ХУДОЖЕСТВЕННЫЙ МИР РАССКАЗОВ Т. ТОЛСТОЙ

THE ARTISTIC WORLD OF T. TOLSTAYA’S STORIES

Maria Bugaeva

Master’s student, Department of Russian Literature and Journalism, Brest State A.S. Pushkin University,

Belarus, Brest

Lyudmila Sadko

scientific supervisor, candidate of philology, associate professor, Brest State A.S. Pushkin University,

Belarus, Brest

АННОТАЦИЯ

Статья посвящена исследованию проблемно-тематических отношений в рассказах Т. Толстой, изучению особенностей конфликта, а также жанровых модификаций рассказа.

ABSTRACT

The article is dedicated to the study of problem-thematic relations in the stories by T. Tolstaya, it presents the analysis of the features of the conflict, as well as genre modifications of the story.

Ключевые слова: рассказ, конфликт, метафоризация, интертекстуальность, Т. Толстая.

Key words: story, conflict, metaphorization, intertextuality, T. Tolstaya.

Первый сборник рассказов «На золотом крыльце сидели» Т. Толстой, в который вошли тринадцать рассказов, был издан в 1987 г. и вызвал множество откликов в России и за ее пределами. Следующий сборник «Сомнамбула в тумане» появился только в 1992 г. За ним последовали сборники «Любишь – не любишь» (1997), «Река Оккервиль» (1999). Состав их менялся незначительно, только добавлялись новые рассказы. Т. Толстая пишет медленно, тщательно работая над стилем. Чаще всего тексты издаются и переиздаются под названием «Река Оккервиль», как Т. Толстая хотела назвать свой первый сборник, но редактор настояла на более нейтральном заголовке. Автор свое название объясняет так: «Это одна из главных моих тем: конфликт между изображаемым и реальным. Конфликт этот вечный, постоянный, «экзистенциальный». Отметим и значимый для ее творчества мотив перехода, трансформации» [1, с. 353]. Литературовед О. Рыжова о ранних рассказах писателя размышляет так: «В диалоге сентиментальных ассоциаций, в сплетении чудесно-нереальных образов и жёсткой, практичной, нахрапистой “правды жизни” создавалась неповторимо-“больная” духовная музыка прозы Татьяны Толстой. Блоковская “трагичность и незащищённость” персонажей, разрушение их надежд обострённее проявляются в сосуществовании с образами не менее оригинальными, но “розовощёкими”, нахально-живучими» [2, с. 11].

Обращает на себя внимание демонстративная сказочность поэтики Т. Толстой. Эта черта особенно заметна в рассказах о детстве («Любишь – не любишь», «На золотом крыльце сидели», «Свидание с птицей»).

Не только в рассказе «Петерс», но и во всей прозе Т. Толстой абстрактные понятия, примелькавшиеся вещи, детали небогатого городского пейзажа, так вольно одухотворенные автором, непременно попадают в унисон с внутренним состоянием персонажа. Стоит отметить, что сказочность у Т. Толстой гораздо шире собственно фольклорной традиции. Она парадоксально подчеркивает вымышленность, праздничную фантастичность в качестве первоначально открывающихся ребенку, а, следовательно, самых подлинных черт реальности. По логике прозы писателя, сказки детства во многом адекватны сказкам культуры – вроде тех, которыми живет Марьиванна, или Симеонов из рассказа «Река Оккервиль», или Соня, или Милая Шура, или Петерс из одноименных рассказов. Сказочное мироотношение предстает в этих рассказах как универсальная модель созидания индивидуальной поэтической утопии, в которой единственно и можно жить, спасаясь от одиночества, житейской неустроенности, кошмара коммуналок.

Как правило, у Т. Толстой именно в концовке новеллы обнаруживается расхождение между автором и его героем. Помимо рассказа «Факир», такие финалы можно найти в рассказах «Петерс», «Река Оккервиль», «Круг», «Милая Шура», «Пламя небесное», «Сомнамбула в тумане». Концовка всегда очень показательна для формы художественной целостности, избранной автором. Приверженность Т. Толстой именно этим приемам в финалах рассказов можно объяснить стремлением писателя отменить безысходную ситуацию жизни чисто литературными средствами.

Так как каждый из героев Т. Толстой живет в созданной им реальности (независимо от семантики: мифологической или сказочной), то сознание автора оказывается схожим с сознанием героя. Финалы, в которых голос автора выходит на первый план, не противостоят сознаниям героев, а словно впитывают их в себя, как авторская философия творчества впитывает его частные случаи, обогащаясь и усложняясь благодаря этим частностям. Мир в прозе Т. Толстой предстает как бесконечное множество разноречивых сказок о мире, условных, знающих о своей условности, всегда фантастических и потому поэтичных. Целостность этой калейдоскопически пестрой картине придают языки культуры: тоже разные и противоречивые, но основанные на некой единой логике творчества, с помощью которых эти сказки непрерывно создаются и воспроизводятся каждым человеком, в каждый миг его жизни.

Таким образом, жанрово-стилевая организация рассказов сборников «На золотом крыльце сидели…», «Ночь», «Не кысь», «Легкие миры» Т. Толстой» отличается рядом особенностей. В рассказах зачастую художественно воплощается кризисность современного мироустройства, воссоздается некий замкнутый мир иллюзии, фантазии, мечты-воспоминания о детстве, которые служат резким контрастом по отношению к жестким и даже жестоким реалиям действительности. Герои Т. Толстой раз за разом совершают своеобразный побег из круга ненавистной будничности, социального, семейного и личностного ада в придуманные иллюзорные миры, предпринимают «метафорическую экспансию» (М. Липовецкий), которая заканчивается возвращением в пошлую обыденность. Побег обреченно заканчивается крушением иллюзий, возвращением в безжалостную правду жизни («Река Оккервиль», «На золотом крыльце сидели», «Милая Шура», «Факир», «Круг»).

Кроме того, рассказы сборников «На золотом крыльце сидели…», «Ночь», «Не кысь» Т. Толстой» основываются на интертекстуальных приемах, создаются с помощью цитации, пародирования, использования аллюзий и реминисценций, игровых приемов, карнавализации. Обращение Т. Н. Толстой к фольклорным праисточникам, использование элементов наивно-чистого детского фольклора (считалок, прибауток, песенок, присловьев, сказок и др.) с одной стороны, гротескно контрастирует с драмой обыденности, а с другой – сообщает толстовским рассказам интонацию особой сказовости.

Т. Толстая в рассказах реактуализирует жанры притчи, сказа, сказки, подчеркивает вневременной характер событий, архетипичность образов и ситуаций (утрата иллюзий, погоня за счастьем, проблема потерянного времени, столкновение реальности и мечты). Небольшие по объему тексты произведений повествуют о значительных промежутках времени, насыщены большим количеством персонажей, поднимают серьезные смысложизненные вопросы. Такие черты позволяют говорить о «романном характере» рассказов Т. Толстой, которая останавливается не на одном эпизоде из жизни героя, как это свойственно короткому жанру, а на воспроизведении самого хода жизни, эпопеической панораме судьбы человека от рождения до самой смерти.

Авторская речь в рассказах писателя построена особым образом. Повествователей всегда несколько, это могут быть и люди, и предметы (тапочки, абажур, альбом), в тексте сливаются различные речевые слои, звучат различные интонации.

Корпус текстов сборников рассказов «На золотом крыльце сидели…», «Ночь», «Не кысь», «Легкие миры» Т. Толстой характеризуется особым стилем, который может быть определен как метафорический, изобилующий целым рядом тропеических средств, сгущенностью интересных лексическо-стилистических решений. Один из исследователей творчества Т. Толстой обозначил подобное письмо как «орнаментальное», имея в виду особую наполненность текста тропами.

Список литературы:

1. Колядич, Т. Русская проза конца XX века. М.: Академия, 2005. – 424 с.
2. Рыжова, О. Дачница из литературного шоу // Литературная газета. – 2004. – № 19. – С. 11.