ВИЗАНТИЗМ К.Н. ЛЕОНТЬЕВА КАК РУССКАЯ ИДЕЯ

Марков Роман Станиславович

студент 4 курса, Исторический факультет ЛГПУ,

РФ, г. Липецк

E-mail:

Беляев Дмитрий Анатольевич

научный руководитель, канд. филос. наук, доцент кафедры философии ЛГПУ

РФ, г. Липецк

Проблема национальной идеи в России остаётся актуальной на протяжении многих лет. Крупнейшие русские мыслители и политики прошлого и настоящего посвятили свои работы этой теме, что объясняет всеобъемлющее разнообразие концепций. Споры же о приоритетном пути развития не потеряли своей остроты и сегодня.

Византизм К.Н. Леонтьева можно назвать ключевым для понимании русского консерватизма и магистральных вопросов русской идеи, в чём и заключается его важность и востребованность сегодня.

Формирование проблемного поля византизма как национальной идеи началось задолго до Леонтьева. Основанием ему стала теория официальной народности, триада Уварова, провозглашённая в 1833 г. министром народного просвещения С.С. Уваровым, заключавшаяся в православии, самодержавии и народности. Продолжением в 1830–1850 гг. были течения западничества и славянофильства. В эпоху Великих Реформ, несмотря на общую либерализацию общества, обозначились консервативные учения, главным образом панславизм Н.Я. Данилевского, повлиявшие на рождение византизма как целостной концепции [8, с. 28-49].

Леонтьев в своём программном труде «Византизм и славянство», написанном в 1875 г., обозначил основные постулаты данного учения. Трудившийся долгие годы на дипломатической службе в Османской империи, он наблюдал взаимоотношения турецкого и греко-славянского населения, непосредственных наследников Византии, особенности их культуры и политики. Рассуждая о грядущих исторических перспективах, Леонтьев пришёл к идеи византизма, которая должна воплотиться в русской идее.

Следуя теории культурно-исторических типов Данилевского, Леонтьев выделяет отдельно Византийскую цивилизацию и её базис, византизм древний, состоявший из совокупности религиозных, государственных, нравственных, философских и культурных идей – многообразия в единстве [9, с. 85].

Проникновение византизма древнего в Россию произошло одновременно с принятием христианства, параллельно принеся и государственную модель Восточной Римской империи. Всецело закрепиться на русской почве древнему византизму не удалось в силу молодости Древней Руси и последующего распада государства, однако он оставил заметный след в русской культуре и искусстве того времени, заложив будущую траекторию развития страны [3, с. 313-314].

С гибелью Византийской империи в XV в. перестал существовать и сам древний византизм, однако его осколки разлетелись по всей Европе. На Западе это обозначилось ярким культурным всплеском – эпохой Возрождения. В России же византизм укоренялся на протяжении трёх столетий, что в итоге завершилось возникновением Российской империи. С того момента, как византизм полностью слился со славянской культурно-политической структурой, можно говорить о существовании собственно русского византизма, а Россию считать полноценной продолжательницей Византийской цивилизации [3, с. 302-307].

Анализируя свою современность, Леонтьев констатировал заметное ослабление византийских начал в России, а общемировую ситуацию вообще считал близкой к катастрофе: в антитезу сословному многоликому славяно-византийскому миру усиливались либерализм и эгалитаризм на Западе, постепенно заменявших многообразие безликими штампами. Процесс же европейского прогресса расценивался как упрощение структур по отношению к более сложным, как угасание общества.

Опасаясь возможных последствий столкновения с либеральными космополитизмом, Леонтьев выступал за уникальный, ни с чем не сравнимый исторический путь России, первоосновой и движущей силой которого является русский византизм, равнозначный русской идее. Византийские элементы, фактически соответствующие уваровской триаде, он трактовал заметно иначе. Чтобы уберечь себя, Россия должна опереться на консервативную государственную власть в форме самодержавия, для того же ей необходима независимая мощная православная церковь. В качестве нравственных скреп общества должны выступить крепкая традиционная семья с чертами патриархальности и многообразная, взаимосвязанная и самосовершенствующаяся культура, т.н. цветущая жизнь. Подобной культурой также обуславливалась необходимость в сословном обществе [10, с. 85-98]. Суть же всей национальной идеи сводится к созиданию [9, с. 94].

Говоря о национальной идентичности, под понятием «русское» философ подразумевал всё, каким-либо образом соотносимое с Россией, а национализм Леонтьевым отвергался по ряду причин. Во-первых, православие, одна из основ византизма, не приемлет этнофилетизм, во-вторых, узкий политический национализм легко становится орудием спекуляций, необратимо ведущих к упрощению структур и гибели народа и государственности. Единственная приемлемая форма национализма – культурный, основанный на общности религии, нравов и др. аксиологических ориентиров [12]. Для России это равнозначно одному из догматов византизма, многообразию в единстве: так, состоя из сотни разных самоценных этносов российский народ являет собой единое целое.

Решая вопрос о союзниках России, Леонтьев подчёркивал, что страна, подобно свой прародительнице, обречена на одиночество, что, однако, никак не скажется на её могуществе и роли в мире. Сотрудничество с Европой и Западом отвергалось в силу опасности и несоотносимости либерального «культа всеобщего благополучия» и демократии с русским миром. Дружба со славянскими и восточными странами может стать охранительным средством от революций и социальных бедствий, но Леонтьев осознавал недолговечность побратимости русских и южных славян, а после русско-турецкой войны от идеи союза с Османской империи пришлось вынужденно отказаться [6, с. 4-8].

Будущее России, по мнению Леонтьева, неизбежно связано с глобальными цивилизационными потрясениями, которые возможно избежать, если «подморозить» начавшую «гнить» Россию. Однако мыслитель был настроен пессимистически: видя современную ему действительность, он не верил в возрождение византизма и пророчил победу социализма в виде «грядущего рабства» [5, с. 199], «корпоративного принудительного закрепощения человеческих обществ» [4, с. 16], который вслед за Россией охватит многие страны Европы.

Оценки философии Леонтьева были неоднозначны как при жизни, так и после смерти автора. Сторонники отождествляли его со славянофилами и Данилевским, хотя сам мыслитель достаточно скептически относился к их учениям. Предметом атак противников Леонтьева являлась его явно консервативная позиция. Так С.Н. Трубецкой называл философа апологетом «реакции и мракобесия» [11, с. 123], а идеи византизма, – «мертвенными и отжившими» [11, с. 127], «чудовищной, болезненной утопией» [11, с. 152]. Современный публицист А.М. Малер критикует леонтьевкую концепцию за идеализацию Византии, бессистемность византийской теории и грубо потребительское отношение к православию как к культурному атрибуту [7].

Взвешенно рассмотреть византизм попытался Н.А. Бердяев. По его мнению Леонтьев, «философ реакционной романтики» [1, с. 208], в своих суждения о российских реалиях был близок к Чаадаеву, а в идеях византизма – выше всех славянофилов [2, с. 145]. Однако, несмотря на положительные оценки личности, Бердяев резко критикует многие положения его концепции.

После своего ухода Леонтьев не оставил ни учеников, ни прямых последователей, и, возможно, его имя и идеи были бы забыты, однако две революции 1917 г. и все последовавшие события, практически уничтожившие российскую государственность, стали фактическим воплощением печальных пророчеств философа. Позже Бердяев писал, что Леонтьев «провидит не только всемирную революцию, но и всеобщую войну. Он предсказывает появление фашизма. Он жил уже предчувствием катастрофического темпа истории» [2, с. 95].

Советское государство удивительным образом явило собой прогнозируемую Леонтьевым модель социализма. Под новым рабством легко угадывается мощный идеологический гнёт, а под корпоративным закрепощением – характерный для советского общества коллективизм. И действительно, такой социализм распространился из России, но не только в Европе, но и далеко за её пределами.

Ретроспективно рассматривая СССР, в его политической модели можно распознать отдельные компоненты византизма, например, мощное государственное руководство, схожее с имперской структурой. Но, возможно, именно целенаправленное подавление других византийских элементов, таких как притеснение церкви и искусственная «уравниловка», спровоцировало цивилизационную катастрофу внутри страны.

На рубеже XX–XXI вв. с крахом Советского Союза вновь обозначилась проблема будущего России. Изначально встал вопрос о формировании новой идентичности, государственного и национального самосознания. Вместе с тем деградация евразийских политических структур заставила задуматься о новом устройстве России. Исторически сложившийся имперский тип российской государственности вступил в конфликт с насаждаемыми либерально-демократическими изменениями 1990-х гг. [6, с. 2].

Ещё одним кризисным явлением того же порядка стало усиление сепаратистских настроений в последнее десятилетие XX в., сменившихся националистическими в 2000-х гг., которые повлекли за собой многие межэтнический конфликты внутри многонациональной страны. Предостережение Леонтьева о пагубности таких волнений стали очевидны относительно недавно, из-за чего определённая степень опасности сохраняется по сей день [12].

Однако необходимо отметить и положительные сдвиги. Так, видя события последних лет, в частности, усиление международных позиций России, воссоединение с Крымом в марте 2014 г. и последовавший небывалый патриотический подъём, можно сделать предположение о возрождении византийских начал нашей страны, а равно этому и об усилении государственности, РПЦ и гражданского общества. Следовательно, более чем реальным становится восстановление прежнего величия Российского государства в рамках новой исторической реальности.

Таким образом, анализируя учение К.Н. Леонтьева, становится очевидно, что византизм – вневременное явление русской национальной идеи, воплощённое в имперском типе российской государственности. Сквозь призму византизма воспринимается прошлое страны, создаётся настоящее и видятся перспективы будущего России.

Список литературы:

1. Бердяев Н.А. К. Леонтьев – философ реакционной романтики. // К.Н. Леонтьев: Pro et contra. Антология. Кн.1. – СПб.: РХГИ, 1995. С. 208-234.
2. Бердяев Н.А. Константин Леонтьев. Очерк из истории русской религиозной мысли. // К.Н. Леонтьев: Pro et contra. Антология. Кн.2.  – СПб.: РХГИ, 1995. С. 29-179.
3. Леонтьев К.Н. Византизм и славянство. // Полное собрание сочинений и писем в 12 томах. Т.7. Кн.1. – СПб.: Владимир Даль, 2005. С. 300-443.
4. Леонтьев К.Н. Записка о необходимости новой большой газеты в С.-Петербурге. // Полное собрание сочинений и писем в 12 томах. Т.8. Кн.1. – СПб.: Владимир Даль, 2007. С. 7-18.
5. Леонтьев К.Н. Средний европеец как идеал и орудие всемирного разрушения. // Полное собрание сочинений и писем в 12 томах. Т.8. Кн.1. – СПб.: Владимир Даль, 2007. С. 159-233.
6. Логинов А.В. Будущее российской цивилизации и историко-культурологические воззрения К.Н. Леонтьева. // Национальные интересы. – М., 2006. № 3. С. 2-9.
7. Малер А.М. Прозрения и затмения Леонтьева. [Электронный ресурс] // Русский журнал [сайт]. [2011]. URL: http://www.russ.ru/pole/Prozreniya-i-zatmeniya-Leont-eva (дата обращения 17.01.2016).
8. Мягков Ю.Г. Проблема византинизма в идеологии российского консерватизма XIX века: дис. ... канд. ист. наук. – Казань, 2006. 211 с.
9. Северикова Н.М Константин Леонтьев и Византизм. // Вопросы философии. – М., 2012. №6. С. 85-94.
10. Стовбун С.Ф. Метафизическая традиция «русской идеи» в отечественной философии: дис. ... канд. фил. наук. – Тверь, 2007. 161 с.
11. Трубецкой С.Н. Разочарованный славянофил. // К.Н. Леонтьев: Pro et contra. Антология. Кн.1. – СПб.: РХГИ, 1995. С. 123-159.
12. Тюренков М.А. Леонтьев и постманежная Россия. [Электронный ресурс] // Русский журнал [сайт]. [2011]. URL: http://www.russ.ru/pole/Leont-ev-i-postmanezhnaya-Rossiya (дата обращения 17.01.2016).