МЕЖЪЯЗЫКОВАЯ СИММЕТРИЯ И АСИММЕТРИЯ В ПЕРЕВОДЕ (РУССКИЙ И ПОЛЬСКИЙ ЯЗЫКИ)

Рассматривая проблему эквивалентности лексических единиц близкородственных языков, исследователь неуклонным образом сталкивается с вопросом сходства внешних оболочек (написания / звучания) слов в двух языках. Аналогия формы может сопровождаться сходством значения – ср.: польск. и русск. brat – брат, ojciec – отец, mama – мама, syn – сын, dom – дом, ulica – улица, autobus – автобус и т.д.

Парадоксально: некоторые сходные в плане выражения и содержания лексемы двух языков могут стать причиной трудностей и недоразумений в процессе перевода. Нам представляется, что такая ситуация возможна в следующем случае: у исходной единицы наряду с внешне непохожим эквивалентом имеется сходный с ним в плане выражения синоним, который также может служить эквивалентом, но он игнорируется переводчиком вследствие причин, о которых речь пойдет дальше (например, польск. pozytywny – это как положительный, так и позитивный, tron – это как престол, так и трон, а samoobrona – самозащита и самооборона). Для данного явления нами был предложен термин потенциальные положительные интерференты [6, с. 145], образованный на базе термина, введенного В.В. Алимовым – положительные интерференты, который, однако, охватывает более широкую группу лексем – по словам названного ученого, «под “интерферентами“ следует понимать любые значимые единицы (морфемы, слова, выражения, синтагмы, предложения), которые по звучанию/написанию и функциям в одном языке напоминают соответствующие единицы или функции в другом языке, причем отрицательные интерференты различаются, а положительные совпадают в плане содержания» [1, с. 81]. Ближе к рассматриваемой нами проблематике термин А.В. Садикова – ложные враги переводчика, понимаемый как «слова, которых переводчик неправомерно избегает, даже ценой ошибок в переводе, на том же основании созвучия» [16, с. 87–88]. Однако, подчеркивая излишнюю метафоричность этого термина, мы вынуждены констатировать, что он касается отличного явления – причина игнорирования созвучной лексемы кроется в сходстве ее внешней оболочки с внешней оболочкой слова исходного языка, носящего отрицательный оттенок значения. Природа потенциальных положительных интерферентов иная – переводчик избегает данной лексемы из-за ее созвучия с лексемой исходного языка и одновременного наличия в ПЯ эквивалента, не совпадающего в плане выражения с единицей ИЯ.

По нашему мнению, учитывая тот факт, что типичный переводчик данной языковой пары – это искусственный билингв [19], чаще всего выпускник языкового вуза, для которого один язык является родным, второй – приобретенным, проблему потенциальных положительных интерферентов следует увязать с методикой преподавания иностранного языка. В процессе обучения иностранному языку на филологических факультетах преобладает контрастивный метод. Сопоставление различий между близкородственными языками позволяет достаточно быстро искоренить самые серьезные ошибки и избавиться от ярких проявлений интерференции родного языка. Однако применение данного метода имеет также минусы – постоянное исправление полонизмов в речи русистов приводит к выработке психологического механизма боязни перед схожими формами. Сами преподаватели часто избегают сходных с лексемами родного языка слов, а появление полонизмов в русской речи принято относить в среде русистов к самым серьезным ошибкам. Недостаточное изучение рассматриваемого явления приводит, по нашему мнению, к нескольким последствиям. Во-первых, в процессе подготовки к выполнению перевода переводчик, знакомясь с текстами определенной тематической области на иностранном языке, неоднократно сталкивается с новыми словами, которые, как правило, «берет на вооружение», расширяя, таким образом, свой лексический запас. Обнаружение в тексте незнакомых, но сходных со словами родного языка единиц, приводит к замешательству, вызывает сомнения относительно правильности составленного текста, заставляя дополнительно тратить время на словарную справку, консультацию с носителями языка и т.д. Во-вторых, в процессе перевода, особенно устного, названные лексемы часто сбивают переводчика с толку, вызывая сомнения и трудности в их правильном определении, дополнительно отнимают у него время – один из важнейших факторов в устном переводе. В-третьих, при переводе на русский язык переводчики часто отдают предпочтение лексемам, несходным с польскими единицами, что далеко не всегда оказывается лучшей стратегией. В синонимическом ряду более подходящей может, как раз, оказаться лексема, схожая с исходной польской.

На другом полюсе находится вопрос о парах слов в двух языках, которые при сходстве внешних оболочек различаются значением и, в более широком понимании, «особенностями функционирования в речи» [5, с. 322]. В литературе предмета такие диалексемы – «сходные по внешней форме лексемы двух языков» [приводится по: 5, с. 327] – принято называть ложными друзьями переводчика, хотя встречаются и другие термины: межъязыковые омонимы/паронимы, мнимые эквиваленты, тавтонимы, псевдоэквиваленты, коварные слова, апроксиматы [приводится по: 15, с. 11], межъязычные аналогизмы [8, с. 7], псевдоинтернациональные слова [10, с. 14], межъязычные омонимы [20, с. 49–53], псеводоинтернационализмы [9, с. 36], асимметричные диалексемы [5, с. 329], ложные эквиваленты [18, с. 158], мнимые друзья переводчика [14, с. 6] и другие. Данное явление мы вправе считать одной из существенных проблем теории и практики перевода; оно упоминается чуть ли не в каждом учебнике перевода; издаются отдельные словари ложных друзей, в том числе, на материале русского и польского языков [21; 23].

Среди попыток разработать типологию межъязыковой асимметрии особый интерес для теории перевода, по нашему мнению, представляет типология, предложенная Н.К. Гарбовским [5, с. 338–348]. Российский переводовед выделяет следующие типы межъязыковой асимметрии, которые проиллюстрируем польско-русскими примерами: внеположенность (это такой тип отношений между понятиями, при котором «их объемы полностью исключают друг друга, т.е. объемы внеположенных понятий не содержат ни одного общего объекта» [5, с. 338], напр., польск. tir и русск. тир), равнообъемность (или равнозначность) – тип отношений, при котором слова в двух языках при сходстве в плане выражения и содержания различаются нюансами значений, стилистическими оттенками, оценочными значениями, напр., нейт. szybki и разг. шибкий, подчинение – большая широта значения одного из сопоставляемых слов, напр., dekada и декада, перекрещивание – в объем понятий на двух языках входят как общие для обоих понятий объекты, так и различные, напр., kamera и камера.

Внимание следует заострить на отношении равнообъемности как на обильном источнике ошибок и неточностей в процессе перевода. Именно пары слов, которые при сходстве звуковой / графической формы и денотативного значения, различаются прагматическим значением, подразумевающим такие параметры, как: принадлежность к определенному стилевому регистру, эмоциональную окраску, частотность и типичные контексты употребления, неоднократно ошибочно отождествляются переводчиком. Даннное положение мы можем пояснить на примере часто встречаемого в переводных статьях в качестве эквивалента русск. сторонник слова stronnik. Выражения сторонники Путина, сторонники Лукашенко переводятся как stronnicy Putina, stronnicy Łukaszenki, что не совсем точно. И польская, и русская лексемы обозначают ‘последователя каких-н. взглядов, чьего-н. приверженца’, но в польском языке намного чаще употребляется слово zwolennik, и его как нейтральное определение следует считать полноценным эквивалентом. Слово stronnik, несмотря на отсутствие пометы в словарной статье [22], все-таки более характерно для высокого стиля. Выбор этого слова не является смысловой ошибкой, он не приводит к нарушению нормы польского языка, и, вероятно, не бросается в глаза рядовому читателю. Однако специалист, располагающий исходным текcтом, вправе констатировать изменение стилевого регистра слова в ТП. Большее количество этого рода ошибок лишает текст перевода естественности звучания и препятствует его органичному восприятию носителем языка.

Вторым типом межъязыковых отношений, который заслуживает пристального внимания, является перекрещивание. Как известно «подавляющее большинство слов любого современного живого языка, имеющего длительную литературную традицию, являются словами многозначными» [4, с. 117]. Следовательно, сопоставляя слова в двух языках, мы можем увидеть их совпадение в одних значениях и расхождение в других. В случае диалексем легко убедиться в том, что некоторые из них в одном значении являются ложными друзьями переводчика, в других – вступают в отношения эквивалентности. В качестве иллюстрации приведем пример диалексемы drużyna и дружина. Основное значение польской лексемы – это ‘организованная группа людей’ [ср.: 22, с. 158]. В типичном контексте употребления это слово обозначает спортивную команду, а его эквивалентом служит именно лексема команда, например, drużyna piłkarska – футбольная команда. Это дает основание считать пару drużyna и дружина в указанном значении ложными друзьями. Однако у обеих лексем есть еще другие значения – в том числе, устаревшее «приближенные князя». Поэтому в тексте, касающимся исторических реалий, названные слова могут быть использованы в качестве эквивалентов, напр., drużyna księcia Mieszka – дружина князя Мешко. Добавим, что русская лексема употребляется также для обозначения хоккейной сборной России – в российских СМИ встречаются такие определения, как наша дружина, российская дружина, хотя данное значение не фиксируется толковыми словарями русского языка. При употреблении слова в таком значении одним из возможных переводческих решений является выбор слова drużyna, например российская дружина – drużyna rosyjska, drużyna Rosji, хотя возможен и прием конкретизации путем выбора лексемы reprezentacja (rosyjska reprezentacja, reprezentacja Rosji). В переводе с польского в указанном узком контексте также можно проследить эквивалентность слов drużyna и дружина, напр., rosyjska drużyna hokejowa – российская дружина.

На основании приведенного нами примера можно прийти к двум важным заключениям. Первое сводится к тому, что диалексемы зачастую образуют весьма сложную картину мнимой и действительной эквивалентности. Можно наблюдать образование «сеток или своеобразных систем взаимных отношений аналогичных лексико-семантических группировок в разных языках» [2, с. 211].

Второй вывод касается лексикографических источников, которые оставаясь основным подспорьем переводчика, не позволяют получить полную картину значений и употреблений слов данного языка. Таким образом, поиск эквивалентов нельзя свести лишь к словарной справке.

Вышесказанное позволяет понять, что выбор эквивалента в процессе перевода связан также с проблемой синонимии. Статьи двуязычных словарей часто построены таким образом, что в качестве эквивалента для отдельного значения слова приводятся через запятую два или даже несколько синонимов, напр., по Большому польско-русскому словарю hulaka – это «гуляка, кутила, повеса» [7, с. 266]. О том, какой из перечисленных синонимов является более предпочтительным, приходится решать переводчику. Естественно, он обращается за помощью к толковому словарю, однако, система помет и иллюстративный материал далеко не всегда достаточны для принятия правильного переводческого решения – например, трудно установить различия между словами страх и боязнь, руководствуясь только показаниями толкового словаря. По словарю Кузнецова страх это «состояние сильной тревоги, беспокойства, душевного смятения перед какой-л. опасностью, бедой, и т.п.; боязнь» [11, с. 1277], а боязнь – «1. чувство опасения, страха» 2. «беспокойство, тревога» [11, с. 93]. Стоит при этом отметить, что в толковании слова страх появляется лексема боязнь, а в статье боязнь – слово страх.

Кроме того, задачу переводчика осложняет также различная трактовка одних и тех же лексических единиц авторами разных толковых словарей, например, в словаре Кузнецова слово презент снабжено пометой устар. [11, с. 963], а в словаре Ожегова пометами устар. и. разг., шутл. [с. 13, 580].

Добрую службу переводчику могут сыграть большие словари синонимов [3; 17], среди которых выделяется «Новый объяснительный словарь синонимов русского языка» под редакцией Апресяна [12]. В нем досконально разработана система описания сходств и различий между отдельными словами с четким толкованием, приведением богатого иллюстративного материала, а также запретительных норм – попытки указать пределы сочетаемости определенной единицы. Совершенно понятно, что при такой подробной разработке корпус словаря относительно небольшой – он содержит 354 синонимических ряда, но принципы, заложенные в основу словаря, могут быть также полезны при определению критериев эквивалентности и статуса конкретных диалексем.

Итак, сопоставление двух сходных в плане выражения единиц подразумевает не только учет денотативного значения, но также таких параметров, как: отнесенность к стилевому регистру, наличие эмоционально-экспрессивной оценки, частотность и типичный контекст употребления, сочетаемость, возможное наличие коннотативного значения. Рассмотрение всех указанных параметров (при необходимости с использованием двуязычных, толковых словарей, словарей синонимов, сочетаемости, самостоятельного анализа текстов, написанных на языке перевода, а также – использование метода параллельных текстов) – это отправная точка для определения подлинных отношений между конкретной парой значений слова в исходном тексте и тексте перевода.

Подчеркнем, что указанные параметры дают возможность определить отношения между конкретными словами, но в переводе единицей эквивалентности слово является далеко не всегда – неоднократно перевод осуществляется на уровне единиц высшего порядка – словосочетаний, фразеологизмов, предложений. Следовательно, необходимо по-другому относиться к слову как компоненту устойчивого словосочетания или фразеологизма, например, лексемы oko и око, совпадая в плане денотативного значения, отличаются в плане значения прагматического – польская лексема нейтральная, русская – устаревшая (отношение равнообъемности), но одновременно можно отметить эквивалентность на уровне фразеологизмов с указанным компонентом: w mgnieniu oka и в мгновение ока, strzec jak źrenicy oka – беречь (хранить) как зеницу ока.

Необходимо отдавать себе отчет также в том, что в процессе перевода условия контекста, принятая переводчиком стратегия, прагматическая адаптация, призванная обеспечить адекватность при одновременной естественности восприятия ТП носителями языка, могут привести к тому, что пары слов, отнесенных к категории ложных друзей переводчика, в конкретном тексте перевода окажутся эквивалентами.

Поясним сказанное на примере перевода, выполненного студентами переводческой специализации:

Правда, шишка какая-то на лбу (о собаке). – Co prawda, na łbie ma jakiegoś guza.

Слова лоб (‘верхняя надглазная часть лица человека или морды животного’) и łeb (‘голова у животного’) это ложные друзья, так как при сходстве внешней формы их значения различаются. Однако условия контекста и стилистики польского языка заставляют переводчика прибегнуть к трансформации – вместо словарного эквивалента русск. лоб – czoło, переводчик выбирает слово łeb, понимая, что констатация о наличии шишки на czole (лбу) собаки нетипична для коммуникации в польскоговорящей среде – для описания аналогичной ситуации носитель польского языка скорее всего выберет слово łeb (голова). Таким образом, в результате генерализации мы получаем пару лоб – łeb, которая появилась в результате сознательного действия переводчика.

Резюмируя итоги наших рассуждений, хочется подчеркнуть, что правильный выбор эквивалента и способность отличать межъязыковую омонимию и синонимию, обусловлены умением эффективно пользоваться целой гаммой словарей (двуязычных, толковых, синонимов, сочетаемости, коннотаций и т.д.), учитывать лексическую сочетаемость слов, их отнесенность к стилистическому регистру, частотность и типичные контексты употребления.

Список литературы:

1. Алимов В.В. Интерференция в переводе (на материале профессионально ориентированной межкультурной коммуникации и перевода в сфере профессиональной коммуникации): Учебное пособие. М.: КомКнига, 2005. – 229 с.
2. Бархударов Л. С. Язык и перевод (Вопросы общей и частной теории перевода). М.: «Международные отношения», 1975. – 240 с.
3. Большой словарь синонимов русской речи. Идеографическое описание. 2000 синонимических рядов. 10 500 синонимов / Под ред. Л.Г. Бабенко. М.: АСТ-ПРЕСС КНИГА, 2008. – 784 с.
4. Будагов Р.А. Закон многозначности слова // Человек и его язык. М.: Издательство Московского университета, 1974. – 262 с.
5. Гарбовский Н.К. Теория перевода: Учебник. - 2-е изд. М.: Изд-во Моск. ун-та, 2007. – 544 с.
6. Гасек Б.Г. Лексико-семантическая интерференция в процессе устного перевода: значение потенциальных положительных интерферентов (на материале польского и русского языков) // «Вестник Московского университета. Серия 22. Теория перевода», №1 2008. С. 144–150.
7. Гессен Д., Стыпула Р. Большой польско-русский словарь в двух томах. Издание третье, исправленное и дополненное. Москва: «Русский язык»; Варшава: «Ведза Повшехна», 1988. Т.1: А – Ó. – 656 с.
8. Готлиб К.Г.М. Междуязычные аналогизмы французского происхождения в немецком и русском языках. Автореферат диссертации на соискание ученой степени кандидата филологических наук. Новосибирск, 1966. – 21 с.
9. Ермолович Д.И. «Ложный друг» оказался вдруг и не друг, и не враг, а так ... // Мосты. Журнал переводчиков. 4(16) / 2007. С. 33–40.
10.  Комиссаров В.Н. «Ложные друзья переводчика» в структуре английского высказывания (К постановке проблемы) // Мосты. Журнал переводчиков, №2 (6) / 2005. С. 14–17.
11.  Новейший большой толковый словарь русского языка / гл. ред. С.А. Кузнецов. Санкт-Петербург, М., 2008. – 1536 с.
12.  Новый объяснительный словарь синонимов русского языка / Под общим руководством Ю.Д. Апресяна. Москва – Вена: Языки славянской культуры: Венский славистический альманах, 2004. – 1488 с.
13.  Ожегов С.И. Словарь русского языка; 70 00 слов / Под ред. Н.Ю. Шведовой. – 21-е изд. перераб. и доп. – М.: Рус. яз., 1989. – 924 с.
14.  Пахотин А.И. Англо-русский, русско-английский словарь мнимых друзей переводчика. М.: Издатель Караева А.К., 2003. – 128 с.
15.  Предисловие // Kusal K. Rosyjsko-polski słownik homonimów międzyjęzykowych / Русско-польский словарь межъязыковых омонимов. Wrocław, 2002. С. 10–12.
16.  Садиков А.В. Проблема перевода советских реалий в ее прагматическом аспекте // Тетради переводчика. Выпуск 21. М.: Изд-во «Международные отношения», 1984. С. 87–88.
17.  Словарь синонимов русского языка / Под ред. А. П. Евгеньевой. Ленинград: Издательство «Наука», 1970. Т. 1 (А – Н) – 680 с.; Т. 2 (О – Я) – 856 с.
18. Федоров А.В. Основы общей теории перевода (лингвистические проблемы): Для институтов и факультетов иностр. языков. Учеб. пособие. — 5-е изд. — СПб.: Филологический факультет СПбГУ; М.: ООО «Издательский Дом «ФИЛОЛОГИЯ ТРИ», 2002. – 416 с.
19.  Черничкина Е.К. К вопросу искусственного билингвизма // Мир лингвистики и коммуникации, № 4 (5) 2006 г. [электронный ресурс] – Режим доступа. – URL: http://www.tverlingua.ru/archive/005/5_3_2.htm
20.  Grosbart Z. О межъязычных омонимах // Język rosyjski 1958, nr 6. C. 49–53.
21.  Kusal K. Rosyjsko-polski słownik homonimów międzyjęzykowych / Русско-польский словарь межъязыковых омонимов. Wrocław, 2002. – 190 с.
22.  Mały słownik języka polskiego / red. E. Sobol. Warszawa: PWN, 1995. – 1181 с.
23.  Szałek M. Słownik homonimów rosyjsko-polskich. Poznań, 2004. "Supported by the Erasmus Mundus Action 2 Programme of the European Union "