Телефон: 8-800-350-22-65
WhatsApp: 8-800-350-22-65
Telegram: sibac
Прием заявок круглосуточно
График работы офиса: с 9.00 до 18.00 Нск (5.00 - 14.00 Мск)

Статья опубликована в рамках: VII Международной научно-практической конференции «В мире науки и искусства: вопросы филологии, искусствоведения и культурологии» (Россия, г. Новосибирск, 18 января 2012 г.)

Наука: Филология

Секция: Литература народов Российской Федерации

Скачать книгу(-и): Сборник статей конференции, Сборник статей конференции часть II

Библиографическое описание:
Бурцева М.А. МОТИВ ТРАГИЧЕСКОЙ ЛЮБВИ В ПРОИЗВЕДЕНИЯХ В.ШЕКСПИРА «ГАМЛЕТ» И П.ОЙУНСКОГО «КРАСНЫЙ ШАМАН» // В мире науки и искусства: вопросы филологии, искусствоведения и культурологии: сб. ст. по матер. VII междунар. науч.-практ. конф. – Новосибирск: СибАК, 2012.
Проголосовать за статью
Дипломы участников
У данной статьи нет
дипломов

 

МОТИВ ТРАГИЧЕСКОЙ ЛЮБВИ В ПРОИЗВЕДЕНИЯХ В.ШЕКСПИРА «ГАМЛЕТ» И П.ОЙУНСКОГО «КРАСНЫЙ ШАМАН»

Бурцева Марина Анатольевна

старший преподаватель СВФУ, г. Якутск

E-mail: donnarosa36912@mail.ru

 

Духовный мир человечества, о котором столько говорят, есть совокупность разнонациональных специфических проявлений, и литература отражает их самым выразительным и конкретным образом [5, с. 192]. Сходственные аспекты, на общем или конкретном уровне, при отсутствии прямого взаимодействия и генетического контакта называются историко-типологическими схождениями и являются предметом изучения сравнительного литературоведения. Подобные моменты присутствуют в литературе в гораздо большем объеме, чем может показаться на первый взгляд; более того, именно они являются основным условием для взаимодействия различных национальных литератур. Их сравнительное изучение важно потому, что позволяет установить общие закономерности литературного развития в его общественной обусловленности и в то же время национальную специфику литератур, являющихся предметом сравнения [6, с. 68].

Как справедливо отмечает крупнейший отечественный теоретик сравнительного литературоведения В. М. Жирмунский: «Ни одна великая национальная литература не развивалась вне живого и творческого взаимодействия с литературами других народов, и те, кто думает возвысить свою родную литературу, утверждая, будто она выросла исключительно на местной национальной почве, тем самым обрекают ее даже не на «блестящую изоляцию», а на провинциальную узость и «самообслуживание» [6, с. 71].

Необходимость изучения роли мировой литературной традиции на якутскую национальную литературу возникает в связи с актуальной задачей рассмотрения произведений якутских писателей в широком историко-литературном контексте, поиска новых подходов к изучению их творчества, необходимости правильно понимать то, на какой основе, на каких традициях она возникла и развивается. Это позволит определить ее историческое место, роль и стоящие перед ней задачи. За более чем столетнюю историю своего существования якутская литература достигла творческой зрелости благодаря развитию собственных традиций и взаимообогащению, взаимодействию с мировой литературой.

В истории якутской литературы XX века ведущая роль принадлежит выдающемуся писателю и общественному деятелю П. А. Слепцову — Ойунскому (1893—1939). Писательский талант П. Ойунского проявился во всех ведущих жанрах литературы: поэзии, прозе, драматургии.

За последние десятилетия появился ряд работ, в которых сделана попытка концептуального исследования общественной деятельности и наследия П.Ойунского в историко-культурном контексте XX и начала XXI вв. Историки, языковеды и литературоведы по-новому освещают его творчество в контексте мировой литературы, подчеркивая общечеловеческую и гуманистическую направленность его произведений [7, с. 296].

По мнению литературоведа А. А. Бурцева пришло время для постановки проблемы «Ойунский и мировая литература»: «Ян Неруда назвал Шандора Петефи «алмазной застежкой, которая скрепила венгерскую литературу с мировой литературой». Нечто подобное можно сказать и о Платоне Ойунском. Именно ему принадлежит честь включения якутской литературы в общемировой литературный поток [3, с. 50].

П. Ойунский высказывал фундаментальные, концептуальные суждения о путях развития якутской литературы. Одна из главных его идей заключалась в необходимости овладения «всем культурным наследием прошлых эпох, великими творениями гениев человечества», к числу которых он отнес классиков мировой литературы — Гете и Байрона, Роллана и Барбюса, и, конечно же, Шекспира, творчество которого так или иначе отразилось на становлении и развитии всех без исключения национальных литератур. «П. Ойунский не ограничивался узкопрофессиональным пониманием значения классического наследия только как школы мастерства для якутских писателей. Опыт и воздействие великих предшественников, «гигантов», по его терминологии, нужны для воспитания собственных мастеров слова, развития их художественного мышления и творческих сил» [4, с. 140].

Влияние В. Шекспира на творчество П. Ойунского проявилось на различных уровнях художественного мира его произведений, от постановки проблемы до использования средств поэтики. В данной статье рассматривается один из аспектов — отражение шекспировской традиции в драматической поэме «Красный шаман» (1925), в частности, сравнительное исследование мотива трагической любви, персонифицированного в образах Офелии и Айыы Куо.

Образ Офелии в трагедии «Гамлет» является одним из ярких примеров драматургического мастерства В. Шекспира, даже с учетом того, что этот во всех отношениях выразительный и значительный образ занимает относительно мало места в тексте произведения. Как верно отметил крупнейший отечественный шекспировед А. Аникст: «Она произносит всего 158 строк стихотворного и прозаического текста, но в эти полтораста строк Шекспир сумел вместить целую девичью жизнь» [1, c. 151]. Критик называет метод, которым пользовался Шекспир при построении данного образа, «пунктирным», подчеркивая непостоянный, прерывистый характер присутствия Офелии в сюжетном плане трагедии. Действительно, с этой героиней связаны лишь несколько отдельных эпизодов: сцена прощания с Лаэртом (I, 3), рассказ Офелии о встрече с Гамлетом (II, 1), беседа с самим принцем (III, 1) и, наконец, сцена безумия Офелии (IV, 5). Отдельное место в трагедии занимает рассказ о том, как она утонула. «Просто поразительно», — восклицает исследователь: «какой полноценный художественный образ создал Шекспир такими скупыми средствами!» [1, c. 151]

Образ Айыы Куо в драматической поэме П. Ойунского «Красный шаман» занимает совсем немного места в масштабах повествования даже по сравнению с шекспировской героиней. О ней несколько раз вскользь упоминают другие персонажи: Шаман Лиса в беседе с Красным Шаманом (II, 2), ее отец Орос Бай в рассуждениях о судьбе своего рода и в пересказе своего вещего сна (III, 1) и гости на свадьбе (III, 6). Сама девушка появляется в драме лишь однажды и только для того, чтобы произнести буквально две строчки поэтического текста и трагически погибнуть. Тем не менее, это цельный и глубокий образ, занимающий самостоятельное место и играющий ключевую роль в развитии сюжета.

В сюжетном плане трагедии В. Шекспира Офелия состоит в отношениях с немногими близкими людьми - братом Лаэртом и отцом Полонием, а также с принцем Гамлетом. В поэме П. Ойунского круг взаимоотношений Айыы Куо еще более ограничен: мы знаем лишь то, что она младшая дочь богача Орос Бая и скоро должна решиться ее судьба — ей предстоит выйти замуж.

По ходу действия трагедии мы узнаем, что Офелия влюблена в Гамлета и что ее любовь носит трагический и обреченный характер. В силу своего статуса — высокого, но недостаточного для того, чтобы считаться ровней своему возлюбленному (ее отец всего лишь приближенный короля, его министр), она не может надеяться на брак с наследником королевского престола.

Родные предостерегают ее от этой любви. Прежде других недовольство ее отношениями с принцем выражает старший брат Лаэрт, подчеркивая разницу в их положении:

                          Подумай, кто он, и проникнись страхом.

                          По званью он себе не господин.

                          Он сам в плену у своего рожденья.

                          Не вправе он, как всякий человек,

                          Стремиться к счастью… [9, c. 179]

и опасаясь, что сестра неминуемо погибнет, если не откажется от своих чувств:

                          … Пойми, каким огнем

                          Играешь ты, терпя его признанья,

                          И сколько примешь горя и стыда,

                          Когда ему поддашься и уступишь.

                          Страшись, сестра; Офелия, страшись

                          Остерегайся как чумы, влеченья,

                          На выстрел от взаимности беги [9, c. 179].

Отец Офелии Полоний также считает, что любовь дочери не имеет будущего и категорически запрещает ей видеться с принцем:

                          Нет, я напрямик

                          Немедленно сказал своей девице:

                         «Лорд Гамлет  принц, тебе он не чета.

                         Тому не быть», и сделал ей внушенье… [9, с. 208]

Несколько видоизмененный, подобный мотив неравного брака и его трагических последствий присутствует и в «Красном шамане». Стремясь умножить благоденствие своего рода и упрочить собственный в нем статус, герой П. Ойунского Орос Бай задумал неслыханное, кощунственное дело: выдать свою дочь замуж за небожителя, связать узами родства смертных людей и небесных божеств и обеспечить тем самым их покровительство и поддержку:

                      Во имя доли светлой, жизни радостной,

                      Наш Орос Бай, владыка мира Среднего,

                      Надумал выдать дочку свою младшую

                      За Орулос Дохсуна, небожителя... [8, с. 96]

В своем стремлении любыми средствами достичь поставленной цели, Орос Бай не обращает внимания ни на зловещие предзнаменования (сон о лебеди, растерзанной орлом, III, 2), не задумывается о чудовищном несоответствии, противоестественности подобного союза. Айыы Куо, как и героиня В.Шекспира, тоже происходит не из простой семьи и может рассчитывать на брак с человеком незаурядным, высокого общественного положения и выдающихся достоинств. Но на союз с человеком, а не с бессмертным божеством! Сама мысль об этом должна была внушить любому священный трепет, страх перед наказанием за дерзость со стороны высших сил и усилить ощущение собственной ничтожности. Попытка же воплощения такого замысла неминуемо должна привести к трагедии, что, собственно, и происходит в произведении.

Что думает о своей будущей судьбе сама Айыы Куо, мы не знаем, как не знаем и того, какие чувства, мысли и переживания заключает в себе этот образ. Автор не приводит никакой характеристики личности этого таинственного персонажа, что особенно бросается в глаза по сравнению с могучими темпераментами и колоритными фигурами других героев произведения — Красного Шамана, Орос Бая, Шамана Лисы. Какую цель преследует П. Ойунский, лишая свою героиню индивидуальных черт? Возможно, разгадка кроется в имени девушки: Айыы Куо (букв. «божественная красавица») представляет собой не характер, но идеальный тип, лишенный человеческих качеств, как и подобает существу неземного происхождения. Кроме того, это имя в некотором смысле объясняет судьбу, уготованную девушке в повествовании — возвышенная, хрупкая, эфемерная, она не может существовать среди земных страстей и пороков, ее место среди равных себе — прекрасных небожителей.  

Интересен факт, что похожие мысли, но касательно образа Офелии высказывал В. Г. Белинский в работе «Гамлет, драма Шекспира. Мочалов в роли Гамлета» (1841): «это одно из тех созданий Шекспира, в которых простота, естественность и действительность сливаются в один прекрасный и типический образ. Сверх того, это лицо женское, а кто хочет знать женщину, как конкретную идею, как существо, определяемое самою  ее  жизнию,— тот должен видеть ее в изображениях Шекспира» [2, с. 65].

Поразительно, но два самых прекрасных женских образа мировой и якутской национальной литературы не только лишены выраженных характеров, но и практически не имеют внешних характеристик. Действительно, о наружности обеих героинь мы не знаем ничего, кроме того бесспорного факта, что они красивы. В чем именно заключается их несравненная красота, тоже остается неизвестным. Ни рост, ни осанка, ни цвет глаз или волос, ни утонченность черт или обаяние лица не получают подробного описания со стороны обоих писателей. Не случайно образ шекспировской Офелии в живописи представлен разными художниками всякий раз по-новому: томная брюнетка у Эжена Делакруа и Джона Уильяма Уотерхауса, хрупкая блондинка у Артура Хьюза, Анри Жерве и Жюля Жозефа Лефебра, рыжеволосая нимфа на картинах Джона Эверетта Миллеса и Маркуса Стоуна. Создается впечатление, что каждый художник, за отсутствием авторского описания героини, стремился создать свое видение Офелии — образ идеальной красоты с печатью трагической предопределенности судьбы.

Неизменным остается лишь признание внешних достоинств обеих героинь со стороны окружающих. Весь королевский двор Дании знает о том, что принц Гамлет очарован красотой и благонравием дочери Полония:

                               А вам желаю,

                               Офелия, чтоб ваша красота

                              Была единственной болезнью принца,

                              А ваша добродетель навела

                              Его на путь, к его и вашей чести [9, с. 230]

Собравшиеся на свадьбу дочери Орос Бая гости в один голос славят божественную красоту Айыы Куо:

 

                              Привет тебе, Айыы Куо!

                              Прекрасна ты!

                              Скажи, кого

                              С тобой, чей лик так нежен, мил,

                              Сравнит сегодня Средний мир?! [8, с. 104]

О чем может свидетельствовать это намеренное со стороны авторов обезличивание внешнего облика героинь? Скорее всего, такой способ передачи образа девушек лишний раз подчеркивает отсутствие в них индивидуальности и, как следствие, выражения их личной воли и активной роли в выборе собственной судьбы.  

Обеими девушками беспощадно манипулирует их окружение, даже собственные родители. Полоний сначала заставляет дочь прервать общение с Гамлетом, а затем в нужный момент заводит с ним притворную беседу с единственной целью — убедиться (и убедить короля с королевой) в помешательстве принца:

                              Офелия, сюда.

                              Прогуливайся. Государь, извольте

                              Всемилостиво скрыться. Дочь, возьми

                              Для вида книгу. Ваша встреча будет

                              Нечаянностью [9, с. 230]

Орос Бай намеревается выдать Айыы Куо за сына небесного племени грозного Орулос Дохсуна, при этом он меньше всего задумывается о счастье единственной дочери, так как его мысли в этот момент слишком занимают перспективы такого брака для него самого, как правителя якутов:

                             Отдав Айыы Куо за небожителя,

                             Оставив за собой права властителя,

                             От прочих смертных послушанья требуя,

                             Объединю судьбу земли и неба я 

                             Заставлю смертных помнить повсеместно я

                             Законы и земные и небесные!.. [8, с. 99]

Наконец, обе девушки, по природе кроткие и покорные дочери своих отцов, безропотно принимают свою судьбу и склоняются перед лицом более сильной, чем у них, воли. Офелия соглашается стать орудием придворных интриг Полония и отказаться от своей любви к Гамлету:

                             …но, помня наставленье,

                              Не принимала больше ни его,

                              Ни писем от него [9, c. 202]

Айыы Куо послушна воле Орос Бая, который твердо намерен породниться с племенем небесных божеств и готов ради этого принести в жертву собственную дочь, игнорируя и родительскую любовь, и предзнаменования судьбы:

                       Ныне, союз этот радостный чествуя,

                       Душу ее в высоту поднебесную

                       Долгой дорогой с тобой отошлем! [8, с. 104]

Определяющими характеристиками обеих девушек, при отсутствии индивидуального характера, являются кротость, наивность и покорность судьбе. Об этом свидетельствует ряд стилистических приемов, используемых обоими авторами при изображении их образов и судеб. Интересна деталь, что перед смертью Айыы Куо и Офелии в текст произведений вводятся слова народных песен, которые в свете предстоящих событий звучат как поминальные. Безумная Офелия поет:

                        Помер, леди, помер он,

                        Помер, только слег,

                        В головах зеленый дрок

                        Камушек у ног [9, с. 279]

Подружки невесты, провожая Айыы Куо на небеса, поют венчальную песню, которая больше подходит для жертвенного приношения:

Прощай, наша любушка,

                       Подружка-голубушка!..

                       Расчесала ль косу ты?

                       Рада ль Орулосу ты?

                       Любить его будешь ли

                       Людям добудешь ли

                       Милость небесную

                       Мир с тихой песнею? [8, с. 105]

Вполне понятно, что нежные души обеих девушек не в силах вынести ударов судьбы — чистоте и непорочности не место в мире вражды и насилия. Рассудок Офелии не выдерживает всего нагромождения противоречий и главного из них — того, что отец - враг ее любимого, а любимый убивает ее отца, — она сходит с ума и гибнет:

                        Несчастье за несчастием, Лаэрт!

                        Офелия, бедняжка, утонула [9, с. 295]

 

Айыы Куо погибает в результате кровавой вражды между своим отцом и Красным Шаманом. В разгар свадебного торжества раздается удар грома, из очага вырывается синее пламя и вместе с ним — бубен Красного Шамана, на который замертво падает молодая невеста:

                       Подружки!.. Смерть моя настала!..

                       Погибла я… Пропала… [8, с. 106]

Итак, обе девушки становятся жертвами рокового противостояния враждебных сил, а фактическими виновниками их гибели являются главные герои произведений. Однако, как правило, такое положение вещей ускользает от читательского внимания, тем более никто не ставит в вину Гамлету и Красному Шаману, что ими погублена, по крайней мере, одна невинная душа. Причина этого в том, что благодаря мастерству авторов наше внимание обращается не столько на внешние события, сколько на душевные переживания героев, а они исполнены трагизма.

Принц Гамлет, совершающий справедливое возмездие, карающий врагов и на стороне которого бесспорные симпатии и сочувствие читателя, на деле совершает много поступков, которые не типичны для положительного героя трагедии. Так, на протяжении трагедии он совершает больше убийств, чем даже главный злодей Клавдий: закалывает шпагой Полония, отправляет на верную смерть Розенкранца и Гильденстерна, побеждает в поединке Лаэрта и наконец, расправляется с самим Клавдием. Но если в этих случаях речь идет об открытой вражде и убийствах, как логическом исходе этой вражды, то безумие и смерть Офелии, косвенным виновником которых является Гамлет, следует расценивать как начало разрушения личности самого героя. Одно дело сокрушить врага в открытом противостоянии, другое — стать причиной гибели невинного человека, тем более любимой девушки.

Красный Шаман также находится в состоянии смертельной вражды с правителем Орос Баем. В данном случае убийство самого врага не вызвало бы удивления и стало бы ожидаемым исходом их противостояния в поэме П. Ойунского. Однако происходит неожиданное во всех отношениях событие: Красный Шаман оставляет врага в живых, но жестоко убивает его единственную дочь, которая, как и шекспировская Офелия, несет в произведении единственную символическую функцию — показать, что в результате столкновения роковых сил первыми гибнут самые слабые и невинные.

Судьбы несчастных девушек — Офелии и Айыы Куо образуют самостоятельную драму в рамках обоих произведений. В «Гамлете» изображена трагедия отказа от естественного предназначения юной девушки — любви. Как поэтично выразился В. Г. Белинский:   «…она умрет от любви отверженной или, что еще скорее, от любви, сперва разделенной, а после презренной, но умрет не с отчаянием в душе, а угаснет тихо, с улыбкою и благословением на устах, с молитвою за того, кто погубил ее; угаснет, как угасает заря на небе в благоухающий майский вечер: вот вам Офелия» [2, с. 65].

И если история Офелии превосходит трагедии других шекспировских героинь — Джульетты и Дездемоны, которые все же имели свой краткий срок счастья, то судьба Айыы Куо еще более печальна, ведь ее жизнь закончилась, так и не начавшись. Ей не суждено было, как Офелии, испытать любовь, пусть даже неразделенную и несчастную. Никто не полюбил ее, на ее долю не выпало человеческое счастье, ее божественная красота не принесла никому радости, ее женское предназначение осталось невоплощенным. Она покинула этот мир, где само ее существование было странной ошибкой, не как человек, а как дивный образ, печальный и прекрасный, как символ несбывшихся надежд и невоплощенных мечтаний — и исчезла бесследно. 

Трагическая и безвременная смерть унесла обеих героинь, но, как это ни парадоксально, именно смерть наделила смыслом их жизнь, стала спасением от враждебного мира, в котором они были так несчастны. Смерть девушек привела к развязке конфликта в обоих произведениях. Только потеряв Офелию, принц Гамлет признался, что всегда любил ее:

                                    Я любил

                                   Офелию, и сорок тысяч братьев

                                    И вся любовь их  не чета моей [9, с. 310].

только после гибели Айыы Куо Орос Бай осознал, какой ценой обойдется ему желанная власть:

                                    Яд, яд в груди!.. Кто ж побежден?

                                    Я или враг?! Я или он?! [8, с. 106]

Судьбы Офелии Шекспира и Айыы Куо Ойунского войдут в историю мировой литературы как истории трагической любви.

Таким образом, два произведения, созданные писателями разных исторических эпох — великим европейским гуманистом эпохи Возрождения Вильямом Шекспиром и выдающимся якутским писателем XX века П. Ойунским — содержат ряд интересных типологических схождений, в частности, на уровне построения образов и системы мотивов. Подобные связи, безусловно, обогащают единый мировой литературный процесс, и свидетельствует о глубоком влиянии традиции мировой художественной культуры на национальную литературу. «Поэт заимствует не идеи, а мотивы, — писал В. М. Жирмунский: «и влияют друг на друга художественные образы, конкретные и полные реальности» [6, с. 6]. Исследование же их идейного и исторического значения — важнейшая задача современного литературоведения.

 

Список литературы:

1.        Аникст А. Трагедия Шекспира «Гамлет». — М.: Просвещение, 1986. — 224 с.

2.        Белинский В. Г. Гамлет, драма Шекспира. Мочалов в роли Гамлета. — М.: Гослитиздат, 1956. — 119 с.

3.        Бурцев А. А. «Алмазная застежка» (Творчество П. Ойунского в контексте мировой литературы) // Бурцев А. А., Максимова П. В. На крылатом коне. — Якутск: 1995. — 224 с.

4.        Бурцев А. А. Якутская классическая литература и современность. — Якутск: Бичик, 2007. — 160 с.

5.        Дима А. Принципы сравнительного литературоведения. — М.: Прогресс, 1977. — 228 с.

6.        Жирмунский В. М. Сравнительное литературоведение. — Ленинград: Наука, 1979. — 493 с.

7.        Литература Якутии XX века: Историко-литературные очерки. — Якутск: 2005. — 728 с.

8.        Ойунский П. Стихотворения и поэмы. — М.: Художественная литература, 1993. — 271 с.

9.        Шекспир В. Трагедии. — М.: Эксмо, 2010. — 960 с. 

Проголосовать за статью
Дипломы участников
У данной статьи нет
дипломов

Оставить комментарий

Форма обратной связи о взаимодействии с сайтом
CAPTCHA
Этот вопрос задается для того, чтобы выяснить, являетесь ли Вы человеком или представляете из себя автоматическую спам-рассылку.