НАРУШЕНИЕ ПРАВОСЛАВНОЙ ЦЕРКОВНОЙ ТРАДИЦИИ ЗАКЛЮЧЕНИЯ И РАСТОРЖЕНИЯ БРАКА КАК ФАКТОР СДВИГА БРАЧНОГО ПОВЕДЕНИЯ ДВОРЯН РОССИЙСКОЙ ИМПЕРИИ ПЕРВОЙ ПОЛОВИНЫ XIX ВЕКА

Церковная форма брака в среде русского населения существовала в Российском государстве начиная с христианизации русских земель вплоть до второй половины XIX века. В связи с этим условия вступления в брак и его расторжения на протяжении веков устанавливались церковью. В XVIII – XIX веках гражданское законодательство частично начало регулировать такие аспекты брака, как добровольность заключения брака, брачный возраст, причины признания брака недействительным, имущественные отношения супругов. Тем не менее, в период Империи не было разработано единого светского брачного законодательства. Как светское, так и каноническое брачное право строились на религиозных нормах и взаимодополняли друг друга.

Все русское население страны было христианским и в брачном поведении всецело руководствовалось предписаниями церкви и христианскими нормами. Из их числа выбивается социальная группа русского дворянства. Координатами поведения ее являлись, помимо церковных законов, ценности, нормы, стереотипы поведения и этика межличностного общения собственно дворянского сословия, которые в разных сторонах жизни и деятельности дворян играли разную роль.

Помимо физической привлекательности и личной привязанности будущих супругов, важнейшими социальными факторами определения брачной партии служили имущественное и социальное положение. Брачный выбор считался экономически адекватным в случае, если обеспечивал неизменность либо улучшение финансового положения стороны, заключающей брак. А. С. Пушкин писал матери своей будущей жены: «Я не потерплю ни за что на свете, чтобы жена моя испытывала лишения, чтобы она не бывала там, где она призвана блистать, развлекаться» [15, с. 319]. Экономическая непривлекательность невесты могла служить обоснованным препятствием к заключению либо отсрочке брака. Так, А. С. Пушкин писал свои родителям: «…Состояние г-жи Гончаровой сильно расстроено… это является единственным препятствием к моему счастью…теща моя отлагала свадьбу за приданым…» [15, с. 319]. Тем не менее, экономически неравные браки не вызывали со стороны дворянского общества порицания, особенно, если бедность невесты компенсировалась ее внешностью. Так, известный скульптор И. П. Мартос, после того как остался вдовцом, женился на дворянской сироте без приданого и был счастлив в новом браке [13, с. 134]. И точно также хорошее приданое оправдывало женитьбу на некрасивой невесте [13, с. 196].

Что касается заключения социально неравных, точнее, статусно неравных, браков, то в этом вопросе дворянское общество было начеку. Особенно, когда дело касалось брачных связей дворян с представителями других сословий: «…одну в конце 1830-х гг. отец высек за то, что столбовая дворянка…осмелилась полюбить крепостного музыканта богача соседа…» [17, с. 196]. А офицерский суд чести мог даже исключить из полка офицера за женитьбу на неровне, будь то купчиха, актриса, женщина не христианского вероисповедания [3, с. 221]. Фактор знатности и происхождения (древности рода) по значимости внутри дворянского сословия был в числе первых. Этот факт иллюстрирует комментарий няни известного художника Ф. Толстого относительно его брачного выбора: «Ни одной ни княжны, ни графини не осталось? Коммерции советницу подцепил! Важную птицу, нечего сказать» [7, с. 41]. Небезосновательно выглядит негодование деда Д. И Благово по поводу намечающейся женитьбы его сына Алексея на современной образованной девушке, С. Н. Зыбиной: «…Она тебе не пара и нам не с руки… дворянка вчерашняя, а ты потомок самого древнего дворянского дома… Надо срубить дерево по себе…» [2, с. 142].

Стремление следовать принципу имущественной и, в особенности, статусной равноправности супругов приводило к практике заключения брака с родственниками равной знатности и положения, нарушая при этом установленный церковью запрет на заключение брака с лицами, находящимися в кровном родстве и свойстве: «запрещается вступать в брак в степенях родства и свойства, в церковных законах возбраненных» [16, п. 23]. Так, например, дочь С. В. Шереметева Анна вышла замуж за графа Д. Н. Шереметева, [6, с. 170] являясь родственницей последнему. Взаимная симпатия будущих супругов также часто служила причиной нарушения данной церковной нормы. Дед и бабушка мемуаристки Т. П. Пассек, Василий и Елизавета Пассеки, будучи в родстве, решились на брак, в обход не только церковной традиции, но и родительского благословления [12, с. 207 - 208]. Сестра Софьи Андреевны Толстой, Татьяна Андреевна Кузминская, вышла замуж за двоюродного брата - Александра Михайловича Кузминского [9, с. 111]. Отсюда можно заключить, что устремления дворян к заключению выгодных, или, как минимум, равных в имущественном и социально-статусном отношении браков, а также к удовлетворению личных интересов (что тоже проявлялось чаще в дворянской среде), нередко приводили к замкнутому воспроизводству родственных связей, а значит, и нарушению норм церковного брачного права, что обозначает наличие противоречия между индивидуальным, а также социально-групповым началом и традиционной религиозной моделью брачного поведения.

Гражданские законы запрещали заключение браков по принуждению: «… запрещается родителям своих детей… принуждать ко вступлению в брак против их желания…» [16, п. 12, с. 2]. Тем не менее, степень влияния родителей на брачный выбор детей в рассматриваемый период была все еще высока и во многих случаях являлась определяющей. Ситуация, описанная С. Т. Аксаковым в «Очерках помещичьего быта» [1], находила отражение в реальной жизни. Такая модель влияния на младших членов семьи со стороны старших была характерна для патриархального уклада, ставившего интересы семьи и рода выше личных предпочтений отдельных его представителей. Но веяния западного романтизма изменили с конца XVIII века традиционный взгляд дворян на вопрос проявления свободной воли в брачных делах. И проявилось это в практике «умычек», то есть, похищении женихом невесты. Художественная литература, (к примеру, «Метель» А. С. Пушкина) и мемуары (в особенности, воспоминания Т. П. Пассек) конца XVIII – первой половины XIX века, пестрят упоминаниями о похищении невесты женихом. Родители Т. П. Пассек, Наталья Петровна и Петр Иванович Кучин, и дед ее мужа, Вадима Пассека – Василий Богданович Пассек, со своей двоюродной сестрой, Елизаветой Ильинишной Обруцкой, поженились тайно от родителей [10].

Такая модель поведения не просто противоречила нормативному сценарию заключения традиционного брака, своей непокорностью протестуя против самой сути патриархальности, но и выходила за рамки церковного закона, запрещавшего подобный способ заключения брака. Это было отражено и в законодательстве: «…запрещается вступать в брак без дозволения родителей, опекунов и попечителей» [16, п. 6, с. 1]. Ни церковная, ни патриархальная русская традиция не допускали заключения брака без благословления родителей либо представителей жениха и невесты. Для члена традиционного общества благословление родителей имело сакральное значение: «Прошу вашего благословления… это благословление необходимо для моего благополучия…», - писал А. С. Пушкин родителям [15, с. 302]. Сердечно благодарил поэт деда будущей жены за благословление их брака: «Благословив Наталию Николаевну, благословили Вы и меня. Вам обязан я больше нежели чем жизнию…» [15, с. 329]. Тем страшнее было получить реакцию родителей, обратную благословлению – проклятье, сопровождавшееся зачастую лишением наследства. «Тогда эти родительские проклятия были в большом ходу, и каждый боялся пуще смерти накликать на себя» [4, с. 23], - заключала мемуаристка Е. Н. Водовозова. Кроме того, заключение тайного брака игнорировало установленный церковью порядок приготовлений к браку в виде оглашения и обыска, имевших целью выявить препятствия к его совершению.

Тем не менее, если удавалось найти священника, готового добровольно осуществить венчание такого брака, и, если жених и невеста были психически здоровы, достигли брачного возраста и шли на такой шаг осознанно, такой брак, пусть и совершенный путем нарушений церковных норм и народных традиций, признавался юридически действительным. Восприятие же дворянским обществом похищения невест было на уровне приемлемых явлений, издержек горячей молодости. «Николай Павлович сам себя увез», - ободрительно отзывался А. И. Герцен о подобном поступке современника, Николая Павловича Голохвастова [11, с. 186 - 188]. Для молодежи-участников похищения - это было приключением, для самих жениха с невестой - актом неповиновения родительской воле, освобождения от навязчивой опеки и возможностью устроить свою жизнь, исходя из личных интересов и симпатий. Для мужчин похищение нередко становилось способом создания либо поддержания в обществе образа отважного кутилы и лихача, не терпящего препятствий на своем пути. Для женщин - иногда средством воссоздания образа романтической героини, терпящей глубокий разлад между предначертанным жизненным сценарием и собственными переживаниями.

Сам факт наличия и распространенности подобного способа заключения брака, а также характер отношения к нему общества свидетельствуют о стремлении дворянского общества следовать в большей степени к социальным, нежели к религиозным и традиционным, нормам касательно брачного самоопределения и способов его осуществления.

В пользу этого заключения свидетельствует также растущая практика «разъездов» супругов. Дело в том, что православная церковь жестко ограничивала возможность развода, что сказалось на гражданских законах, регулирующих развод. Как достаточные причины для него принимались следующие: доказанное прелюбодеяние [16, п. 47, с. 5], неспособность (физическую) к супружескому сожитию не менее трех лет и существовавшую еще до брака [16, п. 49, с. 6], ссылку с лишением прав состояния [16, п. 52, с. 6] и безвестное отсутствие супруга более 5 лет [16, п. 54, с.6]. Церковь отрицала и взаимное желание супругов развестись: «Самовольное расторжение браков, по одному лишь взаимному согласию супругов ни в коем случае не допускается» [16, п. 46, с.5]. Неудивительно, что юридически количество разводов относительно общего населения империи было ничтожно мало: в 1840 году число разводов составило 198, в 1880 году – 920, в 1890 году – 942 [14, с. 3], В1897 году, уже в конце века, было зарегистрировано всего 1132 развода [5, с. 26].

В связи со сложностью осуществления развода с одной стороны, и ростом индивидуальных мотивов в брачном поведении, с другой, с начала XIX века росла практика разъездов, то есть, раздельного проживания супругов друг от друга. Здесь стоит вспомнить жизненную ситуацию В. И. Суворова с его супругой, Варварой Ивановной, с которой он разъехался и жил раздельно, и скандалы по имущественным вопросам, сопровождавшие его в связи с этим [10, с. 123]. Отец Т. Пассек, не ужившись с женой, уехал от нее в Тверь, оставив ее в родовом имении с маленьким ребенком [11, с. 249 - 250]. А. П. Керн, попросту «сбежавшая» от ненавистного мужа и жизни с ним, на протяжении 15 лет фактически жила одна, юридически состоя в браке [8, с. 11]. Церковь такую практику считала преступной, так как мужа с женой считала единой плотью, неделимой с момента венчания. Под ее влиянием и гражданские законы диктовали: «…Супруги обязаны жить вместе… при переселении, при перемене жительства мужа… жена должна следовать за ним…» [16, п. 103, с. 12]. Однако, о размахе разъездов свидетельствует закон 1830 года, направленный на ограничение разъездов, по которому Синод категорически запретил супругам жить отдельно [13, с. 151 - 152]. Мы видим, что нередко в указанной области личные интересы и предпочтения дворянами ставились выше предписаний и законов церкви.

Нарушение запрета на заключение брака с лицами, находящимися в родстве и свойстве в угоду экономическим интересам и соображениям престижности и статусности, браки по предварительному сговору в виде умычек в обход церковного алгоритма заключения брака и благословления родителей как неотъемлемого элемента традиционно-церковного брака, распространение практики разъезда супругов, фактически являвшейся разводом, что противоречило библейскому принципу восприятия супругов как единой плоти, - все это свидетельствует о нарастании личностных и социально-групповых ориентиров в отношении брачного выбора и поведения русского дворянства в первой половине XIX века. Несмотря на то, что, вплоть до окончания имперского периода, в России церковь и патриархальная традиция играли ведущую роль в брачном праве и определении семейных порядков, выявленный сдвиг ориентиров брачного поведения в дворянском сословии можно считать одной из причин частичной девальвации традиционно-патриархальных ценностей уже в первой половине XIX века и формирования предпосылок выхода русской семьи из рамок патриархального уклада.

Список литературы:

1. Аксаков С.Т. Очерк помещичьего быта в начале нынешнего века / C. Т. Аксаков // Русский архив, 1868. – Изд. 2-е. – М., 1869. – Стб. – С. 529-584.
2. Благово Д. И. Из воспоминаний бабушки. Из воспоминаний пяти поколений записанные и собранные ее внуком Д. Благово. / Т. И. Орнатская. – Л.: Наука., 1989. – 465 с.
3. Бокова В. Отроку благочестие блюсти. Как наставляли дворянских детей / В. Бокова. – М.: Ломоносовъ, 2010. – 348 с.
4. Водовозова Е. Н. На заре жизни. Мемуарные очерки и портреты. Т. 1 / Е. Н. Водовозова. – М.: Художественная литература, 1964. – 582 с.
5. Гончаров Ю. М. Историческое развитие семьи в XVIII – XIX – начале XX века / Ю. М. Гончаров // Преподавание истории в школе. – 2001. - № 7. – С. 21 – 32.
6. История родов русского дворянства: в 2 кн. / авт.-сост. П. Н. Петров. М.: Современник, 1991. Кн. 2. 431 с.
7. Каменская М.Ф. Воспоминания М.Ф. Каменской // Исторический вестник, 1894. - Т. 55. – № 1. – С. 34-58.
8. Керн А. П. Воспоминания. Дневники. Переписка / Под ред. В. В. Григоренко, С. А. Макашина, С. И. Машинского и др. – М.: Художественная литература, 1974. 480 с.
9. Кузьминская Т. А. Моя жизнь дома и в Ясной Поляне: Воспоминания / Т. А. Кузьминская. - М: Правда, 1986.- 558 с.
10. Лотман Ю. М. Беседы о русской культуре. Быт и традиции русского дворянства [Электронный ресурс] / Ю. М. Лотман. - Режим доступа: http://www.opentextnn.ru/man/?id=1305.
11. Пассек Т. П. Воспоминания. Из дальних лет. Том 1 / Т. П. Пассек. – М.: Государственное издательство художественной литературы, 1963. – 519.
12. Пассек Т. П. Воспоминания. Из дальних лет. Том 2 / Т. П. Пассек. - СПб.: Издание А.Ф. Маркса, 1906. – 431.
13. Пономарева В. В. Мир русской женщины: семья, профессия, домашний уклад XVIII – начало XX века. / В. В. Пономарева, Л. Б. Хорошилова. – М.: Новый хронограф, 2009. – 349 с.
14. Пушкарева Н. Л. Частная жизнь русской женщины: невеста, жена, любовница (X-начало XIX в.) / Н. Л. Пушкарева. – М.: Научно-издательский центр «Ладомир», 1997. – 381.
15. Пушкин А. С. Собрание сочинений. Том 10. Письма 1831 – 1837. [Электронный ресурс] / Русская виртуальная библиотека. - Режим доступа [http://www.rvb.ru/pushkin/tocvol10.htm]. – 486 с.
16. Свод законов Российской Империи. Т. 10. Часть первая. Свод законов гражданских. Издание 1900 года. Книга первая. [Электронный ресурс] / Консультант плюс. - Режим доступа. - URL: http://civil.consultant.ru/reprint/books/211/1.html.
17. Цебрикова М. К. Воспоминания / М. К. Цебрикова // Звезда. – 1935. № 6. – С. 190 – 208.