ни неба, ни моря, ни лодки. Они не различали даже лиц друг друга…». Судьба уготовила охотникам тяжелое испытание: туман, шторм, страшная жажда из-за отсутствия питьевой воды. Как ведут себя люди в последние дни своей жизни, «у своего Предела», когда они обречены? Здесь — смысловой узел повести Айтматова, кульминация ее сюжета. Иллюстрации А. Бегалина наглядно раскрывают эти психологические страницы: старый Орган, прощаясь с Эмрайином, первым прорывает эту смертную цепь; он решает уйти в морскую пучину, чтобы оставить малые запасы воды мальчику и двум молодым нивхам. Потом уходит в ледяную воду дядя Мылгун. Но перед этим с ним случилась истерика, он, схватив весло, стал проклинать Шамана ветров. Именно это мгновение запечатлено художником. Остаются в лодке двое — отец Эмрайин и сын Кириск. И однажды на рассвете Кириск, проснувшись, увидел, что отца в лодке нет.
Ах, синяя мышка, дай воды!..
«Один в лодке» — иллюстрация, передающая отчаянное состояние Кириска: «…Он плакал страшно, до изнеможения, а потом упал на дно лодки, хрипя, и бился головой о борт. То была его плата отцам, любовь, его горе и причитание по ним… Так он лежал в полубреду и полусне, и неизвестно, сколько прошло времени…». Он останется жив, но детство его в одиннадцать лет закончится.
Пегий пес, бегущий краем моря,
Я к тебе возвращаюсь один… [3, с. 117]
Как говорит художник, он «остановился на узловых, эмоциональных, психологических моментах». И на этот раз ему удаются портретные характеристики главных персонажей, передающие их внутреннее состояние.
Юный читатель погружается в сюжетное действие повести «Пегий пес, бегущий краем моря» — взаимосвязанную драматургию писателя и художника; это позволяет ответить для себя личностно на вопрос: «А как становятся взрослыми? Иначе говоря, когда кончается детство?..»
Повесть «Ранние журавли» художнику А. Бегалину импонирует больше; это произведение зрелое — Чингиз Айтматов сам пережил войну, которая открыла ему глаза на трудные и голодные будни его земляков [3, с. 119].
Название «Ранние журавли» глубоко символично: раннее возмужание главного героя повести семиклассника Султанмурата и его сверстников — мальчишек-подростков, переживших тяготы и потери военного времени. Им рано пришлось проститься с детством. Но из тяжких даже для взрослого человека испытаний мальчишки выходят достойно — уже другими, повзрослевшими людьми. Повести Ч. Айтматова по-настоящему эпичны; не случайно эпиграфы к «Ранним журавлям» взяты из древнейших книг человечества.
И приходит к Иову вестник и говорит:
«А отроков сразили острием меча…» (Книга Иова)
Литературное произведение открывается шмуцтитулом, где изображен родной аил. «…Да что и говорить, вся жизнь была устроена при отце по-иному — надежно, разумно, красиво. И не только дома, а всюду… Двор их, например, выглядел теперь иначе. Чего-то в нем не хватало, как листьев на дереве по осени. Аил стоит на месте, улицы, дома все те же, а все равно не так, как было при отце…». Заставка «Журавль» — своего рода лейтмотив и символ повести. «Ранние журавли — хорошая примета… Журавли снова набирали высоту…» Мальчишки «набирали высоту» — и в их жизни остался большой общечеловеческий смысл.
В реальные эпизоды военного времени вплетаются детские воспоминания Султанмурата: «Все довоенное — как иной мир, уже и не верится, это была она, довоенная жизнь…». Эти воспоминания переполнены пронзительным чувством любви к отцу, так как «отец у него такой, лучше которого не может быть… Как здорово, что на свете есть отцы…».
Теплом семейного очага наполнена иллюстрация, изображающая, как «вечером пили чай всей семьей из самовара. Со сметаной, с горячими лепешками. На дворе расположились, у арыка, под яблоней. Отец сидел в окружении младших — с одного боку Аджимурат, с другого — девочки. Мать чай наливала, а Султанмурат подавал пиалы, углей досыпал в самовар. С удовольствием все это делал…». Рука художника ласкает образы, оживляет крону старой яблони и напев арыка — здесь и в самом деле литература и изобразительное искусство слились в едином потоке, полнокровно воздействуя на читателя. Пожалуй, эта сцена наиболее удалась художнику-графику [3, с. 129].
Но прекрасное воспоминание-сон прерывается тревожными буднями: в классе холодно, слышится кашель, надо приносить солому и протапливать печь. А однажды в классе появляется председатель колхоза Тыналиев для важного разговора. Портрет Тыналиева столь удачен, как и Буранного Едигея: «…суровый и замкнутый человек, ходивший в своей неизменной армейской серой шинели, в которой он, конечно, мерз, в серой ушанке, с озабоченным заострившимся лицом, а сам молодой еще, скособоченный, с недостающими ребрами, с неразлучной полевой сумкой на боку» — таким и изобразил его художник, точно следуя за писателем.
Пятеро ребят должны были оставить школу и ехать на далекий Аксай поднимать сотни гектаров яровых для фронта с надеждой, что будет хлеб аксайский. Так сформировался «аксайский десант»: Анатай-батыр, Эркинбек-батыр, Эргеш-батыр, Кубаткул-батыр во главе с Султанмуратом. «За ум и за храбрость командиром назначен был он, сын Бекбая, Султанмурат. А отец его, самый лучший из всех, был в то время в походе далеком, на большой войне. Своего боевого коня Чабдара он оставил ему, Султанмурату».
Эти иллюстрации («Аксайский десант перед Тыналиевым»; «Султанмурат с конем Чабдаром») — еще один важнейший движущий фактор повести.
А далее выдались тяжелые дни: с утра до ночи работа на конюшне, обязанности командира десанта, подготовка к выходу в Аксайское урочище, нездоровье матери, забота о доме. Нельзя оставлять семью без огня и тепла. Серьезный Бытовой эпизод — поход с младшим братом Аджимуратом за хворостом в дальнюю балку Туюк-Джар, а с ними конь Черногривый и дворняга Акташ. Когда несешь курай, очень важно долго не позволять себе отдыхать. И поэтому Султанмурат шел и думал; думал о матери, о том, как облегчить ей жизнь. Но были и светлые, отрадные мысли, как струи воды, — мысли о ней, о луноликой девочке Мырзагуль-бийкеч, которую он тайно любит.
О пробуждении первого чувства Чингиз Айтматов пишет осторожно, ненавязчиво: «Султанмурат решил написать ей Ашыктык кат — любовное письмо и рассказать, как он тоскует о ней, потому что очень, очень редко видит ее». Сцена долгожданной встречи Султанмурата и Мырзагуль искренне показана и писателем, и художником. Смешанная техника, эмоциональное пространство листа трогательно передают это начало неведомого радостного состояния: «…Величиной с тетрадный лист, платочек был ярко расшит по краям узорами, цветами, листиками, а в одном углу были обозначены красными нитками две большие и одна маленькая буквы среди узоров: «S. c. M.», это означало: «Султанмурат джана Мырзагуль»… Эти латинские буквы и были ответом на его многословное письмо и стихи…».
И приближались те дни… «Фронтовое задание: хочешь или не хочешь, не имеет значения. Для нас Аксай — это наша атака. И идем мы в ту атаку с последними силами — с ребятами школьных лет. Других людей нет», — так говорил Тыналиев.
В огромном предгорном пространстве у подножия Великого Манасового хребта хранилась давно никем не нарушаемая тишина. Отсюда начиналась Аксайская степь, которую предназначено было пахать и пахать, чтобы было где урожай собирать. И однажды ночью конокрады, вооруженные взрослые мужчины, проникли в легкую юрту, где спали мальчишки-пахари, забрали упряжь и угнали лучших лошадей. Напрасно Султанмурат погнался за ними на своем любимом коне: коня бандиты пристрелили. И, поднявшись с земли, он вдруг увидел перед собой матерого голодного волка, почуявшего острый запах конины и свежей крови. «Сизым злобным сполохом вспыхнули волчьи глаза. Пригнув голову, скалясь и свирепея, волк начал медленно приближаться…».
Айтматов не говорит, чем завершилась та роковая встреча человека и зверя. Однако читатель понимает, что для Султанмурата в те часы погони за конокрадами и схватки с волком произошло прощание с детством. Художник не иллюстрирует эти страницы повести писателя, но оба они оставляют надежду, ведь «ранние журавли — хорошая примета».
Таким образом, рассмотрение взаимосвязей «художник — писатель» позволяет осмыслить полноту литературно-художественного текста.
Список литературы:
- Айтматов Ч. Пегий пес, бегущий краем моря. Ранние журавли: Повесть / Вст. ст. В.И. Воронова; Худож. А.К. Бегалин. — М.: Дет. лит., 2004. — 237 с.
- Взаимодействие и синтез искусств: Сб. науч. ст. — Л.: Наука, 1978. — 269 с.
- Золотарева Л.Р. «Картина мира» А. Бегалина // Простор. — 1995. — № 11 — 12. — 160 с.
дипломов
Оставить комментарий