Я,  СУБЪЕКТ,  ЛИЧНОСТЬ.  ЧАСТЬ  3.  ОНТО-ГНОСЕОЛОГИЧЕСКАЯ  ХАРАКТЕРИСТИКА  ЛИЧНОСТИ  И  ПОСТМОДЕРН

Эзри  Григорий  Константинович

студент  4  курса  Историко-Филологического  факультета  БГПУ,  РФ,  г.  Благовещенск

E-mail:  grigoriyezri@mail.ru

Чупров  Александр  Степанович

научный  руководитель,  д-р  филос.  наук,  профессор  БГПУ,  заместитель  заведующего  кафедрой  Всеобщей  истории,  философии  и  культурологии,  РФ,  г.  Благовещенск

1.  Онто-гносеологическая  характеристика  личности

Для  начала  требуется  одно  уточнение:  личность  не  равна  человеку,  структурирование  человека  должно  строиться  иначе,  личность  —  только  часть  человека.  Поэтому,  что  важно  отметить,  ниже  представлена  онто-гносеологическая  характеристика  не  человека,  а  именно  личности.

Как  было  отмечено  в  первой  и  второй  частях,  данное  теоретическое  построение  имеет  компромиссный  характер,  поэтому  описание  онто-гносеологической  характеристики  личности  имеет  тоже  компромиссный  характер,  что  яснее  возможно  понять  из  сопоставления  данной  теории  личности  с  постмодернистскими  теориями.  Итак,  эманация  Эйдоса  ведет  к  появлению  материального  мира,  конкретно  эманация  идеи  человека  ведет  к  появлению  человека.  Человек,  таким  образом,  имеющий  в  себе  образ  идеи,  является  эйдитической  вещью.  Эйдос  реализуется  в  человеке  иначе,  чем  в  остальных  эйдитических  вещах:  идея  (образ  идеи)  соединяется  в  человеке  с  бытием  через  чистое  бытие,  что  позволяет  человеку  познавать  трансцендируя,  что  согласуется  с  принципом  Плотина,  согласно  которому  человек  познает,  восходя  к  вершинам  бытия  через  эманацию  первоединства  в  себе.

С  другой  стороны,  образ  Единого,  эманация  первоединства  в  человеке  представляется  как  Я,  понятое  феноменологически,  Я  интегрирует  личность,  выступает  самосознанием  (скорее  самоосознанием),  воспринимающим  (восприятие)  и  свободной  волей.  Творческий  акт,  ведущий  к  появлению  нового  уровня  личности,  понятий  онтологический,  по  сути,  есть  эманация.  Я  эманирует,  на  другом  уровне  личности  получается  субъект,  образующий  в  совокупности  с  Я  сознание.  Далее,  вследствие  эманации  субъекта,  на  ином  уровне  личности  при  соприкосновении  с  общественным  дискурсом  и  языком-дискурсом  возникает  дискурсивный  субъект  (субъект-в-дискурсе).  Человек  как  эйдитическая  вещь  репрезентируется  так:  Я-бытие-для-себя,  вещь-в-себе,  дискурсивный  субъект  —  бытие-для-иного,  вещь-для-нас,  а  субъект  находится  на  стыке  бытия-для-себя  и  бытия-для-иного,  вещи-в-себе  и  вещи-для-нас.

2.  Личность  и  постмодерн

Постмодерн,  по  сути  дела,  является  материалистическим  учением.  Философы-постмодернисты  являлись  своеобразными  последователями  марксизма  и  психоанализа.  Им  крайне  близка  идея  построения  материалистической  науки.  Их  главное  стремление  —  оказаться  по  ту  сторону,  где  нет  ничего,  кроме  своеобразно  понятой  материи  (складки).  Складка  не  знает  противоположностей.  В  вопросе  об  онтологическом  статусе  человека  постмодерн  однозначно  говорит,  что  человек  —  это  ничто,  человек  не  бытийствует,  субъекта  и  личности  нет,  все  есть  только  поверхность  без  глубины  (философия  плоскости)  [2,  с.  11—83;  5,  с.  34—35,  37,  78,  83,  86,  102,  121—122,  146,  157,  172,  177,  181,  208,  262,  271,  307].

Однако  постмодерн  и  его  философия  не  представляются  явлениями  однозначными,  ясно  и  четко  субстантированными  и  атрибутироваными.  В  постмодерне  наличествует  две  линии:  их  условно  можно  назвать  «французский  постмодерн»  и  «постмодерн  Козловски-Павлова».  Сущностно,  таким  образом,  репрезентируется  две  концепции  постмодерна:  ризоматический  и  нерозаматический  постмодерн.

Глубокий  анализ  ризоматического  постмодерна  осуществил  ряд  современных  ученых,  например  А.Г.  Дугин  и  А.В.  Дьяков.  Результаты  их  анализа  в  целом  сходны.  Для  такого  проекта  постмодерна  характерны  «смерть  автора»  и  «смерть  субъекта»,  ризоматирование  бытия  антропоса  с  последующей  его  репрезентацией  как  телесности,  дивида.  Остается  трудноуловимая  субъектность  без  субъекта  (связь  между  означающим  и  означаемым  разорвана).  Идентичность  теряет  атрибут  постоянства,  конституируясь  как  нетождественная  самой  себе,  постоянно  изменчивая  субстанция.  Все  и  вся  превращается  в  ризому.  Такое  положение  вещей  представляется  в  данной  концепции  свободой.  Все  —  складка,  поэтому  ничего  нет  и  все  есть  одновременно  [1,  124,  162—170,  244—260,  310—320,  379—385;  3;  4;  5;  12].

Неризоматический  постмодерн  проанализирован  П.  Козловски,  А.В.  Павловым,  А.Н.  Ильиным  и  др.  Это  человека-сохраняющий  и  субъекта-не-убивающий  постмодерн.  Естественно,  в  данном  варианте  структурирование  бытия  происходит  тоже  вокруг  свободы.  Но  таким  образом,  что  свобода  в  получившемся  дискурсе  человека  и  субъекта  не  разлагает  и  не  уничтожает.  Козловски  предложил  обращать  больше  внимания  на  человеческие  нужды,  прислушиваться  к  мнению  друг  друга,  помнить,  что  каждый  человек  креативен.  Данные  принципы,  опять  же,  особенно  в  совокупности  с  плюрализмом  во  всех  сферах  человеческой  жизни,  могут  привести  к  кризису  человеческой  идентичности,  непостоянству  идентичности.  К  тому  же  ведет  и  выбор  я-субъктности  у  А.В.  Павлова.  Хотя  я-субъктность,  по  сути,  и  есть  субъектность  при  априорном  субъекте,  только  теперь  этот  субъект  делает  свободный  выбор,  оставаясь,  при  этом,  что  важно,  именно  субъектом  [2,  с.  11—82;  6;  7,  с.  44—219;  8,  с.  85—118,  178—193].

А.В.  Павлов  в  своей  работе  «Человеческий  взгляд»  отметил:  «Постмодерн  как  состояние  культуры  имеет  ментальное  происхождение  и  скрывается  в  специфическом  качестве  европейской  субъективности  предыдущих  двух  тысячелетий,  а  особенно,  Просвещения,  следовательно,  выход  из  него  возможен  только  через  новую  трансформацию  типа  субъективности.  Не  углубляясь  в  многократно  рассмотренный  вопрос  о  причинах  постмодернизма,  замечу,  что  перспектива  выхода  из  него  представляет  собою  альтернативу:  либо  это  разработка  принципиально  новой  субъективности,  не  связанной  с  предыдущими  этапами  эволюции,  очерченной,  например,  Ж.  Делезом  в  «Логике  смысла»  и  М.  Фуко  в  «Археологии  гуманитарных  наук»,  либо  это  преодоление  Просвещения  при  сохранении  исторической  преемственности  с  ним.

Второй  путь  представляется  более  оптимистичным,  так  как  он  воспроизводит  целостность  Европы  как  культурно-исторического  явления,  играющего  общечеловеческую  роль,  а  не  превращает  ее  в  исключительно  географическое  и  геополитическое  образование»  [8,  с.  86].

Кроме  того,  А.В.  Павлов  заметил,  что  рациональность  —  лишь  одна  из  черт  разума,  разум  же  глубже  рациональности,  включает  в  себя  еще  и  творческие  возможности,  интуицию.  Также  он  дискурсивно  и  имманентно-трансцендентно  миру  сохраняет  личность,  субъективность,  разум,  что  неизбежно  детерминирует  бытийствующее  наличие  субъекта  [8,  с.  85—118].

Различие  двух  типов  антропологии  постмодерна  выявил  Эрих  Фромм,  говоря  об  отрицательной  «свободе  от  чего-то»  и  положительной  «свободе  чего-либо».  Но  постмодерн  не  дифференцирует  свободу,  воспринимает  ее  самотождественной.  Однако  внимательный  анализ  дискурсов  двух  направлений  показывает  предпочитаемое,  доминантное  понимание  свободы.  Свобода  ризоматического  постмодерна  понимается  как  освобождение  потоков  желания  и  сексуальности  в  жизни  всех  существ  от  любых  знаково-кодовых  систем-ограничений  (то  есть  абсолютная  свобода),  отрицательный  вариант  свободы  по  Фромму.  Можно,  конечно,  придраться,  отметив,  что  речь  идет  о  свободе  потоков  желания  и  сексуальности,  то  есть  «свобода  чего-либо».  Но,  во-первых,  никакого  творчества  не  предполагается,  речь  идет  об  освобождении  чистой  телестности  от  всего,  что  заставляет  ее  производить  различные  органы.  Во-вторых,  говорить  о  свободе  после  освобождение  телестности  и  потоков  представляется  не  вполне  правомерным,  так  как  для  реализации  данного  условия  требуется  смерть  разума  и  человека.  Речь  в  данном  контексте  может  идти  о  неограниченных  самопроизвольности  и  самодеятельности  неразумных  существ.  Свободным  же  может  быть  только  разумный,  ведь  его  выбор  понимаем  и  осознаваем.  Так  же  невозможно  применить  дихотомию  свобода/несвобода  к  природному  миру.  В  какой  степени  свободны  планеты  в  воем  движении,  животные  в  своих  поступках?  Означенные  субстанции  имманентны  миру,  не  имеют  трансцендентного  измерения.  Человек  же,  ставясь  по  сторону  бытия\небытия,  свободы\несвободы  оказывается  в  складке,  ее  единственная  характеристика  —  «double  bind»,  она  уравнивает  в  статусе  противоположности,  не  порождая  нечто  среднего.  Поэтому-то  в  постмодерне,  по  мнению  А.С.  Чупрова,  и  «некуда  бежать»:  куда  бы  ни  бежал,  все  время  будешь  стоять  на  одном  месте.  С  другой  стороны,  имманентный  и  трансцендентный,  трансцендентарный  субъект  способен  свободно  передвигаться  в  рамках  дискурса,  выходить  за  его  пределы,  не  боясь  попасть  в  онтологическую  дыру  между  бытием  и  небытием  [2,  с.  11—82,  131—132,  135,  484;  4;  9;  10;  11].

Речь  идет  вот  о  чем.  В  ризоматическом  постмодерне  человек  исчезает,  становясь  частью  ризомы,  симулякром  и  симулякрами,  и,  более  того,  сам  становится  ризомой.  Идентичность  выбирается  благодаря  ничем  неограниченному  движению  потоков  желания  и  сексуальности.  Неризоматический  постмодерн  предлагает  не  оказываться  в  пустоте  между  бытием  и  небытием,  не  оказываться  по  то  сторону,  а  предлагает  больше  внимания  обращать  на  свободу  творчества,  выбор  я-субъектности  самим  субъектом  в  силу  своего  разумения  [2,  с.  11—82;  4;  5,  с.  62—342;  8,  с.  85—118,  178—193;  12].

Да,  конечно,  французские  постмодернисты  после  «смерти  субъекта»  говорили  о  том,  что  они  не  имели  в  виду  именно  убивать  субъекта,  они  так  показывали  кризис,  искали  выход  из  него.  Но  их  действия  выглядят  скорее  как  желание  убить  субъекта,  но,  при  этом,  окончательно  его  не  добить.  Французским  постмодернистам,  как  кажется,  не  вполне  чужд  несколько  радикальный  настрой  марксизма  и  фрейдизма.  Козловский  и  Павлов  предлагают  более  умеренный  вариант.  Он  заключается  в  расширении  степеней  свободы,  субъект  в  новых  условиях  адаптируется,  изменится  эволюционным  путем,  резкая  ломка  существующих  традиций,  устоявшихся  правил  не  потребуется,  будет  протекать  процесс  медленных  эволюционных  изменений  [5,  с.  62—342;  7,  с.  44—219;  8,  с.  85—118,  178—193].

Козловски  на  примере  Германии  показал  проект  культурной  политики,  направленной  на  развитие  творческий  способностей,  диалогичности  мнений,  плюрализма  во  всех  сферах  человеческой  жизни.  Павлов  в  ряде  своих  статей  остановился  на  я-субъектности  и  рациональности.  Определил,  что  предпочитаемым  вариантом  развития  была  бы  не  резкая  ломка  существующего,  а  процесс  медленных  эволюционных  изменений,  увеличение  степеней  свободы  людей  [7,  с.  44—219;  8,  с.  85—118,  178—193].

А.Н.  Ильин  попытался  занять  взвешенную  позицию,  оценить  реальное  положение  вещей.  Он  рассмотрел  значительное  количество  модернистских  и  постмодернистских  вариантов  определения  понятия  «субъект».  Он  попытался  доказать  реальное  существование  субъекта,  рассмотрев  его  во  всевозможных  ипостасях.  Субъект,  описанный  А.Н.  Ильиным,  субстантируется  и  атрибутируется  как  категориально-теоретически  находящийся  между  субъектом  модерна  и  субъектом  постмодерна.  Он  репрезентируется  имманентным  миру,  в  котором  он  живет,  и  дискурсу,  в  рамках  которого  имеет  бытие.  Ученый  постарался  отмежевать  субъекта  от  радикального  направления  постмодерна,  тем  самым  показать,  что  субъект  не  умер  [6].

В  отношении  жизни-во-времени  мысли  Фромма  и  Павлова,  в  основном,  совпали:  Фромм  предложил  жить  здесь  и  сейчас,  примерно  так  же  Павлов  определил  современность,  тем  самым,  они  оба  подразумевали  имманентность  человека  контемпоральному  ему  бытию,  нерасчленимость  человека  и  момента  [8,  85—118,  178—193;  9;  10].

Таким  образом,  не  смотря  на  то,  что  постмодерн  имеет  за  собой,  достаточно  небольшой,  но  солидный  исторический  отрезок  примерно  в  50  лет  (хотя  идейно  некоторые  черты  постмодерна  возможно  проследить  и  ранее),  ему  до  сих  пор  не  удалось  сформировать  однородную  антропологическую  концепцию,  которая  могла  бы  детерминировать  дальнейшее  развитие  человека  и  человечества.

Компромиссность  означенной  выше  означенной  концепции  личности  (Я-субъект-личность)  заключается  в  следующем.  В  отношении  ризоматического  постмодерна.  В  структуре  личности  особо  выделен  дискурсивный  субъект  (субъект-в-дискурсе),  который,  от  части,  выступает  аналогом  постмодернистской  субъектности  без  субъекта.  Признание  гегелевского  «чистого  бытия»,  равного  по  масштабу  онтологического  значения  (однако  сущностно  отличного)  «ничто»,  особой  «привилегией»  личности.  В  отношении  неризоматического  постмодерна.  Не  нарушается  историческая  преемственность  типов  субъективности:  компромиссный  характер  концепции  личности,  субъект  по  модели  А.Н.  Ильина,  сочетающий  в  себе  разумно-чувственные  начала  (частичный  отказ  от  картезианского  рационального  субъекта).  Признание  потенциальной  свободы  воли  личности.  Это  детерминирует  возможность  свободы  выбора,  дальнейшее  расширение  степеней  свободы.  Однако  именно  потенциальной  свободной  воли,  а  ее  актуализация,  возможность  реализации  определяется  субъектом  и  общественным  дискурсом.

Кроме  того,  остается  еще  компромиссность  в  отношении  материализма,  в  данном  случае  материализма  в  рамках  постмодернистского  дискурса,  являющегося  своеобразным  продолжением  марксистского  и  психоаналитического  дискурсов.  В  отношении  компромиссности  к  теоретическим  взглядам  Маркса-Конта  уже  было  сказано  ранее:  онтологически  понятый  Эйдос  становится  онтологически  понятым  Законом  (онтологически  понятое  логическое  обобщение  конкретных  физических  законов  как  законность,  Закон),  а  Мир  идей  трактуется  гносеологически  как  общественное  сознание.  В  рамках  дискурса  ризоматического  постмодерна  пребывание  образа  конкретной  идеи  в  конкретной  материальной  вещи  может  быть  интерпретировано  как  код.  Правда,  это  создает  теоретическую  сложность:  постмодерн  стремится  раскодировать  потоки  желания.  Раскодирование,  понятое  как  онто-эйдитическое  действие,  приводит  к  самоуничтожению  Вселенной.  Постмодерн  воспринимает  коды  как  следствие  подавляющих  общественных  формаций,  хотя  ризоматический  постмодерн  с  уважением  относится  к  ДНК  и  принципам  его  функционирования  (ДНК,  как  отметили  Делез  и  Гваттари,  тоже  код).  ДНК,  по  мнению  философов  Делеза  и  Гваттрари  —  своеобразных  прообраз  шизофренического  языка,  функционирующего  по  принципу  «полуслучайного  связывания»  [2,  с.  455—459].  Таким  образом,  наметился  довольно  странный  выход:  считать  Единым  (первоединством)  постмодерна  Шизофрению,  ища  ее  образ  в  различных  вещах  поверхностности-складки.  Соответственно,  ДНК  и  желание,  требующее  раскодирования  —  образы  Шизофрении  в  человеке.

Интересной  в  контексте  поиска  постмодернистского  аналога  Единого  является  мысль  А.Н.  Ильина:  «Мало  того,  из  всех,  кто  пишет  книги,  далеко  не  каждый  их  по-настоящему  пишет.  Все  книги  были  написаны  неким  одним-единственным  демиургом,  основателем  метадискурсивности  (или  метаоснователем  дискурсивности),  абсолютом,  имеющим  право  претендовать  на  роль  автора  за  создание  первотекста.  Так  как  любой  писатель  работает  с  уже  имеющимися  метками,  штампами  и  символами,  вовлекается  в  систему  отсылок  и  цитат,  то  ему  отказано  в  привилегии  писателя.  «Поэтому  можно  сказать,  что  после  перво-Автора  никакого  авторствования  быть  не  может  и,  следовательно,  место  Автора  уже  занято.  Автор  умер,  т.  е.  умерла  возможность  стать  Автором  именно  в  перво-Авторе.  Умерла  возможность  зафиксировать  свою  индивидуальность».  Авторские  права  же  на  произведение  —  это  всего  лишь  один  из  указателей  на  это  произведение»  [6].  Единый  постмодерна  как  перво-Автор  (соответственно,  каждая  личность  имеет  в  себе  образ  перво-Автора),  вероятно,  тоже  приемлемый  вариант,  так  как  постмодерн  ориентирован  на  язык-дискурс,  и  в  контексте  нерадикального  постмодерна  такой  вариант,  вероятно,  может  быть  принят.

Выводы. 

1.  Личность  является  эйдитической  вещью,  которая  внутренне  скрепляется  через  творчество-эманацию.  Чистое  бытие  присуще  только  личности,  что  детерминирует  то,  что  ее  бытие  равно  ничто  грандиозностью  масштаба  и  противоположно  по  сути,  сущностно.

2.  Компромиссность  представленной  концепции  личности  распространяется  не  только  на  античную  и  классическую  философию,  идеализм  и  материализм  (Платон,  Плотин,  Кант,  Гегель,  Конт,  Маркс),  но  и  на  постмодернистскую  (Делез,  Фуко,  Козловски,  Павлов).  С  целью  компромисса  с  постмодерном  была  предпринята  попытка  перевода  получившегося  дискурса  на  постмодернистский  язык.

3.  В  рамках  постмодернистского  дискурса  сделана  попытка  трактовки  эманации  и  образа  идей  (Эйдоса)  как  кода,  ДНК-кода.  ДНК-код,  образованный  по  принципу  «полуслучайного  связывания»,  представляется  образом  Шизофрении  в  личности  человека  (Шизофрения  как  постмодернистская  интерпретация  Единого).  В  этой  связи  раскодирование  потоков  желания  выглядит  не  столь  болезненным  с  точки  зрения  существования  постмодернистского  Эйдоса.  Другая  возможность  —  поиск  перво-Автора  в  тексте-дискурсе  как  «метаоснователя  дискурсивности»  [6].

Список  литературы:

1. Гаспарян  Д.Э.  Введение  в  неклассическую  философию  /  Д.Э.  Гаспарян.  М.:  Российская  политическая  энциклопедия  (РОССПЭН),  2011.  —  398  с.
2. Делёз  Ж.,  Гваттари  Ф.  Анти-Эдип:  Капитализм  и  шизофрения  /  Ж.  Делез,  Ф.  Гваттари;  пер.  с  франц.  и  послесл.  Д.  Кралечкина;  науч.  ред.  В.  Кузнецов.  —  Екатеринбург:  У-Фактория,  2007.  —  672  с.  (Philosophy).  —  Перевод  изд.:  Capitalisme  et  schizophrénie.  L'Anti-OEdipe  /  Gilles  Deleuze,  Felix  Guattari.  [Электронный  ресурс]  —  Режим  доступа.  —  URL:  http://yanko.lib.ru/books/philosoph/deleuze_guattari-anti-edipe-ru-a.htm.  (Дата  обращения  —  07.10.2014).
3. Делёз  Ж.  Фуко  /  Пер.  с  франц.  Е.В.  Семиной.  Вступит.  статья  И.П.  Ильина.  М.:  Издательство  гуманитарной  литературы,  1998  (Французская  философия  XX  века).  —  172  с.  [Электронный  ресурс]  —  Режим  доступа.  —  URL:  https://vk.com/doc178212509_282996654?hash=7c714db386e9f07066&dl=9a798a2e2f1ca668ca.  (Дата  обращения  —  07.10.2014).
4. Дугин  А.Г.  Постфилософия.  Три  парадигмы  в  истории  мысли  (курс  лекций  на  Философском  Факультете  МГУ  им.  М.В.  Ломоносова).  М.,  2009.  [Электронный  ресурс]  —  Режим  доступа.  —  URL:  http://www.platonizm.ru/book/export/html/124.  (Дата  обращения  —  9.11.2014). 
5. Дьяков  A.B.  Философия  пост-структурализма  во  Франции.  Нью-Йорк.:  Издательство  "Северный  Крест".  2008.  —  364  с.  [Электронный  ресурс]  —  Режим  доступа.  —  URL:  http://www.jkhora.narod.ru/diakoff002.pdf.  (Дата  обращения  —  04.10.2014).
6. Ильин  А.Н.  Субъект  в  пространстве  философии  постмодерна.  [Электронный  ресурс]  —  Режим  доступа.  —  URL:  http://www.zpu-journal.ru/e-zpu/2010/1/Ilyin_Subject/.  (Дата  обращения  —  29.12.2014).
7. Козловски  П.  Культура  постмодерна:  Общественно-культур­ные  последствия  техн.  развития:  Пер.  с  нем.  М.:  Республика,  1997.  —  240  с.  —  (Философия  на  пороге  нового  тысячелетия).
8. Павлов  А.В.  Человеческий  взгляд.  Избранные  статьи  научного  журнала  «Социум  и  власть».  Челябинск:  Челябинский  филиал  РАНХиГС,  2013.  —  249  с.  [Электронный  ресурс]  —  Режим  доступа.  —  URL:  http://siv74.ru/images/downloads/pavlov.pdf.  (Дата  обращения  —  28.12.2014).
9. Фромм  Э.  Бегство  от  свободы.  [Электронный  ресурс]  —  Режим  доступа.  —  URL:  http://ru.wikipedia.org/wiki/Фромм//  (Дата  обращения:  —  7.07.2013).
10. Фромм  Э.  Иметь  или  быть.  [Электронный  ресурс]  —  Режим  доступа.  —  URL:  http://ru.wikipedia.org/wiki/Фромм//  (Дата  обращения:  —  7.07.2013).
11. Чупров  А.С.  Современность  постмодерниста,  или  «Некуда  бежать»/  А.С.  Чупров.  //  Социум  и  власть.  —  2013.  —  №  2.  —  С.  129—131.  Библиогр.:  —  с.  131  (4  назв.).  Рец.  на  ст.:  Павлов  А.В.  Заметки  о  современности  и  субъективности.  Модерн  и  пластичность  //  Социум  и  власть.  —  №  6,  —  2012;  —  №  1,  —  2013.
12. Эзри  Г.К.  Симулякр  Делеза  и  симулякр  Бодрийяра:  сравнительный  анализ.  Симулякр  как  «реальность»  постмодерна  и  постмодернистская  «реальность».  //  «Научное  сообщество  студентов  XXI  столетия.  Общественные  науки»:  Электронный  сборник  статей  по  материалам  XХV  студенческой  международной  научно-практической  конференции.  Новосибирск:  Изд.  «СибАК».  —  2014.  —  №  10  (24)/  [Электронный  ресурс]  —  Режим  доступа.  —  URL:  /sites/default/files/archive/Social/10(24).pdf.  (Дата  обращения:  —  05.11.2014).  —  С.  87—94.