ПРАКТИКА ЧЕСТИ КАК ФАКТОР СОЦИАЛЬНОЙ САМОИДЕНТИФИКАЦИИ СЛУЖИЛЫХ ЛЮДЕЙ ВО ВТОРОЙ ПОЛОВИНЕ XVII В.

Завоевание и активная колонизация окраин Московского государства в XVII в. были движимы различными социально-экономическими, политическими и культурными интересами, а само движение обязательно сопровождалось становлением пространственного имперского воображения. Главная его задача – закрепить на новых землях людей. Ведь любое пространство – это не только территория, но и люди, заселившие ее. В этом смысле для России XVII в. были актуальны две цели. Во-первых, централизация, консолидация вокруг Москвы огромной территории. Во-вторых, интеграция разнородного населения, прикрепление его к определенным местам и создание территориальных корпораций.

Для достижения этих целей использовались определенные практики, призванные привязать подданных к территории и социальной группе. Одной из них была практика чести, еще с времен Ивана Грозного оцененная как один из универсальных способов интеграции неоднородной страны в единое целое. Царь передавал властные полномочия широкому кругу центральных и местных институтов, тем самым, он наделял их определенной долей своей чести, которая со временем стала высшей государственной ценностью. Скованное рамками местничества государство не только вело официальные разрядные и родословные записи, по которым устанавливалась иерархия родов, но и регулировало законодательство сообразно представлениям о чести.

Честь в Московии была проявлением личного достоинства, носителями которого были все подданные царя, независимо от своего социального положения [6, с. 11]. Каждый стремился защитить свой социальный статус, возражал и протестовал против каких-либо оскорблений чести. Таким образом, практика чести не только объединяла людей в отдельные социальные группы, но и создавала иерархию внутри этих групп. Фактически, в России каждый элемент общества и государственной системы был включен в практику чести.

Основой иерархии по принципу чести являлось Уложение 1649 г. По мнению Коллманн, компенсации за бесчестье соответствовали социальной структуре общества [6, с. 92-93]. Так, в Х главе Уложения мы встречаем иерархический выстроенный и даже полный, чем на основании поместной дачи, перечень социальных групп общества. Так, например, статья 91 указывает: «А будет боярина или околничего или думного человека обесчестит столник, или стряпчей, или дворянин Московской, или гость, или дьяк, или жилец, или дворянин, или сын боярской городовой, или иноземец, или дворовой человек, и на них бояром и околничим и думным людем, по суду или по сыску править бесчестье же. А будет кому ис тех чинов боярину или околничему или думному человеку за бесчестье платить будет нечем, и их бить кнутом» [8]. А статья 92 добавляет: «А будет бояр и околничих и думных людей обесчестит кто словом гостиные и суконные и черных сотен и слобод тяглой человек, или стрелец, или казак, или пушкарь, или монастырьской слуга, или иных чинов люди, кто ни будь, или холоп боярской, а по суду и по сыску сыщетца про то допряма, и их за боярское и околничих и думных людей бесчестье бить кнутом, да их же сажать в тюрму на две недели» [8]. Уже на примере этих двух статей отчетливо видно вариативность наказания за бесчестье и его зависимость от социального статуса лиц, замешанных в деле.

Честь играла роль некого символического языка, который передавал социальный статус и идентичность, определял место в сообществе, как конкретного человека, так и группы людей – семьи, рода, чина, сословия. Довольно часто индивиды обращались в суд для защиты чести своей семьи, при этом идентифицируя себя именно через родовой признак. Били челом царям Иоанну Алексеевичу и Петру Алексеевичу «Парфена Дементьев сын, Семен Семенов сын со всеми своими родственниками, с братией и с племянниками, все родом Писаревы». Они писали: «В прошлых, государи, годех прогневал Бога и вас, великих государей, родственник наш плутишка Савка Гарасимов сын Писарев по научению и по наговору Прохорки Кропотова, и за ту вину из Курска освобожден. А ныне он, Савка, пьет и бражничает безпрестанно и напился пьян… а поместья и вотчины выслуженные родственные продает и закладывает, напился пьян, плутает и озорничает на дороге. Милостивые государи цари и великие князи Иоанн Алексеевич Петр Алексеевич всея Великия и Малыя и Белыя России самодержцы, пожалуйте нас, холопов своих, велите, государи, ево, Савку, смирить за ево пьянство и озарничество и сослать поначалу куда вы, великие государи, укажете и велите, государи, челобитье наше записать, чтоб нам, холопам вашим, в ево пьянстве и озарничестве от вас, великих государей, в опале и в безчестье не быть» [1, Л. 323-323об]. Мы видим, что для членов рода Писаревых любой проступок родственника является оскорблением их чести просто потому, что он принадлежит к их семье и вне зависимости от того, имеют ли они сами какое-либо отношение к его деятельности.

Помимо естественных групп с единой честью служилые люди были заложниками объединения в социальные группы, образованные на основе их службы, а также географической принадлежности. Еще В.О. Ключевский отмечал, что чиновная честь первоначально была исключительно личным преимуществом и непосредственно связывалась с самим чинов и его местом в иерархии. Однако, с временем (возможно, это связанно с процессом образования сословий) честь стала зависеть, прежде всего, от пользы, которую приносил конкретный служилый человек государству [7, с. 169]. Поэтому же, стремясь извлечь наибольшую выгоду, служилые люди маркировали через практику чести комплекс собственных заслуг.

Активно они использовали понятие «наша братия», обозначающее группу лиц, находящихся на одной территории, имеющих близкий социальный статус, общность биографии и материального положения. Так, в челобитной острогожских черкас находим: «в прошлом, во 164-м году, как был в Острогожском воеводою Иван Караулов, и с тех мест черкасы ж наша братья, заможные и богатые люди, завели в Острогожском давать воеводом, вклады на бедных людей, с кем поссорятся в каком деле нибудь» [4, с. 610]. Или «Мещовской Приказныя избы подьячешко Офонко Ондреев»» жаловался на уменьшенное, по сравнению с братией, жалование и просил: «давать мне свое годовое денежное и хлебное жалованье, против прежних подьячих из таможенных или Кружечного двора денежных доходов, чтоб мне, будучи у твоего дела, с женишкою и с детишками голодною смертию не умереть» [5, с. 85]. В 1662 г. Сибири Томского города конный казак Елизар Губин писал о ложной грамоте, в которой указывалось «будто я холоп твои за брата своего за Костику Губина твое государево денежное заслуженное жалование взял на Москве а я холоп твои за брата своего твоего государева жалования на Москве не имал и по тои твоеи государевои грамоте брату моему Костыку Губину на прошлои на 7173 год твоего государева заслуженного жалованья четыре рублеи с полтиною в томском не дано. Милосердный государь царь и великий князь Алексеи Михаилович всеа великиа и малыа и белыа России самодержец пожалуй меня холопа своего вели государь свое государево годовое денежное заслуженное жалование брата моево Костыки Губина в оклад на прошлыи на 7173 год четыре рубли с полтиною выдать мне на Москве с роспискою чтоб брату моему Костыка перед своею братьею оскорблену не быть и твоеи государевои службы не отбыть» [3, Л. 97]. А Томского города конных казаков десятник Федор Иудаков сообщал о своей братии, что «пожалуй меня холопа своего за рану и за кровь вели государь мне своего государева денежнаго и хлебного жалования сверх моей братии прибавить как тебе великому государю обо мне бог известит чтоб мне холопу твоему перед своею братьею в позоре не быть и в конец не погибнуть» [3, Л. 289]. Все примеры показывают, что неизменно есть одна единая братия, равная экономически, социально и имеющая сходную биографию, но только часть этой братии отмечена милостью государя. А это уже неправильно, несправедливо, нарушает установленные отношения чести. Поэтому просьба, содержащаяся в челобитной, нацелена на избавление от бесчестья, установление равенства внутри братии.

Кроме того, именно отношения чести были проводником того, что исследователи называют личностным сознанием. Социолог Эрвинг Гоффман полагает, что идентичность может конструироваться с помощью внедрения определенных норм и правил, характерных для соответствующих социальных групп, но при этом «всеобщая природа человека не слишком человечна. Обретая ее, человек становится своего рода конструкцией, созданной не из внутренних психологических склонностей, но из правил морали, навязанных ему извне». Он отмечает, что если человеку необходимо заботиться о сохранении лица «в основном из долга по отношению к самому себе, то это свидетельствует о его гордости, если же делает это из-за обязанностей по отношению к более широким единицам и получает от них в этом поддержку, то это свидетельствует о чести» [6, с. 51].

Предъявляя иск о бесчестье или доказывая свою невиновность, служилые люди подкрепляли свои показания не только своими биографическим данными, но и личными характеристиками, свойствами характера, заслугами, а также ссылками на доверенных лиц. Так, в судном деле в Сибирском приказе Микифора Пузикова и Леонтея Жеребцова сообщается: «и Микифор сказал, что он в третейском деле он, Леонтей, учинил неправду, а в прежних уликах он, Леонтей, – ведомой вор; истец сказал, сказал-де он, Микифор, что он в третейском суде учинил неправду, а воровство ево не сказал; а называет его вором по прежним уликам и тем бесчестит напрасно и от того очищатца будет впред, где государи укажут; а к сему делу не прилично» [2, Л. 1].

Исходя их вышесказанного, честь можно рассматривать как одно из средств регулирования и закрепления границ сообществ. Она помогала человеку определять своих и чужих, решать конфликтные ситуации и бороться за удовлетворение чаяний. Экономический статус, социальные роли, географическое расположение влияли на понимание отношений чести и функционирование ее механизмов. Это приводило к тому, что служилые люди не воспринимали общество, в котором они жили, как некую целостность. Им всегда было важнее принадлежать не к абстрактной единой реальности, а к конкретной социальной группе – семье, роду, чину, сословию, городу – которые и обеспечивали им социальную защиту, материальный достаток и личностную самореализацию.

Список литературы:

1. РГАДА. Ф. 210. Оп. 6а. Д. 21.
2. РГАДА. Ф. 214. Оп. 4. Д. 134.
3. РГАДА. Ф. 214. Оп. 3. Д. 626.
4. Акты Московского государства, изданные Императорской Академии наук. Т. 2: Разрядный приказ. Московский стол. 1635-1659 / под. ред. Н. А. Попова [Электронный ресурс]. СПб.: Тип. Императорской академии наук, 1894. 819 с. URL: http://www.runivers.ru/lib/book3031/ (дата обращения: 28.02.2015).
5. Акты Московского государства, изданные Императорской Академии наук. Т. 3: Разрядный приказ. Московский стол. 1660-1664 / под. ред. Д. Я. Самоквасова [Электронный ресурс]. СПб.: Тип. Императорской академии наук, 1901. 674 с. URL: http://www.runivers.ru/lib/book3031/ (дата обращения: 28.02.2015).
6. Коллманн Н. Ш. Соединенные честью: Государство и общество в России раннего нового времени. М.: Древлехранилище, 2001. 459 с.
7. Ключевский В. О. История сословий в России. Минск: Харвест, 2004. 208 с.
8. Тихомиров М. Н., Епифанов П. П. Соборное уложение 1649 года [Электронный ресурс]. М.: Изд-во Моск. ун-та, 1961. 444 с. URL: http://www.hist.msu.ru/ER/Etext/1649.htm (дата обращения: 28.02.2015).