АНТРОПОНИМЫ  В  ЯЗЫКОВОЙ  КАРТИНЕ  МИРА  (НА  МАТЕРИАЛЕ  АНГЛИЙСКОГО  ЯЗЫКА)

Кропачева  Ксения  Игоревна

аспирант  кафедры  английской  филологии, 
ФГБОУ  ВПО  «Нижегородский  государственный  лингвистический  университет  имени  Н.А.  Добролюбова», 
РФ,  г.  Нижний  Новгород

E-mail: 

ANTHROPONYMS  IN  THE  LINGUISTIC  WORLDVIEW  (AS  EXEMPLIFIED  BY  THE  ENGLISH  LANGUAGE)

Kseniya  Kropacheva

postgraduate  student,  Department  of  English  Philology, 
Linguistics  University  of  Nizhny  Novgorod, 
Russia,  Nizhny  Novgorod

АННОТАЦИЯ

Статья  посвящена  изучению  антропонимического  пространства  английского  языка  как  части  языковой  картины  мира.  Особое  внимание  уделяется  национально-культурной  специфике  антропонимов.

ABSTRACT

The  article  deals  with  studying  the  anthroponymic  space  of  the  English  language  as  part  of  the  linguistic  worldview.  Special  attention  is  paid  to  the  national  and  cultural  specifics  of  anthroponyms.

Ключевые  слова:  языковая  картина  мира;  языковая  личность;  антропоним;  антропонимическое  пространство.

Keywords:  linguistic  worldview;  linguistic  personality;  anthroponym;  anthroponymic  space.

В  рамках  антропоцентрического  подхода  можно  говорить  о  том,  что  с  помощью  языка  формируется  языковая  личность  —  личность,  которая  поддаётся  реконструкции  в  наиболее  важных  чертах  на  основе  языковых  средств.  Любую  личность,  которая  владеет  каким-либо  естественным  человеческим  языком,  можно  моделировать  как  языковую  личность  [10,  с.  47—48].

Среди  лингвистов  до  сих  пор  существуют  разногласия  по  поводу  термина,  наиболее  точно  обозначающего  данное  понятие  (понятие  личности,  которая  поддаётся  реконструкции  в  наиболее  важных  чертах  на  основе  языковых  средств):  Н.Д.  Арутюнова  использует  выражение  «человек  говорящий»,  Ю.Н.  Караулов  —  «языковая  личность»,  Ю.Е.  Прохоров  —  «речевая  личность»,  В.В.  Красных  —  «коммуникативная  личность»  [12,  с.  21].

Языковая  личность  в  лингвистике  изучается  в  нескольких  аспектах:  психолингвистическом,  когнитивном,  социолингвистическом,  лингвокультурологическом  и  лингводидактическом  [14,  с.  118].  Изначально  языковая  личность  изучалась  в  основном  в  рамках  психолингвистики,  а  затем  в  лингвистике  утвердилась  и  другая  «традиционная»  трактовка  языковой  личности  —  лингводидактическая  [11,  с.  176].

В  данной  статье  языковая  личность  рассматривается  как  лингвокультурологическое  явление,  поэтому  представляется  важным  осветить  основные  положения  трудов  В.А.  Масловой  и  В.И.  Карасика,  исследовавших  феномен  языковой  личности  в  рамках  лингвокультурологии.

В.А.  Маслова  даёт  следующее  определение  языковой  личности:  «Это  личность,  выраженная  в  языке,  тексте  и  через  язык;  это  личность,  реконструируемая  во  всей  полноте  на  базе  языковых  средств»  [10,  с.  44].  В.А.  Маслова  указывает  на  тесную  взаимосвязь,  существующую  между  понятиями  «языковая  личность»  и  «языковое  сознание»,  объясняя  это  тем,  что,  с  одной  стороны,  люди  творят  культуру  и  живут  в  ней,  а  с  другой  стороны  —  под  воздействием  культуры  формируется  определённый  тип  личности.

Разделяя  концепцию  языковой  личности,  предложенную  Ю.Н.  Карауловым,  В.А.  Маслова  выделяет  несколько  уровней  в  структуре  языковой  личности:  структурно-языковой  /  семантико-строевой  /  инвариантный  (отражает  степень  владения  обыденным  языком),  когнитивный  (актуализирует  и  идентифицирует  релевантные  для  социума  и  /  или  языковой  личности  знания  и  представления  и  создаёт  коллективное  и  /  или  индивидуальное  когнитивное  пространство;  отражает  языковую  модель  мира  личности,  её  тезаурус  и  культуру)  и  мотивационный  или  прагматический  (выявляет  и  характеризует  мотивы  и  цели,  которые  влияют  на  развитие  языковой  личности)  [10,  с.  51].

Языковая  личность  существует  в  культурном  пространстве.  Культура  находит  своё  отражение  в  языке,  а  также  на  разных  уровнях  общественного  сознания,  в  поведении  людей,  принятых  в  определённом  обществе  нормах  и  т.  д.

В.И.  Карасик  подходит  к  определению  языковой  личности  с  позиции  классической  диады  лингвистики  —  языка  и  речи,  которая,  по  его  мнению,  на  современном  (антропоцентрическом)  этапе  развития  языкознания  раскрывается  как  языковое  сознание  и  коммуникативное  поведение.  Центральным  понятием  при  использовании  данного  подхода  является  понятие  языковой  личности,  которая  представляет  собой  «обобщённый  образ  носителя  культурно-языковых  и  коммуникативно-деятельностных  ценностей,  знаний,  установок  и  поведенческих  реакций»  [7,  с.  298].

В.И.  Карасик  предлагает  комплексную  модель  языковой  личности,  основу  которой  составляет  гумбольдтовская  метафора  —  языковой  круг,  представляющий  собой  совокупность  коммуникативно  значимых  характеристик,  которые  определяют  (то  есть  ограничивают)  человека  как  представителя  определённой  цивилизации,  этноса,  социальной  группы  и  как  индивидуальность  [7,  с.  298].

Стоит  отметить,  что  представление  о  языковой  личности  у  большинства  лингвистов  связывается  как  с  отдельно  взятым  носителем  языка,  так  и  с  некой  научной  абстракцией.  В  первом  случае  принято  говорить  об  индивидуальной  языковой  личности,  во  втором  —  о  коллективной.  Некоторые  учёные  (например,  А.А.  Ворожбитова)  предлагают  также  выделять  групповую  языковую  личность.

Безусловно,  в  национальной  языковой  личности  присутствует  и  индивидуальный  аспект,  однако  чаще  всего  языковая  личность  рассматривается  как  социальное  явление,  тесным  образом  связанное  с  языковой  картиной  мира.

Термин  «языковая  картина  мира»  является  общепризнанным  и  популярным  в  связи  с  антропоцентрической  направленностью  современных  лингвистических  исследований.  Однако  некоторые  исследователи  считают,  что  в  действительности  невозможно  постичь  суть  отношений  между  языком  и  миром:  Wer  nach  dem  Verhältnis  von  Sprache  und  Welt  zu  fragen  versuchst,  steht  vor  einer  prinzipiellen  Schwierigkeit.  Welt  und  Sprache  sind  unendliche  Größen,  sie  sind  als  Ganze  unbestimmt  und  auch  nicht  bestimmbar  [17,  S.  71].

В  основе  понятия  языковой  картины  мира  лежат  идеи  великого  немецкого  филолога  В.  фон  Гумбольдта,  который  считал,  что  язык  и  дух  народа  тождественны.  Согласно  его  концепции,  выдвинутой  в  XIX  веке,  язык  является  причиной  развития  духовной  жизни  народа  и  его  стимулятором.  Именно  В.  фон  Гумбольдт  предположил,  что  «язык  и  духовные  силы  развиваются  не  отдельно  друг  от  друга  и  не  последовательно  один  за  другой,  а  составляют  нераздельную  деятельность  интеллектуальных  способностей»  [5,  с.  67—69].

Труды  В.  фон  Гумбольдта  оказали  огромное  влияние  на  исследования  лингвистов,  которые  пытались  интерпретировать  его  концепцию  или  усовершенствовать  её.  О.А.  Радченко,  соглашаясь  с  утверждением  В.З.  Демьянкова  об  излишней  оценочности  всех  интерпретаций  концепции  В.  фон  Гумбольдта,  предлагает  отталкиваться  от  герменевтического  пессимизма  и  признать,  что  вследствие  всех  субъективных  аспектов  формирования  данной  концепции  она  является  «одной  из  тайн  языковедения,  своего  рода  произведением  лингвофилософского  авангардизма,  скрывающим  в  себе  понятную  лишь  его  автору  (и  потому  непостижимую)  сверхидею»  [13,  с.  96].

Дальнейшее  развитие  идеи  В.  фон  Гумбольдта  получили  в  американской  этнолингвистике  в  30-е  годы  XX  века  в  концепции,  которая  получила  название  «гипотеза  лингвистической  относительности».  Почти  одновременно  с  появлением  в  Америке  гипотезы  Сепира  —  Уорфа  в  Европе  наступило  господство  нового  направления  в  языкознании  —  неогумбольдтианства.  Основоположником  европейского  неогумбольдтианства  считается  Й.Л.  Вайсгербер,  который  ввёл  понятие  «языковая  картина  мира»  в  научную  терминологию.

Й.Л.  Вайсгербер  начал  разрабатывать  теорию  языковой  картины  мира  в  начале  30-х  годов  XX  века  с  позиции  словоцентризма.  Сначала  он  не  относил  картину  мира  к  языку:  по  его  мнению,  язык  лишь  стимулировал  формирование  у  людей  единой  картины  мира.  Позже  в  своих  работах  он  указал  на  то,  что  картина  мира  отражается  в  словарном  составе  языка.  Следующей  ступенью  в  развитии  его  теории  было  полное  соединение  понятия  картины  мира  с  языком.  Дальнейшее  развитие  теории  языковой  картины  мира  связано  с  выделением  её  мировоззренческого,  субъективно-национального,  идиоэтнического  аспекта,  являющегося  следствием  проявления  в  языке  особой  точки  зрения  на  мир  —  той  точки  зрения,  которой  придерживался  создавший  данный  язык  народ.  Таким  образом,  «научная  эволюция  Л.  Вайсгербера  в  отношении  к  концепции  языковой  картины  мира  шла  в  направлении  от  указания  на  её  объективно-универсальную  основу  к  подчеркиванию  её  субъективно-национальной  природы»  [6,  с.  10—11].

Й.Л.  Вайсгербер  призывал  различать  несколько  феноменов,  которые  скрываются  под  общим  термином  «язык»,  и  рассматривал  его  как  культурное  достояние.  Изучение  языка  во  владении  определённого  коллектива  приводит  к  специфическим  проблемам,  которые  можно  решить  только  с  помощью  социологических  методов,  которые  позволяют  рассматривать  язык  как  надличностную  действенность,  содержащую  не  только  звуковые  формы  языка,  но  и  языковые  содержания  как  общее  достояние  определённой  группы  людей.  Родной  язык  —  это  в  высшей  степени  действенная  и  действительная  сила  для  народа  и  для  конкретного  индивида  [2,  с.  67,  87].

В  языке  «заложены  все  средства  мышления  и  выражения  (звуковые  формы,  понятия,  синтаксические  категории  и  формы  их  выражения)»,  поэтому  «из  общего  владения  языком  члены  одного  языкового  сообщества  черпают  значительную  однородность  основ  мышления  и  форм  выражения,  которая  затем  делает  возможным  и  общение  между  различными  людьми»  [2,  с.  88].

Причины  попадания  определённой  картины  мира  в  какой-либо  язык  следует  искать  в  исторической  взаимосвязи  народа  и  его  языка,  так  как  «носители  …  языка  продолжают  развивать  то,  что  они  находят  в  нём»  и  «закладывают  в  этом  языке  свой  опыт,  всё,  что  кажется  им  важным»  [2,  с.  106].  Поэтому  в  родном  языке  каждого  народа  уже  заложено  некое  миропонимание,  на  которое  оказал  влияние  ряд  факторов:  географическое  положение  и  история  языкового  сообщества,  его  духовные  и  внешние  условия.  Судьба  народа  тесно  связана  с  его  языком,  который  способен  отражать  весь  путь,  пройденный  данным  народом.  Язык  —  это  память  народа,  способная  не  только  хранить  воспоминания  о  прошлом,  но  и  служить  основой  для  дальнейшего  развития.

Й.Л.  Вайсгербер  также  отмечает  «прикладной»  характер  языковой  картины  мира:  Wir  knüpfen  demnach  an  die  Ergebnisse  über  das  “Weltbild”  der  Sprache  an.  Dort  war  uns  jede  Muttersprache  erkennbar  geworden  als  Prozeß  des  Wortens  der  Welt  durch  eine  Sprachgemeinschaft.  Aber  diese  geistige  Anverwandlung  der  Welt  ist  ja  nicht  Selbstzweck;  vielmehr  wird  diese  Form  der  geistigen  Beherrschung  der  Welt  zur  Grundlage  für  das  Sich-Verhalten  in  der  Welt.  Die  Sprachgemeinschaft  wird  also  zum  Raum  und  systematischen  Ort  einer  unendlichen  Fülle  weiterer  Wirkungen,  in  denen  das  Weltbild  der  Muttersprache  zu  sprachbedingtem  Handeln  führt,  zu  Formen  des  Schaffens  und  Sich-Verhaltens,  die  ohne  diese  sprachlichen  Voraussetzungen  unmöglich  wären  [20,  S.  21].

В  настоящее  время  работы  многих  лингвистов  связаны  с  понятием  языковой  картины  мира  и  особенностями  миропонимания  у  разных  народов.  Картина  мира  обычно  рассматривается  как  совокупность  содержательных  и  формальных  свойств.  К  содержательным  свойствам  картины  мира  относятся  следующие:  картина  мира  связана  с  человеческой  субъективностью;  картина  мира  отражает  мировидение  человека;  картина  мира  одновременно  является  космологичной  и  антропоморфичной;  картина  мира  указывает  на  облигаторность  действия  при  его  полуосознаваемом  характере;  картина  мира  воспринимается  субъектом  как  достоверная;  картина  мира  является  диалектическим  единством  статичного  и  динамичного,  стабильного  и  изменчивого,  конечного  и  бесконечного.  Формальные  свойства  картины  мира  включают  в  себя  следующие  характеристики:  картина  мира  представляет  собой  регулятив  широкого  действия;  в  любой  картине  мира  всегда  есть  лакуны;  картине  мира  свойственны  пластичность,  подвижность,  поливариантность;  у  картины  мира  есть  предел  сложности  и  детализируемости;  картина  мира  является  наглядной  и  образной;  картина  мира  представляет  собой  целостную  систему  [4,  с.  4].

Существует  множество  определений  картины  мира.  Одним  из  наиболее  адекватных  является  следующее:  картина  мира  —  это  исходный  глобальный  образ  мира,  лежащий  в  основе  мировидения  человека,  репрезентирующий  сущностные  свойства  мира  в  понимании  людей  и  являющийся  результатом  всей  духовной  активности  человека.  Данная  трактовка  представляет  картину  мира  в  качестве  субъективного  образа  объективной  реальности  [4,  с.  5].

Языковую  картину  мира  нельзя  приравнивать  к  специальным  картинам  мира,  потому  что  она  предшествует  им  и  формирует  их:  «Человек  способен  понимать  мир  и  самого  себя  благодаря  языку,  в  котором  закрепляется  общественно-исторический  опыт  —  как  общечеловеческий,  так  и  национальный»  [4,  с.  7].  Картина  мира  как  отражение  реального  мира  находится  в  сложной  взаимосвязи  с  языковой  картиной  мира,  являющейся  фиксацией  этого  отражения.  Нельзя  не  согласиться  с  Ю.  Трабантом,  который  написал  следующее:  “Der  Mensch  ist  nur  Mensch  durch  Sprache“,  sagt  Wilhelm  von  Humboldt  am  20.  Juni  1820  in  seiner  ersten  Rede  vor  der  Berliner  Akademie.  Damit  ist  die  Frage  nach  dem  Menschen  in  einem  einzigen  Satz  beantwortet.  Und  die  Antwort  ist  nach  wie  vor  gültig:  Der  Mensch  ist  nur  Mensch  durch  Sprache  [19,  S.  243].

Общепризнано  наличие  во  всяком  языке  особого  класса  слов  —  имён  собственных,  то  есть  имена  собственные  являются  лингвистической  универсалией.  Лингвисты  всегда  стремились  отграничить  имя  собственное  от  имени  нарицательного.  О.А.  Леонович,  анализируя  предложенные  лингвистами  различительные  признаки  имени  собственного  и  нарицательного,  сводит  их  к  следующему:  1)  имя  собственное  не  обозначает,  а  называет;  2)  меньшая  степень  лексической  абстракции  у  имён  собственных;  3)  «семантическая  редукция»  имени  собственного  и  его  несоотнесённость  с  понятием  [8,  с.  6—7].  В  целом  данные  признаки  действительно  позволяют  разграничить  имена  собственные  и  имена  нарицательные  за  исключением  некоторых  случаев  (например,  говорящих  имён  собственных).

Имена  собственные  относятся  к  языковым  репрезентациям  лингвокультурных  явлений,  так  как  они  обладают  способностью  отражать  как  национальный  менталитет,  так  и  систему  ценностей  того  народа,  который  является  носителем  определённого  языка.  Наиболее  яркой  репрезентацией  лингвокультуры,  безусловно,  являются  антропонимы,  потому  что  именно  они  связаны  с  фоновыми  знаниями  в  наибольшей  степени.

С.И.  Влахов  и  С.П.  Флорин  также  указывают  на  наличие  данной  особенности  у  антропонимов:  «Как  правило,  носителями  национального  колорита  являются  все  имена  собственные,  а  в  особенности  антропонимы»  [3,  с.  238].

Под  антропонимами  понимаются  «собственные  именования  людей:  имена  личные,  патронимы  (отчества  или  иные  именования  по  отцу),  фамилии,  родовые  имена,  прозвища  и  псевдонимы  (индивидуальные  или  групповые),  криптонимы  (скрываемые  имена)»  [9,  с.  321].

В  любой  языковой  картине  мира  антропонимы  занимают  особое  место,  так  как  они  являются  «важнейшим  звеном,  связывающим  человека  с  непосредственным  окружением  и  обществом  в  целом»  [15,  с.  145].  К.  Бромберже  отмечает,  что  антропоним  имеет  двойственный  статус:  «он  выступает  и  как  классифицирующий  маркер,  указывающий  на  ту  или  иную  позицию  индивида  в  социальной  структуре,  и  в  то  же  время  —  как  символ,  отражающий  определённое  видение  мира,  организованную  систему  верований  и  представлений»  [1,  с.  127].

А.В.  Суперанская,  автор  множества  научных  трудов  по  ономастике,  в  своей  монографии  «Общая  теория  имени  собственного»  отметила  особый  статус  антропонимов  среди  имён  собственных:  «Несмотря  на  то,  что  антропонимы  относятся  к  именованию  людей  и  только  людей,  этот  единственный  объект  даёт  чрезвычайно  сложный  спектр  категорий  имён,  что  связано  с  историей  культуры,  особенностями  психологии  людей,  с  традициями  и  многим  другим»  [16,  с.  174].

Фоновые  знания  о  любом  имени  собственном  включают  в  себя  следующую  информацию:  условия  существования  имени  собственного  в  обществе,  связанные  с  данным  именем  собственным  культурно-исторические  ассоциации  и  степень  известности  объекта  и  его  имени.  Таким  образом,  антропоним  содержит  большое  количество  компонентов  (исторический,  лингвокультурный,  лингвопсихологический,  прагматический  и  т.  д.),  взаимодействие  которых  приводит  к  популярности  одних  антропонимов  (например,  после  победы  норманнов  под  предводительством  Вильгельма  Завоевателя  в  битве  при  Гастингсе  имя  William  стало  одним  из  самых  популярных  [18,  p.  50])  и  исчезновению  из  именника  других  (по  понятным  причинам  мальчикам  после  Второй  мировой  войны  перестали  давать  имя  Adolf).

Таким  образом,  антропонимы  являются  частью  языковой  картины  мира  и  наиболее  яркой  репрезентацией  лингвокультуры,  потому  что  именно  они  в  наибольшей  степени  связаны  с  фоновыми  знаниями,  вследствие  чего  способны  отражать  развитие  культурно-исторической  жизни,  а  также  национальный  менталитет  и  систему  ценностей  того  народа,  который  является  носителем  определённого  языка.

Список  литературы:

1. Бромберже  К.  К  антропологическому  анализу  антропонимов  //  Вопросы  ономастики.  —  2012.  —  №  1  (12).  —  С.  116—145.
2. Вайсгербер  Й.Л.  Родной  язык  и  формирование  духа.  —  М.:  Едиториал  УРСС,  2004.  —  190  с.
3. Влахов  С.И.,  Флорин  С.П.  Непереводимое  в  переводе.  —  Изд.  5-е.  —  М.:  Р.  Валент,  2012.  —  406  с.
4. Гвоздева  А.А.  Языковая  картина  мира:  лингвокультурологические  и  гендерные  особенности  (на  материале  художественных  произведений  русскоязычных  и  англоязычных  авторов):  Автореф.  …  канд.  филол.  наук.  —  Краснодар,  2004.  —  15  с.
5. Гумбольдт  В.  Избранные  труды  по  языкознанию.  —  М.:  Прогресс,  1984.  —  400  с.
6. Даниленко  В.П.  Языковая  картина  мира  в  теории  Л.  Вайсгербера  //  Филология  и  человек.  —  2009.  —  №  1.  —  С.  7—17.
7. Карасик  В.И.  Языковой  круг:  личность,  концепты,  дискурс.  —  Волгоград:  Перемена,  2002.  —  477  с.
8. Леонович  О.А.  Введение  в  англоязычную  ономастику.  —  М.:  КДУ,  2012.  —  250  с.
9. Лингвистический  энциклопедический  словарь.  —  М.:  ДиректМедиа  Паблишинг,  2004.  —  5990  с.
10. Маслова  В.А.  Homo  lingualis  в  культуре.  —  М.:  Гнозис,  2007.  —  320  с.
11. Никрус  И.В.  Языковая  личность  в  спонтанном  монологе  //  Вестник  Санкт-Петербургского  университета.  Серия  9.  Филология.  Востоковедение.  Журналистика.  —  2010.  —  Вып.  4.  —  С.  176—182.
12. Прима  А.М.  Языковая  личность  персонажей  в  художественном  тексте:  гендерный  аспект  (на  материале  произведений  Норы  Робертс)  //  Дидактика  межкультурной  коммуникации  в  иноязычном  образовании:  теория  и  практика:  материалы  всерос.  конф.  с  междунар.  участием,  посвящённой  75-летию  проф.  А.Н.  Утехиной:  в  2  ч.  —  Ижевск,  2013.  —  Ч.  2:  Филология.  Лингвистика.  —  С.  21—25.
13. Радченко  О.А.  Лингвофилософские  опыты  В.  фон  Гумбольдта  и  постгумбольдтианство  //  Вопросы  языкознания.  —  2001.  —  №  3.  —  С.  96—125.
14. Романов  А.А.,  Белоус  Н.А.  Языковая  личность  в  коммуникативном  пространстве  дискурса  //  Мир  лингвистики  и  коммуникации.  —  2010.  —  №  4  (21).  —  С.  107—125.
15. Рылов  Ю.А.  Аспекты  языковой  картины  мира:  итальянский  и  русский  языки.  —  М.:  Гнозис,  2006.  —  304  с.
16. Суперанская  А.В.  Общая  теория  имени  собственного.  —  Изд.  3-е,  испр.  —  М.:  Книжный  дом  “ЛИБРОКОМ”,  2009.  —  368  с.
17. Borsche  T.  Denken-Sprache-Wirklichkeit.  Grundlinien  der  Sprachphilosophie  Wilhelm  von  Humboldts  //  Menschheit  und  Individualität.  Zur  Bildungstheorie  und  Philosophie  Wilhelm  von  Humboldts.  —  Weinheim:  Deutscher  Studien  Verlag,  1997.  —  S.  65—81.
18. Hook  J.N.  All  Those  Wonderful  Names.  —  New  York:  eReads.com,  1999.  —  300  p.
19. Trabant  J.  Der  Mensch  ist  nur  Mensch  durch  Sprache  //  Was  ist  der  Mensch?  —  Berlin,  New  York:  Walter  de  Gruyter,  2008.  —  S.  240—243.
20. Weisgerber  L.  Von  den  Kräften  der  deutschen  Sprache.  Band  III.  Die  Muttersprache  im  Aufbau  unserer  Kultur.  —  2.,  erw.  Auflage.  —  Düsseldorf:  Pädagogischer  Verlag  Schwann,  1957.  —  306  S.