ВЛИЯНИЕ КУЛЬТУРНОГО НАСЛЕДИЯ ПЕРСИИ НА РУССКУЮ ЛИТЕРАТУРУ И ПОЭЗИЮ

Культура является не только тем фактором, который совершенствует мир, но и играет немаловажную роль в воспитании толерантной личности, способной с уважением относиться к культурным традициям и обычаям других стран.

В связи с этим обращение к культурному наследию Востока, подарившего миру таких великих поэтов, как Саади, Гафиз, Хайям, великих мыслителей и философов, неслучайно. Их творчество оказало большое влияние на мировую культуру в целом, в том числе и на русскую литературу. Поэт-переводчик М. Синельников отмечал, что «как негаданная золотая нить вплетается в белое и серебряное кружево, так и восточная метафора срослась с песенным русским кружевом» [7, с. 35].

В России в конце XVIII в. возрастает интерес к восточной культуре, начинают появляться переводы стихов поэтов Востока и украшенной прозы. Первым в поле зрения переводчиков попадает великий перс Саади (XIII в.), который умел "развлекать, наставляя, и наставлять, развлекая" как властителей, так и их подданных [1; 2]

В последние годы XVIII в. российские журналы публикуют восточные анекдоты и апологи, а также "мысли восточных мудрецов", говорящие о пользе любви к родителям, щедрости и терпении, о вреде порока, о неприятностях, которые приносит ложь.

В 1815 г. , на уровне филологической экспликации в единое семантическое поле литературного Востока, наряду с джиннами, Шахерезадой, мудрыми дервишами Саади и любовно-винными песнями Гафиза, гордыми бедуинами, помещаются сюжеты хорошо знакомых библейских сказаний. Все это находит выражение в ориентальном стиле русских романтиков. В поэзии русского романтизма, начинается стилистическое использование восточных мотивов в русской литературной традиции, получившее название восточного стиля.

Печатались также и страноведческие заметки, дневники путешествий, этнографические переводные наблюдения. Они знакомили публику с настоящим, невыдуманным Востоком и становились источниками формирования в поэзии XIX в. устойчивых, "сквозных" восточных мотивов.

Так, через весь XIX век проходит мотив особой лазурной голубизны неба Азии, особенного света светил (Пушкин "Где луна теплее блещет"). А еще позже, уже в ХХ веке, "подхватывают" тему восточного неба О. Мандельштам: "Лазурь да глина, глина да лазурь, // Чего ж тебе еще? Скорей глаза сощурь, // Как близорукий шах над перстнем бирюзовым", М. Цветаева: "Лазурь! Лазурь! Пустынная до звона" и Аполлинер в переводе М. Кудинова: "Hад Исфаганью небо из плит, // покрытое синей глазурью" [6].

Большое влияния на формирование «восточного стиля» в русской поэзии XIX века оказал Омар Хайям. Поэзия О. Хайяма отличается напевностью и ритмичностью, мастерски построенными поэтическими фразами, яркими образами и глубоким философским смыслом [5] .

Сам О. Хайям пришел бы в смущение, узнав, что станет таким популярным классиком через сотни и сотни лет, в будущем разноязыком и разнокультурном мире, благодаря тем рубаи, которые он, в общем-то, никогда не относил к произведениям серьезной литературы. Однако, как только появляется перевод его рубаи на русский язык, они становятся чрезвычайно популярны. В России, да и во всём мире появляется масса подражателей Хайяму. Среди них есть как безусловно талантливые, такие как А Фет, который, делая переводы Хайяма, перенёс в свою лирику и много восточных мотивов и образов, и музыкальность в построении фраз. Есть и те, о которых сейчас никто не вспоминает [3].

Использование восточных мотивов с самого начала протекало под знаком двух противоположных мнений, наиболее яркие формулировки которых находим у А.С. Пушкина. Великий русский поэт дает свою оценку ориентальной космологии: "Плохая физика, но зато какая смелая поэзия!" [4, 2000. С. 387-389]. Отдавая должное красоте лирики поэтов Востока, обращаясь к ее образам, А.С. Пушкин все же остается русским поэтом, чье творчество органично усваивает лучшие достижения других культур.

А. Пушкин так определяет отношения европейца с восточной (мусульманской) эстетикой: «Европеец, и в упоении восточной роскоши, должен сохранить вкус и взор европейца". Он хорошо понимает, что в восточной поэзии слишком много «красивости», и в одном из писем отмечает: «Такова восточная поэзия, взятая в целом, попеременно величественная и тихая, ужасная и пленительная, разнообразная и полная красоты веков первобытных».

Подражая восточным поэтам, А.С. Пушкин всё же остается верен традициям русской классической литературы. Он зачастую лишь вплетает «восточный узор» в описание русской природы или прелестей русских красавиц (таинственные девы, ланиты, алеющий восток).

Ряд критиков, например, П.Н. Савицкий [6], подверг остракизму употребление «изысканных восточных метафор, изысканной образности». Они писали, что использование восточного стиля вызывает «раздражение у русского читателя», но соединение лирики востока и «русской реальности» у таких поэтов, как В. Жуковский, Ф. Глинка, А. Шишков, К. Батюшков, А. Пушкин, М. Лермонтов, А.А. Фет, рождало ряд замечательных высокохудожественных произведений.

Сгущение великолепных сравнений, параллелизмы, контрасты, анафоры, (но это - сгущение по сравнению с ощущаемой носителями традиции нормой, оно не затрагивает композиционной схемы стихотворения), скопление "роскошных" слов, вроде «розы», «неги», «лобзаний», «знойный» и т.п., употребление экспрессивно окрашенных слов, обозначающих чувства, и восточных имен, названий, т.е. внешних знаков стиля, не мешало развёртыванию лирического сюжета в традиционно русской манере [5].

Нельзя не сказать о таком поэте серебряного века, как С. Есенин, который создал целый цикл стихов, объединенных общим названием «Персидские мотивы».

«Красивости» Востока красной нитью проходят в этом цикле (обсыпанный розами порог; море, полыхающее голубым огнём). Персия для Есенина - идеальная страна с мудрым восприятием жизни, гармонией любви и счастья. В этом и заключается прелесть есенинской лирики. Он сердцем чувствует, что нужно русскому человеку.

С другой стороны, Персия для поэта – это только орнамент, в котором раскрывается его внутренний мир, смысл его жизни, его размышления о России. Сердцем Есенин всегда с родной страной («как бы ни был красив Шираз, / Он не лучше рязанских раздолий», «у меня в душе звенит тальянка»).

Особый вклад в понимании образа Востока внес М.Ю. Лермонтов. Видения Востока, герои Ислама и русские офицеры слились у него в поэзии и прозе, стали неразрывны и неразлучны ( «Поэт», «Дары Терека», «Герой нашего времени», «Кавказский пленник»).

Таким образом, можно сказать, что, несмотря на тяготение русской литературы к Европе, в ней присутствуют и образы Востока, его метафоричность и глубокая мудрость.