ТОЧКА ЗРЕНИЯ В РОМАНЕ М. ПРУСТА «В ПОИСКАХ УТРАЧЕННОГО ВРЕМЕНИ»

Прийтенко Елена Григорьевна

 ассистент ОмГПУ, г. Омск

E-mail: prytelena@gmail.com

Точка зрения — это образуемый внешними и внутренними факторами узел условий влияющий на восприятие и передачу собы­тий. Факторы эти относятся к пяти планам: пространственный, времен­ной, идеологический, языковой, перцептивный [6, с. 121—127].

Роман М. Пруста «В поисках утраченного времени» состоит из семи томов. Произведение характеризуется большим количеством персонажей, главный из которых сам рассказчик. Читатель имеет возможность ознакомиться с точками зрения персонажей романа, но в первую очередь с точкой зрения нарратора. Рассмотрим пять планов точки зрения, реализуемых в романе:

1.пространственный план. Главный герой предстает в трех основных точках:  Combray (Комбре), Balbec (Бальбек) и Paris (Париж). Все три города играют важную роль в жизни рассказчика. На пространственный план в романе оказывает влияние художествен­ное кредо М. Пруста — величие воспоминания. Подражая особенностям памяти, рассказчик оказывается в различных местах в романе, и проследить эту цепочку не просто, так как память неконтролируемый процесс.

Еще одной особенностью пространственного плана, на которую указывает Ж. Женетт является некая одухотворенность пространства. Города, о которых грезит Марсель, в некотором роде являются персонажами романа. Достаточно вспомнить рассуждения рассказчика о Парме, Венеции, Флоренции, Бальбеке. И особая роль отводится Мезеглизу и Германту. Эти два направления для прогулок в детстве выполняют символическую роль. Они выступают как символы той жизни, которую может выбрать для себя главный герой. А в последнем томе два эти направления замыкаются в образе мадмуазель де Сен-Лу [3, с. 96—97].

2. временной план. Ход времени в романе оказывается искаженным. С одной стороны, рассказчик последовательно повествует о своей жизни, начиная с детства и заканчивая повество­ванием о состоявшейся личности, зрелом мужчине — Марселе. Но автор не употребляет каких-либо конкретных указаний на возраст главного героя. Ж. Женетт, рассматривая нарративные особенности «Поисков», связанные со временем, отмечает большое количество анахроний (различные формы несоответствия между порядком истории и порядком повествования), в частности пролепсисов (опере­жающий рассказ о некоем позднейшем событии) и аналепсисов (рас­сказ о событии предшествующий той точке истории, где мы находим­ся). Говоря об аналепсисах, он отмечает, что их основная функция состоит в переоценке уже прошедших событий, когда какое-либо событие обретает значение или это значение переосмысливается. Еще одной особенностью является «уклонение от сцепления» аналепсиса с основным нарративом [4, с. 75—99].

Характерными для Пруста также являются обобщающие пролеп­сисы. Этот вид пролепсисов состоит в том, что при первом упомина­нии какого-либо случая нарратором, сразу же приводятся  другие аналогичные случаи, которые будут иметь место в будущем. Повтор­ные пролепсисы, дублирующие будущий нарративный сегмент, высту­пают в форме аллюзий [4, с. 105].

Категории времени и пространства в художественном произве­дении объединяются в понятии хронотопа. Под хронотопом понимает­ся существенная взаимосвязь временных и пространственных отноше­ний, художественно освоенных в литературе [1, с. 234]. Именно единство времени и пространства позволяет автору «Поисков» пока­зать движения, рождаемые памятью, а также воплотить импрессио­нистические методы. Постулат, о непроизвольности памяти, и стрем­ление его выразить в романе и находит свое отражение в хронотопе.

3. идеологический план. Нарратор представляет не только свою собственную точку зрения, но и точки зрения различных персонажей. Идеологическая точка зрения вытекает из особенностей речи персонажей, а также из особенностей повествования, так у М. Пруста очень много примеров, где цитируются слова различных персонажей. Особенно это примечательно, когда речь идет о служанке Франсуазе, так как ее выражения несут на себе отпечаток простонародной речи, что четко выделяется в плане повествования: «Cet ami de Françoise vivait peu chez lui, ayant obtenu une place d’employé dans un ministère. Giletier d’abord avec la «gamine»que ma grand’mère avait prise pour sa fille ... D’abord «petite main» chez une couturière, employée à faire un point, à recoudre un volant, à attacher un bouton ou une «pression», à ajuster un tour de taille avec des agrafes...» [7, с. 29]. / «Этот приятель Франсуазы мало бывал дома после того, как получил место в министерстве. Сначала он вместе с «малышкой», которую моя бабушка приняла за его дочку, шил жилеты. Начав с «подручной» у портнихи, «подручной» занимавшейся то вышивками, то оборками, пришивавшей пуговицы, делавщей «защипы», прилаживавшей на талии крючки…» [5, с. 31].

В этом отрывке слова, взятые в кавычки, являются цитатами Франсуазы. Посредством их читатель понимает, что Франсуаза испытывает симпатию по отношению к девушке.

4. Языковой план. В романе языковая точка зрения персонажей зависима от социального положения, уровня образования, работы или основной деятельности. Например, речь Шарлю очень витиевата, запутана, усложнена, что в полной мере отражает особен­ности характера этого персонажа. В нем сочетаются, казалось бы, несочетаемые черты — и извращенность, и утонченность, и образован­ноcть, и снобизм. Отсюда и крайне усложненная речь этого персонажа.

Практически за каждым «говорящим» персонажем закреплены те или иные языковые особенности, а точнее некоторые языковые труд­ности, на что указывал Ж. Женетт [3, с. 414]. В этой связи интересно отметить тот факт, что самые «разоблачительные» вещи, касающиеся, в частности, сексуальных пристрастий Альбертины, не сообщаются в чистом виде нарратором. Языковой план и идеологический план часто оказываются тесно связанными. По мере чтения романа читатель, «слушая» речи того или иного персонажа, получает информацию о том, что важно для него, через языковый план проявляется отношение персонажа к тому ли иному явлению. Что же касается вопросов вер­ности Альбертины, ее сексуального поведения, то это в первую оче­редь важно для рассказчика, и логично предположить, что именно рассказчик должен дать ответы на эти вопросы. Но на деле оказывается, что эта функция по «разоблачению» отводится рассказ­чиком сначала метрдотелю Эме, а затем подруге Альбертины — Андре. Через речь этих персонажей рассказчик получает нужную ему информацию, и именно их слова оказываются отправным пунктом для дальнейших размышлений. Таким образом, рассказчик как бы абстра­гируется от этой информации, и читатель «лишается» оценки наррато­ром полученной информации.

5. Перцептивный план. В романе этот план выражается в оппозиции точек зрения повествующего «я» и повествуемого «я». За счет использования техники «двойного видения» нарратор представ­ляет какие-либо факты, описания, события сначала с точки зрения повествуемого «я», т. е. с точки зрения «описываемого» Марселя и затем добавляет точку зрения описывающего «я». Таким образом, получается, что когда речь идет о рассказчике, то им практически одновременно представляются обе перцептивные точки зрения. Восприятию, сознанию, воспоминанию, впечатлению в романе отво­дится большая роль, именно поэтому перцептивный план точки зрения оказывается крайне важным. Один и тот же персонаж в глазах других действующих лиц может рассматриваться по-разному. Рахиль для Сен-Лу и Рахиль для Марселя это два разных персонажа, у которых общее только имя. Марсель видит в ней проститутку, а Сен-Лу — самую прекрасную женщину в мире, свою возлюбленную. Характеризуя Рахиль, рассказчик сначала руководствуется своим восприятием, а затем восприятием других персонажей — это и восприятие Сен-Лу, и восприятие обитателей Сен-Женмерского предместья. Перцептивный план точки зрения нарратора в противопоставлении с перцептивным планом точки зрения персонажей позволяет выявить сущностные черты тех или иных персонажей.

Таким образом, мы можем сказать, что в романе находят выражение все пять планов точки зрения. Тесно связанными оказы­ваются временной и пространственный планы, а также языковой и идеологический. Перцептивный план выражается в точках зрения Марселя-взрослого мужчины и Марселя-маленького мальчика. А. И. Владимирова отмечает, что творчество Пруста — «яркий пример переориентации искусства от изображения действительности к изображению сознания, потока ощущений и воспоминаний…» [2, с. 119]. Каждый план точки зрения рассказчика  вносит свою лепту в «изображение сознания», а противопоставление точек зрения нар­ратора и других персонажей (преимущественно в перцептивном плане) позволяет глубже проникнуть в психологию тех или иных персонажей.

Список литературы:

1.        Бахтин М. М. Вопросы литературы и эстетики. Исследования разных лет. — М.: Художественная литература, 1975. — 504 с.

2.        Владимирова А. И. Франция на рубеже XIX—XX веков: литература, живопись, музыка, театр. СПб.: Изд-во С.-Петерб. ун-та, 2004. — 150 с.

3.        Женетт Ж. Фигуры В 2-х томах. Том 1. — М.: Изд-во им. Сабашниковых, 1991. — 472 с.

4.        Женетт Ж. Фигуры В 2-х томах. Том 2. — М.: Изд-во им. Сабашниковых, 1998. —с. 472 с.

5.        Пруст М. У Германтов. — М.: Эксмо, 2008. — 720 с.

6.        Шмид В. Нарратология. — М.: Языки славянской культуры, 2003. — 312 с.

7.        Proust M. A la recherche du temps perdu : Le côté des Guermantes (Première partie). [Электронный ресурс]. — Режим доступа: http://beq.ebooksgratuits.com/vents/Proust_A_la_recherche_du_temps_perdu_06.pdf