ФУНКЦИОНАЛЬНО-СЕМАНТИЧЕСКИЕ КАТЕГОРИИ В ЭВЕНСКОМ ЯЗЫКЕ

Шарина Сардана Ивановна

канд. филол. наук, зав. сектором эвенской филологии Института гуманитарных исследований и проблем малочисленных народов Севера СО РАН, г. Якутск.

Е-mail: sarshar@mail.ru

FUNCTIONAL-SEMANTIC CATEGORYIN THE ĖVEN LANGUAGE

Sardana Sharina

Candidate of Sciences, Head of Even philology department, Institute of humanitarian researches and Problems of the minorities peoples of the North of the Siberian Branch Russian Academy of Sciences, Yakutsk.

АННОТАЦИЯ

В статье освещены проблемы количественности, персональности, посессивности и локативности в эвенском языке, которые рассматриваются в русле функционального подхода, направленного на описание значения и функционирования языковых единиц в их разноуровневом взаимодействии. В связи с этим ставится цель раскрыть грамматическую сущность форм, выражающих функционально-семантические категории и показать взаимосвязь разных языковых средств, используемых для выражения данных категорий: грамматических, синтаксических и лексических.

ABSTRACT

The article highlights the problems of numerativity, personality, posessivity and locativity in the Ėven language which are considered within the context of the functional approach directed at describing the meaning and functioning of linguistic units in their interaction of various levels. In this connection, the aim is to reveal the grammatical essence of the forms expressing the functional-semantic category and is to show the interrelationship of the various linguistic means used to express the locativity: grammatical, syntactical and lexical.

Ключевые слова: эвенский язык; функционально-семантическая категория; количественность; персональность; посессивность; локативность.

Keywords: the Even language;functional-semantic category;numerativity; personality; posessivity;locativity.

Проблема описания языков и в XXIвеке остается одной из самых актуальных в языкознании. Её сложность для североведческой лингвистической науки состоит в том, что в связи с уровнем изученности этих языков и задачами предназначенности их описания встает вопрос об ограниченности, специфичности описания, когда оно выдерживается в одном аспекте. Опыт исследований последних лет по эвенскому языку показывает, что описание его грамматической системы в рамках функционального подхода вполне оправдано и целесообразно. Функционально-семантический подход, который опирается на методику структурно-семантического моделирования языковых единиц и полевого структурирования в настоящее время считается одним из перспективных направлений в исследовании эвенского языка. Его преимущества к описанию агглютинативных языков, в частности, эвенского, иллюстрировано В.А. Роббеком [3].

Раскрытие всей глубины реальных явлений предусматривает единую систему средств, относящихся к разным языковым уровням, объединение на уровне общности их семантических функций. Функционально-семантические категории в эвенском языке выражаются разноуровневыми средствами: морфологическими, лексическими, синтаксическими и имеют полевую структуру, состоящую из ядра и периферии. В данной статье предпринимается попытка комплексного функционально-семантического анализа языкового содержания категорий количественности, персональности, посессивности и локативности в эвенском языке.

Количественность мы определяем как «функционально-семантическая категория, отражающая восприятие и осмысление человеком количественной характеристики объектов, действий и явлений в языке и речи, и выражение языковыми средствами значений меры, величины, степени» [4, с. 48]. В эвенском языке отмечается довольно широкий спектр способов выражения количественности. Основными средствами являются морфологические показатели единичности/множественности — различного рода суффиксы для выражения количественности: нулевой показатель, сингулятив (чан/-чэн, -какан/-кэкэн), формы множественности (-л/-р, -сал/-сэл, -тил/-тал,-нил), формы совместности/взаимности (-нюн, -гли/-гали, -йа/-йэ, -саг/-сэг, -каг/-кэг), числа субъектов действия, фазы, кратности, интенсивности действия и показатели количества отдельных процессов. К лексическим средствам относятся счетные слова, дейктические слова со значением определенных мер, традиционные меры объема, пространства, времени (например, чаңат `расстояние, пройденное без остановки, около 30 км`, эвумрэ `щепотка`, илаври дюптари `олень-самец 11 лет`, чай хуйэлтыңын `промежуток времени для закипания чая` и др.). К синтаксическим средствам относятся повтор, перечисления, сочетания антонимов. Например: Анңан-анңантан ноңартан урэкчэр хэелитэн дюгаддётта. `Из года в год они проводили лето на вершинах гор`. Илэ-тала орар удилтан иманрали оняпчал. `Здесь-там (местами) оленьими следами снег разрисован`.

Под категорией персональности в эвенском языке мы понимаем «систему грамматических форм, объединенных обобщенным категориальным значением лица» [5, с. 43]. Функционально-семантическая категория персональности опирается на глагольные и местоименные формы лица, лексические средства (различные наименования лиц типа: аман `отец`, оралчимңа `оленевод`), а также синтаксические средства выражения этой семантики. Также персональность в эвенском языке в определенной речевой ситуации может выражаться контекстом, главным образом при характеристике лиц образными, эмоционально окрашенными выражениями, например: Ңин, хуптуриди, хогдий далчаңчинни. `Собака, отстав, хвост свой лижет (о виноватом в чем-то человеке)`. Көрбэ хокан эңилкэн-дэ, оңаттукун элгэптэн. `Олень-бык очень сильный, да за нос водится (о человеке, который при определенных успехах допускает какую-нибудь слабость)`.

При определении средств эвенского языка, служащих для выражения посессивных отношений, мы исходим из определения А.В. Бондарко: «Посессивность как семантическая категория представляет собой языковую интерпретацию широкого круга отношений обладания, принадлежности, включая соотношение части и целого» [1, с. 99]. Основным средством выражения значения обладания в эвенском языке являются собственно притяжательные формы (лично-притяжательные суффиксы -в, -му, показывающие принадлежность 1-му л.ед.ч.; 2-му л.ед.ч. - -с-; 3-му л.ед.ч. - -н; 1-му л.мн.ч. - -вун, -т; 2-му л.мн.ч. - -сан/-сэн; 3-му л.мн.ч.- -тан/-тэн). Для эвенского языка характерно чрезвычайно широкое употребление лично-притяжательных показателей. Даже весьма приблизительные данные сопоставительного подсчета частотности этих форм обнаруживают довольно красноречивые цифры по сравнению с другими формами, актуализирующими посессивность. Данное явление распространяется и на возвратно-притяжательные суффиксы -й, -и, -ми, -би, -вур, -ур, -мур, -бур. На предназначение предмета определенному лицу указывает суффикс назначительного падежа -га/-ка/-ңа, который используется с возвратно-притяжательным суффиксом. Показатель относительной принадлежности -ң также может быть включен в данный список, но семантически он указывает скорее на отношение лица к данному предмету.

Нельзя не отметить встречающуюся в эвенской речи некоторую «загруженность» посессивными показателями одного и того же слова. Так, весьма высокую частотность обнаруживает оформление по модели «суффикс косвенной принадлежности + суффикс назначительного падежа + показатель безличной принадлежности». Например: Нян олраңгавур бэйнэдэвур мулгаритан. `И решили (они) пойти ловить рыбу себе`. Тарбач берусэл ноңман атикаңгавур гасчинар. `И вот берусы захотели ее в жены взять`.

К морфологическим средствам выражения посесивности относятся также форма обладания имен -лкан, словообразующие суффиксы прилагательных --пчи, -мнан/-мнэн. Актуализаторами обладания являются и словообразующие глагольные суффиксы -та/-тэ, -лат/-т/-лэч, -нач/-т, -ң (например, от слова дю `жилище, юрта` образуется глагол дюңдай `присвоить чей-либо дом, юрту`). Лексическим показателями посессивности являются притяжательные и возвратные местоимения. К этой же группе относятся эвенские глаголы обладания. К синтаксическим способам выражения посессивности можно отнести экзистенциально-локативные конструкции с оформлением имени обладателя местным падежом.

Локативность в функциональной грамматике трактуется как семантическая категория, представляющая собой языковую интерпретацию мыслительной категории пространства, и, вместе с тем, как функционально-семантическое поле, которое охватывает разноуровневые средства языка, взаимодействующие при выражении пространственных отношений [1, с. 5]. Языковые средства, показывающие локативность, разнотипны. В эвенском языке это: показатели падежей, послелоги, указывающие на местонахождение, наречия места, различного рода сочетания предиката с падежными, послеложными и наречными локативными показателями.

Основной формой выражения локализатора в эвенском языке является существительное, оформленное локативными (или дательным) падежами, или существительное с послелогом, с падежным и притяжательным оформлением. Всякий раз, когда необходимо определить местонахождение предмета, независимо от контекста и ситуации, прибегают к этой форме: Мут урэкчэндули бадутникан окат бардалан уямкарбу иттит. `Мы, проезжая верхом по горе, увидели на том берегу реки снежных баранов`. Локализатор может обозначаться и наречиями места.

Пространственное отношение может быть выражено любым средством, обозначающим связь двух субстанций. В эвенском языке к таким средствам относятся послелоги, падежные показатели, глаголы. Локализация в пространстве может интерпретироваться как перемещение или местонахождение предмета. В зависимости от характера выражения пространственных отношений глаголы могут быть разделены на три группы: глаголы, требующие или допускающие обстоятельство, выражающее местонахождение (глаголы положения в пространстве); глаголы, требующие или допускающие обстоятельство, выражающее перемещение (глаголы движения); глаголы, выражающие своей основой пространственное отношение (собственно пространственные глаголы). Глаголы первых двух групп связаны с выражением общих пространственных отношений, глаголы последней группы могут сами участвовать в выражении частных пространственных отношений.

Как известно, в эвенском языке позиционные глаголы, требующие или допускающие обстоятельство, выражающее местонахождение — позицию предмета в отношении одного из трех измерений, управляют местным и дательным падежами. Форма дательного падежа действительно используется с локализуемыми предметами одушевленными, причем с учетом критерия как бы временной связи, тогда как выбор местного падежа попадает на примеры с инактивным локализуемым предметом с учетом критерия постоянных пространственных отношений.

В ядро поля локативности могут быть выведены показатели локативных падежей. Падежные суффиксы в эвенском языке выступают в автономной функции, указывая самостоятельно на локализацию предмета, или же в сопряженной функции, уточняя значение послелога. Так, автономную функцию можно усматривать у показателей следующих локативных падежей: продольный — обозначающий маршрут движения (-ли/-дули/-тули); дательный, местный, направительный, направительно-местный, направительно-продольный (показатели -ду/-ту-ла/-лэ; -тки/-таки/тэки; -кла/-клэ; -кли), обозначающие «место», конечную точку; отложительный и исходный (-дук/-тук; -гич/-ңич) — обозначающие начальную точку движения.

Следующая после ядра по степени грамматикализованности сфера состоит из лексических элементов, выражающих положение в пространстве. Это довольно большой пласт языка, который мы группируем по значениям. К лексическим средствам выражения локативности относятся послелоги, наречия.

Послелоги являются в эвенском языке одним из важнейших средств выражения пространственных отношений. Послелоги, актуализирующие локативность: собственно послелоги, которые изолировались от наречий и имен и остались только в роли послелогов; отыменные послелоги, образованные от имен пространственного значения и наречные послелоги.

Использование наречий для выражения пространственного значения теснейшим образом связано с обозначением локализатора. При выражении пространственного отношения наречием особое обозначение локализатора отсутствует. Локализатор в таком случае подсказывается контекстом или ситуацией. Наречие является по сути дела вторичным способом обозначения пространственного отношения, т. к. оно никогда не выступают в роли самостоятельной номинации места.

Итак, при рассмотрении определенных функционально-семантических категорий в эвенском языке обнаруживается следующее. И количественность, и персональность, и посессивность, и локативность в эвенском языке опираются на категории морфологические. В данном случае находит подтверждение точка зрения о том, что в эвенском и в других тунгусо-маньчжурских (т. е. агглютинативных) языках функционально-семантическими являются лишь те категории, ядром которых является морфологическая категория [2]. Теоретические положения функциональной грамматики аргументированы материалом эвенского языка, выявляя общие тенденции в языковых процессах и специфические проявления в отдельном языке.

Список литературы:

1. Бондарко А.В., Воейкова М.Д., Гак В.Г. и др. Теория функциональной грамматики: Локативность. Бытийность. Посессивность. Обусловленность. СПб.: Наука, 1996. — 229 с.
2. Бондарко А.В. Теория значения в системе функциональной грамматики: на материале русского языка. — М.: Языки славянской культуры, 2002. — 289 с.
3. Роббек В.А. О новом подходе к исследованию грамматики тунгусо-маньчжурских языков // Северо-Восточный гуманитарный вестник. — 2010. — № 1 — С. 48—55.
4. Шарина С.И. Категория количественности в эвенском языке. СПб.: Изд-во СПбГУ, 1999. — 115 с.
5. Шарина С.И. Персональность и посессивность в эвенском языке. Новосибирск: Наука, 2001. — 96 с.