ГЕНДЕРНАЯ СПЕЦИФИКА ЛЕКСИКО-МОРФОЛОГИЧЕСКИХ СРЕДСТВ РЕАЛИЗАЦИИ РЕЧЕВОЙ АГРЕССИИ В НЕМЕЦКОМ ПАРЛАМЕНТСКОМ ДИСКУРСЕ

GENDER SPECIFICS OF LEXICAL AND MORPHOLOGICAL ELEMENTS OF VERBAL AGGRESSIVENES IN THE GERMAN PARLIAMENTARY DISCOURSE

Lyudmila Karandeeva

сandidate of philological sciences, associate professor Russian State Social University,

Russia, Moscow

Valeria Kodyusheva

a 4-year student Russian State Social University,

Russia, Moscow

АННОТАЦИЯ

Статья посвящена выявлению связи между гендерной принадлежностью политических деятелей и использованием ими лексико-морфологических средств выражения речевой агрессии в ходе парламентских дебатов в Бундестаге. Предпринятый прагмалингвистический анализ позволил установить, что гендерный фактор не является определяющим при выборе политиками лексико-морфологических средств реализации речевой агрессии в парламентском дискурсе. Доминирующую роль играют прагматические установки коммуникативной ситуации.

ABSTRACT

The article deals with the identification of link between gender identity of politicians and use of lexical-morphological elements of Verbal aggressiveness during parliamentary debates in the Bundestag. The undertaken pragmalinguistic analysis has determined that the gender identity is not the main fact in choosing lexical-morphological elements of oral speech aggression in a parliamentary discourse by politicians. Pragmatic attitudes of the communicative situation play the dominant role.

Ключевые слова: гендер; речевая агрессия; парламентский дискурс.

Keywords: gender; verbal aggressiveness; parliamentary discourse.

Проблемы гендерной специфики в использовании вербальных средств общения, стратегий и тактик коммуникации в различных коммуникативных контекстах и лингвокультурных традициях продолжают оставаться актуальными в современной лингвистике. Язык, фиксирующий социально и культурно значимые явления в структуре и семантике своих единиц, служит основным средством конструирования гендерной идентичности индивида и одновременно является основным каналом получения информации об экстралингвистическом феномене гендера.

Политический дискурс как один из базовых социальных видов коммуникации, несомненно, входит в сферу интересов гендерно-лингвистического направления, рассматривающего коммуникативное поведение мужчин и женщин. Этот тип дискурса является отражением общественно-политической жизни страны, несет в себе элементы ее культуры, общие и национально-специфические культурные ценности. С другой стороны, как вид публичного общения он неизбежно оказывает влияние на общество, а значит механизмы, типичные для политического дискурса, проявляются и в других ситуациях межличностной коммуникации.

В этой связи следует отметить, что до настоящего времени гендерный аспект политического дискурса в различных его жанрах и применительно к различным типам речевого поведения остается недостаточно изученным. Так, О.А. Стрелкова [7] исследует женский политический дискурс на материале русского языка. А. Дудецкая [1], И. Талина [8] описывают гендерную специфику коммуникативного поведения политических деятелей на материале речевого жанра «интервью». Е. Куницына [2] на материале предвыборных речей кандидатов в президенты США устанавливает гендерную маркированность языковых и речевых средств, коммуникативных стратегий и тактик, репрезентирующих их коммуникативное поведение. Однако коммуникативные стратегии и тактики агрессивного речевого поведения, равно как и реализующие их лингвистические средства, используемые немецкоязычными политиками в парламентском дискурсе как особом жанре политической коммуникации, еще не становились предметом комплексного анализа в гендерном аспекте.

Речевая агрессия рассматривается нами как способ речевого воздействия. С точки зрения прагматики в основе речевой агрессии лежит однонаправленное эмоциональное негативизирующее речевое воздействие на адресата. Изучение речевого воздействия, в частности речевой агрессии, в настоящее время особенно актуально, так как оно все активнее проникает во все сферы человеческой жизни, способствуя изменению ценностных ориентиров, идеологических установок, политических взглядов. Потоки речевого воздействия идут через СМИ, рекламу, во время политических кампаний. Речевая агрессия рассматривается учеными-лингвистами в аспекте экологии языка как выражение антинормы [5]; как фактор, оказывающий отрицательное эмоциональное воздействие на адресата [9]; как коммуникативная стратегия в ситуации конфликта [4]. Изучение на материале немецких парламентских дебатов особенностей агрессивного речевого поведения политиков позволяет охарактеризовать коммуникативное поведение немецких политических деятелей при выражении речевой агрессии, что обусловлено необходимостью распознавания, нейтрализации и предотвращения последствий деструктивного речевого поведения политика в рамках оптимизации межкультурной политической коммуникации. В свою очередь гендерный фактор способствует более глубокому проникновению как в лингвистическое, так и экстралингвистическое знание. Он дает возможность показать мировоззренческие представления мужчины и женщины.

В данной статье представлены результаты исследования, цель которого заключалась в выявлении и описании ряда лексико-морфологических средств, используемых немецкими политическими деятелями для выражения речевой агрессии в парламентском дискурсе, в аспекте гендерной маркированности.

Материалом исследования послужили протоколы пленарных заседаний в Бундестаге в период с 18.11.2013 по 26.02.2016 гг. общим объёмом 730 страниц, размещенные на официальном немецкоязычном интернет-сайте Парламента [6]. Выбор определенных дебатов был обусловлен необходимостью привлечения тематически разнообразных дискуссий с обсуждением внутренней и внешней политики.

Тексты дебатов были проанализированы в гендерном аспекте на предмет частотности употребления частей речи и их категорий, тенденций к употреблению определенной лексики, в особенности экспрессивной.

Проведенный анализ показал, что основные части речи – существительное, прилагательное, глагол, наречие – представлены равномерно в женских и в мужских текстах.

Анализ распределения существительных по принципу абстрактности – конкретности показал следующее: процент использования абстрактных существительных в речах политиков обоих полов (ср.: муж. – 57 %, жен. – 65 %) превалирует над процентом употребленных конкретных существительных (43 и 35 % соответственно). Полученные результаты не подтверждают существующие традиционные представления о гендерной маркировке, согласно которой абстрактные существительные преобладают в речи мужчин. Возможно, политики (как мужчины, так и женщины) не стремятся брать на себя бо́льшую ответственность за слова и употребляют больше абстрактной лексики.

Можно предположить, что этот факт находит свое воплощение и в употреблении личных местоимений в речах женщин и мужчин-парламентариев, где преобладает Мы-концепция (wir) (ср.: муж. – 55 %, женщ. – 50 % от общего количества примеров). В то же время более частое по сравнению с женщинами употребление мужчинами местоимения 1 л. ед. ч. – ich (муж. – 30 %, женщ. – 16 %), по всей вероятности, свидетельствует о бо́льшей уверенности в себе.

Что касается частотности использования глагольного залога, то полученные данные указывают на то, что гендерные расхождения не являются существенными. Здесь ярко проявляется влияние самого дискурса политики, которому четко следуют оба пола: парламентарии обоих полов в подавляющем большинстве случаев (более 90 % от общего количества примеров) используют активный залог.

Следует отметить, что при реализации речевой агрессии в ходе парламентских дебатов политические деятели обоих полов, как правило, соблюдают определенные нормы общения, то есть учитывают ситуацию, в которой осуществляется коммуникация. В связи с этим понятие «богатство словаря», то есть определенный набор употребляемых в данной сфере лексических единиц, вряд ли может стать ярко гендерно маркированным фактором. Данное предположение нашло свое подтверждение в ходе анализа: гендерная маркированность таких лексических средств, как экспрессивная лексика, маркеры чуждости, а также лексические усилители и фразеологические выражения является слабо выраженной.

Анализ показал, что удельный вес эмоционально-окрашенных лексических единиц в речах политиков-мужчин и женщин не отличается настолько, чтобы стать релевантным с точки зрения гендерного фактора. Таким образом, стереотипное представление о бо́льшей эмоциональности женщин на материале парламентского дискурса не находит своего подтверждения. Поскольку политика изначально считается «мужской сферой», политики-женщины, возможно, стремятся «подражать» стилю мужчин, стараясь избегать излишней эмоциональности даже при выражении речевой агрессии.

Так, краткие экспрессивные высказывания, содержащие эмоциональную оценочную лексику, нередко встречаются в речах политиков – мужчин и женщин – в рамках реверсии, когда политический противник прерывает речь оратора, содержащую критику в его адрес, например: Das ist aber keine Wahrheit!, Das ist Skandal!, Quatsch!.

Примерами лексем с ярко выраженной негативной эмоциональной окраской могут служить следующие: der Lügner / лжец, der Wahnsinn / безумие, das Rechtsterror / правовой террор, große Katastrophe / большая катастрофа, der Unfug / безобразие, das Verbrechen / преступление, die Schmutzkampagne / грязная кампания, der Klamauk / шумиха, скандал и т. д.

Анализ позволил выделить ряд лексем, которые мы, вслед за Е.В. Сапрыкиной, будем называть эвалюативами [3, с. 121–122]:

• модально-оценочные:

1. Дозволенности / недозволенности: kein Recht haben / не иметь права, verbieten /запрещать, nicht in der Kompetenz liegen / не находиться в чьей-либо компетенции; illegal / нелегальный; unrechtmässig / необоснованный, неправомерный; unerlaubt / непозволительный и др.;
2. Уверенности (веры в возможность осуществления) / неуверенности (сомнения): in Zweifel ziehen / подвергать сомнению, enttäuschen / разочаровывать; zweifelhaft / недостоверный и др.;
3. Истинности / ложности: in Irre führen / вводить в заблуждение, hinters Licht führen / обманывать; gefalscht / подложный, фальшивый; die Falschung / фальсификация, die Unwahrheit / неправда, ложь и др.

• этической оценки: den Ruf beflecken / запятнать репутацию, larmen / скандалить, bestechen / подкупать, blamieren / позорить, компрометировать, missbrauchen / злоупотреблять, использовать в преступных целях; unmoralisch / безнравственный, skandalös / скандальный и др.

Например:

Florian Oßner [CDU/CSU]: „Deshalb, meine lieben Linken und Grünen: Hören Sie bitte auf, diese vorbildlichen Sicherheitsstandards ständig schlecht zu reden und in der Bevölkerung Angst zu schüren! Auch damit macht man keine vernünftige Zukunftspolitik“.

Matthias Birkwald [Die Linke]: „Ein Vierteljahrhundert nach dem Mauerfall sind im Osten geborene Kinder auf dem Rentenkonto ihrer Eltern immer noch weniger wert als im Westen geborene Kinder. Das ist beschämend“.

Kordula Schulz-Asche [die Grünen]: „Und was machen Sie, Herr Minister Gröhe? Sie schweigen sich aus. Angesichts der großen Herausforderungen, vor denen wir alle stehen, ist ein schweigsamer Minister, der die großen Konflikte scheut, jedoch fatal“.

В ходе анализа примеров было установлено, что женщины-политики несколько чаще по сравнению с мужчинами используют эвалюативы этической оценки. Однако разница в употреблении оказалась незначительной, и это позволяет нам утверждать, что выраженных гендерных различий нет.

Интерес представляет использование в стенах Бундестага речевых инвектив. Под инвективой [лат. invectiva – бранная речь] понимается резкое выступление против кого-либо, чего-либо, обличение, оскорбительная речь [10, с. 123]. Ценностная ориентация системы бранных выражений основывается на их апеллятивной функции в речи, которая заключается в снижении социального статуса оппонента: аrroganter Schnosel! / Высокомерный нахал!, die Unverschamtheit / бесстыдство, der Verunglimpfer / клеветник, der Verleumder / обманщик, клеветник.

Речевые инвективы чаще всего представлены в эмоционально-оценочных структурах, которые используются ораторами в выкриках с места и призваны усилить отрицательную оценку действий объекта обвинения:

Christian Haase [CDU/CSU]: Ah, Wendehälse! / Ах, вертишейки!

Ulli Nissen [SPD]: Wer ist der Elefant im Porzellanladen? Das sind doch Sie! / Кто слон в посудной лавке? Да это же Вы!

Dagmar Siegner [SPD]: Das ist ein Schwachsinn! / Это слабоумие!

Günter Baumann [CDU/CSU]: Unvorstellbar! / Невообразимо!

Eva Bulling-Schröter [Die Linke]: So ein Blödsinn! / Какая глупость!

Karl Schwiewerling [CDU/CSU]: Was? Das ist ja unverschämt! /Что? Да это же наглость!

Анализ обращения политиков к экспрессивной лексике позволяет сделать вывод о том, что женщины-политики чаще употребляют оценочные прилагательные для выражения агрессии, нежели мужчины. В то же время мужчины-политики чаще прибегают к оперированию негативно окрашенной лексикой. Однако выявленные расхождения не носят ярко выраженного характера. Институциональность и агональность парламентского дискурса, речевая интенция – факторы, обуславливающие в большинстве случаев выбор лексических единиц.

Маркеры чуждости как специализированные маркеры агрессии выделяет Е.И. Шейгал [10]. Анализ материала подтверждает конфликтный потенциал указательных и неопределенных местоимений. Неопределенные местоимения употребляются в рамках критики оппонента, чтобы показать, что он занимается чем-то неопределенным, несоответствующим ситуации, обнаружить мошенничество: irgendwelche Schuldigen zu finden; die verschiedenartigsten Ausreden и т. д. Например:

Bundeskanzlerin Dr. Angela Merkel: „Ich spüre schon wieder, dass die Ersten die verschiedenartigsten Ausreden finden, warum dies nun gerade nicht sein muss und warum Wachstum doch viel schneller zustande kommen konnte, wenn man solche Sicherungen nicht hatte“.

А. Меркель подчеркивает множество возможных отговорок, которые готовы придумать те, кому невыгодно решение проблемы.

Bundesminister Peer Steinbruck: „Ich kenne von Ihrer Fraktion, Ihrer Partei keinerlei Beitrage zur Aufarbeitung, die in irgendeiner Form von nennenswerter Bedeutung sind“.

Лексемы keinerlei / никакой, какой бы то ни было, irgendeine / какой-нибудь, какой-либо служат одной цели – в речи говорящего они подчеркивают, что оппонирующая партия не добавила к обсуждению абсолютно ничего существенного.

Политики обоих полов довольно часто прибегают к использованию маркеров чуждости при выражении агрессии, на данном уровне не было выделено значительных гендерных различий.

Частицы усиливают значение высказывания говорящего и служат для придания смысловых и эмоциональных оттенков речи при выражении речевой агрессии в парламентском дискурсе.

К таким частицам относятся:

• частицы aber /же; ach (в сочетании с so) / вот как! значит так!; alles / все; also / итак; auch / тоже, даже; bereits / уже, почти; denn / же, все же, разве; doch / все-таки, все же; durchaus / совершенно, вполне; eben / вот именно; etwa / неужели; ganz / совсем, совершенно; gar / чересчур, очень; gerade / непосредственно; ja / ведь, же; kaum / едва; mal / раз; noch / еще, по-прежнему; schon / уже, же; sehr / очень, крайне; so / так, таким образом; viel / гораздо, значительно; wohl / пожалуй, должно быть; zwar / правда, хотя, а именно и др;
• прилагательные и наречия со значением «высокая степень» – absolut / абсолютный, полный; auffallend / заметный; außergewöhnlich / чрезвычайный; außerordentlich / исключительно; äußerst / весьма, в высшей степени; bannig / неимоверно; bass / очень, крайне; einzigartig / уникальный; extra / особенно, сверх; fabelhaft / баснословно; furchtbar, furchterlich / очень, страшный, ужасно; hervorragend / исключительный; ungeheuer / неслыханный и др.;
• модальные слова allerdings, bestimmt, zweifellos, unbedingt, wirklich, gewiss и др.

Анализ отчетов показал, что среди усилителей с конфликтным потенциалом в тексте парламентских дебатов наибольшее распространение получили частицы aber, denn, doch, ja.

Количественный анализ выявил тенденцию более частого использования усилительных частиц политиками-мужчинами.

Фразеологические обороты или устойчивые выражения также употребляются для большей выразительности и экспрессивности речи при выражении агрессии политиками обоих полов. Например:

– Es wurde von Ihnen mit Ach und Krach gemacht. / Это было сделано Вами с горем пополам;

– Rückblickend können wir ohne Schaum vor dem Mund feststellen, dass die Nutzung der Kernenergie einen wesentlichen Beitrag zur wirtschaftlichen Entwicklung der Bundesrepublik geleistet hat. / Оглядываясь назад, без пены у рта мы можем констатировать, что использование ядерной энергии внесло существенный вклад в экономическое развитие Германии.

Выражение ohne Schaum vor dem Mund имеет здесь значение «спокойно», «ничего никому не доказывая».

– Herr Minister, Sie liegen auf dem Ohr, statt zu handeln! / Господин Министр, Вы бездельничаете, вместо того чтобы действовать!

– Das wollen Sie aber Kopf über Hals machen. / Но Вы же хотите это сделать наспех.

– Wirtschaftsminister führt einen unglaublichen Eiertanz auf, um der Öffentlichkeit Sand in die Augen zu streuen. / Министр экономики просто невероятно лавирует, чтобы втереть очки общественности.

Полученные в результате исследования материалов Бундестага данные позволяют сказать о том, что употребление различных средств лексико-морфологического уровня в рамках ситуации речевой агрессии является показателем повышения оратором личного статуса и создания негативного отношения аудитории к противнику лично, к его словам или поступкам.

В ходе проведенного исследования гендерные маркеры нивелируются или проявляются недостаточно ярко на исследованном уровне. Полученные данные конкретизируют степень влияния гендерного фактора на средства реализации агрессивного речевого поведения участников парламентского дискурса и углубляют представления о доминирующей роли прагматических установок коммуникативной ситуации (в данном случае – институциональности, интеракциональности и агональности парламентского дискурса), что приводит к стиранию гендерных различий. Перспективным видится в этой связи изучение гендерной специфики реализации речевой агрессии на иных уровнях (синтаксическом, стилистическом) и в других жанрах немецкой политической коммуникации.

Список литературы:

1. Дудецкая А.Н. Гендерная специфика коммуникативного поведения немецких политических деятелей: на материале речевого жанра «интервью»: Дис. … канд. филол. наук. Волгоград, 2008. – 156 с.
2. Куницина Е.И. Гендерная маркированность политического дискурса: языковой и речевой аспекты (на материале предвыборных речей Х. Клинтон и Б. Обамы): Дис. … канд. филол. наук. Ставрополь, 2011. – 249 с.
3. Сапрыкина Е.В. Способы репрезентации речевого действия «обвинение» в парламентском дискурсе на материале парламентских дебатов Бундестага ФРГ: Автореф. дис. ... канд. филол. наук. Уфа, 2007. – 23 с.
4. Семенюк Л. Психологические особенности агрессивного поведения подростков и условия его коррекции. – М.: Московский психолого-социальный институт: Флинта, 1998. – 96 с.
5. Скворцов Л.И. Экология слова, или Поговорим о культуре русской речи. – М.: Просвещение, 1996. – 158 с.
6. Стенографические отчеты Немецкого Бундестага. – [Электронный ресурс]. – Режим доступа: http://www.bundestag.de/ protokolle. – Доступ свободный.
7. Стрелкова О.А. Особенности современного женского политического дискурса: на примере речевых портретов женщин-политиков: Дис. … канд. филол. наук. Курск, 2006. – 183 с.
8. Талина И.В. Гендерные маркеры речевого поведения политического деятеля (на материале политического интервью): Автореф. дис. … канд. филол. наук. Ульяновск, 2003. – 21 с.
9. Федосюк М.Ю. Стиль ссоры // Русская речь. – М.: Академия, 1993. № 5. – С. 14–19.
10. Шейгал Е.И. Вербальная агрессия в политическом дискурсе // Вопросы стилистики: Антропоцентрические исследования. Саратов: Изд-во Саратовского ун-та, 1999. Вып. 28. – С. 204–222.