ИТАЛЬЯНСКИЙ ТЕКСТ» В РИМСКИХ СТИХАХ АЛЕКСАНДРЫ ПЕТРОВОЙ

С Римом связаны десятки имен наших выдающихся соотечественников, посетивших Рим, живших здесь в различные годы XIX-XX веков, и продолжающих приезжать сюда в XXI веке, что стало не только фактом их личной биографии, но и привело к созданию художественных шедевров, составляющих гордость отечественной культуры. Представить русскую культуру без римского воздействия невозможно.

Если в русской поэзии XIX века Рим выступал как исторический фон («древний Рим», «державный Рим», «пышный Рим») и как символ утраты былого величия (как, например, в элегиях Е.А. Баратынского «Ты был ли, гордый Рим, земли самовластитель») [5], то XX век, отмеченный катаклизмами революций и войн, долгим и трудным преодолением тоталитарного режима в СССР, повлек эмиграцию из страны миллиона наших граждан. Италия – одна из тех стран, где российские беженцы нашли приют, а нередко и вторую родину.

В начале XX века, после некоторого охлаждения, «вечная прототипическая родина» - Италия снова становится «мечтой, предметом страстного желания, тем благодатным, блаженным местом, которое знают доопытно или, в которое верят таинственно и глубоко интимно, почти иррационально связанным с Россией» [9] .

Так, например, для Михаила Осоргина Рим, - это «святая святых, - склад ценностей неизреченных…» [6]. Вяч. Иванов, который своего рода завершил блестящую плеяду русских пилигримов, воспевших вечный город, писал: «Родине верен я, Рим новою родиной чту» [3].

В конце XX века в Италию приезжает И. Бродский. Потрясение от встречи с искусством древности сочеталось с осмыслением собственного присутствия в этом пространстве: «…в Риме, выходя в город – идешь домой. Город есть продолжение гостиной, спальни. То есть, выходя на улицу, ты опять оказываешься дома» [2].

В XXI веке современные русские поэты пишут не столько о Риме, сколько о «римском тексте» русской поэзии.

«Рим лежит где-то в России. Лирический диалог двух русских поэтесс о Риме» - название книги Е. Шварц и О. Мартыновой, где сама интонация фразы заставляет вспомнить не только письма Гоголя из Италии в Петербург, но и взгляд Бродского на Рим, который до личного знакомства поэта с вечным городом существовал больше в воображении, чем в реальности [11].

Рим служит русским путешественникам XXI века настоящей машиной времени, которая своей способностью возвращать к истокам и началам, помогает, если не избежать смерти вообще, то все же отодвинуть ее в своей современности [11].

Случай современного русского поэта Александры Петровой, проживающей в Риме с 1999 года, выходит за рамки частного происшествия, он иллюстрирует доподлинную литературную потребность. Потребность вырваться за грань привычного мира, превозмочь его тесноту, отчудиться от родного слова, и все ради того, чтобы войти с ним в новую близость [7].

Биографические обстоятельства Александры Петровой, казалось бы, провоцировали на серьезную культурологическую рефлексию: действительно, такой подарок, жить в Петербурге, Иерусалиме, Риме – как же было можно оставить незамеченными реалии, имена и наименования, как например, Villa Pamphili, Cavalier Borromino [1].

Рим для Петровой – это история, предания, легенды, люди, не выловленные из потока, а данные вместе с потоком, в его обрамлении. События не выбираются и не обособляются, и кажется, что их вообще нет.

Стихи Петровой путешествуют по Риму, то мысленно выгораживая площадку для культурно-исторических разысканий, то минуя безымянные поля и перелески. На улицах им попадаются бомжи и цыгане, жертвы балканских войн едут с ними в метро.

Первый итальянский сборник Петровой, которая двенадцать лет живет в Риме, это география чувств, топография жизни, описывающая места через эмоции и боль, внезапная смена тематики и стилистики, неожиданные перемещения, которые лишают читателя равновесия.

Поэтический маршрут Петровой ведет как к непредсказуемому горизонту, так и в конкретные места: в парк, метро, места военных действий или рядом с птичьим гнездом. Ее поэзия отмечает впечатление от всего происходящего в мире в постоянном изменении, без присвоения ему определенности в виде личных имен, за исключением некоторых стихов, в которых упоминается топоним Италия и итальянские города [10].

В художественной литературе «итальянский текст» представлен целой парадигмой общих мест – языковых и предметных формул, нарративных и синтаксических построений, определяющих, в свою очередь, особый сверхэмпирический смысл «итальянского текста», его сакральный, мифологический уровень. С одной стороны, «итальянский текст» представляет собой условный пейзаж, включающий, с другой – достаточно четко фиксированный круг культурных образов, связанных с историей и искусством Италии [4].

Рим, описанный Петровой, представляет собой пространство, разделенное на две части, противопоставленные эстетически: с одной стороны, Рим грубый, жесткий ( «Лучи пропадают, и снова становится очевидным, что в Риме плохая погода. Нет прохожих. Ангел – клошар без чулок – вечно мерзнет на Замке.»). С другой стороны, Рим живописный, волшебный, естественный («В италийском звоне и гуле, мраморно, пестром, тяжелые пули ночей отливают бледные сестры»).

Можно отметить, что один из ведущих принципов восприятия «итальянского текста» - это принцип живописности. В «Подземном Риме» Александры Петровой данный принцип не выражен в полной своей мере, как мы привыкли это видеть ранее. Своеобразными маркерами итальянского пейзажа становятся «черный Тибр, недостроенный мост, редкие пешеходы, сменившие кожу» [7].

Если в русской поэзии первой половины XIX века комплекс «итальянских» образов зачастую становился композиционным стержнем всего текста, то у Петровой мы видим отдельные образы, упомянутые вскользь. Создается странное ощущение недосказанности, недовоплощенности.

«В чесучовом горле Орфея

чаща песни, где гласных трясина бурлит.

Флорентийский бродяга,

Пастушонок Давид

Подавились бы ею» [7]

Обратившись к топониму Рим, который мы встречаем в самом названии, то снова видим вместо некогда Рима - обители славы, родины искусства – Подземный Рим.

«…сорван крючок с затворенного Рима

он проносится мимо

в перспективе ударившись о монумент

памяти распадаясь на части

за осколком одним и мы убегаем вслед

взявшись за руки

мотоциклисты счастья» [7]

 «В Риме есть что-то даже кощунственное», - писала в 1960-х годах Анна Ахматова, ощутившая в этом городе некую непрекращающуюся борьбу язычества и христианства. Это остро чувствует и сегодня Александра Петрова. Здесь вас то и дело норовят схватить за рукав мелкие жулики, проститутки, торговцы подделками. Но есть и другой Рим – спокойный, величественный, сохранивший мощи тысяч мучеников.

«В подземном Риме

Каменщик Gesu`

Зажжет огни,

Слизнет твою слезу» [7]

Список литературы:

1. Барзах А. О книге Александры петровой «Вид на жительство», Новая русская книга, №2, 2001
2. Волков С. Диалоги в Иосифом Бродским. М., 1998. С. 205
3. Иванов Вяч. Собр. Соч. в четырех томах, Брюссель, 1971-1987, т.I, с. 638
4. Константинова С.Л. «Итальянский текст» русской литературы XIX-XX вв. Псков: ПГПУ, 2005.
5. Крюкова О.С. Архетипический образ Италии в русской литературе XIX века: автореферат дис. д.ф.н.:10.01.01./Крюкова О.С. МГУ, Москва, 2007.
6. Осоргин М.А. Времена: Автобиографическое повествование.
7. Петрова А. Три дарования. М., НЛО, 2000.
8. Романы / Сост. Н.М. Пирумова; Авт. вступ. ст. А.Л. Афанасьев. М., 1989. С. 14
9. Топоров В.Н. Италия в Петербурге // Италия и славянский мир. М. 1990, с. 61.
10. Sandler Stefanie. Alexandra petrova, Tolko derevja, NLO, Mosca, 2008.
11. Scandura Claudia. L`Academia russa a Roma: l`ultimo sogno di Josif Brodskij. Изд-во Ricerche slavistiche. Nuova serie Vol.5 (LI) 2007.