ВОЕННЫЙ МИНИСТР В.А. СУХОМЛИНОВ И ЕГО ПОМОЩНИК А.А. ПОЛИВАНОВ: ОТ ДОВЕРИЯ К КОНФРОНТАЦИИ

Евдокимов Артем Владимирович

студент 5 курса, кафедра истории России и краеведения ННГУ, г. Нижний Новгород

E-mail: Artemius2014@yandex.ru

Cелезнёв Фёдор Александрович

научный руководитель, д-р. ист. наук, профессор ННГУ, г. Нижний Новгород

В освещении военной реформы 1905—1912 гг. весьма важным представляется изучение такого аспекта данной проблемы как взаимоотношения военного министра и его помощника. Без изучения этого вопроса было бы невозможно понять суть и глубину происходивших событий.

Сначала обратимся к воспоминаниям тогдашнего военного министра В.А. Сухомлинова и посмотрим как он оценивает деятельность А.А. Поливанова как своего помощника. Вот что Сухомлинов пишет о начале своей деятельности: «Мои реформы должны были начаться с того, что, несмотря на перестройку аппарата, пришлось оставить на местах прежних сотрудников, т. е. из старого состава таким путем создать оппозицию для вновь введенного режима. Особенно важно было поддержать добрые отношения с министром финансов, думским большинством, а равно и с Государственным советом. Для этого и остался в своей должности генерал Поливанов. Помощником военного министра он был уже с 1905 года, т. е. еще при Сахарове и Редигере, и работал со всеми тремя Государственными думами, Советом государственной обороны и Государственным советом. Гибкий по натуре, знаток хозяйственной части, хорошо осведомленный в области законоположений, этот человек, при обширном своем знакомстве с личным составом, казался мне не лишним. Совершенно исключительное преимущество его заключалось в том, что он находился в прекрасных отношениях с Коковцовым и Гучковым, к тому же ухитрился не восстановить против себя великого князя Николая Николаевича. Я надеялся, что его посредническая деятельность, при моем управлении ведомством, принесет армии пользу, поэтому не только оставил его в занимаемой им должности, но с высочайшего соизволения назначил его моим ближайшим сотрудником по делу снабжения армии всеми видами довольствия и вооружения, предоставив ему при этом широкие права. Я подчинил ему все те управления, которые ведали хозяйственными и боевыми припасами. По этой части он принимал доклады непосредственно сам и разрешал самостоятельно многие вопросы, не выходящие из пределов общих законов; во всем остальном он держал меня в курсе дела и присутствовал на докладах у государя, когда по каким-либо особенно сложным вопросам его ведения являлась в том необходимость» [1, с. 184—185].

Но надеждам военного министра в отношении своего помощника не суждено было сбыться: «Генерала Поливанова я давно знал и не допускал мысли о том, что он может быть предателем и способен на интригу. Однажды представил мне Поливанов обстоятельную схему организации хозяйственной войсковой системы — от самой высшей инстанции до периферии. Наглядность и целесообразность распределения всех функций органов управлений и войсковых частей бросались в глаза. Выразив ему благодарность за такую с успехом исполненную работу, над которой он немало потрудился, я взял схему в ближайший доклад государю. Имея это в виду, Поливанов не пожалел красок, чтобы иллюстрировать, сколько потрачено им было при этом труда. Случайно, когда в приемной (около кабинета государя) я ожидал очереди для доклада, вошел Воейков, причем я ему сообщил, что буду докладывать о войсковом хозяйстве. Каково же было мое удивление, когда выяснилось, что эта схема — чужой труд, присвоенный Поливановым. Воейков узнал свою работу, как только я развернул схему, и как автор ее, понятно, мог дать к ней такие объяснения, каких Поливанов доложить мне не мог» [1, с. 185].

Вот еще одно свидетельство не в пользу Поливанова: «Никакой охоты брать на себя вообще ответственность у Поливанова не было. С 1905 года, по собственному его заявлению, он соприкасался с вопросами государственной обороны, отсюда возникло его близкое отношение к руководству восстановлением снабжения армии после японской войны, а участие его в Совете государственной обороны дало ему возможность быть в курсе главнейших мероприятий по обороне, возникших, по его словам, по Главному управлению Генерального штаба якобы еще до моего назначения. Но чтобы не отвечать за это «близкое отношение к руководству», он отговаривался, что в законе обязанности помощника военного министра определены так, что по указаниям военного министра он только «облегчает его труды» [1, с. 185—186]. Как мы видим, отсутствие слаженного тандема между военным министром и его помощником являлось серьезным препятствием на пути преобразований.

Об отношениях Сухомлинова с представителями общественности можно судить по следующим его высказываниям: «На одном из утренних докладов генерал Поливанов заявил мне, что я давно не был в Государственной думе и он советует приехать в тот же день на вечернее заседание. Хотя на повестке значилось несколько незначительных, так называемых «вермишельных» дел Военного министерства, я все равно решил поехать, отменив очередные свои занятия. Но перед самым уже обедом неожиданно явился состоявший при мне родственник Гучкова, подполковник Боткин, с целью предупредить меня, чтобы я не ездил этим вечером в Государственную думу, так как там мне приготовлен грандиозный скандал. Догадываясь, из какого источника он мог это знать, я по телефону сообщил генералу Поливанову, что на заседании в Таврическом дворце не буду. Мой помощник, судя по его репликам, не мог скрыть при этом известии своего смущения и растерянности, особенно когда я попросил его мне сказать, почему именно так неотложно необходимо в Государственной думе мое присутствие. Ответы Поливанова сводились единственно к тому, что я давно не был на заседаниях Думы. Когда я незадолго перед этим неожиданно приехал в Думу, ко мне вышли председатель Родзянко и его товарищ, князь Волконский, упросив не показываться в зале заседания, так как я, по их выражению, «сыграю роль красного сукна перед быком» [1, с. 186].

Вот еще один интересный момент, подтверждающий связь Поливанова с представителями Думы: «Когда Гучков в 1909 году в Думе разразился громовой речью с огульным заявлением о негодности состава высшего персонала нашей армии, то Поливанов, поддерживавший и тогда уже тесные отношения с Гучковым, посоветовал Редигеру согласиться с этим заключением, что тот и сделал. Иезуитски подводя последнего, Поливанов рассчитывал, что это вызовет неизбежный протест со стороны армии, в составе которой имелись люди с заслуженным боевым опытом, служебным прошлым. Это повлечет за собой увольнение генерала Редигера и назначение на эту должность, в силу создавшегося положения, заместителя не из армии, а его как единственно оставшегося приемлемым для Государственной думы кандидата» [1, с. 186—187]. К сожалению, необходимо признать, что выбор Поливанова помощником военного министра оказался крайне неудачным.

При освещении данной проблемы нельзя не затронуть один из важнейших источников — дневники А.А. Поливанова за 1907—1913 гг. Там имеются весьма любопытные записи, которые характеризуют отношение Поливанова к военному министру и некоторые другие важные сюжеты. Обратимся к некоторым из них. В 1909 году нас будут интересовать 4 записи. Первая из них была сделана 16 апреля: «В конце первого часа заехал к Сухомлинову, чтобы переговорить с ним по поводу выступления завтра в Государственной Думе по вопросу о контингенте новобранцев. Он повторил мне, что государь указал ему не выступать, говоря: «что вам с ними спорить — вы мой министр». Говорил, что речью главного интенданта остались недовольны, находя ее слишком угодливой; неуместные выражения в ней «щуки». Сухомлинов, вообще, имеет в виду пригласить к себе Гучкова, Крупенского и сказать им, чтобы в Думе поменьше говорили о военных недостатках, так как иначе иностранцы получают много ценных сведений из думских дебатов. Условились, что окончательно переговорим завтра» [3, с. 67—68]. Здесь мотивация упомянутых лиц вполне понятна. Император считал, что Дума не в праве решать многие вопросы, в частности об обороне государства. Сухомлинов же действовал в согласии с ним. Также надо отметить, что Сухомлинов справедливо отметил возможность утечки важной информации из думских прений заграницу. Но, скорее всего, подобные воспитательные беседы военного министра и думцев едва ли могли способствовать прекращению обсуждения военных вопросов Думой и невозможности передавать важные сведения кому-либо постороннему.

27 апреля Поливанов записал: «К 3 час. заехал к Е.В. Богдановичу. Вчера у него с Сухомлиновым шел разговор о крепостях и Сухомлинов его убедил в целесообразности их упразднения. Так как Богданович знал от члена Государственного Совета и сенаторов, что я не сочувствую этой идее, то он, дабы устранить какие-либо об этом слухи сказал Сухомлинову, что однажды у него я «с большим тактом высказывался по этому вопросу ни за, ни против». Сухомлинов ответил, что он давно знает и ценит Поливанова, но он, как теоретик, держится взглядов, от которых отказался бы, если бы знал новые взгляды (Сухомлинова) на оборону» [3, с. 70]. Данная запись показывает, что между Сухомлиновым и Поливановым существовали разногласия в деле военного реформирования. И это было действительно так. Вопрос о крепостях весьма сложен и неоднозначен, но, я полагаю, что в той обстановке уничтожение ряда крепостей было целесообразно для получения части средств на другие неотложные нужды ведомства.

10 июня помощник военного министра оставил следующую запись в своем дневнике: «К 10 час. приехал к военному министру. Когда я вошел, военный министр сказал, что вчера из совета министров возвратился в 2 ½ часа ночи и что там произошел скандал. Коковцев резко начал говорить против военного министра, что для него «закон не писан»; он, Сухомлинов, на это резко возразил, что «закон не писан только для дураков», а Забелин, выйдя из себя, просил оградить его от дерзостей министра финансов и принять во внимание, что начальник канцелярии военного министерства тоже особа» [3, с. 75]. Здесь автор верно подметил конфликт Военного ведомства и министра финансов по поводу ассигнований на государственную оборону, который длился уже достаточно давно.

Запись Поливанова от 17 декабря представляется очень важной, поскольку в ней показано взаимодействие Поливанова с членами Думы непосредственно по военным вопросам, что не могло не вызывать негативного отношения у Сухомлинова и Николая II: «К 8 ½ час. вечера у Крупенского собрались: я, Гернгросс и Данилов; из членов Государственной Думы был Гучков, Звегинцев, Крупенский, граф Бобринский, Безак. Я представил перспективу работы по крепостям вообще, главные мероприятия на Дальнем Востоке и затем перешел к Владивостоку, указав, что надо сделать вообще и что в ближайшие три года. Пришлось также остановиться более подробно и на Кронштадте. С Гучковым условились так: после праздников, примерно 22 января, в Комиссии Государственной Обороны я дам объяснения по Владивостоку и Кронштадту и буду просить из кредитов, ассигнованные на запасы в 1908, 1909 и 1910 г.г., взять в 1910 г. на Владивосток 9 000.000 руб. и на Кронштадт 5 000.000 руб. Последнее относительно Кронштадта было предложение Гучкова, так как отнести этот расход на остатки, как предполагалось на совещании у министра финансов до его поездки на Дальний Восток, Гучков не признал удобным. Сумму же на запасы в 1910 году, в 50 000.000 руб., он обещал не сокращать. Гучков спрашивал, почему вчера военный министр не воспользовался случаем выступить перед Государственной Думой в такой обстановке, где единогласное согласие было бы обеспечено; я ответил шутливым вопросом, а разве в Государственной Думе недовольны тем, что выступал я. На это получил любезный ответ, что мне очень верят» [3, с. 90—91].

За 1910 г. для нас представляет интерес запись, сделанная 26 февраля: «Утром мне телефонировал А.И. Гучков, желая быть у меня; я, желая скорее уехать гулять на острова, ответил, что заеду к нему лично. Разговор шел по поводу бюджета. Он выразился, что все идет так гладко, что ему надо изыскать что-нибудь, чтобы поставить военному министру на вид. Окруженный уставами, он хочет обратить внимание, что до сей поры нет переработанного после войны устава полевой службы, а также сказать, что мало делается для обучения кавалерии. Главное же, о чем он хотел говорить — это ходатайство о смягчении участи некоего Миллера, бывшего чиновника телеграфного ведомства, осужденного за участие в почтово-телеграфной забастовке в Москве, и ныне работающего в редакции «Голоса Москвы» [3, с. 95—96]. Здесь сразу бросается в глаза поведение Гучкова. Он сам уже не знает в чем бы упрекнуть военного министра и что бы ему поставить на вид. Здесь, можно сказать, А.И. Гучков показывает свое истинное лицо.

За 1911 г. важной представляется запись от 21 сентября: «К 10 ч. у. прибыл в стрельбище Л. — Гв. Семеновского полка, где Ливчак должен был демонстрировать свое новое «губительное» изобретение. Подъезжая, я опередил мотор военного министра и успел выйти раньше его и его встретить со словами «чтоб встретить вас, мне пришлось перерезать вам дорогу»; на это получил ответ: «лишь бы мы друг друга не резали, а то ведь про вас бог знает что говорят». На это я ответил, что буду просить разъяснения сказанных слов. По окончании осмотра я заявил военному министру, что желал бы теперь же с ним переговорить по поводу сказанной им мне фразы при встрече. Он сел в мой мотор и мы поехали вместе к нему на квартиру. Из завязавшегося по пути разговора можно было придти к заключению, что кто-то посылает военному министру анонимы, по-видимому, напечатанные на машинке, где помещаются варианты таких обвинений: 1) я рассказываю, что военный министр навалил все дело на меня, а сам только ездит; 2) я ссорю военного министра с вел. кн. Николаем Николаевичем; 3) я, где-то за обедом, громко говорил, что военный министр ездит для того, чтобы делать из получаемых денег наряды для своей супруги. По предположению военного министра они могут исходить от ген. Мышлаевского. Разговор наш продолжался в кабинете военного министра и я сказал, что при наличности того недоверия ко мне, которое может происходить от такого рода мыслей, может быть следовало бы ходатайствовать о назначении меня в Государственный Совет» [3, с. 105—106]. Здесь возникает две версии происходившего: или кто-то (Мышлаевский или кто-либо еще) намеренно хотел рассорить военного министра с его помощником клеветой на последнего, или же сведения от анонима были правдой и подтверждали неприязнь Поливанова к Сухомлинову. В данной записи чувствуется эмоциональное состояние Поливанова, скорее всего ему был крайне неприятен данный эпизод.

И в 1912 г. А.А. Поливанов оставил в своем дневнике еще одну важную запись, незадолго до отставки Поливанова с должности помощника Военного Министра: «Поехал к военному министру, отбывающему сегодня в Ливадию. Я застал его в состоянии взволнованном. Все, по его словам, шло в заседании комиссии государственной обороны хорошо, но Гучков выступил против него с резкой речью, обвиняя в создании около себя охранного отделения. Тут Сухомлинов опять много говорил про Гучкова и все в неуравновешенном тоне. Я подметил и ноту неудовольствия против меня в словах «А мои друзья в Государственной Думе мне сказали, что в тот день, когда вы хотели, чтобы я ехал в Думу (13 апреля) «мне действительно хотели устроить скандал». Простились холодно» [3, с. 111].

Также необходимо, на мой взгляд, дать оценку взаимоотношений Сухомлинова и Поливанова со стороны. А такую оценку в своих мемуарах дает П.Г. Курлов. Вот что он пишет: «Гучков действовал медленнее, но вернее. Агитация против полковника Мясоедова, о которой я говорил, не прошла бесследно и была лишь первым выступлением упомянутого политического авантюриста. Нападать непосредственно на военного министра в мирное время, даже для Гучкова, считавшего себя знатоком в военном деле, было не под силу — при отсутствии внутренних связей с военным министерством, благодаря которым он мог быть осведомленным в малейших деталях всех недочетов, естественно допустимых в каждом громадном деле. Такие связи у Гучкова явились в лице помощника военного министра, генерала Поливанова. Последний был несомненно очень талантливым человеком и большим специалистом в области военного хозяйства, так как именно эта часть министерства, в силу распоряжения военного министра, и была ему целиком предоставлена. Генерал Поливанов представлял все необходимые по техническим и военным вопросам объяснения в Совете Министров и в законодательных учреждениях. Вначале генерал-адъютант Сухомлинов очень дорожил своим помощником, но эти отношения начали изменяться по мере того, как генерал Поливанов, следуя примеру многих чиновников того времени, стал заискивать в думских кругах и тем ронял свой авторитет представителя правительства. Заискивание перешло в тесную дружбу с Гучковым, и думские сферы, благодаря этому, излишне оказались тенденциозно осведомленными в вопросах, их непосредственно не касавшихся. Не подлежит сомнению, что такой сотрудник был немыслим для человека, живо интересовавшегося делами своего ведомства и желавшего сохранить за собою положение хозяина. Государь Император находился в Крыму, и военный министр во время одной из своих поездок для всеподданнейшего доклада испросил соизволение на назначение генерала Поливанова членом Государственного Совета, о чем неожиданно и возвестил последнему на вокзале по приезде в столицу. Можно себе представить, какие мучительные чувства вызвало это сообщение в душе генерала Поливанова, который к тому же, в расчете на явное расположение к нему председателя Совета Министров, надеялся быть сам главою военного министерства. Отсюда — вражда, имевшая такое серьезное значение в судебном деле генерала Сухомлинова. Генерал Поливанов выступал против него на суде свидетелем, однако, связанный военною этикою, не мог проявить в публичном судебном заседании свои враждебные чувства полностью, но зато снабдил всеми необходимыми сведениями своего друга Гучкова» [2]. Мне представляется, что в данном случае автором дано весьма точное описание всех перипетий в данной проблеме и какие-либо дополнительные комментарии излишни.

Отсутствие слаженного тандема военного министра и его помощника в лице А.А. Поливанова способствовала дезорганизации деятельности по необходимым изменениям для подготовки армии к предстоящей войне. Помощник военного министра Поливанов активно сотрудничал с думской оппозицией, что явилось препятствием для плодотворного сотрудничества с Сухомлиновым. К тому же, военный министр был в то время одним из немногих государственных деятелей, которым царь доверял и на которых мог рассчитывать. Что, конечно, во многом сыграло немаловажную роль в последующей кампании против них, в особенности против В.А. Сухомлинова.

Список литературы:

1. Воспоминания Сухомлинова [предисл. В. Невского]. М. — Л.: Гос. Изд., 1926. — 334 с.
2. Курлов П.Г. Гибель Императорской России / П.Г. Курлов: подгот. по 1-му печ. изд. 1923 г. М.: Современник, 1992. — [Электронный ресурс] — Режим доступа. — URL: http://militera.lib.ru/memo/russian/kurlov_pg/index.html.
3. Поливанов А.А. Из дневников и воспоминаний по должности военного министра и его помощника 1906—1916 гг. / А.А. Поливанов. М.: [б. и.], 1924. — С. 15—114.