ОСОБЕННОСТИ  РЕПРЕЗЕНТАЦИИ  КАТЕГОРИИ  ВРЕМЕНИ  В  СУБСТАНТИВНЫХ  ЛЕКСЕМАХ  ДРЕВНЕГРЕЧЕСКОГО  И  ЛАТИНСКОГО  ЯЗЫКОВ

Чекарева  Евгения  Сергеевна

канд.  филол.  наук,  зав.  кафедрой  истории  зарубежной  литературы  и  классической  филологии,  доцент  Харьковского  национального  университета  имени  В.Н.  Каразина,

Украина,  г.  Харьков

Е-mail:  e.chekareva@mail.ru

Шелудкевич  Дайана  Викторовна

преподаватель  кафедры  истории  зарубежной  литературы  и  классической  филологии  Харьковского  национального  университета  имени  В.Н.  Каразина,  Украина,  г.  Харьков

Е-mail: 

PECULIARITIES  OF  THE  TIME  CATEGORY  REPRESENTATION  IN  SUBSTANTIVE  LEXEMES  IN  ANCIENT  GREEK  AND  LATIN

Yevgeniya  Chekareva

candidate  of  Philology,  Head  of  Foreign  Literature  and  Classical  Philology  department,  assistant  professor  of  V.N.  Karazin  Kharkov  National  University,  Ukraine,  Kharkov

Dyana  Sheludkevich

teacher  of  Foreign  Literature  and  Classical  Philology  department

of  V.N.  Karazin  Kharkov  National  University,

Ukraine,  Kharkov

АННОТАЦИЯ

В  статье  рассматриваются  имена  существительные  темпоральной  семантики  древнегреческого  и  латинского  языков.  При  наличии  многих  общих  моментов  в  организации  и  семантическом  наполнении  этих  групп  слов  отмечаются  и  некоторые  различия.  Объяснить  их  можно  в  результате  изучения  культурных,  социальных,  исторических  особенностей  развития  и  жизни  древних  греков  и  римлян.  Последовательно  проводится  мысль  о  том,  что  специфика  формирования  и  организации  группы  темпоральных  существительных  тесно  связана  с  особенностями  мировоззрения  носителей  древнегреческого  и  латинского  языков.

ABSTRACT

The  article  represents  an  analysis  of  substantive  lexemes  with  temporal  meaning  in  Ancient  Greek  and  Latin.  In  the  presence  of  many  common  features  in  the  organization  and  semantic  structure  of  this  group  of  words  there  are  also  some  differences.  They  can  be  explained  by  deep  analysis  of  cultural,  social,  historical  features  of  the  life  and  development  of  Ancient  Greeks  and  Romans.  There  is  an  emphasis  on  the  connection  between  temporal  meanings  of  substantive  lexemes  and  the  way  of  their  composition  correlating  with  the  mentality  of  Ancient  Greek  and  Latin  owners. 

Ключевые  слова:  имя  существительное;  перцептивное  время;  временные  отношения;  семантические  группы;  языковая  картина  мира.

Key  words:  nouns;  perceptive  time;  temporal  meaning;  semantic  groups;  language  picture  of  the  world.

Античный  мир  во  всех  его  многогранных  проявлениях  и  сегодня  остается  привлекательным  и  интересным  как  для  специалистов,  так  и  для  широкого  круга  людей.  Античность  может  показаться  довольно  хорошо  изученной  эпохой.  Однако  многие  явления  все  же  нуждаются  в  более  внимательном  рассмотрении  и  оценке  с  позиций  современного  научного  знания.  В  частности,  актуальным  представляется  углубленный  системный  и  структурный  анализ  лексики  классических  языков.  Ведь  слово,  по  общему  признанию  многих  лингвистов,  является  уникальным  хранилищем  знаний  человека  о  мире,  содержит  информацию  об  опыте  и  реалиях  жизни  не  только  отдельного  индивида,  но  и  целого  народа.

Отдельные  аспекты  лексической  системы  древнегреческого  и  латинского  языков  рассматривались  в  работах  таких  исследователей,  как  А.  Добиаш,  П.  Шантрен,  С.И.  Соболевский,  И.М.  Тронский,  М.Г.  Сенив,  М.Н.  Славятинская,  Л.Л.  Звонская,  Д.В.  Кейер.  Однако  анализ  лексики  в  отдельных  семантических  группах  с  учетом  системных,  структурных  связей  ранее  не  проводился.  Это  касается  и  темпоральной  лексики  классических  языков,  в  частности  особенностей  репрезентации  категории  времени  в  системе  имен  существительных.

Человек  в  своей  жизни  активно  оперирует  категориями  времени  во  всех  его  проявлениях,  опираясь  на  опыт  изучения  изменений  формы  и  движения  материи.

Лексика  языка  в  полной  мере  отражает  все  особенности  биологического,  перцептуального  и  социального  восприятия  времени  у  разных  народов.  Как  показывает  рассмотрение  имен  существительных  темпоральной  семантики  в  древнегреческом  и  латинском  языках,  при  наличии  многих  общих  моментов  в  организации  и  семантическом  наполнении  этих  групп  слов,  обусловленных  общечеловеческим  восприятием  времени  и  осуществлением  естественных  биологических  процессов,  отмечаются  и  некоторые  различия.  Объяснить  их  можно  в  результате  изучения  культурных,  социальных,  исторических  особенностей  развития  и  жизни,  по  сути,  разных  народов.  Ведь  при  том,  что  эпоха  античности  воспринимается  многими  довольно  упрощенно,  как  цельный  и  монолитный  пласт  культуры,  следует  помнить,  что  этот  тип  цивилизации  создавался  разными  народами  —  греками  и  римлянами,  культурные  и  языковые  традиции  которых  формировались  в  разных  исторических  и  социальных  условиях  на  протяжении  длительного  времени.  Да  и  в  самом  восприятии  времени  у  греков  и  римлян  можно  отметить  ряд  различий.

Проблемы  соотношения  объективного,  онтологического,  физического  и  индивидуального,  перцептивного,  психологического  времени  затрагивались  уже  древнегреческими  философами.  Мыслители  древности,  пытаясь  систематизировать  знания  о  мире,  стремясь  установить  связь  между  индивидуальным  и  объективным  восприятием  времени  и  пространства,  опирались  на  идею  общей,  естественной,  необходимой,  гармонической  структурированности  мира.  Ряд  таких  категорий,  как  постоянство  и  изменчивость,  периодичность  и  устойчивость,  форма  и  содержание,  часть  и  целое,  причина  и  следствие,  необходимость  и  случайность,  качество  и  количество,  симметрия,  мера,  гармония  и  т.  д.,  помогли  раскрыть  и  развить  новую  философскую  модель  мира.  В  отношении  времени  эта  идея  трансформируется  в  представление  о  закономерной,  необходимой  причинно-следственной  последовательности  событий  [13,  с.  111].

Как  отмечает  Г.  Штайнталь,  в  мифологическом  и  эпическом  понимании  времени  акцент  делается  не  на  последовательности  событий,  а  на  их  длительности.  В  мифологии  время  лишено  двух  из  трех  своих  модусов:  прошлого  и  будущего.  Используется  только  модус  настоящего  (νῦν  —  nunc  —  сейчас)  [8,  с.  12]. 

Так,  например,  у  Гомера  время  всегда  обозначает  определенную  длительность  событий  и  явлений,  где  день  выступает  основной  точкой  отсчета.  Отмечается  абсолютное  доминирование  настоящего  момента.  Связь  повествования  у  Гомера  опирается  не  столько  на  временные  отношения  «до  /  после  /  одновременно»,  сколько  на  сущностное  объединение  самих  событий.  Даже  в  тех  случаях,  когда  излагается  предыстория  эпических  событий,  она  воспринимается  только  как  элемент  настоящего,  то  есть  хронологически  у  Гомера  все  как  бы  «наплывает  друг  на  друга»  [10,  с.  57].  В  результате  время  в  эпических  произведениях  по  сути  неподвижно,  застыло  в  вечности,  грани  между  его  измерениями  стерты,  а  все  события  даны  одномерно  [10,  с.  11—15].

В  произведениях  Гесиода  время  выступает  как  упорядоченный  цикл  природных  явлений,  с  которыми  люди  должны  соотносить  события  своей  обыденной  жизни:  от  земледельческих  занятий  до  обрядов  поклонения  богам.  По  словам  Л.Л.  Звонской,  «это  дихотомическое  представление  о  времени:  одно  —  циклическое  время  несовершенного  мира,  другое  —  высшее  время,  в  котором  ведется  отчет  глобальных  моментов  истории  мира»  [8,  с.  12].

На  смену  неструктурированному  эпическому  времени  приходит  идея  непрерывного  времени,  включающего  в  себя  последовательность  событий.  Эта  модель  представлена  в  трагическом  времени  Эсхила  [9,  с.  85].  Мысль  о  неотвратимости  наказания  за  совершенное  преступление  выражается  в  идее  четкой  последовательности  причинно-следственных  связей  событий  во  времени.

Представление  о  времени  получило  развитие  и  концептуальную  абстракцию  в  философии  Платона  и  Аристотеля.

Платон  определяет  время  как  движимое  подобие  вечности:  «вечный  образ,  который  движется  и  который  мы  назвали  временем»  (Платон  «Тимей»,  37  D)  [14].

Аристотель  считает,  что  вопрос  о  существовании  мира  парадоксален,  ведь  прошлого  уже  нет,  будущее  еще  не  настало,  остается  только  настоящее.  Настоящее  является  не  частью  мира,  а  скорее  границей  между  прошлым  и  будущим.  Философ  так  описывает  топологические  свойства  времени:  оно  едино  и  непрерывно;  однородно  и  неделимо,  не  разделяется  на  разновидности  и  не  может  двигаться  с  разной  скоростью:  «Время  равномерно  везде  и  во  всем;  изменения  могут  происходить  быстрее  или  медленнее,  но  время  не  имеет  скорости»  (Аристотель  «Физика»,  218  B)  [15].

Отмеченное  выше  свидетельствует  о  характерной  особенности  восприятия  времени  в  античности  как  семантически  и  идеологически  неиндифферентного  явления  с  заметной  событийной  наполненностью.  «Не  считать  следует  дни,  а  взвешивать»,  —  отмечал  Плиний  Старший  [12,  с.  656].

Если  мифологическое  сознание,  испытывая  неуверенность  в  настоящем,  ищет  опору  в  прошлом,  то  классическая  античность  делает  настоящее  самодостаточным,  находит  в  нем  реализацию  своих  потребностей  через  осмысление  гармоничности,  уравновешенности,  завершенности,  совершенства  и  полноты  актуального  бытия  [13,  с.  110—111].

Однако  развитие  философской  мысли  опережало  естественно  сформированное  мифологическое  мышление  древних  греков  и  римлян,  характерные  черты  которого  можно  проследить  и  в  текстах  античных  авторов,  и  в  системе  самого  языка.

В  древнегреческом  языке  время  разделено  на  два  вида  —  χρόνος  и  ἐόν.  «Χρόνος  является  циклическим,  выражает  процессуальность  и  смену  событий,  в  то  время  как  ἐόν  —  это  чистая  бестелесная  форма  времени,  прямая  линия,  направленная  в  будущее,  место  бестелесных  событий»  [7,  с.  14].  То  есть  χρόνος  представляет  собой  событийную  наполненность  ἐόν  как  объективного  атрибута  бытия.  Таким  образом  можно  предположить,  что  ἐόν  —  это  и  есть  абсолютное  время  в  представлении  древних  греков,  а  χρόνος  —  социальное  или  перцептуальное  время,  наполненное  событиями,  отраженными  в  древнегреческом  коллективном  сознании. 

На  смену  мифологическому  сознанию  приходит  более  глубокое  осмысление  окружающего  мира,  когда  человек  ищет  ответы,  не  оглядываясь  на  древнее  прошлое,  самостоятельно  анализируя  обстоятельства  и  свои  действия.  Такая  эволюция  временных  ориентиров  стала  для  древних  греков  ступенью  к  современному  нам  мировоззрению,  направленному  на  будущее  существование,  и  берущее  начало  во  времена  становления  христианства.  Именно  тогда  циклическое  бытие  античного  человека  преобразовалось  в  четко  направленный  вектор  жизни  земной  как  воплощение  поступков,  определяющих,  какой  после  смерти  человека  будет  жизнь  вечная.

В  Древнем  Риме  время  воспринималось  двояко:  мифологически  и  исторически.  Мифологическое  время  осмыслялось  в  ретроспекции,  если  линейно  представить  его  длительность.  Это  —  период  золотого  века,  или  «Сатурнова  царства»,  который  был  одновременно  далеким  и  близким  для  римлян.

С  одной  стороны,  парадигма  жизни  человека  золотого  века  идеализирована  и  поэтому  недостижима  для  римлянина  классического  периода;  с  другой  стороны,  для  древних  римлян  характерна  полная  консервативность,  ориентация  на  благостное  прошлое,  благодаря  чему  прекрасный  идеал  древности  невозможно  отделить  от  обыденности  Древнего  Рима.

Согласно  римским  мифологическим  представлениям,  золотой  век  —  тот  же  рай  у  христиан,  где  человек  не  знал  ни  труда,  ни  войн,  ни  нужды,  а  его  поступки  были  честными,  благородными  и  справедливыми  без  подчинения  законам  и  правителям.  Картина  беспечной  жизни,  преисполненной  всяческих  благ,  хорошо  отражена  в  поэзии  Овидия,  Вергилия,  Тибулла  и  у  других  авторов.

Важнейшим  признаком  этого  периода  является  отсутствие  каких  бы  то  ни  было  изменений,  то  есть  для  древних  римлян  идеал  бытия  —  это  время,  лишенное  событийной  наполненности.  Таким  образом,  время  теряет  свою  социальность  и  приближается  к  космической,  бестелесной  форме  времени  (ср.  у  греков,  χρόνος  →  ἐόν).  Состояние  человека  и  природы  в  представлении  римлян  как  бы  вне  времени,  развития,  включено  в  неподвижную  вечность  и  поэтому  так  прекрасно.  Из  этого  формируется  понятие  мифологического  времени  как  отсутствия  времени  вообще. 

Как  уже  отмечалось  ранее,  римлянам  (причем  не  только  простым  людям,  но  и  избранному  кругу)  свойственен  глубокий  консерватизм  и  враждебность  к  разного  рода  нововведениям.  Римская  мораль  полностью  обращена  в  прошлое.  Если  обычаи  предков  —  это  в  своем  роде  предписание,  идеал  и  норма  для  римлянина,  то  движение  вперед,  изменения,  которые  неизбежно  сопровождают  этот  процесс,  являются  нарушением  нормы  и  идеала,  влекут  разлад  и  ухудшение  обстоятельств.

Существует  масса  примеров  того,  что  ценности  и  нормы  у  римлян  были  сосредоточены  на  прошлом,  а  задача  потомков  заключается  в  том,  чтобы  эти  нормы  сохранять  и  постоянно  корректировать  свое  поведение  относительно  их.  Вот  как  было  сказано,  например,  в  сенатском  постановлении  92  г.  до  н.  э.:  «Эти  нововведения,  которые  появились  вопреки  обычаям  предков,  одобрения  у  нас  не  вызывают  и  не  кажутся  нам  правильными»  (Авл.  Гелий  «Аттические  ночи»  XV,11)  [1]. 

Однако  движение  времени  неизбежно,  изменения  происходят  в  жизни  каждого  человека  и  народа  в  целом.  Осмысление  и  понимание  изменений  как  течения  времени  влияли  на  сложившуюся  традицию  понимания  времени  древними  римлянами.  Несмотря  на  противопоставление  идеального,  неподвижного  времени  и  реального,  изменчивого,  эти  два  образа  времени  в  их  диалектическом  единстве  —  в  различии  и  одновременной  взаимосвязи  —  нашли  отражение  в  народных  верованиях,  обычаях  римлян,  запечатлелись  в  их  языке  [4,  с.  144]. 

Римские  авторы,  размышляя  о  течении  истории,  исходили  из  актуального  опыта  общественно-политического  развития  своей  эпохи,  усвоенных  ими  греческих  и  восточных  учений.  Основываясь  на  этом,  они  синтезировали  индивидуальную  авторскую  философию,  включающую  и  новое  представление  о  времени,  формы  восприятия  которого  иногда  отличались  от  народно-мифологических.

Однако  на  глубинном  уровне  созданные  римскими  авторами  концепции  римской  истории  и  исторического  времени  имеют  органическую  связь  с  народными  формами  мировоззрения.  Поэтому,  говоря  об  идеализации  прошлого  и  осуждении  новизны  или,  наоборот,  о  насмешках  над  грубой  древностью  и  прославлении  деятельности  и  развития  у  таких  авторов,  как  Саллюстий,  Цицерон,  Овидий,  Гораций,  Вергилий,  Тацит,  можно  отметить  сплав  народно-мифологической  и  литературно-философской  традиции  осмысления  и  восприятия  времени  как  двух  сторон  единого  культурно-исторического  феномена.

Таким  образом,  в  зависимости  от  культурно-исторических  особенностей  каждой  эпохи,  изменяется  инвариантный  характер  отражения  времени,  его  перцептивный  образ  в  сознании  человека.  Обыденное  и  художественное  осмысление  времени  основывается  на  индивидуальном  чувственном  восприятии  временных  параметров  конкретных  объектов  и  процессов. 

Окружающий  мир,  структурированный  по  линии  оси  реального  времени,  имеет  свое  отражение  в  структуре  каждого  национального  языка.  Отмеченная  выше  ориентация  сознания  греков  на  настоящий  момент,  а  римлян  —  на  прошлое  реализовалась  на  разных  уровнях  соответствующих  языков.  Интересные  результаты  в  этом  плане  дает  изучение  лексики,  в  частности  имен  существительных  темпоральной  семантики,  в  древнегреческом  и  латинском  языках. 

Группа  имен  существительных  со  значением  времени  обширна  и  включает  единицы,  составляющие  основу  разных  лексико-семантических  групп.  В  рамках  данной  статьи  обратим  внимание  на  наиболее  интересные  и  яркие  факты,  которые  удалось  установить  при  сопоставлении  субстантивных  временных  лексико-семантических  групп  древнегреческого  и  латинского  языков.

Примером  разницы  в  осмыслении  времени  вообще  и  прошлого  в  частности  является  функционирование  и  семантическое  наполнение  лексемы  «древность»  в  древнегреческом  и  латинском  языках.  Безусловно,  единицы  с  таким  значением  присутствуют  в  обоих  языках,  но  значимость  и  сущность  их  различна.  Древнегреческие  примеры  παλαιότης,  ἀρχαιότης  и  др.  отличаются  от  латинских  тем,  что  последние  содержат  в  себе  более  глубокий  смысл,  поскольку,  как  отмечалось  ранее,  для  римлянина  «древность»  обозначала  не  только  временную  удаленность  в  прошлое,  но  и  священное,  идеальное  состояние,  способ  жизни,  на  который  всем  следовало  ориентироваться.  Поэтому  нередко  такие  слова,  как  antiqua  (древность),  antiquum  (старинный  образ  жизни),  antiquitas  (древность,  давность)  употребляются  в  значении  «древняя  простота»,  «суровость»  и  «чистота  обычаев»  (vir  gravissimae  antiquitatis  —  муж  наиболее  суровых  обычаев)  или  уважение,  почет  (tantum  antiquitatis  curaeque  pro  Italica  gente  majoribus  fuit  —  настолько  большими  были  уважение  и  любовь  [наших]  предков  к  италийскому  племени). 

Интересно,  что  даже  после  становления  христианской  идеологии  и  преобразования  восприятия  времени  с  мифологического  циклического  на  линейное  векторное,  направленное  в  будущее,  при  всех  изменениях  в  сознании  людей  и  глубоком  осмыслении  значимости  будущего,  наполнения  его  новым  смыслом,  ценностные  векторы,  сформированные  у  греков  и  римлян  в  глубокой  древности,  не  меняются  на  прямо  противоположные  и  остаются  довольно  стойкими.

Это,  очевидно,  объясняет,  почему  значение  «прошлое»  в  латинском  языке  выражено  большим  количеством  лексем  (praeteritum,  tempus  actum,  vetus  aetas),  чем  «настоящее»  (praesens)  и  «будущее»  (futurum,  ventura  как  ближайшее  будущее).  В  древнегреческом  языке  для  обозначения  «будущего»  употребляется  слово  μέλλον,  а  также  субстантивированное  прилагательное  λοιπός  в  значении  «последний»,  «оставшийся»  (ὁ  λοιπός  τοῦ  χρόνου  Dem.  —  будущее,  то,  что  осталось).  Для  номинации  «настоящего»  и  «прошлого»  употребляются  описательные  обороты  с  причастиями:  παρὼν  νῦν  χρόνος  Soph.  (настоящий  момент),  τὸ  παρόν,  τὸ  παρεόν  Plat.,  Her.  (настоящее  время),  τὸ  ἐνεστὸς  νῦν  Arst.  (настоящий  момент;  настоящее  время),  τὸ  παρκείμενον  Pind.  (настоящее  время);  τὸ  γεγενημένον  (прошлое),  ἢ  γεγονότα  ἢ  ὄντα  ἢ  μέλλοντα  Plat.  (прошлое,  настоящее  и  будущее). 

Разница  между  древнегреческим  и  латинским  языками  отмечается  в  выражении  возрастных  промежутков,  что  обусловлено  различиями  в  укладе  жизни  греков  и  римлян.  Греки,  очевидно,  в  среднем  жили  дольше  римлян.  Известны  факты  продолжительной  жизни  (до  80—90  лет)  многих  древнегреческих  деятелей,  среди  которых  Ксенофан  (≈  92  лет),  Пифагор  (≈  80  лет),  Парменид  (≈  95  лет),  Софокл  (≈  90  лет),  Гиппократ  (≈  90—100  лет),  Демокрит  (≈  90—100  лет)  и  другие.  У  римлян  не  было  такой  оптимистической  статистики.  Высокая  средняя  длительность  жизни  греков  объясняет  большую  разницу,  например,  вступления  мужчин  в  брак  у  греков  и  римлян  (римляне  —  с  14  лет,  греки  —  только  с  35  лет).  Возрастные  цензы  для  высокопоставленных  чиновников  в  Риме  и  Греции  также  сильно  отличаются:  в  Риме  —  с  25  лет,  а  в  Греции  —  только  с  60  (в  Афинах  —  должность  публичного  судьи).  Даже  призывной  возраст  у  греков  длился  до  60  лет,  в  то  время  как  мало  кто  из  римлян  вообще  доживал  до  такого  возраста.  Указанные  возрастные  реалии  нашли  отражение  в  древнегреческой  и  римской  языковой  картине  мира.  В  древнегреческом  языке  нет  четкого  разграничения  между  порой  юности  и  зрелости,  поэтому  весь  этот  возрастной  промежуток  обозначается  одним  словом  ἡλικία  или  ὥρα,  включающими  значение  возмужалости,  юности  и  зрелости.  У  римлян  же  жизненное  время  четко  делится  на  периоды  с  соответствующими  лексемами-наименованиями:  adulescentia  (15—30  лет,  юность),  juventus  (30—45  лет,  молодость,  время  полного  расцвета  сил),  seniores  (45—60  лет,  преклонный  возраст),  senectus  (от  60  лет,  старость).  Иногда  возраст  в  латинском  языке  обозначался  через  название  должности,  для  которой  существовал  определенный  возрастной  ценз:  aetas  questoria  (при  цезарях  —  22  года),  aetas  senatoria  (25  лет)  и  aetas  consularis  (43  года).  Подобные  номинации  в  древнегреческом  языке  отсутствуют.

Интересно,  что  у  греков  не  было  понятия  «преклонный  возраст»  как  перехода  между  зрелостью  и  старостью.  Отсутствует  и  соответствующая  лексема.  После  60  лет  начиналась  пора  старости  как  умудренного  возраста,  а  не  старческого  —  πρέσβις,  и  тот  факт,  что  только  после  60  разрешалась  активная  политическая  деятельность  грека  в  качестве  судьи  или  другого  высокопоставленного  чиновника,  красноречиво  свидетельствует  о  том,  что  собственно  до  старости  и  увядания  (γῆρας)  еще  должно  было  пройти  определенное  время. 

Важно  отметить,  что  греки  особое  значение  придавали  возрасту  35—50  лет  как  периоду  наибольшего  расцвета  физических  и  духовных  сил,  характеризующемуся  зрелостью  развития  человека,  достижением  наивысших  показателей  в  деятельности,  творчестве.

В  то  же  время  римляне  лучшими  годами,  расцветом  жизни  —  flos  —  считали  юность,  период  возмужания  юношей.  Juventus  (с  18—20  до  45  лет)  в  латинском  языке  также  имеет  значение  «время  полного  расцвета  сил»,  но  при  этом  имеется  в  виду  скорее  физическое  состояние  (второе  значение  слова  —  «боеспособное  мужское  население»). 

В  группе  имен  существительных  со  значением  границы  во  времени  обращают  на  себя  внимание  лексемы,  обозначающие  начало  или  конец  действия.  Следует  отметить,  что  временные  рамки  событий  часто  обозначались  носителями  классических  языков  той  же  лексикой,  которая  использовалась  для  наименования  периодов,  циклов  человеческой  жизни.  Так,  большинство  лексем  в  обоих  языках  ассоциируют  начало  с  рождением  (гр.  ἀπογέννησις,  ἀπότεξις,  γενεά,  γένεσις;  лат.  generatio,  genesis,  fetus,  natio),  а  конец,  завершение  —  со  смертью  (гр.  ἀποβίωσις,  σκότος,  ὥρα,  ἀπόλειψις,  καταστροφή;  лат.  mors,  defunctus),  чаще  даже  с  гибелью  и  разрушением  (лат.  pernicies,  casus).  Употребление  лексем  «смерть»,  «гибель»,  «разрушение»  в  значении  «конец»,  «завершение»  вполне  соответствует  духу  самой  жизни  в  античные  времена,  довольно  суровые  и  тяжелые,  преисполненные  бед,  несчастий,  войн,  болезней.  Поэтому  смерть  человека  —  это  конец  его  жизни,  разрушение  города  —  конец  его  существования.  Для  современного  человека  смерть  и  завершение  представляют  разные  понятия,  хотя  смерть  и  содержит  в  себе  признак  конечности.  Но  для  греков,  например,  вполне  обычным  является  оборот  «гибель  солнца»  в  значении  «закат  солнца»  —  ἡλίου  φθινάσματα  (от  φθινάω  —  гибнуть),  или  φθινόπωρον  как  гибель  ὀπώρα  —  конца  лета,  времени  сбора  урожая.  Эта  группа  слов  представлена  большим  количеством  лексем  со  значением  «завершение  как  смерть,  граница»  в  латинском  языке,  а  в  древнегреческом  —  с  прямым  значением  «завершение  как  исполнение,  окончание». 

Общность  в  древнегреческом  и  латинском  языках  проявляется  в  составе  лексико-семантических  групп  со  значением  длительности  действия,  состояния  во  времени.  Очевидно,  что  аспект  длительности  /  кратковременности,  постоянства  /  изменчивости  объектов  во  времени  играл  важную  роль  в  мировоззренческой  картине  мира  греков  и  римлян.  Поэтому  лексем  с  указанными  значениями  в  обоих  языках  достаточно  много:  бессмертие  (гр.  ἀθανασία,  ἀφθαρσία;  лат.  immortalitas),  вечность  (гр.  ἀΐδιον,  ἀϊδιότης;  лат.  aeternitas,  aevum,  aevitas,  sempiternitas),  безграничность  (гр.  ἀπειρία,  ἄπειρον;  лат.  infinitas,  infinitum,  infinitio),  постоянство,  неизменность  (гр.  διαμονή,  ἐπιμονή,  ἀμεταβλησία,  διομαλισμός;  лат.  immutabilitas,  constantia),  непрерывность,  вечность  (гр.  συνέχεια,  ἀκατάπαυστον;  лат.  jugitas,  continuatio,  longaevitas,  perennitas),  непостоянство,  изменчивость  (гр.  ἀβέβαιον,  ἀβεβαιότης,  ἀκαταστασία;  лат.  inconstantia,  mutabilitas,  convertibilitas),  кратковременность  (гр.  βραχυβιότης,  βραχυχρόνιον,  ὠκύ,  ὠκύτης,  τάχος,  ταχυτής;  лат.  rapiditas,  velocitas,  festinatio,  properantia,  celeritas). 

Анализ  лексико-семантической  группы  имен  существительных  со  значением  «момент»,  «случай»,  «своевременность  /  несвоевременность»,  «удачный  /  неудачный  момент»  также  выявляет  разницу  в  лексике  древнегреческого  и  латинского  языков.  В  частности,  в  древнегреческом  языке  выделяются  два  вида  времени:  χρόνος  (как  хронологическая  последовательность  событий  количественного  характера)  и  καιρός  (неожиданный  счастливый  момент  качественного  характера).  То  есть  χρόνος  —  это  календарное,  линейное  время,  последовательно  отмеряющее  минуты,  часы.  Это  однородное,  «старое»  время.  А  καιρός  —  время  новое,  юное,  вечно  обновляемое,  время,  которое  следует  прожить,  максимально  ценно  его  используя.  У  греков  бог  Кронос  воплощает  время  в  целом,  а  Кайрос  (бог  счастливого  момента)  персонифицирует  те  случаи,  краткие  промежутки,  которые  наполняют  линейный  χρόνος  (χρόνου  καιρός  Soph.). 

Слово  καιρός  обладало  для  греков  особым  значением,  как  и  само  понятие,  обозначаемое  им.  В  латинском  языке  нет  лексемы  с  подобной  древнегреческому  καιρός  полнотой  смысла  и  значимости.  У  римлян  есть  articulus  (решающий,  точный  момент),  но  правильнее  это  слово  сопоставить  с  древнегреческим  παρουσία  (обстоятельства,  удобный  момент).  Словам  близкого  значення  (по  греко-латинскому  словарю  Корнелиса  Шревела)  occasio,  opportunitas  при  более  детальном  рассмотрении  будут  соответствовать  греческие  σύμπτωσις,  εὐκαιρία,  καίριον,  которые  обозначают  скорее  «случайность»,  «соответствие  обстоятельствам»  [16,  с.  685].  Таким  образом,  очевидно,  что  само  понятие  и  соответствующая  лексема  καιρός  является  уникальной  характерной  особенностью  древнегреческого  языка  и  греческого  мировоззрения. 

Как  для  современного  человека,  так  и  для  представителя  эпохи  античности  важным  было  осмыслить  и  определенным  образом  обозначить  периоды  досуга  или  отдыха  и  занятости  или  работы.  Сопоставим  эти  понятия  и  их  обозначения  в  древнегреческом  и  латинском  языках.

Хорошо  известен  латинский  афоризм  otium  post  negotium,  который  часто  переводят  как  «отдых  после  работы».  Суть  понятий,  представленных  здесь,  заключается  в  том,  что  negotium  —  это,  в  первую  очередь,  общественно  важное  дело,  а  otium  —  занятие,  удовлетворяющее  собственные  интересы.  Я.Ю.  Межерицкий  отмечает,  что  семантически  слово  otium  первично  по  отношению  к  производному  от  него  negotium  —  «дело»,  «занятие»,  «период  деятельности»  [11,  с.  42].  Это  довольно  важный  факт,  который  тем  не  менее  не  свидетельствует  о  первичности  досуга  и  личных  занятий  по  отношению  к  общественным  у  римлян.  В  классическом  латинском  языке  слово  otium  было  полисемичным  и  включало  значения  как  позитивно,  так  и  негативно  маркированные.  Анализируя  работы  римских  авторов  периода  поздней  республики,  С.А.  Доманина  указывает  следующие  значения  слова  otium:  1)  мир,  покой,  спокойная  жизнь  (Цицерон,  Саллюстий,  Вергилий,  Гораций);  2)  интеллектуальный  досуг,  активный  досуг  в  пользу  государства,  общества  (Цицерон,  Варрон,  Сенека,  Катулл,  Саллюстий);  3)  лень,  безделье,  бесцельное  времяпрепровождение  (Саллюстий,  Катулл,  Цезарь);  4)  отставка,  отдых  от  государственных  дел,  войны  или  общественных  обязанностей  (Цицерон,  Сенека).  У  поэтов  лексема  otium  содержит  и  дополнительные  значения:  «отсутствие  ветра»,  «штиль»  (Гораций),  «мирное  счастье  любви»  (Катулл),  «спокойствие  природы,  дарованное  богами»  (Вергилий)  [7,  с.  56—59]. 

Таким  образом,  очевидно,  что  otium  в  латинском  языке  было  очень  емким  понятием,  важным  и  в  личной,  и  в  общественной  жизни  человека.  Параллельное  ему  древнегреческое  слово  σχολή  (досуг,  свободное  время)  совпадает  по  значению  лишь  частично.  Так,  σχολή,  как  и  otium,  обозначает:  1)  досуг,  свободное  время;  2)  лень,  бездеятельность;  3)  занятия  на  досуге,  ученая  беседа  (=  интеллектуальный  досуг).  В  то  же  время  σχολή  обозначает:  1)  медленность,  задержка;  2)  учебное  занятие,  упражнение,  лекция;  3)  произведение,  трактат;  4)  школа.  То  есть  в  древнегреческом  языке  понятие  «досуг»  и  соответствующая  лексема  в  основном  указывали  на  интеллектуальный,  умственный,  научный  труд,  упражнения,  обучение  и,  собственно,  учебное  заведение  —  школу.  Антонимом  для  σχολή  выступает  слово  ἀσχολία,  указывающее  на  личную  занятость,  заботу,  отсутствие  свободного  времени,  дело  и  препятствие.  Как  видим,  при  сопоставлении  двух  важных  понятий  «досуг»  и  «работа»  у  римлян  на  первый  план  выступает  общественная  составляющая,  а  у  греков  —  личный,  индивидуальный  мир.

Сравнение  наименований  временных  отрезков  в  рамках  годичного  и  суточного  циклов  в  латинском  и  древнегреческом  языках  дает  основание  для  выделения  как  общих,  так  и  отличных  черт,  которые  отражают  особенности  формирования  традиций,  жизненного  уклада  римлян  и  греков.

Как  у  греков,  так  и  у  римлян  существовали  божества-покровители  времен  года.  Римляне  почитали  бога  Вертумна  (Vertumnus,  от  лат.  vertere  —  поворачивать,  превращать),  которому  ежегодно  приносились  жертвы  (Вертумналии)  [2,  VI,  с.  56].  Другие  источники  называют  богом  смены  времен  года  Януса  (Janus),  двуликого  бога  входов  и  выходов,  начала  и  конца,  дверей,  хранителя  небесных  врат.  Само  имя  божества  родственно  латинскому  слову  janua  —  «двери»,  а  также  «начало».  Поэтому  и  первый  месяц  римского  года  получил  название  Januarius  —  в  честь  этого  божества.

По  своим  функциям  и  задачам  больше  всего  этому  богу  соответствуют  древнегреческие  Оры  (Ὥραι)  или  «Времена»  —  богини  времен  года,  ясной  погоды,  урожая,  юности  и  красоты,  хранительницы  небесных  врат,  спутницы  Афродиты.  У  разных  авторов  и  в  разных  традициях  их  количество  отличалось:  Гесиод  выделял  три  —  Εὐνομία  (богиня  законности),  Δίκη  (богиня  правосудия)  и  Εἰρήνη  (богиня  мирной  жизни),  в  аттическом  культе  их  две  —  Θαλλώ  (Весна,  букв.  «цветущая»)  и  Καρπώ  (Осень,  букв.  «богатая  плодами»),  в  других  списках  упоминается  7,  9  и  даже  12  имен.  Примечательна  связь  названий  греческих  времен  года  с  изменениями  природы  или  положением  звезд  на  небе.  У  Гесиода  (Гесиод  «Труды  и  дни»)  [4]  семь  времен  года  в  древнегреческом  календаре  описаны  именно  по  расположению  звезд  и  соответствующим  видам  сельскохозяйственных  работ:  «Начинай  жать,  когда  восходят  Плеяды,  а  пахать,  когда  заходят  (378—379).  Когда  Сириус  над  головой  —  руби  деревья  (413—417).  Восходит  вечером  Арктур  —  подрезай  виноградную  лозу  (561—565).  Орион  и  Сириус  выходят  на  середину  неба  —  собирай  виноград  (585—592).  Через  пятьдесят  дней  после  солнцестояния  можно  везти  товары  морем  на  продажу…  С  закатом  Ориона  и  Плеяд  год  закончен  (615—616)».  По  этим  рекомендациям  автора  можно  сделать  вывод,  что  сельскохозяйственный  календарь  несколько  отличался  от  обычного,  «светского»  календаря.  В  первую  очередь,  количеством  сезонов,  которые  выделялись  по  видам  работ  и  положению  небесных  светил.

Таким  образом,  сельскохозяйственный  календарь  имел  около  семи  сезонов  и  начинался  с  весны,  точнее  с  мая,  когда  на  небе  появлялось  созвездие  Плеяд  (≈12  мая).  Эту  пору  греки  называли  ἔαρ  (Αὐξώ  —  Ора,  богиня  роста  или  Θαλλώ  —  богиня  весны).  Далее  наступало  лето  —  θέρος  (богиня  Феруса),  за  ним  следовало  ὀπώρα  —  позднее  лето  или  ранняя  осень  (конец  июля  —  начало  октября).  Этому  времени  года  соответствовала  богиня  плодов  и  урожая  Ὀπώρα.  После  наступала  пора  поздней  осени  —  φθινόπωρον,  которой,  очевидно,  соответствовала  богиня  Καρπώ.  Следующими  отмечаются  сезоны  σπορητός  (посев),  χειμών  (зима)  и  φυταλιά  (насаждение).

В  римском  годичном  календаре  отмечается  сходная  древнегреческому  особенность  —  наименование  времен  года,  сезонов  по  явлениям,  процессам,  наблюдаемым  или  осуществляемым  в  определенное  время:  hora  —  время  года  (перв.  зн.  час);  bruma  —  зимнее  время;  frigus  —  зима  (перв.  зн.  холод);  hiems  —  зима  (перв.  зн.  —  непогода,  ливень,  буря);  pruina  —  зима  (перв.  зн.  иней,  снег);  solstitium  —  летнее  время  (перв.  зн.  солнцестояние);  messis  —  время  жатвы,  лето  (перв.  зн.  —  жатва,  сбор  урожая);  arista  —  время  жатвы  (перв.зн.  —  колос);  vindemia  (vindemiarum  tempus)  —  время  сбора  винограда;  aestas  —  лето  (перв.  зн.  теплое  время  года,  теплые  дни),  aestus  —  лето  (перв.  зн.  жара,  зной).

В  светском  древнегреческом  и  римском  календарях  также  есть  ряд  отличий  и  общих  черт.  Года  считали  одинаковым  образом  —  по  правлению  консула,  архонта  или  эфора.  У  греков  также  существовал  обычай  считать  годы  по  олимпиадам,  но,  как  отмечает  М.Л.  Гаспаров,  этот  способ  использовали  в  основном  историки,  а  в  народе  продолжали  пользоваться  первым,  когда  годы  не  нумеруются,  а  обозначаются  именами  должностных  лиц  [3,  с.  35—36].

Семидневная  неделя  была  заимствована  и  греками,  и  римлянами  практически  одновременно,  поэтому  не  содержит  особых  различий  в  наименованиях  дней  недели.

Различались  способы  исчисления  часов  в  течение  суток.  В  Риме  дневные  часы  называли  порядковыми  числительными  (hora  prima,  hora  secunda,  hora  tertia)  до  двенадцати,  а  в  Греции  делили  на  три  части:  утро  (ἑωθινόν,  ἔαρ,  ἑωθινή,  ἠοίη,  πρωΐα),  полдень  (ἔνδιον,  μεσημβρία),  послеполуденное  время  (ἦμαρ,  ἡμέρα,  ἡμερία,  ὀψία).  Ночь  греки  также  делили  на  три  части:  вечер  (ἑσπέρα,  δείλη),  ночь,  полночь  (νύξ),  утренняя  заря  (περίορθρον),  в  то  время  как  римляне  считали  ночные  часы  по  стражам  vigiliae  (досл.  стража),  их  было  четыре  —  vigilia  prima,  vigilia  secunda,  vigilia  tertia,  vigilia  quarta.

Главным  отличием  в  древнегреческом  и  римском  календарях  были  разграничения  и  наименования  месяцев.  Месяц  древнегреческого  календаря  начинался  с  середины  современного  месяца  и  охватывал  вторую  и  первую  половины.  У  греков  месяц  делился  на  три  декады,  а  у  римлян  выделялись  три  главных  дня  (Календы,  Иды  и  Ноны),  от  которых  шло  исчисление  последующих  дней  месяца.  У  греков  было  множество  дублетных  наименований  месяцев  в  зависимости  от  полиса,  в  то  время  как  в  Риме  календарь  был  единым.

Интересно,  что  названия  месяцев  в  древнегреческом  календаре  образованы  от  названий  праздников,  посвященных  конкретным  божествам,  почитаемым  в  данном  месяце,  или  в  соответствии  с  важными  общественными  событиями.  Поэтому  название  древнегреческого  месяца  содержит  в  сжатом  виде  большую  информацию  историко-культурного  плана  об  укладе  жизни  и  обычаях  народа:  Гекатомбион  —  от  слова  «ἑκατόμβη»,  что  означает  большое  торжественное  жертвоприношение  из  сотни  быков;  Метагитнион  —  от  праздника  Μεταγείτνια  (Метагитнии  —  праздник  «смены  соседей»),  когда  праздновали  новоселье;  Гамелион  —  от  праздника  Гамелии  (γάμος  —  брак,  свадьба)  в  честь  брака  Зевса  и  Геры,  месяц  заключения  браков;  Пианепсион  по  названию  афинского  праздника  Πυανέψια  (Пианепсии),  когда  в  честь  Аполлона  и  Афины  варили  бобы  и  пр. 

В  римской  традиции  такое  разнообразие  не  наблюдается:  четыре  месяца  посвящены  богам  (Martius,  Majus,  Junius  и  Januarius),  один  получил  название  по  характерному  состоянию  природы  в  данное  время  (Aprilis),  другие  —  по  порядковому  номеру  в  календаре  (Quintillis,  Sextillis,  September,  October,  November  и  December).  И  только  один  Februaris  мог  соотнести  свое  название  с  характерным  ритуалом,  который  проводился  в  этом  месяце  —  приношение  искупительной,  очистительной  жертвы  в  конце  года  (от  februare  —  очищать).  Два  месяца,  переименованные  позднее  в  честь  Юлия  Цезаря  (Quintillis  —  Julius)  и  императора  Августа  (Sextillis  —  Augustus)  не  намного  разнообразили  семантическую  составляющую  названий  месяцев  в  римском  календаре.

Как  уже  было  сказано,  названия  месяцев  содержат  в  себе  важную  информацию  о  культуре  и  жизненных  реалиях  народа.  В  частности,  греческие  наименования  месяцев  дают  сведения  не  только  о  периоде  годичного  цикла,  но  и  указывают  на  конкретный  объект  поклонения  в  определенном  регионе  в  данный  период  времени,  характер  обращений  и  просьб  к  божеству,  которые  часто  соответствуют  общим  естественным  преобразованиям  в  природе  (брак,  плодородие,  достаток  и  изобилие  в  доме  и  пр.).

Как  видим,  в  рассмотренных  отдельных  группах  имен  существительных  темпоральной  семантики  древнегреческого  и  латинского  языков  отчетливо  проступают  черты  как  объективного,  так  и  субъективного  осмысления  мира  человеком  античной  эпохи.  Оценка  мира,  изменений  состояния  различных  объектов  и  осуществления  разнообразных  процессов  обусловили  фиксацию  знаний  о  мире  в  соответствующих  лексемах  с  более  или  менее  развернутой  семантической  структурой.  Очень  близкие  по  мировоззрению  и  в  то  же  время  отличающиеся  своей  национальной  спецификой  греческий  и  римский  народы  запечатлели  свою  картину  мира  в  языке.  Анализ  языковых  средств  древнегреческого  и  латинского  языков  на  разных  уровнях  с  позиций  репрезентации  в  них  результатов  познавательной  деятельности  человека  позволяет  глубже  понять  особенности  мышления  этих  древних  народов,  по-новому  оценить  их  вклад  в  становление  культуры  в  целом  и  языка  в  частности  всего  индоевропейского  сообщества.

Список  литературы:

1. Авл.  Гелий.  Аттические  ночи:  в  2-х  кн.;  [пер.  с  лат.  под  общ.  ред.  А.Я.  Тыжова].  —  СПб.:  ИЦ  «Гуманитарная  академия,  2008.  —  448  с.
2. Брокгауз  и  Ефрон.  Малый  энциклопедический  словарь  Брокгауза  и  Ефрона:  В  современной  орфографии  —  [Электронний  ресурс]  /  Брокгауз,  Ефрон.  —  Режим  доступа  к  ресурсу:  http://slovari.yandex.ru/~книги/Брокгауз  и  Ефрон/.
3. Гаспаров  М.Л.  Занимательная  Греция:  Рассказы  о  древнегреческой  культуре  /  М.Л.  Гаспаров.  —  М.:  Новое  литературное  обозрение,  2000.  —  384  с.
4. Гесиод.  Полное  собрание  текстов.  Поэмы  (Теогония.  Труды  и  дни.  Щит  геракла).  /  Перевод  О.П.  Цыбенко,  вступ.  ст.  В.Н.  Ярхо,  комм.  О.П.  Цыбенко  и  В.Н.  Ярхо.  (Серия  «Античное  наследие»).  —  М.:  «Лабиринт»,  2001.  —  256  с.
5. Гиро  П.  Частная  и  общественная  жизнь  древних  греков  /  Поль  Гиро.  Пер.  с  франц.  под  ред.  Я.И.  Руднева.  —  СПб.:  Алетейя,  1995.  —  495  с.
6. Дворецкий  И.Х.  Древнегреческо-русский  словарь  /  И.Х.  Дворецкий.  —  М.:  Государственное  издательство  иностранных  и  национальных  словарей,  1958.  —  T.  1:  Α–Λ.  —  1028  с.;  T.  2:  Μ–Ω.  —  1905  с.
7. Доманина  С.А.  Многозначность  понятия  otium  в  трудах  римских  авторов  эпохи  поздней  республики  /  С.А.  Доманина  //  Вестник  Нижегородского  университета  им.  Н.И.  Лобачевского.  —  2012.  —  №  1  (2).  —  С.  56—59.
8. Звонська  Л.Л.  Генеза  парадигми  темпоральності  у  давньогрецькій  мові  /  Л.Л.  Звонська.  —  К.:  Вид.  центр  КНЛУ,  2005.  —  257  с.
9. Лосев  А.Ф.  Античная  мифология  в  ее  историческом  развитии  /  А.Ф.  Лосев.  —  М.:  Учпедгиз,  1957.  —  617  с.
10. Лосев  А.Ф.  Знак,  символ,  миф  /  А.Ф.  Лосев.  —  М.:  Изд-во  Моск.  ун-та,  1982.  —  481  с.
11. Межерицкий  Я.Ю.  INERS  OTIUM.  Быт  и  история  в  античности  /  Я.Ю.  Межерицкий.  —  М.:  Наука,  1988.  —  272  с.
12. Можейко  М.А.  Социальное  время  //  Новейший  философский  словарь  /  Сост.  А.А.  Грицанов.  —  Минск:  Изд-во  В.  —  М.  Скакун,  1998.  —  896  с.
13. Осипов  А.И.  Пространство  и  время  как  категории  мировоззрения  и  регуляторы  практической  деятельности  /  А.И.  Осипов.  —  Минск:  Наука  и  техника,  1989.  —  220  с.
14. Платон.  Сочинения:  в  4-х  т.  —  СПб.:  Изд-во  Олега  Абышко,  2007.  —  Т.  3.  —  752  с. 
15. Философы  Греции  основы  основ:  логика,  физика,  этика;  [пер.  с  древнегреческого  В.П.  Карпов].  —  Х.:  Изд-во  «Эксмо-пресс»,  1999.  —  1056  с.
16. Schrevel  Cornelis.  Cornelii  Schrevelii  Lexicon  manuale  græco-latinum  et  latino-græcum  /  Cornelis  Schrevel.  —  New  York:  Collins  and  Hannay,  1832.  —  822  р.