СРАВНИТЕЛЬНО-ИСТОРИЧЕСКИЙ АНАЛИЗ ЛЕКСИКИ ИРАНСКИХ ЯЗЫКОВ ЮЖНОГО КАВКАЗА

В настоящее время в сравнительно-историческом языкознании, и в частности в индоевропеистике, несомненной стала тенденция к все более активному использованию в компаративных исследованиях материала живых языков. Все большее число исследователей признает, что невнимание к такому материалу может воспрепятствовать решению старых и породить новые трудноразрешимые или даже неразрешимые проблемы. Так, есть основания полагать, что реконструкция общеиндоевропейского состояния исключительно на основании данных древних языков в настоящее время находится на стадии завершения. Иными словами, количество индоевропейских корневых и грамматических морфем, восстановление которых возможно при сравнении только таких индоевропейских языков, как хеттский, древнеиндийский, греческий, латынь, древнеирландский, готский, старославянский, по-видимому, уже приближается к своему максимуму. Надежды на сколько-нибудь значительное увеличение набора реконструированного материала можно связывать только с привлечением для сравнительного анализа языков, ранее остававшихся без должного внимания исследователей, особенно бытовой лексики, как наиболее архаичного пласта языкового материала. Среди таких языков немалую долю составляют языки, не имеющие многовековой письменной традиции либо являющиеся вовсе бесписьменными или младописьменными, такие как иранские языки Южного Кавказа – талышский, татский, курдский. Невысокий уровень изученности в сравнительно-историческом аспекте многих из них следует считать основной причиной сохранения своеобразных «белых пятен» в компаративистике вообще и, в индоевропеистике, в частности [3].

В индоевропеистических исследованиях прошлого чаще всего рассматривался только материал древних языков этой «ветви» — древнеиндийского, авестийского и древнеперсидского. Среднеиндийские и средне-иранские данные привлекались для анализа весьма редко, современные же языки почти полностью оставались вне поля зрения исследователей. Такой уровень изученности арийской языковой общности в сравнительно-историческом аспекте, вне всякого сомнения, нельзя считать адекватным [1; 2].

Начавшееся в относительно недавнее время исследование живых арийских языков, включая и бесписьменные (по числу последних арийская «ветвь», несомненно, опережает все остальные генетические подразделения индоевропейских языков), уже успело дать весьма значимые результаты, сделавшие необходимым пересмотр некоторых традиционных представлений об общеарийском состоянии и его отношении к праиндоевропейскому. Достаточно упомянуть, например, открытие аффрикатных рефлексов индоевропейских глухих палатальных в нуристанских языках, которое заставило индоевропеистов по-новому взглянуть на проблему языков centum и satem.

Древние иранские языки (авестийский и древнеперсидский) отличались ярко выраженным синтетическим строем с развитой системой флективных форм склонения имен и спряжения глагола. Имена существительные, прилагательные и местоимения изменялись в них по 8 падежам, по числам (единственное, двойственное, множественное число), имелась категория рода (мужской, женский и средний род). В системе глагола противопоставлялись два залога — активный и медиальный, отличавшиеся друг от друга типом личных окончаний.

Последующая история развития морфологической системы характеризуется постепенным распадом флексии и постепенной сменой синтетического строя аналитическим. Почти все современные иранские языки принадлежат к числу языков аналитического строя. Категория рода в таджикском, татском, белуджском, талышском, гилянском, мазандеранском языках полностью утеряна. В курдском языке она сохранилась в пережиточном виде и обнаруживается главным образом в характере изафетного показателя, частично в типах склонения имен и в косвенном падеже указательных местоимений и тождественных с ними личных местоимений 3-го лица.

На месте древней восьмипадежной системы склонения в большинстве современных иранских языков осталось два-три падежа: в курдском — прямой, косвенный и пережитки звательного, в татском языке — прямой и косвенный, в талышском — прямой и косвенный, в белуджском — основной, посессивный и объектный.

С точки зрения характера глагольной системы все современные иранские языки можно разделить на два типа: 1) языки, в которых переходным глаголам в прошедших временах свойственна так называемая эргативная, или мнимо-пассивная, конструкция, 2) языки, в которых такая конструкция отсутствует. Из числа иранских языков на территории бывшего Советского Союза к первой категории относятся: курдский, талышский, диалекты шугнано-рушанской языковой группы, язгулямский, ваханский; ко второй группе относятся: таджикский, татский, осетинский.

Характерной особенностью синтаксиса ряда иранских языков является наличие изафетной конструкции. Под этим термином в иранских языках подразумевается особый тип атрибутивных сочетаний, при которых на первом месте ставится определяемое имя, принимающее особый так называемый изафетный показатель, на втором месте определение (любого типа — качественное или по принадлежности), например: тадж. xoná-i kalon 'большой дом', xoná-i padár 'дом отца' и т.п. Изафетная конструкция свойственна персидскому, таджикскому, курдскому языкам. Отсутствует изафетная конструкция в белуджском, талышском, осетинском и почти по всех памирских языках.

При всем различии словарного состава современных иранских языков в них можно проследить унаследованный от древности общий лексический фонд, большая часть которого охватывает бытовую терминологию:

1)   в существительных, например:

'отец' — др.-перс. pita(r), перс, pedär, тадж. padar, шуги, pid, руш. pi(d), осөт. fæd, белудж, pis, гил. реr, мазанд. реr, тал. рiа, афг. plar;

'мать' — др.-перс. māta(r), перс, mādär, тадж. modar, руш. mōd, осет. mad, афг. тоr;

'брат' — др.-перс. bräta(r), перс, beradär, тадж. barodar, татск. birår, тал. bо, курд. bərd, белудж, brās, афг. vror, гил. bərаr, барт. virö(d), руш., хуфск. v(i)röd, шугп. v(i)ro(d), яги. vlrot;

'женщина', 'жена' — авест. jēni/jaini, перс, zän, тадж. zап, мазанд. zan, курд. žəп, белудж. jnēn/jinak, шугн. yin/yinik, руш. jan/janak, барт. jan, janik;

'дверь'—др.-перс. duvara, перс, där, тадж. dar, курд, där, барт. divör, руш. divö, шугн. divi, яги. devär, осет. dwar;

'лиса'—авест. raopiš, ср.-перс. rōpās, перс, rūbāh, тадж. růboh, белудж, roba, ягн. ruba, осет. ruvas, шугн. růрc, руш. rūpc, курд, ruvi и мн. др.;

2)   в большинстве глагольных корней, например:

'делать' — др.-перс. √kr, перс, kärdän (коп), тадж. kardan (кап), курд, кərəп, осет. kæпъп, белудж, kurtin (кaп), гил. kudən (кип), мазанд. həkərdən, руш. основы kin: ćüg, шугн. kin: ćud, афг. kavəl;

'есть', 'кушать' — авест. √xuar, ср.-перс. xuartan (xuar), перс, xordänı (xor), тадж. xůrdan (хůr), курд, xwårən, белудж, wartin (war), афг. xvarəl, осет. хærъп, шугн. основы xār: xūd, ягн. основы xuаr;

3)   в местоимениях, например:

'я' — др.-перс. adam, род. пад. manā; авест. azəm, род. пад. manā; перс. män; тадж. man; гил. тəп; мазанд. mən; белудж, man; тал. аz, косв. пад. тi(п); курд, äz, косв. пад. тəп; руш. az; осет. æz, косв. пад. mæn; ягн. man; афг. zə, косв. пад. mi; шугн. wuz, косв. пад. mu;

'ты' — др.-перс. tuvam, ср.-перс. tu, перс, to, тадж. tu, гил. tu, мазанд. tə, белудж, ta, курд, tů, ягн. tu, афг. tə, осет. du и др.;

4)   в числительных, например:

'два' — авест. dva-, др.-перс. duvitıya 'второй', ср.-перс. du, перс, do, тадж. du, белудж, du, шугн. δiyůn, афг. dva, ягн. du, осет. duwaæ, татск. dy и др.;

5)   в предлогах, послелогах и союзах:

послелог: др.-перс. rādiy 'ради', курд, ra — показатель косвенного объекта, перс. rā, тадж. ro — показатели прямого объекта и т.д.;

предлог со значением исходности: авест., др.-перс. haćā, курд, žь, перс, äz, тадж. az, татск. æz, тал. ćъ, шугн. as, язг. š(ə) и т.д.;

сочинительный союз 'и': др.-перс. atā, авест. uta, шугн.-руш. atā, at, язг. ata/at/a, ишк. –ъt/-t

Большую роль в формировании лексики иранских языков играли и продолжают играть иноязычные заимствования. Сюда относятся:

1)   заимствования из языков, принадлежащих к другим языковым семьям, например, большое количество слов заимствовали иранские языки из тюркских (татский и талышский — из азербайджанского, белуджский и диалект курдов Туркмении — из туркменского), в определенную эпоху в иранские языки вошло большое количество культурной лексики из арабского языка;

2)   заимствования из родственных языков внутри самой иранской группы: сюда прежде всего относится лексическое влияние таджикского языка на бесписьменные языки на территории Таджикистана (ягнобский и памирские языки). Как результат обратного влияния можно отметить определенное количество восточноиранской лексики в ряде таджикских говоров.

Все сказанное выше относится не только к исследованиям арийской языковой общности в целом, но и к изучению в сравнительно-историческом аспекте языков каждой из входящих в нее «ветвей». Так, анализ данных ряда живых восточноиранских языков, в большинстве своем бесписьменных, заставил внести ряд существенных поправок в традиционную реконструкцию общеиранского праязыка. Теперь этот праязык представляется гораздо более архаичным, чем полагали исследователи ранее.

В современной компаративистике общепринятой стала точка зрения, согласно которой точное определение места конкретного языка или группы языков в генетической классификации возможно только после скрупулезного изучения всего наличного языкового материала, направленного как на выявление специфических черт этого языка или группы, так и на построение иерархии этих черт с точки зрения их значимости для исследования. Иными словами, необходимо отделить генетически унаследованные классифицирующие признаки от типологических и ареальных, с тем, чтобы затем полностью отвлечься от двух последних и сосредоточить все внимание на первых. Следует отметить, что проведение такой работы сопряжено с особыми трудностями при исследовании иранских языков Южного Кавказа. Бытуя в горных районах и труднодоступных местностях, талышский, курдский и татский языки находятся в теснейших контактах друг с другом, а также и с другими языками, как родственными, так и не обнаруживающими какого-либо родства (тюркскими, кавказско-иберийскими). Неудивительно поэтому, что процессы языковой конвергенции в рассматриваемом регионе зашли столь далеко, что полное разграничение генетических, типологических и ареальных признаков представляется задачей крайне трудной, хотя говорить о ее невыполнимости пока нет оснований.

Исследование особенностей других уровней языка едва ли может дать сколько-нибудь показательные результаты: синтаксис подвержен чрезвычайно быстрым и кардинальным изменениям, как спонтанным, так и вызванным межъязыковыми контактами, а для исследования исторической семантики пока еще нет более или менее разработанной точной методики. Изучение морфологии иранских языков Южного Кавказа в сравнительно-историческом аспекте представляется нам процедурой трудоемкой и при этом может оказаться не слишком результативным. Известно, что морфологические системы древних иранских языков и древнеиндийского настолько близки между собой, что выявление классифицирующих инноваций для каждой из «ветвей» сопряжено с немалыми трудностями. Таким образом, сравнительно-исторический анализ морфологического уровня должен свестись фактически к поиску в иранских языках Южного Кавказа возможных этимологических параллелей для тех заведомо немногочисленных словоизменительных и словообразовательных элементов, которые, имея разный вид в древнеиндийском и древних иранских языках, не обнаруживают друг с другом регулярных фонетических соответствий.

Однако подобного рода расхождения между индоарийскими и иранскими языками не только малочисленны, но и в значительной своей части весьма сомнительны с точки зрения возможности рассмотрения их в качестве классифицирующих. Ряд исследований по сравнительной иранистике, например, показал, что существенная часть подобного рода изоглосс, будучи присущей как древнеиндийскому, так и отдельным иранским языкам, отделяет, следовательно, не индоарийскую «ветвь» от иранской, а лишь определенную часть древнеиранских диалектов (например, древнеперсидский) от всех других арийских. Однако систематическое рассмотрение словарного материала по бытовой лексике иранских языков Южного Кавказа в сравнительно-историческом аспекте, как можно судить по доступным нам в настоящее время работам, не проводилось исследователями и представляет огромный научный и практический интерес.

Таким образом, опыт исследований живых арийских языков показывает, что результаты этих исследований зачастую не уступают по своей значимости результатам сравнительно-исторического анализа материала языков древности. Тем не менее, как уже отмечалось, количество темных мест в данной области сравнительно-исторического языкознания еще очень велико. Их устранение, по нашему мнению, принадлежит к числу основных задач индоевропеистики в обозримом будущем.

Список литературы

1. Оранский И.М. Введение в иранскую филологию// М.: Наука, I998
2. Сравнительно-историческое изучение языков разных семей. Современное состояние и проблемы// М.: Наука, 2009
3. Spiegel F. Vergleichende Grammatik der Alt-Iranischen Sprachen// Leipzig, 1882