ФЕНОМЕН ОБЩНОСТИ И ПАРАЛЛЕЛИЗМА НЕКОТОРЫХ ЭЛЕМЕНТОВ РИТУАЛЬНО-ОБРЯДОВОГО КОМПЛЕКСА ЖИТЕЛЕЙ СЕЛЕНИЯ ДЖАЛГАН (ЮЖНЫЙ ДАГЕСТАН) И ОСЕТИН

COMMUNITY AND PARALLELISM PHENOMENON OF SOME ELEMENTS OF RITUALLY CEREMONIAL COMPLEX OF CITIZENS OF DZHALGAN VILLAGE (SOUTH DAGESTAN) AND OSSETE

Zalina Kusaeva

phD in Philology Science, Senior Researcher of folklore and literature, V.I. Abaev North Ossetian Institute for Humanitarian and Social Studies, the Filial of the Vladikavkaz Science Centre of the Russian Academy of Sciences,

Russia, Republic of North Ossetia-Alania, Vladikavkaz

Elbrus Sattsaev

phD in Philology Science, Senior Researcher of folklore and literature, V.I. Abaev North Ossetian Institute for Humanitarian and Social Studies, the Filial of the Vladikavkaz Science Centre of the Russian Academy of Sciences,

Russia, Republic of North Ossetia-Alania, Vladikavkaz

Fedar Takazov

candidate of philological sciences, Chief Scientist, Head. folklore and literature department, V.I. Abaev North Ossetian Institute for Humanitarian and Social Studies, the Filial of the Vladikavkaz Science Centre of the Russian Academy of Sciences

Russia, Republic of North Ossetia-Alania, Vladikavkaz,

АННОТАЦИЯ

В предлагаемой статье представлены результаты научной экспедиции в селение Джалган, расположенное на склонах горы близ г. Дербент РД, в июле 2016 г. Возникновение села тесно связано с историей зарождения крепости Дербент. Язык джалганцев, относящийся к западно-иранской подгруппе иранских языков, является островком ираноязычия в окружении тюркских и кавказских языков. Этногенез, религиозные воззрения, этнокультурные и фольклорные традиции жителей селения Джалган являются малоизученной областью в сфере кавказских исследований и впервые вошли в круг научных интересов ирановедов. Актуальность исследований этнокультурных особенностей жителей селения Джалган обусловлена также необходимостью многоаспектного исследования их обрядово-ритуального комплекса, религиозно-мифологических воззрений и фольклора жителей селения Джалган.

ABSTRACT

In the presented article results of a scientific expedition to the village Dzhalgan located on the slopes of the mountain near Derbent in July 2016 are provided. The emergence of the village is closely connected with the rise history of the fortress Derbent. The Dzhalgan language related to West-Iranian subgroup of Iranian languages is an island of Iranian languages surrounded by Turkic and Caucasian languages. Ethnogenesis, religious beliefs, ethnic and cultural and folklore traditions of Dzhalgan village residents are insufficiently studied in the sphere of Caucasian studies and first entered into the circle of Iran scholars. The research relevance of ethno-cultural characteristics of the inhabitants of Dzhalgan village is also due to the necessity for a multidimensional study of ritual and ceremonial complex, religious and mythological beliefs and folklore of Dzhalgan villagers.

Ключевые слова: осетины, Джалган; Дербент; Дагестан; традиционные верования; религиозный синкретизм; Пир; святилище; этническая самоидентификация; джалганский язык.

Keywords: Ossete; Dzhalgan; Derbent; Dagestan; traditional beliefs; religious syncretism; feasting; sanctuary; ethnic self-identification; the Dzhalgan language.

В силу сложившихся исторических условий, Дагестан отличается полиэтничным составом населения, представленным как многочисленными, так и малыми народами. Жители селения Джалган составляют этническое меньшинство и характеризуются отсутствием какого-либо этнонима для самоидентификации. Механизм этнических процессов в данном регионе складывался по принципу включения малых народов в состав более крупных, для того, чтобы избежать еще большего дробления на мелкие этнические группы. Соответственно, все попытки этнической идентификации жителей селения Джалган свелись к тому, что их официально причислили к наиболее многочисленному народу, проживающему в данном регионе – азербайджанцам. Однако сами джалганцы считают себя самостоятельным народом с собственным языком и самобытной, отличной от всех соседствующих народов, культурой [7, с. 96–104].

В ходе полевых исследований были зафиксированы варианты самоназвания (джалганцы, иранцы) и лингвонима (наш язык, джалганский язык). Вызывает интерес, что основные элементы архаических традиционных верований, мифологических воззрений, обрядовой культуры, ритуальной пищи, фольклора джалганцев, характеризуются рядом локальных признаков, а также явными соответствиями с этнокультурными традициями осетин, относящихся к северо-восточной подгруппе иранской группы индоевропейской семьи языков и проживающих на Центральном Кавказе [11].

Представляется показательной фиксация нарратива на языке местных жителей. Прежде всего следует отметить устные рассказы, отражающие религиозно-мифологические воззрения джалганцев.

Жители селения, в определенной степени, испытывают сложности в вопросе конфессиональной идентификации, поскольку особенности их верований характеризуются ярко выраженным религиозным синкретизмом. Несмотря на то, что джалганцы официально приняли ислам суннитского толка, поселение представляет собой совершенно уникальный, с точки зрения сохранности традиционной культуры, заповедник. Вместе с тем, на религиозное мышление джалганцев заметное воздействие оказало христианство. Архитектурные памятники, топонимические предания, ряд теонимов и гидронимов, связанных с именем Святого Георгия, подтверждают исторические свидетельства того, что Дербент являлся территорией, которая входила в зону древнейшего распространения христианства.

Показательно, что слияние духовных традиций разных религий наложило своеобразный отпечаток также и на всю религиозную систему современных осетин [12, с. 144–158].

Этнографические наблюдения и выявленные оригинальные факты являются, на наш взгляд, тем ключом, который позволяет глубже осмыслить и постичь феномен общности и параллелизма древнейших мифологических архетипов осетин и джалганцев. Нами выявлено довольно много однотипных этнокультурных элементов. Остановимся лишь на наиболее характерных из них.

К примеру, на окраине селения Джалган расположен комплекс культовых сооружений (Святая Роща), который именуется местными жителями ‘Бало Пир‘ / Bālō (перс.) – верховный, Pir (перс.) – старец, святой. По нашему предположению, в результате стяжения фонем ‘ed‘, персидское ‘pedar‘ – ‘отец', свелось у джалганцев в диалектной лексеме 'pir’, которой и обозначают весь архаический обрядово-ритуальный комплекс. Однако генезис данного теонима нуждается в более тщательном исследовании. Система святилищ и почитание небесных покровителей у жителей селения Джалган практически находят соответствия в традиционных осетинских религиозных воззрениях. Выражаются они в особенностях ритуального поведения. Джалганцы, как и осетины в качестве жертвенного блюда приносят на святилище специальную выпечку, сходство которой с осетинскими ритуальными пирогами очевидно. Как осетинский пирог, так и джалганская выпечка представляют собой круг, поделенный на восемь частей, расходящимися из центра лучами-радиусами. По сути, это мандала – (санскр. मण्डल – круг, диск) – сакральное схематическое изображение мироздания, космограмма Вселенной. Существенное отличие состоит в том, что джалганцы выпекают жертвенное блюдо без какой-либо начинки, называя ее «хлеб», в то время как для изготовления осетинских ритуальных пирогов, предназначенных для обрядового моления, в качестве обязательного компонента используется сыр.

Мандала является одним из центральных символов этнической культуры осетин. Анализ форм, используемых при изготовлении круглых ритуальных осетинских пирогов, проведенный В.С. Газдановой, позволил раскрыть «сакральную символику восьмисегментного круга с точкой в центре, воссоздать семантику эзотерического знания осетин» [3, с. 197]. Согласно научным изысканиям Газдановой, данная фигура широко известна как космогонический символ мирового яйца, из которого возникло все сущее. Несмотря на то, что джалганцы лишь схематически сохранили форму ритуальной выпечки, ее использование в обрядах свидетельствует об их генетическом родстве с осетинами, восходящем к далекой эпохе аланских вторжений на Северный Кавказ.

Неотъемлемым атрибутом обращения осетин к Создателю и высшим силам являются три пирога – символ трехчастной структуры мироздания [9, с. 122]. У жителей селения Джалган не существует канонических представлений о количестве хлеба, предназначенного для исполнения ритуала. По сведениям, предоставленным информантами, паломники могут приносить на святилище произвольное количество выпечки. Однако, как и в осетинской этнокультурной традиции, для ритуального моления, не имеющего отношения к поминальным обрядам, у джалганцев используют нечетное количество выпечки.

Интересное свидетельство, связанное с воссозданием традиционного религиозного мировоззрения посредством сновидений, зафиксировано нами от старейшей жительницы селения Верхний Джалган, Гаджиалиевой-Рустамовой Шабике Султановны, 1931 года рождения: «В прежние времена мы приносили на Пир разное количество хлеба, кто сколько мог: один, три, пять, семь, девять могли принести. А два и четыре никогда. Но однажды я вижу сон. Мужской голос говорит мне: «В Священную Рощу нужно приносить три хлеба. Принести и поставить там, помолиться. А кому они будут предназначены, примет их!» Вот с тех пор мы приносим по три хлеба».

Религиозный феномен как джалганцев, так и осетин характеризуется особой значимостью сновидений в культуре. При этом этническая специфика сновидений, отражающая внутреннюю работу мифологического сознания, связана, прежде всего, с традиционными верованиями. Показательна в данном контексте история возникновения святилища Хуцауы дзуар (святилище, посвященное Богу), в окрестностях города Владикавказ, во второй половине XIX века.

В 1892 году во Владикавказе вспыхнула эпидемия холеры. За несколько месяцев от болезни погибло несколько тысяч человек. Один из жителей Осетинской слободки по имени Пипо Гурциев ухаживал за больными, утешал их семьи и молился за умерших. Однажды Пипо Гурциеву явился во сне Уастырджи – покровитель мужчин и сообщил ему, что если он принесёт себя в жертву, то люди будут спасены. Уастырджи повелел Пипо Гурциеву найти белого быка и последовать за ним. На месте, где белый бык ляжет, Пипо Гурциев должен был построить святилище в честь Бога. Он исполнил все, как и было велено Уастырджи. Святилище было построено, прекратилась эпидемия, а по завершении строительства святыни, на следующий же день Пипо Гурциев умер [4, с. 52]. Представляет интерес надпись на каменной плите, установленной на территории святилища: «Это святилище посвящено Уастырджи».

Одним из наиболее почитаемых объектов, входящих в комплекс культовых сооружений в Джалгане, является нерукотворная священная пещера «Эмджег пири» (Пещера святых сосцов). Предлагая этимологическое обоснование лексеме «æmcek», В.И. Абаев, отмечал, что слово æmcek / enceg / ænceg тюркского происхождения и означает ’материнскую грудь’. В этнографических описаниях, оно связано с существовавшим в прошлом у кавказских горцев обычае аталычества [1, с. 142]. Указанный этноним упоминается и в повести А.А. Бестужева-Марлинского «Аммалат-бек», где автор писал: «Эмджек – грудной, молочный брат, от слова эмджек – сосец» [2, с. 9]. Святилище «Эмджег пири» особо почитаемо не только у жителей селения Джалган. Сюда съезжаются паломники из многих регионов России за целебной ключевой водой, которая пополняется из сталактитов, напоминающих форму женской груди, беспрестанно капая, но не переполняя небольшой колодец, образовавшийся в пещере. По преданию, вода способствует деторождению и сохранению материнского молока. Ритуальное поведение на святилище строго регламентировано. Извлекать воду из пещеры позволено исключительно мужчинам. Святую воду нельзя проливать на землю. Характерно, что вокруг святилищ появляются, как и у осетин, устные рассказы, призванные убедить слушателя в сакральности священного места, в неминуемости наказания нарушителя табу.

Особое внимание к слову, к вербальной составляющей народной культуры приводит к пониманию того, что описание обряда имеет, как правило, весьма субъективный и ограниченный характер. И важно не просто осуществить описание обряда со слов информанта, а самому принять в нем участие. Так, предоставленная возможность присутствия на джалганской свадьбе, позволила более детально изучить основные элементы свадебной обрядности, одним из наиболее характерных элементов которой является ритуал взаимного угощения невесты и свекрови медом. Он имеет очевидные параллели с аналогичным действом у осетин. Суть ритуала джалганцев сводится к следующему. Когда невесту, приводят в дом жениха, ее (как и у осетин) размещают в правом, относительно входа, углу жилища, под покровом фаты. Спустя некоторое время, невесте преподносят чашу с медом. Слегка приподняв от лица фату, невеста указательным пальцем правой руки извлекает мед и угощает свекровь. Свекровь, в свою очередь угощает невесту, а затем невеста предлагает причаститься медом всем присутствующим старшим женщинам.

У осетин подобный атрибут, представляющий собой чашу со смесью меда и масла (мыдыкъус букв. ‘медовая чаша’), входит в комплекс обязательных ритуальных предметов и пищи Сæрызæды хуын (подношение Саризаду – букв. ‘Ангелу-хранителю головы’), который привозит с собой невеста из дома отца. Медовая чаша имеет высокий ритуальный статус, поскольку символизирует напиток бессмертия рода.

Характерно, что джалганцы, сохранив архаические формы ритуальной культуры, утратили понимание их сакральных смыслов. В свою очередь осетины, часто осознавая смысловую нагрузку основных элементов свадебно-обрядового комплекса, умышленно адаптируют их к современной культуре, способствуя тем самым трансформации первоначальных форм ритуала. Так у осетин обряд угощения медом стал совершаться в первый день по прибытии невесты, после снятия фаты. При угощении используют персональную ложечку, предназначенную для каждой участницы обряда. Этнографические описания Д.Т. Шанаева свидетельствуют о том, что в прежние времена данный ритуал совершался на второй день свадебного торжества и обязательно в месте нахождения домашнего очага. Лицо новобрачной при этом было прикрыто фатой, и угощала она медом женщин указательным пальцем правой руки [10, с. 28].

Наблюдения, касательно сохранения джалганцами первоначальных форм обрядового действа, весьма полезны, поскольку позволяют в определенной степени реконструировать ритуальную культуру древне-осетинского общества. К ним можно отнести один из архаичных ритуалов, входящих в свадебно-обрядовый комплекс джалганцев – вывод невесты из родительского дома. Выражается он в обряде сопровождения невесты в дом жениха, перед которой одна из женщин несет зеркало и зажженную свечу. Использование свечи свидетельствует о преобразовании древних форм свадебной культуры, поскольку в прежние времена, по информации, зафиксированной нами от местных жителей, вместо свечи использовали горящий факел. В представленном ритуале прослеживается общность древнеиранских традиций, обусловливающих у многих народов связь зеркала с культом огня и солнца. В свадебной обрядности зеркало является атрибутом женского божества, также воплощающего идею огня и плодородия и выступает в неразрывной связи с солярной символикой (зажженная свеча / факел).

Мифологические представления о зеркале как символе женского начала и вера в репродуцирующую силу предмета отразились в религиях многих народов и определили его роль в свадебных обрядах. Участие зеркала в свадебном ритуале обусловлено его семантикой и его сакральной связью с женскими небесными покровителями, обеспечивающими счастливый брачный союз и дарующими силу плодородия [6, с. 96–104].

Благодаря научным изысканиям В.С. Газдановой, связанным с использованием зеркала в свадебной обрядности, расширились представления о семиотических свойствах зеркала в фольклорно-этнографической традиции осетин. Согласно исследованиям ученого, в Осетии еще в XX веке зеркало являлось важным ритуальным предметом на свадьбе [3, с. 302].

Так в 80-е годы XX в. в Куртатинском ущелье Северной Осетии была записана информация, согласно которой второй шафер должен был нести перед невестой зеркало, когда ее выводили из дома [5, с. 91].

По информации, содержащейся в записях собирателя осетинского фольклора Д. Темираева за 1912 год относительно свадебной обрядности, В. Газданова отметила, что зеркало находилось в руках второго шафера. Однако текст обрядовой песни [8, с. 680.] свидетельствует о том, что если в обряде второй шафер (æмдзуарджын) – мужчина, то в тексте песни первым шафером (къухылхæцæгом) является Уасгерги (диг.) / Уастырджи, а вторым шафером предстает æндзиуаргин мадæ – Мада Майран, у которой находится зеркало.

Вызывает интерес наблюдение ученого относительно прототипичности образов Мада Майран (диг.) / Мады Майрам и Шатáны. Данное предположение было выведено согласно эпическим текстам, где Мады Майрам часто накладывается на образ Шатáны, которая и является владелицей волшебного зеркала [3, с. 304].

Зеркало использовалось в брачной обрядности у многих ираноязычных народов и было связано с культом огня и солнца. Солярная семантика зеркала сформировала веру в положительную магию предмета и его охранительную функцию. Зеркало-Солнце выступает как оберег, охраняющий брачующихся от злых духов и является главным символом многочисленности потомства, чистоты, света и семейного благополучия.

Семейные и брачные отношения, этикетные нормы джалганцев, несущие на себе печать прежних стереотипов и установок также имеют заметные схождения с особенностями этнокультурной традиции осетин. Для указанного региона характерна известная архаичность общественных и семейных отношений, поскольку быт горцев оказался в меньшей степени подвержен влиянию глобализационных процессов, охвативших значительную территорию Дагестана. В Джалгане, как и в Осетии, исключительно сильна роль родственных связей, что сказывается на приоритетах в выборе брачного партнера. Джалганцы не заключают браки с представителями родственных фамилий до 7 поколения. По этой причине распространены смешанные браки джалганцев с представителями соседствующих народов, чаще с табасаранцами.

Безусловно, исследуемые в предлагаемой публикации вопросы осетино-джалганских этнокультурных параллелей, не исчерпывают всего многообразия взаимосвязей, выявленных в ходе экспедиционной работы и обладающих немалым потенциалом для дальнейшего изучения. Перспективным для более глубокого осмысления ирановедами являются вопросы истории и этногенеза джалганского народа, а также некоторые страницы истории пребывания алан в данном регионе. Актуальность исследований этнокультурных особенностей жителей селения Джалган обусловлена также необходимостью многоаспектного исследования их обрядово-ритуального комплекса, религиозно-мифологических воззрений и фольклора.

Список литературы:

1. Абаев В.И. Историко-этимологический словарь осетинского языка. Т. I. – М. – Л., 1958. – С. 142.
2. Бестужев-Марлинский А.А. «Аммалат-бек» – М., 1895. С. 9.
3. Газданова В.С. Золотой дождь / Сост. З.К. Кусаева /. Владикавказ, 2007. – С. 197; 302–304.
4. Гононоблев Е.Н., Путеводитель по Владикавказу. Владикавказ, 2011. – С. 52.
5. Дзиццойты Ю.А. Ирон æвзаджы æвæрæнтæй / Фидиуæг, 1989. № 9. – С. 91.
6. Кусаева З.К. Семантические связи Нартовского эпоса и афористических жанров осетинского фольклора // Известия СОИГСИ. Вып. 20 (59), 2016. – С. 96–104.
7. Кусаева З.К., Сатцаев Э.Б., Таказов Ф.М. Джалган и джалганцы: синтез персидского и аланского компонентов (по материалам фольклорно-этнографической и лингвистической экспедиции 14–18 июня 2016 г.) // Известия СОИГСИ. Вып 21 (60), 2016. – С. 96–104.
8. Научный Архив СОИГСИ. Фонд Фольк. 14, п. 7, л. 680.
9. Уарзиати В.С. Праздничный мир осетин. Владикавказ, 1995. – С. 122.
10. Шанаев Д.Т. Свадьба у северных осетин // СССК. Вып. 4. Тифлис, 1870. – С. 28.
11. Kusaeva Z.K., Sattsaev E.B., Takazov F.M. Features language villagers Dzhalgan Derbent district of Dagestan (based on ethno-linguistic expedition of june 14–18, 2016) // International journal of applied and fundamental research, № 6. 2016 г. / – [Электронный ресурс]. – Режим доступа:URL: www.science-sd.com/468-25130 (09.11.2016).
12. Takazov F.M., Kusaeva Z.K. Syncretic religious and mythologian beliefs Ossetians. 5th International Conference on Science and Technology 23–29 October 2015 in London. – С. 144–158.