СИНТАГМАТИЧЕСКАЯ СОСТАВЛЯЮЩАЯ РЕАЛИЗАЦИИ ЗНАЧЕНИЙ КАТЕГОРИИ ЧИСЛА

Бунамес Наталья Викторовна

канд. филол. наук, доцент Волгодонского филиала ЮРГТУ, г. Волгодонск

E-mail: bunames@bk.ru

В семантическую числовую парадигму входит более десятка различных значений. Рассмотрим подробнее те из них, которые наиболее зависимы от синтагматических условий,  реализация которых невозможна без  характерной сочетаемости.

Как известно, значение класса (иначе его называют «генерическим» или «родовым») может опираться на обе формы числа: человек смертен = люди смертны. Но в любом случае, для проявления этого значения необходим целый ряд собственно синтагматических условий. Так как значение класса нереферентно (это указание на тип предметов, на некую совокупность предметов, имеющих общие признаки), оно должно «поддерживаться» на уровне синтагматики. Общий или необщий характер существительного не устанавливается в рамках самого этого существительного. Этот характер определяется предикатом, ибо, как писал У. Чейф [18, с. 217‑218]:  «Семантическое влияние распространяется от глагола к сопровождающим его существительным, а не наоборот». Общее значение существительного в генерическом высказывании формируется с помощью соответствующего значения глагола-сказуемого (предикат не должен обозначать индивидуальное, окказиональное свойство, действие, признак, не свойственные классу предметов), в том числе — значения грамматического (предикат должен принимать форму настоящего времени, которое имеет, однако, вневременное значение). Значение класса реализуется в обобщенных высказываниях, не передающих фактологическую информацию. Это зачастую афоризмы, сентенции, трюизмы, крылатые выражения и максимы.

Поскольку форма единственного числа конкретного имени  употребляется как в значении реальной единичности объекта, так и в обобщенном (нереференциальном) значении, она может быть основой энантиосемии. В «Словаре лингвистических терминов» О.С. Ахмановой даётся такое определение: Энантиосемия — 1. Поляризация значений. Способность слова (морфемы и так далее) выражать антонимичные значения. 2. Троп, состоящий в употреблении слова в противоположном смысле (в сочетании с особым интонационным контуром).

Энантиосемию рассматривают или как частный случай антонимии, или как скрещение омонимии с антонимией, однако главное состоит в том, что энантиосемия предполагает наличие противоположных значений. Отношения противоположности — один из типов отношений между вещами, явлениями, процессами и т. д. В языке такие отношения проявляется в соотносительной противоположности его элементов. Для их выражения в естественном языке существуют фонетические, лексические, грамматические единицы. Понятие противоположности отражает общий закон познания, сущность которого в раздвоении единого на взаимоисключающие противоположности и определении отношений между ними. Противоположное значение — это такое значение, которое ассоциативно соотносится с его антиподом.

Сущность энантиосемии как особого языкового явления, связан­ного с противоположными значениями, состоит в том, что она связана с одной языковой единицей (словом, морфемой, ФЕ) и тем самым она отличается от омонимии и антонимии. В этом смысле энантиосемия ближе к многозначности, но отличие от многозначности состоит в том, что значения оказываются не просто разными, но противоположными. Так, значения единичности и собирательного множества свойственны существительному «монета»:

«Вместе со строгостью тюремного заключения и надзора шло об руку деланье фальшивой серебряной монеты, составление фальшивых видов, паспортов и печатей» (С. Максимов. «Каторга импорта»).

Е.Х. Жаркова [6, с. 96] отметила, что многие аспекты внутрилексемной организации значений еще не нашли своего отражения. Так, не достаточно исследовано то действие, которое оказывают на формирование и структуру многозначности грамматические факторы (категория рода, числа, падежа, вида, залога и т. д.). Между тем это влияние очень велико. Внутрилексемные различия, основанные на грамматической противоположности, интересны прежде всего тем, что почти все они носят поляризованный характер (невежа — м. и ж. род, лист, крошка — единичность и множественность). Эти явления Е.Х. Жаркова [6, с. 96] называет «лексико-грамматическим типом энантиосемии» или внутрисловной антонимии, представляющей собой семантическую поляризацию в пределах одной формы. Эти случаи можно отнести к области «скрытой грамматики», поскольку здесь «лексико-грамматическая поляризация не получила формального выражения и скрытые внутри формы различия эксплицируются на синтаксическом уровне» (там же).

Такая энантиосемия свойственна существительному «родня»:

«А тот, чахоточный, родня вам, книгам враг...» (А.С. Грибоедов «Горе от ума»).

СР. также:

«Вот он — Юрий Петрович Любимов. Осанистый, но не барственный. Волевой, но не жёсткий. Богема и аристократ в одном лице» (Вл. Новиков «Высоцкий» // Новый мир. 2001, № 11. С. 83).

Как видим, реальное грамматическое (морфологическое) значение слова богема реализуется только на уровне синтагматики.

Дистрибутивное значение форм числа описано еще Ф.И. Буслаевым [5, с. 416], отметившим, что имена существительные употребляются вместо множественного, когда обозначают какой-либо предмет, в отдельности относящийся к одному из многих, о ком говорится: их грудь, их голова, их душа. Хорошо известны лексические ограничения, связанные с проявлением этого значения: оно типично для существительных конкретной семантики (у этих телевизоров испорчен кинескоп), особенно частотно у соматических терминов, так что это обстоятельство находит даже отражение в определениях дистрибутивного значения. Так, Л.Л. Буланин [4, с. 57] считает, что это значение связано с принадлежностью лицу. Ср. также замечание О.Н. Ляшевской [13, с. 290] о том, что «большинство примеров на дистрибутивное употребление приходится по статистике на названия частей тела».

Синтагматика форм в дистрибутивном значении также обращала на себя внимание, хотя выводы зачастую были неоднозначными. Так, А.А. Шахматов [19, с. 443] указывал, что это значение проявляется у существительного только в синтаксической функции дополнения. Л.А. Брусенская [3, с. 57‑58] отметила, что это значение более свободно в синтаксическом плане и проявляется также в позиции подлежащего (см. примеры в указанной работе).

Дистрибутивное значение допускает альтернативу для своего выражения — единственное или множественное число имени (и это связано с двойственной, синкретичной природой этого значения, которая передает одновременно два смысла — «один» и «много»), эти формы взаимозаменимы (они опустили голову = они опустили головы). Однако можно указать некоторые  синтагматические предпосылки преимущественного использования одной из числовых форм. Одна из них была подмечена еще Ф.И. Буслаевым [5, с. 416]: если один и тот же предмет относится в отдельности к разным, названным собирательным именем единственного числа, то название этого предмета ставится во множественном числе: народ снял шапки.

Другое наблюдение было сделано И.И. Ревзиным [16, с. 102‑109]: в случае выбора каждый раз одного элемента из объемлющей совокупности, особенно, когда это подчеркивается выделяющими (индивидуализирующими) прилагательными, употребляется лишь множественное число, например:

Женщины бросились в воду как были — в богатых, празднично расцвеченных юбках (невозможно — в богатой, празднично расцвеченной юбке).

Ср. также:

В вагон вошли старики, очевидно, купцы, в ильковых шубах и суконных картузах (Л. Толстой). Цитата по Ляшевской О.Н. [13, с. 290]. Ряд интересных наблюдений, касающихся синтагматики дистрибутивности, сделан в работе О.Н. Ляшевской [13, с. 289]. В разделе «Дистрибутивность как фактор числового поведения существительных» О.Н. Ляшевская [13, с. 292] прежде всего, обращает внимание на то обстоятельство, что дистрибутивное употребление составляет особенность семантического устройства обоих числовых граммем, а это не тривиальный феномен. В других языках иначе: в польском языке в дистрибутивном  контексте предписывается употребление формы только множественного числа, во французском — только единственного. Но в русском языке плюральные и сингулярные формы в дистрибутивном значении далеко не всегда взаимозаменимы. Так, предложно-падежные формы типа пó лбу, нά нос, зά голову (формы с переносом ударения на предлог), также изо рта, на душе (адвербиализованные сочетания) имеют в своем составе всегда сингулярное имя:

Советники надели на нос очки;

Они сидели, выпуская изо рта кольца едкого дыма.

Формы единственного числа требуют при себе квантификаторы, например — слово каждый (в таких случаях вводится в рассмотрение ситуация с одним объектом, а затем предицируется ее истинность для всех элементов множества). Исключения — существительные pluralia tantum:

Каждые часы имеют своего хозяина.

В дистрибутивной конструкции с предлогом по также возможно только единственное число:

Мальчикам дали по яблоку.

Множественное состояния. Это значение в русском языке  впервые отмечено еще М.В. Ломоносовым [11], который обнаружил его в случаях типа поставлен в игумены, взят в солдаты, посвящен в попы, выбран в целовальники. Само наименование - «множественное состояния» - принадлежит  А.А. Шахматову [19, с. 442]. Особенность этого значения еще и в том, что оно, как отмечает Г.Д. Архипкина [1, с. 198], целиком детерминировано предложно-падежной формой. См. также: И.И. Ревзин [16, с. 102-109], Е.Н. Прокопович  [15, с. 192‑198], Т.В. Лихошвай [12, с. 136], Л.А. Брусенская [3, с. 78‑81].

Ср.: форма пойти в солдаты, в люди, в жены квалифицируется как «старая форма винительного падежа» [Русская грамматика, 1980 : 445]. В «Коммуникативной грамматике русского языка» Золотовой Г.А., Онипенко Н.К., Сидоровой М.Ю. [7, с. 308] она характеризуется как «винительный собирательный».

В этом значении по преимуществу используются личные существительные, в том числе — субстантивы: Он очень рано попал в число «постылых» и с детских лет играл в доме роль не то парии, не то шута(М. Салтыков-Щедрин «Господа Головлевы»); Гость не рядил Ивана в сумасшедшие…» (М. Булгаков «Мастер и Маргарита»). Подобные конструкции используются для выражения чужой оценки, а не изменения социального состояния субъекта:

Любите вы всех в шуты рядить (А. Грибоедов «Горе от ума»).

Ср.: «Особенность конструкций типа рядить в шуты состоит в том, что говорящий, передающий чужое мнение, знает, что содержащаяся в нем оценка неадекватна действительности. Множественное собирательное и здесь обнаруживает отношения эксклюзивности, но в данном случае речь идет о несовпадении мнений субъекта и говорящего» [7, с. 308]. При этом термин «эксклюзивность» понимается как  исключенность говорящего из состава действующих лиц, либо соприсутствие, но не участие его в действии.

Названия нелица окказиональны; ср. метафорические и метонимические наименования:

…а вот этот молодой да ранний лезет в волки, а хвост собачий  (Ю. Домбровский «Факультет ненужных вещей»);

Оба (Маяковский и Пастернак) в стихи пришли из другого (М. Цветаева «Эпос и лирика современной России»).

Ср. антономасии на базе таких конструкций:

Мы все глядим в Наполеоны (А. Пушкин «Евгений Онегин»);

Ср. также:

Когда б ты знала, жизнь мою губя, что я бы мог бы выйти в папы римские, А в мамы взять, естественно, тебя (В. Высоцкий «Лекция о международном положении»).

По наблюдению Г.А. Золотовой, Н.К. Онипенко, М.Ю. Сидоровой [7, с. 305], чаще в таких моделях используются имена в соединении с полузнаменательными бытийными глаголами (быть, пребывать, жить, работать, служить). Отсутствие экзистен­циального глагола возмещается темпоральными показателями (теперь, сейчас, тогда, вчера, сегодня, временно, постоянно), которые в рамках данной субъектной сферы выделяют определенный временной отре­зок: Аксинья? Она в горничных теперь (М. Шолохов «Тихий Дон»).

Именно предложно-падежная конструкция детерминирует особое значение множественного числа в таких синтаксемах — не связанное с идеей количественно ограниченной счетности и дискретности, а нацеленное на передачу значения открытого и пополняемого класса. Ср.:

Вот то-то мне и духу придает, Что я, совсем без драки, Могу попасть в большие забияки (И. Крылов «Слон и моська»);

Ни один гражданин Российского государства, когда-либо вступивший в иную партию, не в большевики, уже судьбы своей не избежал, он был обречен, если не успевал, как Майский или Вышинский, по доскам крушения перебежать в коммунисты (А. Солженицын «Архипелаг ГУЛАГ»).

В «Коммуникативной грамматике русского языка» отмечается фазисное значение формы в солдаты, которое обнаруживается в ряду: «в + Вин.» — «в + Предл.» - «из + Род.» : Пошел в солдаты — служил в солдатах — из солдат да в начальники. См. Золотова Г.А., Онипенко Н.К., Сидорова М.Ю. [7, с. 304‑305]. Итак, значение, именуемое «множественное состояния» реализуется в жестких конструкциях:

1.глагол + Вин. п. множественного числа с предлогом в: выйти в люди;

2.глагол + Пр. падеж множественного числа с предлогом в: жить в работниках;

3.форма Род. п. множественного числа с предлогом из: из интеллигентов;

4.форма Род. п. множественного числа с предлогом  с: с мальчиков (Я в лагере вырос. С мальчиков в тюрьме. В. Шаламов «Курсы»).

Одно из самых «контекстных» значений формы множественного числа — это множественное гиперболическое, которое имеет сходство с художественным тропом — гиперболой. При рассмотрении онтологии гиперболы исследователи, как правило, обращаются к категориям логики, так как в основе гиперболизации лежит переосмысление истинностного значения высказывания. Ложность высказывания приобретает в гиперболе узаконенное основание, ибо гиперболическое высказывание заведомо ложно по форме. Адекватность восприятия гиперболического высказывания основывается на том, что объективная закономерность связей и оценок явлений реальной действительности зафиксирована в тезаурусе воспринимающего индивида и находит отражение в языковом узусе.

О гиперболе, как и о гиперболическом множественном числе, можно говорить только в составе высказывания. Ср.:

Селуянов быстро набрал номер телефона Каменской.

—Привет хромым от голодных и усталых, — весело поприветствовал он ее. Хочешь оказать неоценимую помощь? (А. Маринина «Закон трех отрицаний»). Формами множественного числа (хромые, голодные, усталые) названы единичные референты.

Изолированное множественное число имени само по себе не может быть квалифицировано как гиперболическое. Сам термин — множественное гиперболическое, был введен А.А. Потебней [14, с. 254]. А.А. Потебня [14, с. 254] отмечал также, что гипербола есть результат как бы некоторого опьянения чувством, мешающий видеть вещи в их настоящих размерах. Поэтому она редка, лишь в исключительных случаях встречается у людей трезвой и спокойной наблюдательности. Если упомянутое чувство не может увлечь слушателя, то гипербола становится обыкновенным враньем. Многие исследователи и, в частности, Л.П. Крысин [9] считают важным условием гиперболизации наличие некоторой исходной величины, ибо преувеличиваться не может ноль.

Ср. числовые формы в речи чеховского персонажа, который испугался разбойничьего вида возницы (рассказ «Пересолил»):

—Я вот еду, а начальству известно… так и глядят, чтоб мне кто-нибудь худа не сделал. Везде по дороге за кустиками урядники да сотские понатыканы… (множественность подчеркивается не только собственно формами множественного числа имени, но и способом глагольного действия, непременно предполагающим множественность  актантов).

Реализация гиперболического значения часто сопровождается сочетаемостью со словами разные, всякие, какие там, с помощью которых, помимо собственно гиперболы передается пейоративная оценка:

«Тату»  будут выступать с крутыми знаменитостями. По мнению продюсера дуэта, «татушки» и без всяких там «Евровидений» явно дают понять: они — лучшие (Комсомольская правда, 30 мая 2003 г.).

Поскольку гиперболическое высказывание заведомо не дает точной картины событий и это ясно как адресанту, так и адресату, коммуниканты ищут иной — оценочный — смысл в гиперболическом высказывании.

Чья собака? Я этого так не оставлю! Я покажу вам, как собак распускать! Пора обратить внимание на подобных господ, не желающих подчиняться постановлениям (А. Чехов «Хамелеон»);

—Все ездят в Турцию отдыхать, — мечтательно произнес Селуянов. _ Вот ты, Серега, был там хоть раз?- Не-а. А ты?  -И я не был. У меня как отпуск — так к родителям на дачу, вкалывать… А эти все по Турциям разъезжают!  (А. Маринина «Закон трех отрицаний»)

Во всех этих примерах есть общая черта: вначале ситуация описана обычно, с использованием числовой формы, соответствующей денотативному содержанию; затем эта же лексема используется в форме множественного гиперболического, которая представляет предмет, ситуацию как множественную (даже если это алогично, как «Турции»). Интенции отправителей речи совершенно понятны — выразить негативное отношение, отрицательную оценку [2, с. 84‑90].

Известны типичные конструкции, предопределяющие появление гиперболического множественного числа:

1.глагол с отрицанием (не устраивай истерик);

2.имя существительное с предлогом без (без капризов);

3.сочетания с отрицательным местоимением (никаких подруг, никаких отдыхов);

4.сочетания с выражением какие тут;

5.сочетания с прилагательным разные  (разные там).

6.«поддерживают» гиперболическое значение атрибуты типа бесконечные, всякие, все эти и под.

Характерно, что такая сочетаемость свойственна даже именам собственным, которые, будучи использованы в форме множественного числа в подобных конструкциях, формируют особый троп — антономасию. Ср.:

Тихой сапой, без лишнего ажиотажа, с помощью всяких там аксененко и чубайсов и иже с ними принимается принципиальное решение о распродаже («приватизации») железных дорог (Советская Россия, 13 февраля 2003 г.);

Все эти наши Тодоровские не получают больших аплодисментов и «Оскаров» (Известия, 27 февраля 1998 г.);

Творцы передачи «Памяти Астафьева» на канале «Культура» хорошо знали, что делали: они обратились только к одному произведению писателя — последнему роману о войне, в котором шельмуется наша армия, ее «бездарный» командный состав, хотя лестные отзывы о наших маршалах есть даже у наших врагов по Великой Отечественной войне. К сожалению, в этой книге В. Астафьев смыкается с разными волкогоновыми, для которых при советской власти все было не так и не эдак (Советская Россия, 11 февраля  2003 г.).

Таким решением могла бы быть передача «шестой кнопки» государственному телеканалу Белоруссии, чтобы жизнь этого союзного государства освещалась по всей России из первых рук, а не всякими ступниковыми и шереметами (Советская Россия, 24 июня 2003 г.).

Как отмечается в «Коммуникативной грамматике русского языка» См. Золотова Г.А., Онипенко Н.К., Сидорова М.Ю. [7, с. 303] соединение идеи субъектной перспективы и теории коммуникативных регистров сделало возможным антропоцентрическую интерпретацию традиционных объектов морфологии и лексики, например, категории числа, а точнее — формы множественного числа в предложениях типа Я университетов не кончал, Ходят тут всякие. Действительно, антропоцентрический подход, при котором человек — отправитель и получатель речи — стоит в центре языковой картины мира, позволяет объяснить и те факты естественного языка, которые прежде представлялись случайными и произвольными (к таким фактам относили и множественное гиперболическое число).

Множественное условной неопределенности. Как известно, множественное число вообще обладает значением неопределенности (в том смысле, что указывает на неопределенное множество предметов, тогда как определенное множество выражается с помощью специальной части речи — числительного). Однако возможна неопределенность особого вида – оставляющая невыраженной главную числовую оппозицию «один – много». Ср.: И вещи ваши уже перенесли. Чемоданчик (А. Чаковский «Блокада»). Или ср. в вопросительном предложении: У вас есть дети? Существуют конструкции, где обязательно употребление формы множественного числа в значении условной неопределенности: У него нет родственников. Нельзя *У него нет родственника.

К несобственным функциям морфологической категории числа можно отнести выражение значения неопределенности при употреблении множественного числа существительных в случаях типа В вагоне у нас новые пассажиры: молодая женщина с чемоданом. Неопределенность является возможным (необязательным), побочным следствием категориального значения множественного числа, следствием, вытекающим из неограниченного характера множественности. Несобственные функции морфологических категорий представляют собой пример таких некатегориальных значений, которые обнаруживают тесную связь с категориальной семантикой, представляя те семантические элементы, которые не входят в знаковое содержание формы, но вытекают из него.

Значение условной неопределенности действительно называется достаточно точно: неопределенность в случаях типа У нас гости: мама приехала является достаточно условной — и в смысле неопреде­ленности количественной, и в смысле неизвестности объектов кому-либо из коммуникативных партнеров. Объект идентифицируется для слушателя и тем более для говорящего в рамках одного предложения. И это предложение не допускает подстановки при рассматриваемой форме множественного числа местоимения «какой-то» (служащего показателем неизвестности объекта говорящему): *У него какие-то гости: дочка доктора приехала [17, с. 213].

Л.А. Брусенская [3, с. 78] указала на то, что позиционным условием проявления значения условной неопределенности является реализация гипонимической амплификации: в высказывании обязательно наличествуют два слова, объединенные общей референцией, причем первое из них является гиперонимом, а второе — гипонимом, и форма множественного числа «характеризуется признаком первого упоминания».

Важно подчеркнуть стилевую (жанровую) ограниченность множественного условной неопределенности. Если в разговорном стиле (и в художественном тексте, отражающем бытовое общение) вполне возможно: У нас гости: мама приехала, то в дипломатическом дискурсе (разновидность официально-делового стиля) совершенно невозможно* У нас гости: канадский премьер-министр. [10, с. 130]. То есть неопределенность в таких разговорных конструкциях сохраняется по желанию отправителя речи, а затем преодолевается с помощью уточнения.

«Нейтрализация может быть конвенциализированным следствием коммуникативных причин, например, того факта, что говорящий просто не владеет соответствующей информацией. Во фразе У него есть детислово дети может обозначать и одного ребенка, то есть оно нейтрально с точки зрения главного семантического противопоставления (ср. На него напали волки, где также речь может идти об одном животном, в отличие отНа него напал волк, где не допускается двойное прочтение)» [8, с. 272]. Для выражения неопределенного лица используются переносно некоторые формы глагола. Так, в русском (а также латинском и многих других) в качестве основного средства выражения неопределенности выступает форма 3-го лица множественного числа без подлежащего.

Категория числа, обладающая ярким номинативным элементом в семантическом содержании, реализует свои значения с опорой на характерную синтагматику. Значения, которые часто определяются как языковые семантические функции (в отличие от базовых значений), реализуются только в определенных синтаксических условиях. Кроме того, можно указать и на контекстные элементы, которые «поддерживают» выражение некоторых значений (то есть часто сопутствуют им, служат маркерами этих значений).

Семантика определяет характерные черты синтактики имени существительного, прежде всего — возможность или невозможность соединения с количественными числительными. В рамках значения собирательного имени присутствуют не только семантические компоненты количественной характеристики (какими является значение множественности), но и в то же время иных типов значения — значения объединения, значения исчерпанности множества — именно в этом причина того, что семантика собирательности лежит вне категории сочитаемости.

Список литературы:

1.        Архипкина Г.Д. Когнитивные основания и антропоцентрические параметры грамматической категории числа. Монография. Ростов н/Д, 2005. С. 267.

2.        Беляева И.В. Прагматическое содержание количественной оценки. Дис. … канд. филол. наук, Ростов н/Д, 2004. 152 с.

3.        Брусенская Л.А. Семантический и функциональный аспекты интерпретации категории числа в русском языке. Дис. … докт. филол. наук. Ростов н/Д, 1994.

4.        Буланин Л.Л. Трудные вопросы морфологии М., 1976. 205 с.

5.        Буслаев Ф.И.  Историческая грамматика русского языка. М., 1959. 450 с.

6.        Жаркова Е.Х. // О внутрисловной семантической поляризации в именах русского языка. Семантика в преподавании русского языка как иностранного. Харьков, 1989. Ч. 1.  Вып. 3.  С. 95‑97.

7.        Золотова Г.А., Онипенко Н.К., Сидорова М.Ю. Коммуникативная грамматика                русского языка. М., изд-во МГУ. 1998. 524 с.

8.        Кронгауз М.А. Семантика. М., 2001. 399 с.

9.        Крысин Л.П. // Гипербола в русской разговорной речи. Проблемы структурной лингвистики. М., Наука, 1988.

10.     Ли С. Позиционная обусловленность числовых значений русского существительного (граммема множественного числа). Дис. … канд. филол. наук, М., 2002.

11.     Ломоносов М.В. Краткое руководство красноречию, книга первая, содержащия Риторику. Сочинения Ломоносова. СПб, 1850. Т.3. С. 613‑617.

12.     Лихошвай Т.В. Синонимия форм числа и собирательных имен существительных русского языка. Дис. … канд. филол. наук. Днепропетровск, 1986. 180 С.

13.     Ляшевская О.Н. Семантика русского числа. М., 2004. 390 с.

14.     Потебня А.А. Из записок по теории словесности // Потебня А.А. Теоретическая поэтика, М.: Высшая школа, 1990.

15.     Прокопович Е.Н.  О некоторых образованиях множественного числа в русском литературном языке // Мысли о современном русском языке. М.: Наука, 1969. С. 192‑198.

16.     Ревзин И.И. Так называемое «немаркированное» множественное число в современном русском языке // Вопросы языкознания, 1969. № 3. С. 102‑109.

17.     Руденко Д.И. Имя в парадигмах «философии языка». Харьков, 1990. 302 С.

18.     Чейф У. Значение и структура языка / Пер. с англ.  Г.С. Щура. М.: Прогресс, 1975. 432 с.

19.     Шахматов А.А. Синтаксис русского языка. М.: Учпедгиз, 1941. 617 с.